чью на  страже  караульные
оповещали островитян о набеге морских разбойников. С тех пор  минул  уже  не
один век. Откуда могли взяться морские  разбойники,  если  местные  воды  на
несколько дней  пути  вокруг  уже  давно  считались  вотчиной  ситаккцев.  И
действительно, звук больше не повторялся. Амар  Турин  решил,  что  ему  все
почудилось, но от этого стало еще  тревожнее  на  душе.  Это  было  странное
утро...
   Дом постепенно просыпался. На заднем дворе хлопнула дверь.  Это  кухонный
раб пошел за дровами. На кухне звякали ножи. Дверь в кабинет приоткрылась, и
внутрь просунулось испуганное лицо слуги:
   - Господин?..
   Амар Турин сердито кивнул, и слуга проскользнул в кабинет с полотенцем на
шее, неся в руках медный таз и кувшин с теплой водой. Через пять минут купец
в сопровождении слуги поднялся в спальню, собираясь приступить к  облачению,
но не успел. Входную дверь потряс мощный удар. Амар  Турин  замер,  просунув
голову в воротник. Снизу послышались  быстрые  шаги  слуг,  потом  раздались
испуганные  голоса.  Торговец  почувствовал,  как   у   него   под   сердцем
образовалась сосущая пустота, а лоб покрылся испариной. Именно  предчувствия
чего-то подобного мучили его все утро. Наконец  послышался  скрип  ступенек,
будто по лестнице  поднимался  кто-то  еще  более  тяжелый,  чем  он.  Слуга
испуганно отшатнулся и вжал голову в плечи.  Дверь  медленно  отворилась,  и
несколько изменившийся, но все-таки сразу узнаваемый голос произнес:
   - Доброе утро, компаньон...
   Флот пробыл  на  Аккуме  две  четверти.  Буря  бушевала  более  четверти.
Наконец, сразу после Полной зимней ночи, когда солнце дольше всего  остается
в Царстве мертвых и злобные  духи  набирают  наибольшую  силу,  ветер  начал
понемногу утихать. Все это время бойцы  квартировали  в  больших  пакгаузах,
принадлежащих Амару Турину.  Там  устроилась  почти  половина  флота.  Часть
коротали время под палубами своих кораблей, вытащенных на берег подальше  от
линии прибоя, а самые удачливые устроились в припортовых тавернах. За  время
вынужденной стоянки экипажи подлатали корабли и отъелись на свежем мясе.  Ко
дню Полной зимней ночи островитяне обычно забивали свиней. Потому  как  если
не сделать этого, то, по их поверьям, какой-нибудь злобный дух  мог  изгнать
суть свиньи и поселиться  в  опустевшем  теле,  наводя  порчу  на  остальную
скотину, а то и на людей. К тому же присутствие  такого  количества  молодых
желудков заставило цены на мясо сильно подскочить. Грон не скупился. За  все
охотно платил Амар Турин. После некоторой настороженности и даже  страха,  с
которым аккумцы приняли внезапное появление  на  острове  такого  количества
вооруженных людей, последовало облегчение, когда выяснилось, что  эти  воины
никого не собираются грабить. А затем и восхищение, после  того  как  жители
узнали,  что  воины  возвращаются  из  налета  на  Ситакку.  Аккумцы  всегда
завидовали удачливым  ситаккцам,  а  до  весны  предстояло  на  своей  шкуре
почувствовать, что того щита, который уже несколько веков защищал их  берега
от набегов свирепых матросских охотников за рабами  и  иной  морской  швали,
больше не существует, было еще далеко. Бойцы немного отдохнули  от  тяжелого
зимнего похода, и к  тому  моменту,  когда  буря  утихла,  все  были  готовы
отправиться в обратный путь.
   Этим утром Грон, как обычно, поднялся рано.  Всю  прошедшую  четверть  он
просидел, запершись в кабинете Амара  Турина  с  первосвященником,  которого
приволокли в дом торговца туго замотанным в рулон шерсти. Грон уточнял карту
Горгоса и тщательно записывал все, что знал  первосвященник  о  деятельности
Ордена на его территории. Второй его ценный  пленник  Икуммут,  -  со  своей
симпатичной дочкой, которая немного оправилась и  стала  бросать  на  Тамора
немного тревожные, но заинтересованные взгляды, - разбирался с сундуками  из
нумморской Торговой казны. Тамор докладывал, что, когда  тот  рылся  в  туго
набитых свитками пергамента деревянных ларцах, обитых  бронзой,  у  него  от
возбуждения тряслись руки. Однако, похоже, пора уже было загружать  корабли.
Хотя море все еще накатывало  на  берег  высокие  волны,  увенчанные  белыми
коронами бурунов, но в это время года ждать  лучшей  погоды  можно  было  до
весны. Поэтому Грон вызвал Гамгора:
   - Ну что, старая щербатая акула, пора? Гамгор хмыкнул:
   - Очень многие местные девицы будут категорически против такого  решения.
Грон нахмурился:
   - Что, есть проблемы?
   Гамгор, все еще улыбаясь, покачал головой:
   - Нет. Причем даже со стороны родителей. Здесь  понимают,  что  время  от
времени надо разбавлять местную кровь хорошей пришлой.  А  на  этот  раз  ее
будет предостаточно, и прекрасной к тому же.
   Грон в ответ тоже усмехнулся:
   - Ладно. За это мы денег не возьмем. - Он посерьезнел: - Начинай  грузить
корабли, выходим завтра утром.
   Гамгор прислушался к немного утихшему вою ветра:
   - А не боишься, что опять разгуляется? Грон мотнул головой:
   - Нет, барометр показывает, что погода улучшится.  Да  у  тебя  же  свой,
посмотри. Гамгор вздохнул:
   - Уже год, как пользуюсь этой твоей штукой, а по-прежнему  все  жду,  что
она ошибется. - Он помолчал. - А что будешь делать с торговцем?
   Грон ответил, понизив голос:
   - Ничего. Грешно обижать столь гостеприимного хозяина. К  тому  же  я  не
думаю, что он теперь когда-нибудь рискнет выступить против меня.
   Оба улыбнулись, потом Гамгор ехидно уточнил:
   - И когда он об этом узнает? Грон, продолжая улыбаться, ответил:
   - Пусть мучается до последней минуты. -  И,  повернув  голову  в  сторону
занавеси, прикрывавшей вроде бы капитальную стену, деланно  зло  рявкнул:  -
Выйдем в море, распорю брюхо и на корм акулам.
   За  портьерой  послышался  испуганный  выдох,   и   они,   не   выдержав,
расхохотались.
   После обеда Грон сам появился в порту. Диремы были уже спущены на воду  и
пришвартованы у дальних концов пирсов. Униремы пока  оставались  на  берегу.
Волны были еще слишком высоки, чтобы можно было держать униремы у берега,  а
места у пирсов хватало только на диремы.  Вечером  Грон  последний  раз  дал
возможность морякам отдохнуть на берегу. А  сам  приказал  привести  к  нему
Амара Турина. Торговец вошел на подгибающихся ногах. Грон  сидел  в  любимом
хозяйском кресле и грозно смотрел в сильно потевшее лицо купца.
   - Ну что, уважаемый Амар Турин, Утром мне  говорил,  что  очень  по  тебе
соскучился, не желаешь ли навестить старого знакомого? -  Грон  с  интересом
смотрел на торговца. Он думал, что  бояться  сильнее,  чем  это  делал  Амар
Турин, когда вошел в кабинет, нельзя. Но сейчас он понял, что был  не  прав.
Тот будто стал ниже  ростом,  а  нижняя  челюсть  отвисла  и  стала  дрожать
отдельно от всего тела. Грон некоторое  время  любовался  этим  зрелищем,  а
потом возвысил голос: - Ну, чего молчишь?
   - А-ва-ва-ва-а-а-а.
   - Я не понимаю.
   Торговец рухнул на колени и, ревя, пополз к Грону. Тот почувствовал,  что
больше не может терпеть, и захохотал. Торговец от громкого голоса  вздрогнул
и без чувств рухнул на полпути. Грон вскочил с кресла и, утирая  выступившие
слезы, вышел из комнаты. Встретив внизу Гамгора, он перевел дух:
   - Нет, не могу. Даже если бы  и  захотел,  на  такого  слизняка  рука  не
поднимется. -  Потом  вдруг  посерьезнел:  -  Что-то  много  смеюсь.  У  нас
считалось, что это плохая примета. - И  вздохнул:  -  Пора  домой,  старина.
После рождения Югора это первая зима, которую я провожу вдали от семьи.
   На  следующее  утро  флот  вышел  в  море.  Спустя  сутки  Грон  приказал
развернуться  в  ордер  "Сеть".  Погода  позволяла,  а   рудник   в   степи,
обогатительная фабрика и завод в Урочище бродячих духов явно требовали новых
рабов.
   За следующую луну они трижды попадали в жестокий шторм, но то ли  экипажи
стали опытнее,. то ли боги были на их стороне, на этот раз  не  потеряли  ни
одного корабля. Наконец они обогнули Горгос и вышли к берегам Элитии.  Когда
они проходили мимо Сомроя, Грону  вдруг  нестерпимо  захотелось  пристать  к
берегу и верхом отправиться в столицу, но он сдержал этот, как ему казалось,
несвоевременный порыв, и  флот  прошел  дальше.  Через  день  боковой  дозор
доложил, что заметил отряд из нескольких десятков триер, на полной  скорости
уходящих в  сторону  Горгоса,  но  погода  снова  разыгралась,  и  посланные
вдогонку униремы вернулись ни с чем. Грон несколько  встревожился  от  того,
что горгосцы снова рыскали у побережья Элитии, да еще столь большим отрядом,
но, в конце концов, это было уже  не  важно.  Их  время  кончилось.  Будущей
весной будет меньше проблем с рабами для рудника. А пока -  зима  не  лучшее
время для плавания. И потому, когда они достигли траверза Зубьев дракона,  в
середине строя болталось только пять лоханок всего с  полутысячей  пленников
на борту. Наконец, когда впереди показались башни Герлена, все, в том  числе
и Грон, облегченно вздохнули. Поход успешно завершился. Они вернулись домой.
И кто мог бы предположить, какая им уготована встреча.
   Слуй стоял у окна и смотрел на вход в бухту. Корабли уже свернули  паруса
и шли на веслах. Тяжелые, мощные тела дирем, разрезавших волны хищным  зубом
тарана, резко  контрастировали  с  легкими,  верткими  униремами,  буквально
танцевавшими на крутых волнах зимнего моря. Редкие корабли выходили в море в
это время года. И еще не  один  флот  не  совершал  зимой  даже  прибрежного
похода. Но, как говорится в поговорке, которую любили повторять  в  Корпусе,
все когда-нибудь происходит в первый раз. Снизу раздался отчаянный вопль,  и
потянуло паленым мясом. Слуй нахмурился. Он совсем не одобрял то, чем сейчас
занимался Яг, но он принес ему клятву верности и  собирался  держать  ее  до
конца. К тому же, раз уж они стали врагами такого  страшного  человека,  как
командор, было уже не до сантиментов. У них было  не  так  много  шансов  на
выигрыш, и не  стоило  пренебрегать  ни  одной  возможностью  добыть  лишнюю
крупицу информации. В конце концов, кто, как не сам  Грон,  научил  их,  что
информация - самое сильное оружие, какое может получить человек. А  у  этого
Сайторна явно были с Гроном какие-то тайные дела. И дернули его боги в столь
неподходящее время завернуть в Герлен.
   За спиной послышались  шаги.  Слуй  обернулся.  Это  был  Посланец.  Слуй
недовольно оглядел его. За три с лишним луны тот так и  не  научился  носить
форму. Она висела на нем мешком. Но его глаза сверкали  каким-то  горячечным
возбуждением. Посланец вытянул шею  и  заглянул  в  окно.  Когда  он  увидел
корабли, уже вошедшие в бухту, его глаза вспыхнули еще ярче,  а  во  взгляде
проявилась какая-то причудливая смесь ненависти и торжества.
   - Он уже здесь.
   Слуй, протянув руку, поднял арбалет:
   - Я думаю, у тебя будет возможность сделать только один выстрел.
   Это было сказано уже не раз.
   - Мне будет достаточно, - сказал Посланец. Слуй, с непроницаемым лицом  и
презрительной усмешкой в душе, указал Посланцу на проем  двери,  ведущей  на
гребень стены.
   - По этой стене ты пройдешь к маяковой башне, поднимешься на  площадку  и
будешь ждать. Его дирема пристанет к  центральному  пирсу.  Настил  пирса  у
самого берега разобран, а через дыру переброшены мостки,  по  которым  можно
пройти только в одиночку. Когда он ступит на мостки,  то  будет  открыт.  Ты
выстрелишь именно в этот момент. И помни: у тебя будет только один  выстрел.
После него тебя тут же снимут арбалетчики флагманской  диремы.  Так  что  не
промахнись.
   Тот осклабился:
   - Не беспокойся. Слишком долго Хранитель  Закона  ждал  этого  мгновения,
чтобы я мог его подвести.
   Посланец рывком вскинул арбалет на плечо, и,  торжественно  кивнув,  даже
скорее поклонившись Слую, повернулся и шагнул к  двери.  Слуй  проводил  его
взглядом и снова повернулся к окну. Корабли уже швартовались.  С  "Росомахи"
перебросили трап. Слуй вдруг почувствовал какую-то пустоту. Он любил  своего
командира и господина, но, если  быть  честным,  Грон  -  это...  Грон.  Яг,
несомненно, станет великим государем и приведет Корпус к власти  над  миром,
но, несмотря на всю свою преданность, Слуй твердо знал, что  Яг  будет  kишь
слабой тенью Грона. И знал, что это знает и сам Яг. Лейтенант вздохнул.  Что
ж, уже поздно жалеть о чем-то. Снизу, от пыточных камер,  послышался  грохот
захлопнувшейся двери, а потом рев Яга:
   - Лекаря!
   Слуй повернулся и, прыжком подскочив к двери дежурной комнаты,  распахнул
ее. Ткнув пальцем в ближайшего бойца, он рявкнул:
   - Лекаря сюда, живо.
   Тот моментально исчез. Несколько мгновений  спустя  с  лестничной  клетки
выскочил запыхавшийся Яг с побагровевшим и искаженным от гнева лицом:
   - Где лекарь?
   Слуй повернул голову к двери, которая почти сразу распахнулась, буквально
выплеснув в коридор лекаря и курьера. Яг тут же заорал бойцу:
   - Отвести вниз, в пыточную. - Потом повернулся к лекарю и прорычал ему  в
лицо: -Там, внизу, человек, если он умрет, ты последуешь за ним, и в том  же
виде, понял?
   Лекарь побледнел и мелко-мелко закивал головой.  У  Яга  в  Корпусе  была
очень страшная репутация. Они вмиг исчезли, и только дробный стук деревянных
подошв, доносящийся с лестницы, доказывал, что они все-таки не  привиделись.
Яг повернулся к Слую:
   - Где Посланец?
   - Пошел на маяковую башню. Яг взвыл, потом резко смолк.
   - Быстро, людей и за ним. - И глухо произнес: - Они обманули  меня.  Если
Грон умрет, этому миру осталось жить только девять лет.
   Слуй снова метнулся к двери дежурной комнаты и, распахнув  двери,  тоном,
от которого даже камни срывались с места, рявкнул:
   - Все за мной, с оружием.
   Яг выскочил на гребень стены и  бросил  напряженный  взгляд  на  маяковую
башню. Убийца уже был там. Он перевел взгляд  на  пристань.  Грон  тоже  уже
сошел с трапа и двигался по пирсу. Пока еще его  заслоняли  люди,  но  шагов
через сорок начинались самые мостки. Яг скрипнул  зубами  и,  кивком  указав
Слую на башню, бросился вниз по лестнице. Он  успел  сбежать  вниз  и  почти
добежал до пирса, но, когда до Грона оставалось еще двадцать  шагов,  понял,
что не успевает, а потому отчаянно заревел:
   - Сверху!.. Посмотрите наверх!.. Заслоните Грона!!!
   Но Грон и те, кто шел рядом с ним, недоуменно уставились на Яга. А потом,
решив, что он хочет что-то сказать Грону, остановились у  мостков,  и  воины
расступились, открывая ему прямой проход к командору. Яг  бессильно  зарычал
и, увидев, что фигура на  площадке  маяковой  башни  уже  вскинула  арбалет,
отчаянно рванулся вперед. Уловив еле слышимый хлопок арбалетной  тетивы,  Яг
подпрыгнул и выбросил свое  тело  на  траекторию  полета  стрелы.  Несколько
мгновений он с ужасом думал, что промазал, что арбалетный болт пройдет  мимо
и вот-вот, пробив легкую кольчугу, войдет в грудь Грона, но  тут  стрела  со
шлепком вошла ему между лопаток, и он с гримасой боли и облегчения рухнул на
настил пирса. С той стороны, где стояли капитаны, послышались крики. А  Грон
кинулся вперед, одним махом преодолел мостки и, рухнув  на  колени  рядом  с
Ягом, приподнял его голову.
   Яг поднял на него наполненные болью глаза:
   - Грон... - Потом вскинулся: - Слуй его взял?  Грон  глянул  на  маяковую
башню. Арбалетчика скрутили и волокли вниз. Грон склонился к Ягу  и  кивнул.
Тот расслабился:
   - Прости...
   - За что?
   Яг откашлял кровавый сгусток, забивший горло, и тихо прошептал;
   - Это я помог ему проникнуть в Герлен.  Несколько  мгновений  Грон  молча
смотрел на него, потом кивнул. Яг, хрипло дыша, не сводил глаз с Грона.  Тот
усмехнулся:
   - Плюнь, я уже забыл.
   Яг искривил губы в усмешке:
   - Ты прощаешь врага? Странно... Грон мотнул головой:
   - Ты не враг. - Потом тихо добавил: - Я ждал чего-то такого.  За  столько
тысячелетий у них  должен  накопиться  колоссальный  опыт  совращения  самых
верных, так что у тебя практически не было шансов. Но... мне больно.
   Яг вздохнул. Потом конвульсивно дернулся, исторгнув из  горла  уже  целый
фонтан крови, и хрипло просипел:
   - Я понял слишком поздно. Сайторн долго молчал...
   Грон стиснул зубы и хрипло спросил:
   - Он жив?
   Яг прикрыл глаза и еле слышно прошептал:
   - Если доживет до утра, выживет. Грон стиснул кулак. Яг пошевелил губами.
Грон наклонился к нему и услышал:
   - Прости.
   Грон вскинул голову:
   - Где лекарь?
   Яг дернулся. Грон снова  склонился  к  нему,  вслушиваясь  в  прерывистый
шепот:
   - Не надо... Бессмысленно... А если бы даже и нет... Я не смог бы жить...
С этим... - Тут он опять дернулся и захрипел.
   Грон поспешно положил руку на его губы, как бы прося  поберечь  силы.  Яг
хрипло дышал. Кровь толчками вытекала из его  рта.  Он  уже  не  мог  больше
говорить. У стены послышался шум. Грон поднял глаза. Слуй со  своими  людьми
выволок схваченного из ворот и остановился, глядя на Грона  и  Яга  глазами,
полными боли. Грон посмотрел в глаза своего полковника, уже почти  полностью
подернутые  пеленой  смерти.  Потом  осторожно  положил  голову  на  настил,
поднялся на ноги и жестом  приказал  Слую  приблизиться.  Тот  подошел.  Они
смотрели в глаза друг другу. Слуй  перевел  взгляд  на  лежащее  тело.  Грон
негромко спросил:
   - Ты был верен ему? Слуй поднял глаза и твердо ответил:
   - Да.
   - Во всем?
   - Да.
   Они замолчали. Потом Слуй спросил абсолютно спокойным голосом:
   - Меня казнят?
   Грон ответил так же сйокойно:
   - Нет. - И добавил: - Хуже.
   Яг дернулся в последний раз и затих. Грон опустился на  колено  и  закрыл
ему глаза, потом выпрямился и продолжил уже более жестко:
   - Ты займешь его место и будешь делать то, что делал он. Так,  как  делал
он, - он сверкнул глазами, - лучше, чем он, потому что однажды  он  совершил
ошибку, - Грон посмотрел на тело Яга, - и  дорого  заплатил  за  это.  -  Он
поднял глаза на
   Слуя: - У тебя же не будет права даже на  одну  ошибку.  -  Он  несколько
мгновений смотрел на Слуя, пока тот не вытянулся и не отдал честь,  а  потом
повернул голову в сторону схваченного: - А теперь приведи его сюда.
   Задержанного поставили перед Гроном, Посланец вскинул голову и прорычал с
еле сдерживаемой яростью:
   - Все равно ты обречен. Измененный. Грон молча смотрел ему в  глаза.  Тот
некоторое время с вызовом глядел на Грона, потом попытался отвести глаза, но
вдруг почувствовал, что не может  этого  сделать.  Его  начала  бить  мелкая
дрожь, а лицо покрыл липкий пот. Грон медленно отвел взгляд и  повернулся  к
Слую:
   - Лейтенант, заберите его. - Он помолчал и продолжил голосом, от которого
у схваченного похолодело сердце: - Не спрашивай его ни о чем, просто отрезай
от него по кусочку. Сначала пальцы,  потому  уши,  нос,  в  конце,  если  не
надоест, распори ему живот и отрубай по  локтю  кишок.  Не  торопись.  -  Он
сделал паузу, кинул на схваченного равнодушный взгляд и столь же равнодушным
тоном закончил: - Впрочем, если он сам, по своей воле, расскажет тебе что-то
слишком важное и сумеет тебя убедить, что все, что он сказал,  -  правда,  я
разрешаю тебе подарить ему  быструю  смерть.  -  И,  усмехнувшись  так,  что
стоявший  перед  ним  убийца  вздрогнул,  предостерег:  -  Но   будь   ОЧЕНЬ
недоверчивым. Эти люди слишком лживы, чтобы верить им на слово.
   Слуй отдал честь и повернулся к  схваченному.  Убийца  судорожно  перевел
взгляд на его лицо и помертвел, не увидев в его глазах ничего, кроме смерти.
Посланец рванулся и визгливо закричал:
   - Ты не должен ему доверять! Это он по приказу своего господина помог мне
проникнуть в Корпус! Он обучил меня стрельбе из арбалета!
   Грон снова искривил губы в усмешке,  больше  похожей  на  оскал,  и  тихо
произнес:
   - Я знаю, - повернулся и прошел  мимо.  Оставив  за  спиной  труп  своего
друга, его убийцу и Слуя, который коротким ударом под дых остановил едва  не
вырвавшийся вопль посвященного, а затем приказал своим людям:
   - Если взду