никогда не стал бы чемпионом и не удержал бы этот титул на протяжении
столь долгого времени, если бы его можно было  вывести  из  строя  одним
ударом (пусть даже и таким, который для  большинства  закаленных  бойцов
означал бы конец боя). Грон был всего в пяти шагах, когда  Благ  взревел
и, не вставая с колен,  метнул  в  него  свою  чудовищную  секиру.  Грон
подпрыгнул, пропуская гудящую смерть под собой, но получил в грудь  удар
тяжелым щитом. Он задохнулся и  рухнул  на  песок,  ловя  воздух  широко
раскрытым ртом. Тщетно, Почти теряя сознание, Грон непослушными пальцами
расстегнул  пряжки  и  сбросил  изуродованную  кирасу,  прогнувшуюся  от
чудовищного удара и лишь после этого в легкие хлынул живительный воздух.
К тому моменту Благ уже поднялся на ноги и стоял, пошатываясь, в  центре
арены. Грон, восстанавливая дыхание, осторожно ощупал грудную клетку,  -
похоже, что этот удар не прошел для него даром.  Он  повернул  голову  и
увидел  кончерак,  валявшийся  шагах  в  пяти  от  него.  Трибуны  вновь
восторгались своим любимцем, над ареной гремело: "Бл-л-а-а-а-а-г!!!" - и
это словно подтолкнуло Блага. Он вытащил из ножен меч и с хриплым  ревом
бросился вперед. Грон подождал, пока тот не окажется совсем  близко,  и,
крутанувшись на спине,  откатился  в  сторону,  успев  зацепить  ступней
голень Блага. Тот попытался на ходу изменить направление движения, но  с
его массой это было невозможно, а потому он всей массой рухнул на песок,
отчего Грона слегка подбросило. Но это только помогло ему  подняться  на
четвереньки, и, вытащив единственное оставшееся у  него  оружие  -  нож,
Грон рванул к тяжело дышавшему Благу. Тот валялся на песке, слабо шевеля
руками, будто гигантский краб, которого перевернули на спину...
   С первого раза удар не  получился.  Благ,  почувствовав,  куда  будет
нанесен удар, отчаянным движением втянул голову  внутрь  кирасы,  и  нож
скользнул по верхушке  черепа,  взрезав  кожу,  но  не  нанеся  никакого
существенного вреда. Когда Грон  замахнулся  еще  раз,  Благ  взревел  и
попытался перевернуться и придавить  Грона  к  земле,  и  это  было  его
ошибкой. Он на мгновение открыл горло, и Грон с тяжелым хеканьем, словно
дровосек, раскалывающий какое-нибудь особо  прочное  и  упрямое  полено,
вогнал лезвие в горловую ямку, а в следующее мгновение  снова  покатился
по арене от удара тяжеленного кулака. Но дело было уже сделано.  Благ  с
рукояткой ножа, торчавшей  из  его  горла,  будто  какое-то  причудливое
украшение, сумел подняться на ноги и сделать,  шатаясь,  шаг  в  сторону
оглушенного последним ударом Грона... потом еще один... Тут из его горла
вырвался хриплый стон, он ухватился за рукоятку и...  рухнул  на  арену,
так и не успев вытащить лезвие. Грон несколько мгновений,  тяжело  дыша,
смотрел на эту чудовищную гору мяса и бронзы, потом поднял  голову  и...
увидел ее. По какой-то странной прихоти судьбы их  последняя  схватка  с
Благом произошла как раз напротив ее портика. Похоже, она тоже  отчаянно
болела за исход  схватки,  потому  что  на  ее  возбужденном  лице  сиял
румянец,  растрепавшиеся  волосы  выбились  из-под  капюшона.  У   Грона
отчего-то появилась уверенность, что она болела именно за него. Она была
прекрасна и... удивительно похожа на Толлу. Так похожа, что он  невольно
вздрогнул. Их взгляды встретились, и вдруг для них обоих исчезла  арена,
люди, мертвая туша Блага и вообще все вокруг. А потом Грон  оскалился  и
хрипло проговорил:
   - Не стоит становиться моим врагом. Я... слишком страшный враг.
   Он резко повернулся спиной к портику и тяжело двинулся к воротам,  не
обращая внимания на восторженный рев трибун и дождь золотых и серебряных
монет, которыми разгоряченные болельщики осыпали своего нового кумира...
2

   - Мне плевать, трудно это или нетрудно. Я ДОЛЖНА знать, где он.  И  я
даю вам три дня, чтобы установить это. А если вы не успеете... - Эсмерея
зло сузила глаза. Стоящий перед ней человек отшатнулся и, склонив голову
в униженном поклоне, пробормотал:
   - Да, Госпожа. . Когда, за ним  закрылась  дверь,  из  угла  раздался
тихий голос:
   - Что с гобой, Эсмерея? Ты будто с цепи сорвалась.
   Эсмерея повернула голову.
   - Заткнись, Облион! - прошипела она, вскочила на ноги и  зашагала  из
угла в угол. - Все дерьмо! Как, ну как мы могли его упустить?! Он же был
еле жив после боя. Откуда взялась та колесница?
   Облиону  было  что  ответить,  но   эта   женщина   пока   неспособна
воспринимать разумные речи. В ней клокочет ярость и...  похоже,  кое-что
еще, о  чем  он  старался  не  думать,  чтобы  не  выдать  своих  мыслей
каким-нибудь неосторожным намеком. Потому что сейчас эта женщина  готова
убить  даже  за  косой  взгляд.  Он  не  раз  сталкивался  с   подобными
проявлениями женского гормонального взрыва, но от той, что сейчас мерила
комнату стремительными шагами, зависела его судьба и  судьба  всех,  кто
был ему дорог. Так что он благоразумно промолчал.  Да  и  что  говорить,
если она отбросила все тщательно разработанные ими  планы  и  привела  в
действие всю сеть Ордена. Человек,  только  что  покинувший  комнату,  -
глава всей группы Наблюдателей побережья, а она чуть не  размозжила  ему
голову томгом, стоило ему лишь высказать мысль, что  поиски  Измененного
могут несколько затянуться.
   - Ладно, иди, и  пусть  ко  мне  зайдет  Сбагр.  Хотя  нет...  позови
центора.
   Облион согнулся в низком поклоне, с облегчением выпустив воздух между
сжатых зубов. Она держала его в своей  комнате  почти  три  часа,  и  он
боялся, как бы она не набросилась на него, давая выход своей неутоленной
похоти. Но, слава Творцу, вроде бы пронесло...

***

   Эсмерея проводила взглядом согбенную фигуру Посвященного,  скрывшуюся
за дверью, и сердито рванула застежки платья. Через пару  мгновений  оно
отлетело в сторону и повисло на спинке кресла,  сандалии  шмякнулись  об
дверь... Дверь заскрипела, и на пороге появилась могучая фигура центора.
   - Госпожа... - начал  он  и  растерянно  умолк.  Эсмерея  раздраженно
хлопнула себя босой ступней по голой лодыжке, шагнула  вперед,  ухватила
центора  за  крепкую  шею,  неожиданно  подпрыгнула  и  ударила   пяткой
опешившего воина в солнечное сплетение. Тот крякнул и повалился  вперед.
Эсмерея перебросила его через себя и вспрыгнула ему на живот.
   - Но... Госпожа...
   - Заткнись! - Эсмерея с размаху хлестнула его по  щеке  и,  скользнув
рукой  под  полу  короткого   поддоспешного   хитона,   который   центор
предпочитал любым другим видам одежды, в два  движения  привела  мужскую
гордость центора в рабочее положение... Когда  она  с  размаху  села  на
него, из глотки центора вырвался утробный звук, за что  он  был  наказан
еще одной увесистой оплеухой. А потом ей стало уже все равно, потому что
она достигла кульминации. Центор под ней замер.  Чувствовалось,  что  он
больше не может, но боится  поспешным  облегчением  рассердить  Госпожу.
Эсмерея довольно оскалилась и, внезапно наклонившись, вцепилась  центору
зубами в мочку уха. Тот дернулся, тихо взвыл и... изверг  могучую  струю
семени.  Эсмерея  вздрогнула,  почувствовав  ее  в  себе,  изогнулась  и
зарычала от наслаждения,  еще  сильнее  стиснув  челюсти  на  мочке  уха
партнера.
   Когда  все  кончилось,  она  устало  поднялась,  брезгливо   сплюнула
откушенную мочку и, рухнув на ложе, хрипло приказала испуганно замершему
на полу центору:
   - Пошел вон!
   Тот молча поднялся и, держась за кровоточащее ухо,  торопливо  исчез.
Эсмерея устало прикрыла глаза. О Творец,  как  такое  могло  произойти?!
Этот Измененный, что он сделал с ней?! Она хотела этого самца  так,  как
никогда и никого еще не хотела... Одна мысль о нем приводила ее в  дикое
возбуждение, да что там говорить - все произошло в течение пяти  секунд,
и это она, которая могла без труда  довести  до  изнеможения  пять-шесть
мужчин! Эсмерея вскинула руки и прижала ладони к  вискам.  Не-е-ет,  она
должна его получить. Эсмерея вскочила на ноги и заметалась  по  комнате,
чувствуя, что ее вновь охватывает возбуждение. О боги, ну  куда  он  мог
скрыться?!  Она  остановилась  перед  зеркалом  и  уставилась  на   свое
отражение. О Творец,  ну  неужели  он  не  чувствует,  как  она  исходит
желанием?! Он просто обязан это чувствовать, она же ощутила, как там, на
арене, между ними установилась незримая связь. Почему же он исчез? Разве
он не понял, что она не позволит даже волосу упасть  с  его  головы.  Во
всяком случае, пока...

***

   Следующая четверть прошла в напряженном ожидании. Эсмерея по-прежнему
не находила себе места, то и дело срывая свое бешенство на ком-нибудь из
горгосцев  или  на  Облионе.  Но  тяжелее  всего  приходилось   местному
Наблюдателю. Эсмерея потребовала, чтобы он приходил для доклада не менее
двух раз в день. И каждый раз он на своей шкуре мог ощущать,  что  такое
полноценная истерика.
   Наконец, на утро седьмого дня в комнату  вбежал  находящийся  уже  на
грани нервного срыва  глава  группы  Наблюдателей  и,  протянув  Эсмерее
тонкую и почти прозрачную полоску сообщения стрижиной почты, выпалил:
   - ЭТО прибыло на рассвете.
   Эсмерея, занимавшаяся утренним туалетом, выхватила письмо из его руки
(движение получилось таким гибким и стремительным, что Наблюдатель потом
божился, что у Госпожи вместо рук настоящие змеи, просто замаскированные
магией) и  впилась  глазами  в  строчки  тайнописи.  Внезапно  за  окном
послышался  крик  стрижа,  затем  короткий   удар.   Эсмерея   досадливо
поморщилась. Послышался  еще  один  удар,  затем  еще  один...  Эсмерея,
владевшая тайнописью не  слишком  твердо,  разобрав  первые  два  слова,
поняла, что сообщение не имеет отношения к  Измененному  (а  все  другое
могло подождать). Она хмуро посмотрела на Наблюдателя:
   - Вы что, милейший, не сняли у посыльного стрижа кольцо с клюва?
   Наблюдатель тихо охнул и кинулся к двери. Обучение посыльных  стрижей
было делом чрезвычайно трудным, и каждый стриж  стоил  довольно  дорого.
Одним из ухищрений, благодаря которым удалось обуздать своенравного,  но
очень быстрого летуна, было то, что, прикрепляя письмо к  лапке  стрижа,
одновременно ему на клюв надевали кольцо. И поскольку  кольцо  на  клюве
мешало ловить мошек, что означало для стрижа верную  смерть  от  голода,
птица стремилась как можно  быстрее  добраться  до  адресата.  За  время
полета птица расходовала так  много  сил,  что  в  Ордене  были  приняты
строжайшие правила, по которым сразу же по прибытии почтового  стрижа  с
его клюва следовало снять кольцо и  отпустить  птицу  на  кормежку.  Но,
похоже, на этот раз сообщение, полученное Наблюдателем,  показалось  ему
настолько важным, что он, едва прочитав его, тут же рванул к Эсмерее...
   За дверью послышался дикий  вопль  и  сразу  за  ним  довольный  крик
стрижа. Эсмерея усмехнулась. Стрижи были птицами строгими,  и  нерадивый
адресат вполне мог нарваться на серьезные неприятности. Похоже, на  этот
раз так и произошло... Дверь распахнулась, и в комнату,  громко  стеная,
ввалился Наблюдатель. Его правая рука была прижата к глазнице, а  сквозь
пальцы сочилась кровь. Судя по позе, он  явно  рассчитывал  если  не  на
помощь,  то  хотя  бы  на  сочувствие.  Но  Эсмерея  вывернула  губы   в
презрительной гримасе:
   - Вы сани виноваты, милейший, и я еще подумаю, как  наказать  вас  за
столь небрежное отношение к собственности Ордена. Вы сами-то хоть читали
сообщение? - спросила она после короткой паузы. - Я не  заметила,  чтобы
оно имело отношение к нашей САМОЙ важной проблеме. А я  достаточно  ясно
дала вам понять, что все остальное меня пока НЕ ИНТЕРЕСУЕТ!
   От этих  слов  Наблюдателя  взяла  такая  оторопь,  что  он  даже  на
мгновение забыл о страшной боли и уставился одним глазом на Эсмерею.
   - Но... они же уничтожили всю нашу наблюдательную сеть в Хемте!
   - Что-о-о?!
   Эсмерея дернулась, вновь поднесла к глазам тонкую полоску и принялась
читать, напрягая все свои скудные познания в тайнописи. Все  верно,  это
было сообщение из Хемта. Эсмерея еще несколько минут тщательно разбирала
завитки тайнописи, затем зло стиснула кулачок.  Все  рухнуло.  Играманик
исчез. И, похоже, все это работа Черного Капитана, самой страшной ищейки
Измененного. А если Черный Капитан впервые за столько лет  покинул  свою
нору, значит, ничто не мешает ему вскоре оказаться и на земле Венетии. И
это в корне все меняло...
   - Ладно, понятно. Что у вас есть по Измененному?
   Наблюдатель, услышав в голосе Эсмереи знакомые  металлические  нотки,
резко выпрямился и, превозмогая боль, пробормотал:
   - Ничего, Госпожа... вчера в полночь вернулся гонец, который проверял
слухи, будто его колесницу  видели  у  Кроличьей  развилки  на  Ллирском
тракте...
   - Ну и?
   - Похоже, на этот  раз  слух  подтвердился.  Колесницу  действительно
видели, причем, по словам видевших, возница выглядел не совсем  здоровым
Кони шли средним шагом, а возничий полусидел и все время морщился...
   - Ха! - Эсмерея, не сдержавшись, хлопнула в ладоши. -  Ну  наконец-то
что-то внятное...
   В комнату ворвался центор, услышавший  хлопок  и  решивший,  что  его
вызывают.
   - Отлично, центор, вы-то  мне  и  нужны.  Готовьтесь,  в  полдень  мы
покидаем этот город И предупредите нашего гостеприимного хозяина, что он
едет с нами. - Эсмерея повернулась к Наблюдателю:
   - Что ж, за такую весть вы заслуживаете награды. Так что я... не буду
вас наказывать. Можете идти.

***

   К полудню не уехали. В основном из-за того, что не  успели  упаковать
ее вещи. Но центору в  очередной  раз  пришлось  молча  вынести  гневные
упреки Госпожи. Впрочем,  досталось  и  Облиону,  которого  отыскали  за
полчаса до отправления.
   До  Кроличьей  развилки  добрались  лишь  к  исходу  следующего  дня.
Вообще-то так дорога  была  не  слишком  наезженной.  До  Ллира  гораздо
удобнее было добираться морем, а получался довольно большой крюк в обход
гор. К тому же было несколько мест, где с  трудом  мог  проехать  только
верховой, а повозки или колесницы не прошли бы уже  никак.  Да  и  горцы
иногда пошаливали. Так что эту дорогу  нельзя  было  назвать  оживленным
торговым трактом,  и  селения  на  ней  встречались  нечасто.  Однако  у
Кроличьей развилки деревня была, причем была в этой деревне и таверна, в
которой имелось  две  комнаты  для  постояльцев.  Дело  в  том,  что  от
Кроличьей развилки тянулись еще две  дороги  (хотя  правильнее  их  было
назвать тропами). Одна вела в горы, к пастухам, а вторая - на побережье,
в крупную рыбацкую деревню.  Так  что  осенью  мимо  Кроличьей  развилки
проходило несколько  караванов  торговцев  средней  руки,  занимавшихся,
соответственно, закупкой шерсти или торговлей вяленой рыбой. И потому на
этой  дороге  деревня  у  Кроличьей  развилки  считалась  чем-то   вроде
мегаполиса.
   Их отряд остановился на околице. Все население деревни  в  количестве
дай бог трех десятков душ вывалило на  улицу  и  ошалело  уставилось  на
отряд вооруженных людей,  измученных  долгим  переходом  (Эсмерея  гнала
своих горгосцев так быстро, как только могла). Эсмерея остановила коня и
легким движением ладони подозвала центора. Тот подбежал  тяжелой  рысью,
утирая пот, ручьями сбегавший по его красной физиономии.
   -  Пошлите  людей,  центор.  К  утру  я  хочу  знать  о  цели  нашего
путешествия все, что только можно, вплоть до того, какого цвета была его
набедренная  повязка,  когда  он  останавливался   отлить.   И   найдите
проводника, чтобы с рассветом мы могли незамедлительно двинуться дальше.
Да-а, и начинайте ставить лагерь. Не думаете ли вы, что я буду  ночевать
в этом гадюшнике? - Она указала подбородком в сторону таверны.
   Центор хмуро  кивнул.  За  сегодняшний  вечер  он  успел  наслушаться
всякого от своих  ветеранов.  Те  начали  роптать  уже  давно,  но  этот
сумасшедший марш стал  последней  каплей.  В  конце  концов,  Измененный
покинул Кир уже более четверти назад так что незачем и  горячку  пороть.
Но он этого  не  сказал,  а,  пробормотав:  "Да,  Госпожа",  -  потрусил
исполнять приказание.
   Всю ночь горгосцы перетряхивали селение, но оказалось,  что  раненого
колесничего видели всего три женщины. Остальные были заняты в поле.  Так
что к рассвету совершенно измотанный центор топтался у палатки  Госпожи,
не зная, что говорить и что делать дальше.
   Госпожа встала рано, как и собиралась. Едва только  краешек  дневного
светила высунулся из-за невысоких гор, отделявших эту  узкую  долину  от
Великой пустыни, из-за полога палатки  показалась  укутанная  до  бровей
голова  старухи-траммки.  Окинув   взглядом   мающегося   центора,   она
выпростала из-под полога руку и  поманила  его.  Центор  набычился.  Вот
Магровы яичники, мало того что эта своенравная девчонка  вертит  им  как
хочет, так еще это полунемое отродье какого-то пустынного племени  смеет
приказывать ему знаками. Впрочем, чем она еще могла ему приказывать,  ни
бельмеса же не знает ни на одном человеческом языке...
   - Итак, что вы узнали?
   Госпожа готовилась  в  дорогу.  Это  означало,  что  она  расчесывала
волосы, а траммка в этот момент умащивала ей спину  и  плечи  ароматными
маслами.
   - Он здесь был, Госпожа. Эсмерея молча смотрела в зеркало.
   - Я знала об этом, центор, - заговорила она наконец, - еще  до  того,
как мы покинули Кир. Что вы сумели узнать еще?
   Центор помрачнел, представив, ЧТО сейчас на  него  обрушится,  но  не
отвечать было еще опаснее, поэтому он вскинул подбородок и выдохнул:
   - И никто не знает, куда он поехал.
   - Как?! - Госпожа, которая все это время наблюдала за ним в  зеркало,
резко развернулась и смерила его гневным взглядом. - И это все,  что  вы
смогли установить за столько времени?
   Центор мотнул головой:
   - Нет,  не  все,  Госпожа.  Установить  мы  смогли  довольно  многое.
Измененный был один, это значит, что он купил колесницу у возничего.  Он
был здесь через три дня после того боя, и это значит, что раны,  которые
он получил во время схватки, достаточно серьезны. Ибо  то,  что  он  так
долго добирался до этого места, означает, что ему  либо  пришлось  часто
останавливаться для  перевязки,  либо  он  просто  слишком  ослаб  и  не
выдерживал долгих перегонов. А может, и то, и другое. Здесь, в  деревне,
он купил пять лепешек, копченой птицы, вяленой рыбы  и  большую  кожаную
флягу с ремнем через плечо. То есть бегство из  Кира  он  изначально  не
планировал. Возможно, он решился на него, когда увидел  нас...  то  есть
ВАС, там, на арене. Хотя это предположение не объясняет,  как  он  сумел
так быстро раздобыть колесницу. Но главное мы  не  выяснили.  -  Центор,
которого Госпожа продолжала сверлить  сердитым  взглядом,  на  мгновение
запнулся, но тут же вскинул голову и твердо произнес:
   - Мы не знаем, по какой дороге он  двинулся  от  Кроличьей  развилки.
Этого никто не видел. Как раз перед его приездом прошел небольшой  дождь
и пыль прибило, а к вечеру  дорога  высохла  и  следы  затерялись  среди
других. Так что никто  не  может  сказать,  куда  в  тот  день  проехала
одинокая колесница.
   Эсмерея скрипнула зубами. Что  ж,  неприятно,  но  вполне  объяснимо.
Деревня располагается в низине, у колодца, а дорога разветвляется  почти
в полумиле вверх, за скудной шелковичной рощицей.
   Так что установить, куда повернула колесница, можно  было  только  по
хвосту пыли. А в тот день из-за дурацкого дождя пыль прибило...
   - Что  ж,  центор,  в  таком  случае  вышлите  дозоры  по  всем  трем
маршрутам. Возможно, они сумеют разузнать все поточнее.
   Центор кивнул:
   - Хорошо, Госпожа, но моим людям  надо  отдохнуть.  Иначе  они  будут
спать в седлах и от таких дозоров будет немного толку.  -  Он  помедлил,
вжав голову в плечи, но  ожидаемого  взрыва  и  требований  отправляться
немедленно отчего-то не  последовало,  поэтому  центор,  приободрившись,
продолжил:
   - И посылать дозор в сторону Ллира бессмысленно. Где-то через полт