- начал заместитель, но, натолкнувшись на  яростный
взгляд, осекся.
   Так у Казимира появился дядько Богуслав. После трех дней допросов Казимир
забрал его из подвалов Львовского управления МГБ и отвез к себе на квартиру.
Дядько Богуслав довольно быстро обжился, завел  знакомства  с  крестьянками,
привозившими продукты на местный рынок, и однажды, когда  Казимир  с  трудом
разлепил глаза после дикой пьянки по случаю успешного  завершения  очередной
операции, он увидел у своих губ кружку  с  огуречным  рассолом,  а  ласковый
голос произнес:
   - Испей, Казимирушко, голове легше станет. Он некоторое время  ошарашенно
разглядывал кружку, потом осторожно глотнул. Поздно вечером, хмуро  наблюдая
за тем, как дядько Богуслав суетливо накрывает  на  стол,  Казимир  внезапно
произнес:
   - Я твою семью под корень извел, а ты меня - рассолом...
   У старика подкосились ноги. Рухнув на скамеечку, он грустно улыбнулся:
   - Да ведь тебя раньше Бог наказал, как  же  на  тебя  сердиться-то,  тебя
жалеть надо. - И, вздохнув, добавил: -  Одни  мы  с  тобой  на  белом  свете
остались. Казимирушко, куда нам рядиться-то?
   В конце сороковых Казимир уехал в Москву, на  учебу.  Однако,  когда  его
сразу после выпуска срочно вызвали с банкета к  ректору  института,  он  был
почти уверен, кого застанет в обширном кабинете.
   - Боишься меня? - Костров звякнул  граненые  "мерзавчиком"  о  запотевший
стаканчик Казимира.
   Тот  хмыкнул,  а  Костров,  блестя  новенькими  полковничьими   погонами,
добродушно буркнул:
   - Дурак, традиции соблюдать надо. - И, опрокинув стопку, продолжил:  -  Я
тебя к себе забрал, на Дальний Восток.
   Однажды, возвращаясь из очередной командировки, Казимир застал  у  дверей
своей квартиры бравого милиционера. Тот  грозно  потребовал  документы,  но,
увидев маленькую книжечку, побледнел и забормотал:
   -  Тут,  я  извиняюсь,  родственничка   вашего...   того...   ограбление,
понимаешь, а он сопротивляться... медальки ваши не дал...
   У Казимира потемнело в глазах. Через час он сидел у следователя,  который
вел это дело. Тот суетливо перекладывал на столе какие-то папки и  убежденно
рокотал:
   - Найдем, чего ж не найти, я их, сук, на такой срок упеку...
   - Погоди, капитан, - остановил его  Казимир,  -  ты  мне  их  просто  так
покажи, на улице, дальше мое дело.
   Через неделю капитан позвонил Казимиру и попросил  зайти.  Когда  Казимир
вошел в кабинет, в  глаза  бросилась  рельефная  серебряная  чарка,  которую
дядько Богуслав привез еще из Львова. Он шагнул  к  столу  и  коротким,  без
замаха, ударом врезал вальяжно раз валившемуся на стуле фрайеру. Тот отлетел
к стене и опрокинулся на пол. Капитан ошарашенно покачал головой:
   - Да это не он, он шулер, эту штуку в карты выиграл, но о тех,  кто  вашу
квартиру взял, он кое-что знает.
   Когда очухавшемуся шулеру предъявили документы Казимира, тот сразу сник.
   - Запомни, - инструктировал его капитан, - опишешь  товарища  майора  как
"кликушника". Ты его наказал на крупную сумму,  и  он  расплатился  с  тобой
церковной "рыжухой", причем ты просек, что ее у него много.
   После этого Казимир стал гулять в указанном  капитаном  месте,  у  старых
пакгаузов, с большим чемоданом. На  третий  день  его  встретили  трое:  два
здоровых жлоба и маленький, шустрый мужичок со злыми глазами.
   - Слушай, фрайер, - начал шустрый, -  а  тебе  не  кажется,  что  товарищ
Сталин велел таких жлобов, как ты, на пику сажать? - И он выхватил финку.  -
Гони "рыжуху", козел.
   А Казимир не отрываясь смотрел на маленький серебряный униатский крестик,
который дядько Богуслав не снимал даже в бане, только заворачивал в  дубовый
листок от веника, чтоб не жгло.
   - Ты че, фрайер, уже умер? - заржал шустрый. Казимир отбросил  чемодан  и
скользнул вплотную к бандитам. Через несколько мгновений один жлоб  лежал  в
пыли со сломанным позвоночником, а второй пускал кровавые пузыри из пробитых
осколками ребер легких.  Казимир  наклонился  над  повизгивающим  шустриком,
пытавшимся отползти, волоча за собой сломанные руку и ногу,  и,  заглянув  в
округлившиеся от ужаса глаза, спросил:
   - Помнишь старика из квартиры на Краснофлотской?
   Тот замер, а Казимир повернулся,  подобрал  финку  и,  захватив  в  кулак
крестик, перерезал бечевку. Потом сунул его бандиту в лицо и сказал:
   -  Это  его,  -  потом  повернулся  и,  отойдя  на  десяток   шагов,   не
поворачиваясь, метнул финку. За спиной раздался судорожный всхлип, потом все
стихло.
   Через неделю Костров вызвал Казимира к себе.
   - Вот что, Пушкевич, если еще раз сотворить что-либо подобное...  Короче,
ты меня понял, - он помолчал,  -  собирайся,  сегодня  вечером  вылетаешь  в
Пномпень.  Надо  помочь  корейским   товарищам   подготовить   подразделения
глубинной разведки. Так что это дело как раз для тебя. Да и здесь  партийные
органы успокоятся. - Костров  хмыкнул.  -  Надо  же,  майор  государственной
безопасности  взялся  бандитов  мочить.  Что,  руки  зачесались?  -  И,   не
дождавшись ответа, закончил: - Там для твоих рук большущее поле деятельности
скоро откроется.
   Через неделю Казимир, сопровождаемый комиссаром и переводчиком,  двигался
вдоль строя "убежденных ленинцев-сталинцов, верных  последователей  дорогого
товарища Ким Ир Сена", скептически разглядывая выпирающие  ключицы  и  худые
шеи, которые вкупе  с  остекленелыми  глазами  демонстрировали  кандидаты  в
разведчики-диверсанты.
   - Значит, четыреста человек? Комиссар, улыбаясь, быстро закивал головой и
что-то залопотал. Переводчик старательно перевел:
   - Каждый из них  горит  классовой  ненавистью  к  южным  капиталистам  и,
руководствуясь путеводным учением товарища Ким Ир Сена,  готов  отдать  свою
жизнь за дело освобождения угнетенного рабочего класса  и  крестьянства  юга
страны от нещадной эксплуатации международным империализмом.
   Казимир хмыкнул:
   - Посмотрим. - Он  окинул  строй  хмурым  взглядом,  потом  повернулся  к
песчаной отмели метрах в ста от поляны, на которой выстроились  курсанты.  -
Личные вещи из мешков! Мешки наполнить песком  под  завязку!  Построение  на
своих  местах  через  десять  минут.  Разойдись!  -   Потом   повернулся   к
переводчику: - Бегом два мешка с песком мне и комиссару,
   Он оставил тридцать пять человек. Всех, кто добежал  двадцатый  километр.
Комиссара среди них не было.
   Ровно через год, когда он подготовил  уже  второй  выпуск,  его  разбудил
среди ночи посыльный с приказом срочно прибыть в советскую торговую  миссию.
Там его ждал Костров,
   - Я тебе давно говорю, Пушкевич, что  меня  стоит  бояться.  -  Он  потер
почерневшее от бессонницы лицо. - Готовь группу глубинной  разведки,  можешь
отзывать с фронта любого из своих орлов, группу поведешь сам.
   - Куда?
   - Пусан.
   Казимир присвистнул.
   - Там же американцы!
   - Вот поэтому группу поведешь ты. - Костров поднялся, подошел к шкафчику,
налил две чашки вонючей рисовой водки и сунул одну Казимиру.  -  И  запомни,
если вдруг... ну... ты понимаешь... американцы не должны получить от тебя ни
одного целого куска. И желательно - ни одного живого из твоих, корейцев.
   Казимир кивнул и вышел.
   Он припомнил этот разговор, когда с остатками  группы  уходил  из  района
сплошного поиска. Трижды они чудом проскальзывали мимо засад, два раза  сами
устраивали бойню зарвавшимся "зеленым беретам". Вторую неделю они находились
под проливным дождем. Последний раз ели четыре дня  назад.  А  за  последние
двое суток ни на минуту не сомкнули  глаз.  Карты  раскисли  и  расползлись.
После последнего боя все  оставшиеся  патроны  Казимир  как  лучший  стрелок
забрал себе. Имея при этом в виду и приказ Кострова. Получилось два магазина
к ТТ и еще восемнадцать в рожке ППШ. Когда шедший прямо за  ним  радист  Ким
рухнул на тропинку и умер, Казимир понял, что им необходимо срочно отдохнуть
хотя бы час. Он скомандовал привал, а сам  полез  на  дерево.  С  трудом  он
преодолел три нижние ветки и вцепился в ствол, ожидая, пока  исчезнут  круги
перед глазами. Когда он сумел сфокусировать взгляд, то совсем рядом,  метрах
в трехстах, увидел белую ступенчатую крышу  какого-то  здания,  похожего  на
храм. Почти рухнув вниз, он чуть не пинками поднял троих оставшихся  бойцов,
и они двинулись сквозь заросли. Когда они подошли к пагоде, один  из  бойцов
вдруг бухнулся на колени и что-то возбужденно залопотал. Казимир, у которого
не осталось сил на вопросы, ткнул того кулаком  и  двинулся  к  зданию.  Ен,
лучше всех усвоивший русский язык, шатнулся за ним и,  едва  шевеля  губами,
проговорил:
   - Лю говорит, что это храм Белого Шлема, его хранитель - искусный воин, в
храм имеет право войти только претендент на  должность  хранителя.  Если  он
проиграет, то старый хранитель его убьет.
   Казимир раздраженно оттолкнул Ена и шагнул внутрь. У него не было ни сил,
ни желания играть в  эти  игры,  В  храме  было  сухо  и  сумрачно.  Казимир
облегченно опустился на пол и привалился  к  стене,  Вдруг  откуда-то  из-за
стоявшей в нише конструкции, напоминавшей не то башнеподобную шапку,  не  то
шапкообразную башню, выскочил какой-то  седенький  старичок.  Издав  громкий
крик, он прыгнул к дверному проему и, кувыркнувшись в  воздухе,  засветил  в
лоб Ену и Ро и повернулся к Казимиру. В это мгновение  бухнул  ТТ,  старичка
отбросило на улицу, Казимир убрал пистолет и,  кивнув  бойцам  на  старичка,
буркнул:
   - Пусть помокнет. Я ему бедро  прострелил.  Уйдем  -  очухается.  Очнулся
Казимир оттого, что из тонких стен пагоды  летели  щепки,  а  где-то  совсем
рядом грохотал крупнокалиберный  браунинг.  В  голове  мелькнуло:  "Достали,
сволочи". Казимир перекатился по полу, резанул длинной очередью прямо сквозь
стену туда, откуда раздавался звук пулеметных очередей. Послышался вскрик, и
пулемет замолчал. Казимир  огляделся.  Бойцы  были  мертвы.  Их  расстреляли
сквозь стену. Видимо, они даже не успели проснуться. Послышались команды  на
английском. Казимир  мгновенно  выпустил  остатки  рожка  в  ту  сторону,  и
очередная команда оборвалась на полуслове. Он успел отбросить  ППШ,  достать
ТТ и перекатиться за башнеобразную  конструкцию,  как  на  пагоду  обрушился
шквал огня. Через минуту огонь прекратился, сквозь дыры в стене влетели  две
гранаты,   шарахнуло.   Башнеобразную   конструкцию   смяло    в    какую-то
сюрреалистическую  скульптуру,  Потом  в  проеме  двери  и   проломах   стен
показались рослые фигуры в зеленой форме. Казимир  открыл  беглый  огонь  из
пистолета. Он успел вновь  перекатиться,  сменить  и  расстрелять  последний
магазин, когда фигуры исчезли. Больше патронов не было.  Он  вздохнул.  Пора
было выполнять приказ  Кострова.  Казимир  сунул  руку  за  пазуху,  вытащил
"лимонку" с примотанной к ней двухсотграммовой толовой шашкой  и  взялся  за
чеку, как вдруг кто-то тронул его за  плечо.  Казимир  крутанулся,  выдернул
чеку и посмотрел на того, кто к  нему  подкрался.  Это  оказался  тот  самый
седенький старичок. Знаками он показал, что ему нужно отодрать от пьедестала
остатки башни. Казимир, несколько мгновений поколебавшись,  свободной  рукой
достал нож и всунул в щель, работая лезвием как рычагом.
   - Эй, рашен, - заорал вдруг кто-то на улице, -  мы  знать,  что  ты  есть
здесь, мы предлагать почетный сдача  плен,  мы  обязаться  сохранить  личное
оружие, предоставить медикел помощь и хороший питание.
   Старичок  с  грохотом  скинул  остатки  башни,  вытянул   из   углубления
пьедестала что-то напоминавшее перевернутую серебряную салатницу и, отскочив
к стене, нажал на какой-то выступ. Часть пола ушла  в  сторону.  Американцы,
услышав грохот от упавшей конструкции, опять начали сумасшедшую стрельбу,  а
старичок нырнул в открывшийся люк, обернулся и поманил  Казимира  за  собой.
Тот  наблюдал  за  ним  широко  открытыми  глазами.  В  этот  момент   огонь
прекратился, и сквозь проломы опять замаячили бегущие к пагоде люди. Казимир
аккуратно положил "лимонку" с толовой шашкой у края люка и нырнул вниз.
   Его выпустили только в 1956 году. У ворот  зоны  его  ждала  "Победа",  в
которой блестели генеральские  погоны.  Костров  выгнал  водителя  и  разлил
армянский коньяк по массивным хрустальным стопкам.
   - Ну, Пушкевич, поумнел? Это ж надо было додуматься - из секретного рейда
приволочь за собой корейского монаха.
   Казимир  усмехнулся,  а  Костров,  кинув  в  рот   пластик   специального
ротфронтовского шоколада, продолжил:
   - Ладно, подполковник, этот твой  идиотизм  сегодня  нам  изрядно  помог.
Слишком нелепо для американского агента таскать за собой бандеровца,  мочить
уголовников  на  улицах  и  якшаться  с  корейскими  монахами.  Короче,   ты
реабилитирован, но под подозрением,  учти...  -  Он  сделал  паузу  и,  лихо
опрокинув стаканчик, закончил: - У меня в отделе есть должность как  раз  по
тебе.
   - А если я не хочу?
   Костров уставился на него тяжелым взглядом. Казимир залпом вылил  в  себя
коньяк и зло заговорил:
   - Ты знаешь, с какими людьми  я  сидел,  Костров?..  Профессор  медицины,
архитектор, историк, металлург. Ты знаешь, какие здесь  ножи  делают?  А  ты
видел операцию трахеотомии, сделанную обожженной щепкой?  Что  происходит  с
нашей страной, если такие люди сидят?
   - А ты стал опасным человеком, Пушкевич. - Костров налил себе еще коньяку
и залпом  выпил.  -  Никогда,  запомни,  НИКОГДА  больше  не  задавай  таких
вопросов. А насчет твоего желания... Не думай,  что  со  смертью  Сталина  в
нашей системе что-то изменилось. Отсюда, - он кивнул на маячивший  за  окном
забор зоны, - для таких, как ты, всего два пути: либо обратно, либо в вечную
мерзлоту. И радуйся, что при всех этих пертурбациях  первый  путь  открылся.
Через несколько лет все вернется на круги своя,  и  опять  останется  только
вечная мерзлота.
   Казимир задумчиво потер небритый подбородок.
   - Ты ведь на меня поставил, Костров? Если я не соглашусь, то ты  влетишь,
ведь так? Костров криво усмехнулся.
   - Где кореец, генерал?
   - Ты что думаешь, что я...
   -  Именно,  Костров,  именно.  -  Он  сделал  паузу  и   спросил,   криво
усмехнувшись: - Тебе никогда не приходило в голову, почему я тебя ни разу не
сдал, не подставил, не подсидел? Ведь не от большой любви?
   - Мы же с тобой с войны...
   - Брось, - жестко рубанул Казимир, -  я  для  тебя  всю  жизнь  был  лишь
надежной  ступенькой,  которая  бесперебойно  подбрасывала  тебя   к   новой
должности, званию, ордену, и ничего больше. А я... я прекрасно знал, что  ты
дерьмо.
   Он замолчал, в машине на  несколько  мгновений  повисла  мертвая  тишина.
Потом Костров, сгорбившись,  потянулся  за  бутылкой,  налил  еще,  выпил  и
повернулся к Казимиру:
   - Ну и почему?
   Казимир повторил его движения и, проглотив содержимое стопки, ответил:
   - Просто ты - мое дерьмо. У меня были слишком умные  родители  и  слишком
талантливые учителя, чтобы мне  нравилось  все  то,  что  творится  в  нашей
стране. Хотя, пока я стараниями наших друзей не попал сюда, я  о  многом  не
догадывался. А ты  входишь  в  круг  людей,  с  которыми  мне  волей-неволей
приходится общаться, я если тебя скинут, то  придется  привыкать  к  другому
дерьму. А это более неприятно, чем общаться с тобой.
   Костров окинул его ненавидящим взглядом.
   - А кореец-то тебе зачем?
   - Просто, кроме дерьма,  хотелось  бы,  чтобы  рядом  был  хотя  бы  один
нормальный человек, а корейцу я обязан жизнью. Так что... я полечу в  Москву
на твоем самолете, генерал, но ты уж постарайся.
   - А если он умер? - В голосе у Кострова сквозила безнадега.
   -  Костро-о-ов,  -  иронично  протянул  Казимир,  -  а  оно  тебе   надо:
эксгумация,  экспертиза,  поддельные  дела,  протоколы?  Это   ж   ведь   не
Валленберг, подсадите  его  к  толпе  каких-нибудь  буддистских  монахов  из
Бурятии, а потом реабилитируйте всем скопом, и всего делов.
   Когда Казимир вернулся  из  первой  командировки,  в  его  комнате  пахло
вареным рисом и хе, у окна сидел как будто совсем не постаревший Люй,  а  на
доставшемся в наследство от прежних хозяев комоде аккуратно  лежала  вещица,
похожая на перевернутую серебряную салатницу, оказавшаяся  тем  самым  Белым
Шлемом, в честь которого была построена пагода.
   В шестьдесят втором Казимир женился. Все произошло быстро  и  неожиданно.
После войны стандартным  набором  развлечений  для  офицерского  круга  были
карты, водка, женщины. При том дефиците мужиков и относительной зажиточности
людей в погонах все это было легко, доступно и быстро надоедало. Тем более в
карты Казимир всегда выигрывал. Он помнил всю колоду по рубашкам  уже  после
третьей раздачи. Пьянел он очень медленно и без кайфа, а общаться с  пьяными
мужиками  будучи  почти  трезвым...  А  женщины...  В  конечном  счете  одна
повторяла другую с точностью сестер-близняшек.
   Тамара ворвалась в  его  жизнь  как  ураган.  Она  была  младшей  дочерью
крупного  дипломата  и  выросла  в  Индии.  Еще  подростком  она   увлеклась
тантрическими культами.  После  окончания  института  защитила  кандидатскую
диссертацию по буддизму и с помощью отца укатила в Индию  собирать  материал
для докторской, но вскоре была уличена в том, что под видом сбора  материала
принимала участие в тантрических оргиях. Ходили  слухи,  что  дело  было  не
столько в этом, просто один из  тех  всевластных  людей,  которые  и  решали
судьбу совслужаших за границей, вознамерился затащить ее в свою  постель,  а
она ответила, что сама выбирает, с кем спать, а он  у  нее  вызывает  только
позывы к рвоте. Причем заявлено это было на приеме  в  советском  посольстве
при большом скоплении народа. Разразился  крупный  скандал.  Несостоявшегося
любовника отозвало родное ведомство, папашу быстренько  выгнали  на  пенсию,
дочку вернули и сделали невыездной, а кроме того,  выжили  с  работы.  Когда
Казимир встретился с ней на одной  из  вечеринок  московского  бомонда,  ему
нашептали, что это  -  "шикарнейшая  шлюха,  мужиков  заставляет  на  стенки
кидаться, нигде не  работает,  но  живет  неплохо".  Подобные  дамы  его  не
привлекали. Он в своих бесконечных командировках  успел  попробовать  всяких
женщин: от черных рослых африканок, до краснокожих хрупких индианок - и, как
он считал, женщины теперь интересовали его только с точки  зрения  экзотики.
Однако к концу вечера она сама подошла к нему:
   - Здравствуйте, Воин, я давно мечтала с вами познакомиться.
   Казимир удивился, до сих пор его так называл только Люй.
   - А почему Воин?
   Она рассмеялась, и он почувствовал, как от ее смеха у него пошли  мурашки
по коже.
   - Но это же ваша сущность, и не пытайтесь от меня скрыться -  бесполезно.
Мы созданы как две части единого целого.
   Из толпы вывернулся какой-то солидный мужчина в прекрасно сшитом  костюме
и, бросив неприязненный взгляд на Казимира, капризно спросил:
   - Куда ты пропала, дорогая?  Пойдем,  машина  ждет.  Тамара,  не  отрывая
взгляда от Казимира, резко качнула головой.
   - Отстань, я ухожу от тебя. К нему. Я согласилась  пойти  сюда  с  тобой,
только чтобы встретиться с ним, и за это я тебе благодарна. А теперь уходи.
   Мужчина  ошарашенно  разинул  рот,  а   Казимир,   преодолевая   какой-то
внутренний протест, сухо сказал:
   - Извините, я привык сам решать, с кем мне встречаться, а с кем нет, - и,
слегка кивнув, вышел.
   Через  неделю  она  пришла  к  нему  домой.  Люй,  никогда  и  никому  не
открывавший дверь без  предварительного  звонка,  без  звука  впустил  ее  в
квартиру. Когда Казимир вернулся домой, она сидела, поджав ноги, на диване в
его кабинете  и  разглядывала  коллекцию  оружия,  развешанную  на  стене  и
наваленную на стеллажи.
   - Здравствуй, Воин, как видишь, я была права. - Она указала пальчиком  на
сверкающие  предметы  убийства  и  спросила:  -  А  что   из   этого   самое
смертоносное?
   - Человек.
   Она довольно улыбнулась.
   - А ты философ?
   - Нет, - Казимир покачал го