- Ну так и вы не все рассказали, хозяин.
   - Ты на меня не кивай, не твоего ума дело, что я сделал или не сделал,  -
прикрикнул на него Югор. - Сейчас о тебе речь.
   Грон завязал мешки и закинул их в палатку.
   - Я решил, что если хозяин не хочет рассказывать  коронерам  о  некоторых
вещах, то и я не должен об этом говорить. Я был не прав?
   Югор досадливо поморщился:
   - Да я не о караване говорю. Признайся, откуда ты узнал, где искать  мать
того сопляка?
   - Он сам мне сказал, - невозмутимо ответил Грон.
   - Когда? - вскинулся Югор.
   - А в тот вечер, когда  приходил  в  таверну.  -  Грон  поднял  на  Югора
безмятежные глаза. - А что, я должен был рассказать  коронерам,  что  в  тот
вечер убийца купца приходил в ту таверну, в  которой  вы  остановились,  для
того, чтобы повидаться с вашим слугой? И что ему это удалось?
   Югор сосредоточенно обдумал вопрос. Потом важно кивнул:
   - Да, парень, ты прав. Если бы коронеры узнали  об  этом,  то  отказом  в
земле и воде дело бы не ограничилось. -  Он  посидел  еще  несколько  минут,
глядя на скачущие языки пламени, потом кивнул, будто с кем-то соглашаясь.  -
Ладно, пошли  спать.  Я  рассчитывал  наняться  в  Саоре,  но  раз  все  так
повернулось, нужно  поскорее  добраться  в  Роул.  Скоро  зима,  и  перевалы
закроет. Наше счастье, если успеем наняться хотя бы в школьный караван, хотя
проклятые приоры платят мало.
   - Школьный? - удивился Грон.
   - Ну да, - как само собой разумеющееся подтвердил Югор. -  Роул  -  город
гимнасиумов. По осени каждый гимнасиум отправляет дары ко двору  базиллиуса.
Сам караван небольшой, но с ним иногда увязывается много приблудных  купцов.
Хотя и не так много, как раньше. Но при удаче можно  неплохо  заработать.  К
тому же это последний караван в году.
   В этот момент Грону послышался какой-то шорох. Он кивнул  Югору,  который
увлеченно расписывал, какие школьные караваны ходили  из  Роула  в  дни  его
молодости, а сам не торопясь встал, прихватил пару толстых сучьев,  каменный
тесак и, подойдя к свертку с  оружием,  уселся  на  землю,  делая  вид,  что
собирается колоть дрова.  Заинтересованно  поддакивая  Югору,  он  незаметно
размотал сверток, так чтобы можно было молниеносно выхватить меч или метнуть
сюрикены, и тут раздался голос:
   - А твой соплячок нас учуял, караванщик. Югор запнулся на  полуслове.  Из
темноты выступила закутанная в плащ  фигура.  Бросив  на  Югора  насмешливый
взгляд, ночной гость подошел ближе  и  уселся  у  костра.  Югор  оскорбленно
скривил губы:
   - Ты кто такой?
   - Так, гость ночной.
   - Ты явился незваным к моему костру, - прорычал Югор, - и коль я не  гоню
тебя, отвечай на вопрос, когда тебя спрашивают.
   Гость расхохотался:
   - А такие, как я, как раз и приходят незваными. - Он повернулся и крикнул
в темноту: - Эй, волки, меня спрашивают, кто я такой?
   Из  темноты  раздался  издевательский  хохот,  и  в  кругу  света  начали
появляться люди, ведущие  лошадей  с  обмотанными  тряпками  копытами.  Югор
побледнел.
   - Ну что, караванщик, ты все еще хочешь  узнать  мое  имя?  -  язвительно
поинтересовался гость и, сделав паузу, закончил: - Эй, Карм, скажи  этому...
как меня зовут.
   Громадный мужик с лицом, густо заросшим волосами, и  бочкообразным  пузом
подошел к Югору, вытащил бронзовый кинжал и, выдохнув в лицо:  "Пакраст",  -
всадил его Югору в пах. Тот дернулся  и  опрокинулся  на  спину.  Разбойники
расхохотались, а мужик вытащил кинжал  и,  перерезав  горло  Югору,  обыскал
труп, срезав кошель и содрав дорогой плащ и пару браслетов.  Все  это  время
Пакраст хохотал как сумасшедший. Когда Карм отпихнул  труп  ногой,  Пакраст,
отсмеявшись, повернулся к замершему Грону:
   - Ну, соплячок, а что делать с тобой?  Разбойники  уставились  на  Грона,
предвкушая новое зрелище. Грон  обвел  всех  внимательным  взглядом.  Семеро
вместе с Пакрастом похозяйски расселись вокруг костра.  Еще  четверо  повели
лошадей. Рослый  жеребец,  видимо  принадлежавший  атаману  -  уж  очень  он
выделялся на фоне остальных,  -  улучил  момент  и  куснул  своего  поводыря
крепкими зубами. Тот заорал. Разбойники заржали. Но Пакраст, который заметил
его взгляд, только растянул губы в змеиной усмешке:
   - А ты сообразителен. - Он задумчиво посмотрел на Грона.  -  Пожалуй,  ты
сможешь быть полезен.
   Разбойники, уже поумерившие  гогот,  разочарованно  отвернулись.  Похоже,
представление  отменялось.  Только  Карм,  подошедший  вплотную   к   Грону,
рассчитывая на первых ролях поучаствовать в веселой забаве, недобро сверкнул
глазами и, зло выпятив губы, повернулся к атаману:
   - Да чем он может помочь?
   - Карм, если бы я хотел услышать умную мысль, то скорее спросил бы  жабу,
чем тебя, - саркастически произнес Пакраст.
   Ватага снова загоготала. Карм злобно зыркнул на атамана и попытался пнуть
Грона. Но  его  нога  неожиданно  просвистела  по  воздуху,  и  в  следующее
мгновение Карм обнаружил, что лежит на спине и  охает  от  боли  в  затылке.
Разбойники ржали как сумасшедшие.
   - А ты не так прост, как кажешься, соплячок, - заметил Пакраст.
   Карм побагровел, вскочил на ноги и выхватил кинжал.
   - Я хочу жизнь этого сопляка, Пакраст!
   - Нет.
   Карм побагровел:
   - Я с тобой  уже  полтора  года.  Я  помог  тебе  ускользнуть  от  стражи
систрарха Астроса, я вместе с  тобой  прорвался  сквозь  облаву,  устроенную
Тысячей базиллиуса, и ты не можешь отдать мне этого сопляка?
   Грон мысленно присвистнул. Во время ночевок у костров он частенько слушал
рассказы о знаменитых разбойниках и опасностях караванных путей, и только за
самыми знаменитыми пускали гончих из Тысячи базиллиуса.
   - Ты всегда получал щедрую долю, Карм. Твое место у  костра  всегда  было
рядом с моим, разве ты не доволен? - холодно произнес Пакраст.
   - Я хочу жизнь этого сопляка, - упрямо произнес Карм.
   Пакраст покачал головой:
   - Эх, Карм, Карм. Ты был хорошим побратимом, но что-то в последнее  время
ты стал слишком распускать язык. - Пакраст  вскочил  на  ноги,  одновременно
сбросив плащ и выхватив меч. - Ты хочешь бросить вызов атаману?
   Карм несколько мгновений сверлил Пакраста злобным взглядом, потом опустил
кинжал и отвел глаза:
   - Нет.
   - Что ж, - усмехнулся, опуская меч, Пакраст, - твоя  воля.  -  И,  сделав
вид, будто прячет меч в ножны, внезапно, резким движением вонзил  меч  Карму
под ребра. Несколько мгновений Карм недоуменно разглядывал торчащий  у  него
из живота меч, потом поднял удивленные и уже туманившиеся глаза на  атамана,
губы попытались что-то сказать.
   - Не люблю строптивых, - холодно произнес Пакраст и выдернул меч.
   Туша Карма бревном рухнула на землю, едва не задев костер. Пакраст  обвел
притихших разбойников холодным взглядом:
   - Кто-нибудь уберите эту падаль.
   Трое разбойников проворно вскочили на ноги и отволокли оба трупа  куда-то
в сторону. Пакраст повернулся к Грону:
   - Я думаю, ты понял, что происходит с теми, кто мне не очень нравится.
   Грон молча смотрел на него. Пакраст принял это за  оцепенение  и,  слегка
ухмыльнувшись, уселся на свое место.
   - Сядь.
   Грон опустился рядом со  своим  свертком,  небрежным  жестом  сунув  руку
внутрь и захватив между пальцами четыре сюрикена.
   - Твой прежний хозяин был  прав  насчет  школьного  каравана,  -  Пакрает
усмехнулся, - только он не знал, что этот караван повезет налоги,  собранные
систрархом Роула, и что караванщик уже нанят. - Он поднял глаза на Грона.  -
А нам бы не помешал человек внутри каравана.
   Грон молчал. Пакраст, все еще пребывая в уверенности,  что  это  молчание
вызвано страхом, приказал:
   - В  Роуле  наймешься  в  караван,  на  любую  должность.  Когда  караван
остановится на ночлег на этой  стоянке,  зарежешь  караванщика  и  подожжешь
палатки. Эй, соплячок, очнись. Никто не собирается делать  из  тебя  жареное
мясо. Ты понял, что надо сделать?
   - Да.
   - Ну и ладно. - Пакраст удовлетворенно наклонил голову и кивком указал на
мешок Югора: - Дай сюда. Грон медленно покачал головой:
   - Я не буду этого делать.
   - Что? - Вопрос прозвучал сухо и хлестко, как щелчок кнутом.
   Грон спокойно смотрел на Пакраста слегка сузившимися глазами.
   - Я не подам мешок и не зарежу караванщика. Пакраст хищно усмехнулся:
   - Выходит, я немного рано зарезал Карма. - Он лениво потянулся к кинжалу,
раньше принадлежавшему мертвому разбойнику. - Что ж, что  касается  тебя,  -
это поправимо. - И он неуловимым движением метнул кинжал в лицо Грону.
   Тот поймал его свободной рукой и отправил  назад,  одновременно  выхватив
сюрикены и веером метнув  их  в  наблюдавших  за  этой  сценой  разбойников.
Пакраст, уже начавший подниматься, вдруг захрипел, выгнулся  дугой,  заскреб
пальцами о рукоятку торчащего из горла  кинжала  и  рухнул  в  костер.  Двое
разбойников с визгом вскочили, один, держась за грудь, другой - за  руку,  в
которые попали сюрикены. Остальные сюрикены пролетели мимо. Сказалось долгое
отсутствие практики. Грон встал, одновременно выхватывая  оба  меча,  шагнул
вперед  и  рубанул  крест-накрест.  Еще  двое  свалились   с   разрубленными
ключицами. А Грон перепрыгнул костер и исчез в темноте.
   Отбежав шагов на сорок, он свернул  и  притаился  среди  камней  рядом  с
лошадьми. Когда крики у костра затихли, он чуть приподнял голову и вгляделся
в темноту, стараясь не смотреть на ослепляющее  пламя  костра.  Поначалу  он
изредка слышал сопение и  видел  разбойников,  которые,  отойдя  от  костра,
пытались отыскать, куда мог спрятаться этот быстрый  слуга  караванщика.  Но
его расчет оказался верен. Возбуждение лошадей разбойники  связали  с  общим
переполохом. Поэтому к лошадям никто не подходил, то ли надеясь,  что  те  в
случае чего раньше  людей  учуют  чужака,  то  ли  опасаясь  злобного  нрава
атаманского жеребца. Впрочем, Грона он почему-то не беспокоил.  Наконец  все
разбойники  вернулись  к  костру.  Они  уселись  у  огня,   посматривая   на
обуглившееся тело своего вожака, и  принялись  о  чем-то  спорить.  В  конце
концов самый здоровый из оставшихся что-то рявкнул и рубанул ладонью воздух.
Послышался новый взрыв возмущенных криков,  но  здоровяк  хватил  одного  из
самых крикливых ладонью  по  темечку,  и  тот  растянулся  на  земле.  Через
некоторое время все стихло.  Грон  подождал  еще  около  часа  и,  осторожно
приподнявшись, внимательно осмотрелся. Все было спокойно. Он некоторое время
приучал лошадей к движению  рядом,  а  затем  двинулся  вперед.  Первого  он
обнаружил  в  двух  шагах  от  лошадей.  Разбойник  не  спал,   настороженно
вглядываясь в темноту.  Грон  поморщился  -  этот  мог  поднять  тревогу  от
малейшего шума, а подобраться к нему незаметно  практически  невозможно.  Он
вздохнул и осторожно отполз на свое  место.  Потом  взял  камушек  и  плавно
поднял руку.  Жеребец  приподнял  голову  и  настороженно  посмотрел  в  его
сторону. Грон замер, а потом кинул камень в сторону  от  костра.  Послышался
удар, шуршание небольшой осыпи,  но  все  перекрыл  вопль  того  молодца,  к
которому Грон подползал несколько  минут  назад.  На  этот  раз  возбуждение
улеглось раза в два быстрее и закончилось несколькими  оплеухами  поднявшему
тревогу. Когда все затихло, Грон вновь выскользнул из  своего  убежища.  Его
знакомец опять не спал, но в этот раз все могло получиться.  Грон  осторожно
подполз вплотную к камню с плоской вершиной и бесшумно привстал на  коленях.
Когда он развернул меч острием  к  подзатылочной  впадине  разбойника,  тот,
видимо,  что-то  почувствовал,  но,  наученный  горьким  опытом,   остерегся
завопить сразу. А в следующее мгновение было уже поздно. Грон  обтер  лезвие
от крови и, окинув взглядом окружающую темноту, бесшумно двинулся к костру.
   Когда рассвело, Грон отнес тело Югора к последнему повороту перед  местом
привала и, затащив на скалу, завалил камнями. Поверх могилы он воткнул  меч,
предварительно исковеркав лезвие о камни.  Наверно,  это  было  зря,  бронза
слишком дорога, чтобы столь большой кусок остался бесхозным, но,  во  всяком
случае, никто не позарится на него как на оружие. Постояв над могилой,  Грон
вздохнул и вернулся к мертвым разбойникам. Обыскав каждого, он свалил в кучу
добычу, оттащил трупы выше по склону и оставил на пропитание лесному зверью,
а сам сел подсчитывать трофеи.
   Полдень застал его сидящим в седле жеребца. За ним, связанные  поводьями,
одна за другой трусили полтора  десятка  разбойничьих  лошадей,  навьюченных
тюками с тканями и одеждой и изрядным количеством оружия. В больших  кошелях
позвякивало почти три сотни золотых.
   Когда вереница лошадей скрылась за поворотом ущелья, маленький  человечек
с серыми глазами со стоном выполз из своего убежища и рухнул на траву. Через
некоторое  время  он  с  трудом  разогнул  свое  тело,  затекшее  от  долгой
неподвижности, сел и с ненавистью посмотрел вслед скрывшемуся Грону. О боги,
как он ошибался. Матроса он нашел довольно быстро. После того как тот кончил
свой жизненный путь  в  темном  переулке,  человечек  вернулся  на  Тамарис,
собираясь  отправиться  к  водоносу,  и  тут  узнал  об  ужасных   событиях,
случившихся  на  острове  за  время  его  отсутствия.  Проклиная   себя   за
близорукость, он бросился вдогонку за  Гроном,  но,  когда  он  появился  на
Аккуме, Грон уже уплыл оттуда. На Аккуме пришлось задержаться. Покидая  его,
человечек был в полной уверенности, что весь вред,  причиненный  Измененным,
устранен. Кузнец Утром и  четверо  бывших  рабов-подручных  были  проданы  в
рабство на ситаккские галеры, а торговец Турин клятвенно  пообещал  найти  и
выкупить обратно все мечи. Человечек усмехнулся. Еще бы, он пообещал  Турину
по три веса золотом за каждый. Человечек поднялся и на все еще заплетающихся
ногах двинулся вверх и вправо по склону. Дойдя  до  трупов  разбойников,  он
остановился и некоторое время постоял, разглядывая их, потом зло ощерился  и
пнул тело  Пакраста.  Эта  вшивая  знаменитость,  которую  он  привел  сюда,
оказалась бессильной перед пятнадцатилетним сопляком. Тут он припомнил,  ЧТО
ему рассказывали  на  Тамарисе,  и  задумчиво  покачал  головой.  Не  стоило
позволять своим глазам обманывать разум. Это  было  только  тело  мальчишки,
который, впрочем, был намного сильнее большинства мужчин много  старше  его,
недаром ему дали имя Грон, что на морском жаргоне означало "килевой брус"  -
основу любого судна, - однако ему не следовало забывать,  что  разум  внутри
этого тела был разумом  Измененного.  Человечек  вздрогнул,  припомнив,  как
судорожно замирал, вжимаясь в каменистые стенки своего  убежища,  когда  тот
неслышной тенью крался мимо него к очередной жертве, и вытер пот со лба.  От
этого парня веяло смертью. Как жаль, он не успел прибыть в Саор,  когда  они
сидели под арестом за воротами постоялого двора. Человечек вернулся к своему
убежищу, вытащил котомку с вещами, вздохнул и двинулся в ту же сторону, куда
направился Грон.
   В первой же деревне Грон чуть не влип. Когда он остановился у придорожной
таверны, его встретили настороженные взгляды. В принципе Грон  был  к  этому
готов и задерживаться не собирался. Он хотел только купить вина и  еды.  Но,
выйдя из дверей, Грон увидел, что, пока он торговался с хозяином, придирчиво
отбирал копченые окорока и пробовал вино, у входа в таверну собралась толпа.
Грон сделал шаг на площадь и тут же попал в плотное окружение крестьян, явно
настроенных очень недружелюбно. Некоторые из них держали  в  руках  палки  и
мотыги. Какое-то время он и крестьяне смотрели друг на друга, потом из толпы
выступил крепкий мужчина лет сорока, с проседью в волосах и бороде. По бокам
от него выдвинулись двое дюжих мужиков помоложе. Очень похожих на него лицом
и фигурой.
   - А скажи-ка, парень, откуда у тебя эти лошади? Грон "прокачал"  толпу  -
многие смотрели на него со  страхом,  некоторые  с  опаской,  тех,  кто  был
возбужден  предстоящим,  было  совсем  немного.  В  общем,  судя  по  первым
впечатлениям, толпа поддавалась контролю.  Он  печально  вздохнул,  испустил
горестный звук и начал:
   - Это долгая история. Она о доблести и печали. Я готов ее рассказать.
   С этими словами Грон уселся на край террасы и со  скорбной  миной  кивнул
слуге из таверны, волокущему бочонок с вином:
   - Вина всем, и принеси еще.
   Сохраняя на лице скорбное выражение,  он  подставил  глиняный  стакан  и,
поднеся его ко рту, неторопливо начал пить, наблюдая исподтишка,  как  толпа
вразнобой опускается на землю. Расчет оказался правильным. Сидящий человек в
большинстве случаев неагрессивен, к тому  же  дармовая  выпивка  и  ожидание
интересного рассказа... Когда все уселись, Трон снова  печально  вздохнул  и
начал повествование:
   - Мой хозяин, да предоставят ему духи предков  достойное  место  в  своем
чертоге, был могучим человеком и великим воином. Он водил караваны по  всему
свету, и не было человека бесстрашнее его...
   Солнце уже клонилось к закату, когда он закончил  живописание  того,  как
Югор зарубил всех разбойников и было склонился над последним, которого  счел
мертвым, дабы закрыть ему глаза, но тот проткнул  его  кинжалом.  Югор  убил
врага и умер сам. Некоторое время крестьяне сидели молча,  переглядываясь  с
восторженным  и  немного  хитроватым  выражением  лица.  Мол,  знаем,  какую
последнюю милость хотел оказать мертвому великий воин Югор - освободить  его
от тяжести кошелька. К тому моменту слуга успел опустошить  второй  бочонок,
не забывая о себе, поэтому толпа уже изрядно осоловела.  Грон  посмотрел  на
солнце - до темноты оставалось часа два. Люди молчали. Надо  было  поставить
последнюю, завершающую точку и шустро  линять  из  деревни.  Крестьяне  были
слишком практичными людьми, чтобы долго дурить им голову, отвлекая от мыслей
о дележе имущества, принадлежащего разбойникам.
   - Ты рассказал удивительную историю, парень, - задумчиво  качая  головой,
произнес тот мужчина, что вел разговор. - Мы  слышали,  что  в  наших  краях
появился грозный Пакраст. - Он кивнул в сторону последней в колонне  лошади.
- Вот этот конь раньше принадлежал сыну старосты. Тот пропал  неделю  назад,
когда поехал в Роул.
   Грон понимающе кивнул, он предполагал что-то подобное.  Потому-то  они  и
собрались на площади. Но следовало быстро отвлечь крестьян от размышлений  о
том, что кому принадлежало и кто на что  может  претендовать.  Лучше  вообще
убрать их подальше от лошадей.
   - Что ж, друзья, - Грон шумно вздохнул, - теперь вы знаете,  что  вам  не
стоит больше опасаться разбойников. Разве столь великий воин-освободитель не
заслужил того, чтобы его помянули добрым стаканом хорошего вина?
   Народ одобрительно зашумел и гурьбой повалил за  Гроном  внутрь  таверны.
Хозяин,  лихорадочно  блестя  глазами,  шумел  на  слугу,   торопя   его   с
выкатыванием из погреба новых  бочонков.  Вскоре  под  закопченными  сводами
послышались разухабистые песни. Когда солидная часть присутствующих ушла под
стол, да и сам хозяин уже весело улыбался, сверкая красным  носом  и  обводя
зал мутноватым взглядом, Грон придвинулся к еле шевелящему языком мужичку  и
вкрадчиво спросил:
   - А скажи-ка, отец, почему с площади ведут сразу три дороги?
   Мужик уставился на него, с  трудом  фокусируя  разбегающиеся  глазки,  и,
громко икнув, попытался разъяснить:
   - Д-д-дороги т-т-три. В Р-р-р-оул, С-с-саор и к п-п-по-побережыо.
   Грон понимающе кивнул. А мужик, с полминуты  повоевав  со  своим  языком,
исхитрился изречь еще одну фразу:
   - А в ч-ч-четвертую с-с-сторону не ходи. Там д-д-дикий табунщик живет. Он
и п-п-пятеро с-с-сы-новей. 0-о-они с волками з-з-знаются. -  Произнеся  это,
мужик вновь шумно икнул и сполз под стол.
   Грон окинул таверну внимательным взглядом.  Народ  веселился,  забыв  обо
всем. Только в углу сидел тот самый мужик и время от времени бросал на  него
исподтишка совсем  не  пьяные  взгляды.  Грон  боковым  зрением  внимательно
рассмотрел в