я в Корпусе, никогда не было для Грона секретом. Да  и  нельзя  было
исключать, что о  странных  занятиях  Сайторна  мог  пронюхать  Орден.  Грон
ответил, что довел до сведения  всех  заинтересованных  лиц,  что  не  будет
проводить БОЛЬШОГО расследования,  но  все,  кого  он  ПОСЧИТАЕТ  виноватым,
отправятся за Сайторном, с улыбкой добавил Грон.
   - И даже Яг? - спросил Сайторн.
   - В этом случае Яг отправится за тобой первым.  Безопасность  -  это  его
хлеб.
   Сайторн был уверен, что Слуй тоже был проинформирован  подобным  образом,
поэтому лично ему ПОКА ничего не грозило. Он усмехнулся. ЕСЛИ Грон не решил,
что Сайторн больше не нужен.
   Слуй встал и подошел к окну. Сайторн бросил на него  косой  взгляд.  Слуй
спокойно, будто не было никакого взрыва Сайторна, произнес:
   - Мне нужно знать все о каждом из тех, кто получит свободу.
   Сайторн удивленно воззрился на него. Потом осторожно спросил:
   - Означает ли это, что...
   - И да и нет. Эти люди умрут. Но позже, чем я  до  того  предполагал.  Ты
прав. Это важно - умереть свободным.
   - А я?
   Слуй улыбнулся:
   - По поводу тебя остаются в силе все  прежние  указания,  -  и  вышел  из
комнаты.
   Всю следующую  четверть  Сайторн  был  загружен  до  отказа.  Из  Урочища
бродячих духов прибыла последняя  обработанная  деталь  заряда,  и  Сайторн,
придирчиво  сверившись  с  лекалом,  усадил  двух   шлифовальщиков   навести
окончательный блеск. Слуй со своими людьми маячил где-то на.  заднем  плане,
особо не мешая. Даже наоборот. Сайторн заметил, что, после того как примерно
на расстоянии пяти шагов за ним стала следовать одна  из  молчаливых  фигур,
ему почти не приходилось повышать голос. Все распоряжения стали  выполняться
моментально и с особым рвением. Наконец последняя деталь была установлена  и
вся конструкция тщательно и придирчиво проверена Сайторном. Едва он закончил
проверку, у огромного ящика встало пятеро часовых. Оставалось еще  дополнить
конструкцию кое-какими аксессуарами, которые, по замыслу Грона,  изложенному
им в присланном письме, должны были скрыть истинный смысл конструкции.  Хотя
и без того в этом мире вряд ли имелось в наличии более трех человек, которые
представляли себе, для чего все это было сделано.
   Спустя еще две четверти в долину пришли последние караваны с выжившими  с
рудника, обогатительной фабрики и завода в Урочище  бродячих  духов.  Поздно
вечером, после того как Слуй переговорил со своими посланцами,  он  зашел  в
кабинет к Сайторну. Тот сидел вместе с приставленным к нему сопровождающим и
жег бумаги в небольшом каменном очаге. Увидев гостя, Сайторн швырнул в  очаг
всю кипу бумаги, в которой пытался разобраться до его прихода. Слуй  подошел
к столу и сделал  знак  своему  человеку.  Тот  шустро  вскочил  на  ноги  и
выскользнул за дверь.
   - Что ты хочешь мне сказать, Слуй?
   - Я хочу знать, когда ты  собираешься  отпускать  пленников,  заслуживших
свободу, и как это будет выглядеть?
   Сайторн удивился:
   - Я думал, что раз уж ты взял на себя заботу об их дальнейшей судьбе,  то
взвалишь на свои плечи и эту проблему.
   - Я предполагал это, - невозмутимо заметил Слуй. - Поэтому я хочу,  чтобы
ты рассмотрел мои предложения и сказал, что тебе в них не нравится.
   - Тебе нужно мое одобрение?! - еще больше удивился  Сайторн.  Слуй  молча
кивнул:
   - Но...
   Слуй его перебил:
   - Ты говорил с ними от имени Грона, так  что  я  должен  знать,  что  мне
изменить, дабы ни один не мог заявить, будто Грон их обманул.
   - А разве это не так? Разве  он  не  обманул  десятки  тысяч,  обещая  им
свободу, а взамен забирая жизнь?! - воскликнул Сайторн. - Скажешь,  не  смею
так говорить, потому что Грон сделал все это моими руками?
   Слуй покачал головой:
   - Нет, не скажу. К тому же ты не прав. Я говорю о честности, а ты  имеешь
в виду справедливость. Разве Грон обещал им  жизнь?  Он  обещал  свободу,  и
только тем, кто выполнит работу, а если кому-то не повезло... -  Слуй  пожал
плечами.
   - К-к-кому-то.  -  Сайторн  негодующе  вскинулся,  но  Слуй  не  дал  ему
завестись.
   - Послушай, Сайторн, я пришел  сюда  с  вполне  конкретным  делом,  а  ты
пытаешься завлечь меня в такие дебри, в  которых  я  совершенно  не  намерен
блуждать. Итак, ты готов выслушать мои предложения?
   Сайторн несколько мгновений, кипя, сверлил Слуя взглядом, но тот  смотрел
в его гневные глаза абсолютно спокойно, и он постепенно поутих.
   - Хорошо, говори.
   Слуй, достав свиток, намотанный на деревянную палочку,  развернул  его  и
подвинул Сайторну.
   - Всего ожидают решения триста  сорок  семь  человек.  Самым  больным  мы
предложим уход и обещание отпустить по  выздоровлении.  Таких  почти  двести
человек. Возможно, часть не согласится, но  я  думаю,  ни  один  из  них  не
протянет больше луны.  Остальных  будем  отпускать  небольшими  группами  по
десять - пятнадцать человек каждый второй день. Все они  получат  по  дюжине
золотых на человека и сопровождающего до порта. Сайторн криво усмехнулся:
   - И сколько из них  доберется  домой?  Слуй  спокойно,  после  мгновенной
заминки, произнес:
   - Ни одного. Но их смерти будут казаться случайными. Даже им самим.
   Сайторн с горечью смотрел на свиток,  но  тут  раздался  негромкий  голос
Слуя:
   - Разве ты хочешь, чтобы кто-нибудь когда-нибудь попытался повторить ЭТО?
   Сайторн поднял на него полные слез глаза и, крепко зажмурившись, произнес
почти шепотом:
   - Нет, ни за что.
   На следующее утро первые десять счастливцев покинули лагерь в  долине.  А
небольшой отряд, состоящий из полусотни охраны и трех  повозок,  двинулся  в
сторону Герлена. Чудовище, задуманное Гроном и созданное  Сайторном,  начало
предначертанный ему путь.
   Караульный пост на вершине Двугорбой скалы  считался  гнусным  местом.  В
некотором роде то, что он был расположен именно там, было вполне логично. На
десять миль в округе не было другого места, с которого узкая горная  долина,
прилегавшая к перевалу Пранг, просматривалась  бы  так  далеко.  К  тому  же
сигнальный огонь, зажженный на посту, был прекрасно виден с башен  форта.  А
крутизна отвесной скалы давала возможность находящимся на посту солдатам,  в
случае необходимости, без особого труда отбиться от сотни степняков, вздумай
они штурмовать пост. Но все эти преимущества, с точки зрения простых солдат,
имели гораздо меньшее значение по сравнению с его основным  недостатком.  На
вершине скалы всегда ужасно дуло.
   В этот раз на посту выпало мучаться трем ветеранам.  Старший  был  беглым
рабом из южных провинций. Первые пять лет он скрывал свое прошлое и числился
крестьянином с востока. Но потом понял, что всем глубоко  наплевать  на  то,
кем он был раньше, и  только  идиот  может  передать  в  руки  императорских
квесторов  опытного  солдата,  ничего  не  получив  взамен.  Еще  двое  были
братьями-полукровками. Их отец был акробатом - иноземцем, и ни горгосцы,  ни
иноземцы не признавали их своими. Промучавшись до  двадцати  двух  лет,  они
завербовались в пограничные гарнизоны, где, по слухам, не было такой сильной
дискриминации. И вот уже двенадцатый год тянули службу на границе. Вербовщик
их не обманул. Здесь не было  ВООБЩЕ  никакой  дискриминации.  Каждый  стоил
именно столько, сколько он стоил сам.  И  ни  национальность,  ни  сословие,
ничто другое не имело значения. И им это нравилось.
   В это утро в дозоре стоял один  из  братьев.  Перед  самым  рассветом  он
задремал, но ненадолго. Свежий весенний  ветер,  задувавший  под  поношенный
плащ, не давал разоспаться. Поэтому вскоре  он  тряхнул  головой,  встал  и,
подойдя к бадейке с дождевой водой, ополоснул лицо. Когда  он  отерся  полой
плаща и повернулся, чтобы вернуться на свое место, то  оторопело  замер.  На
краю скалы стоял человек. Рука караульного потянулась  к  рукояти  меча.  Но
человек небрежно  усмехнулся,  наклонился,  протянул  руку  к  полупотухшему
костерку и, вытащив головню, швырнул ее в лужу земляного масла, натекшую под
поленницу сигнального костра,  переложенного  пучками  сырой  соломы,  чтобы
сигнальный  дым  был  виден  издалека.  А  потом  подобрал  конец   веревки,
намотанной на каменный выступ, и, захватив ее между ладоней, спрыгнул  вниз.
Земляное масло полыхнуло синим пламенем, и  от  сигнального  костра  тут  же
потянулись вверх струйки дыма. А незадачливый караульный  ошалело  уставился
вниз, где мимо скалы текли стройные ряды всадников в блистающих доспехах,  с
огромными копьями в правой руке и  большими  треугольными  щитами  у  левого
стремени.  Полог  старенькой  палатки  зашевелился,   и   наружу   выскочили
остальные. Бывший раб, зыркнув взглядом по колонне войск  внизу  и  горящему
костру, тут же подхватил лук и одобрительно буркнул:
   - Дал сигнал? Молодец.
   Потом шагнул к краю скалы и достал стрелу. Но караульный подскочил к нему
и ухватил за руку:
   - Подожди!
   - Ты чего? - удивился  беглый.  -  Сейчас  подстрелим  пару  десятков  до
завтрака. Караульный скривился:
   - Ты что, не видишь,  что  это  не  степняки?  Бывший  раб  посмотрел  на
спокойно двигающуюся внизу колонну, всмотрелся, постепенно меняясь в лице, в
проплывавших под ним бойцов, отпрыгнул от края и сдавленно произнес:
   - "Длинные пики"!
   Караульный кивнул и молча указал  на  веревку,  привязанную  к  каменному
выступу. А когда старший в очередной раз выразил удивление, пояснил:
   - Это не я дал сигнал.
   Бывший раб несколько мгновений  ошеломленно  смотрел  на  невесть  откуда
взявшуюся веревку и снова медленно повернулся к  караульному.  Тот  виновато
опустил голову; Старший опять уставился на веревку. Вдруг  он  вскинулся  и,
подскочив к выступу, вытащил из-за  него  какой-то  предмет.  Это  оказалась
фляга. Внимательно осмотрев ее, старший вытащил пробку и, понюхав,  глотнул.
На его лице нарисовалось крайнее изумление.
   - Вино, и неплохое!
   Все трое переглянулись и, как по команде, уставились вниз,  на  безмолвно
двигающиеся войска. Тишину нарушил старший.
   - Просто они показали, что им не нужны наши жизни, - сказал он.
   На  закате,  когда  внизу  уже  двигались,  жутко  скрипя,  тысячи  телег
степняков, а склоны гор за  близкими  перевалами  в  обе  стороны  от  скалы
окрасились мириадами огней походных костров, старший взболтнул флягу  и,  со
вздохом произнеся:
   - Светлая память стране, которая когда-то называлась Горгос, - пустил  ее
по кругу.
   Корпус вошел в Горгос с севера. Они преодолели линию пограничных фортов в
четырех местах, просто проходя мимо них. Только в одном месте не особо умный
начальник  попытался  начать  стрельбу  из  луков  и  катапульт,  но   Дорн,
командовавший этой колонной, молниеносно развернул два полка.  Бойцы  в  два
счета взяли ворота с помощью штурмовых шестов, и  несколько  сотен  "длинных
пик", будто рассвирепевшие дьяволы, ворвались в форт. Однако  они  не  стали
уничтожать гарнизон, а просто, сделав несколько кругов по внутреннему двору,
расстреляли из арбалетов расчеты катапульт и  пустили  по  десятку  стрел  в
окна, как бы дав предупреждение, после чего выехали со двора. Около получаса
ворота форта были раскрыты настежь, потому что ни один  солдат  не  рисковал
подобраться к ним на виду у двигающихся в десяти шагах войск.
   Но едва даже самым недоверчивым стало ясно,  что  "длинные  пики"  просто
проходят мимо, семеро смельчаков проскользнули вдоль стен к воротам и быстро
закрыли их, задвинув задвижку. После этого со стороны форта не прилетело  ни
одной стрелы.
   Колонны Корпуса и следовавшие за ними степняки шли через горные проходы в
течение целой четверти. И когда они наконец  прошли,  командиры  фортов  еще
почти две четверти не решались выслать разведку или послать людей  на  смену
дозорным, которые давно уже сидели  без  пищи  и  воды.  Собрав  же  наконец
солдат,  командиры  снеслись  с  соседними  фортами  и  отправили  гонцов  в
ближайшие селения. Из всей мозаики полученных сведений перед ними  предстала
пугающая и удивительная картина. Горгос был обречен. По их  расчетам,  через
перевалы прошли почти полторы сотни тысяч "длинных  пик"  и  более  шестисот
тысяч степняков. Однако, в отличие от прошлых набегов, ни степняки,  ни  тем
более "длинные пики" не разрушили ни одного дома и не убили  зря  ни  одного
человека. У  крестьян  отобрали  большую  часть  урожая  прошлого  года,  но
оставили на семена. Забили всех коров, кроме яловых, и оставили по два  быка
на деревню. Никто не насиловал женщин, хотя степняки, проезжая мимо,  злобно
зыркали  по  сторонам  прищуренными  глазенками.  И  главное  -   никто   не
останавливался на  ночлег  в  селениях.  Это  означало,  что  тот,  кто  вел
степняков, держал их железной рукой. И тот, кто их вел,  не  хотел  забирать
жизни тех, кто жил в этих краях. Хотя  пример  форта,  открывшего  стрельбу,
показывал, что сделать это ему ничего не стоило. Люди в селениях, пораженные
тем, что степняки прошли мимо, никого не ограбив и не сожгли ни одного дома,
начали вслух говорить о том, о чем  прежде  только  шептались.  По-видимому,
тот, кого объявили первым врагом Горгоса,  действительно  являлся  посланцем
богов, которые прислали его защитить жизнь будущих  детей  и  покарать  злых
колдунов, собиравшихся  уничтожить  мир.  Слухи  об  этом  приносили  мелкие
торговцы, доставлявшие товары из портов  на  побережье.  И  вот  теперь  все
говорило за то, что слухи оказались правдой. Но  все  равно  было  тревожно.
Когда в битве схлестнутся ТАКИЕ силы, простому человеку однозначно  придется
туго. А ведь орда еще должна будет идти обратно... Поэтому крестьяне  спешно
устраивали убежища  в  горах  и  свозили  туда  нехитрый  скарб.  Оставшуюся
живность  перегоняли  на  высокогорные  луга,  а   сами   договаривались   с
начальниками фортов о том, чтобы те отрядили солдат научить крестьян владеть
оружием и, в  случае  чего,  приняли  бы  под  защиту  прочных  стен  форта.
Начальники,  понимая,  что  иного  пополнения  гарнизонов   ждать   уже   не
приходится, охотно шли на это. И даже, памятуя о том, что  денег  на  оплату
фуража и припасов тоже можно больше не ждать, выделяли солдат в  помощь  для
обработки  полей.  На  пограничье  быстро  вырастали  новые  княжества,   за
повседневными заботами уже мало вспоминающие, что когда-то они  были  частью
великого  государства  по  имени  Горгос.  А  в  прежних   святилищах   Магр
доморощенные художники малевали изображение воина на коне с Багровым  глазом
Магр на груди. И люди тянулись к этим изображениям, горячо моля Защитника  и
Посланца отвратить беду.  Так  рождался  новый  культ,  которому  в  будущем
предстояло завоевать множество стран и народов.
   Корпус двигался по Горгосу. Сзади шла огромная орда.  Грон  задержался  у
первых  трех  городов,  и  его  командиры  показали  степнякам,  что   такое
правильная осада. На погибель горгосцам вокруг росли большие леса.  Так  что
материала для  изготовления  таранов  и  примитивных  осадных  лестниц  было
предостаточно, рабов, которые могли бы их  делать,  также  хватало,  а  суть
разделения на штурмующие и  прикрывающие  отряды  степняки  уловили  быстро.
Первые в лоб перли на стену и в образовавшиеся проломы,  а  вторые  засыпали
воинов, стоящих за зубцами и в развалинах или проемах выбитых  ворот,  тучей
стрел.  Потом  Корпус  двинулся  вперед,  походя  перемалывая  выдвигавшиеся
навстречу орде  воинские  отряды.  Принц,  со  своим  почти  трехсоттысячным
войском двинувшийся было навстречу степнякам, узнав, что вместе с ними  идут
"длинные пики", увел войска на запад и выставил мощные заслоны на  перевалах
Срединного хребта, рассекавшего Горгос на две неравные половины. Потом с юга
пришел Гамгор со своим спешенным флотом и принес вести о  том,  что  столица
пала, император мертв, главный храм Магр разрушен, а  на  южной  оконечности
полуострова  высадилась  Толла  с  эли-тийской  армией.   И   вскоре   любое
сопротивление прекратилось.  Грон  замедлил  продвижение  Корпуса  и  послал
гонцов, приглашая  ханов  на  хурал.  Степняки,  дорвавшись  до  возможности
всласть пограбить, оставляли  после  себя  практически  выжженную  землю,  и
сначала  это  отвечало  планам  Грона.  Он  хотел  создать  дистанцию  между
поселенцами пограничья, которых они  практически  не  тронули,  и  остальным
Горгосом, который был обречен на разорение. Но сейчас наступило  время  иных
решений. Горгос был почти повержен. Семь северозападных провинций, в которых
укрылся  принц,  служили  последним  прибежищем  остаткам  высших   сословий
Горгоса, и Грон дал команду пропускать беженцев в  эти  провинции  живыми  и
невредимыми.
   Собравшиеся там были обречены на полное уничтожение, и  он  хотел,  чтобы
произошла естественная селекция и те, кто  из  последних  сил  цеплялись  за
старое - сами пришли бы в ловушку. Он предполагал, что, несмотря на  то  что
они  по  пути  разрушили  практически  все  храмы  Магр  и   вырезали   всех
священников, довольно существенная часть жрецов все-таки могла скрыться. И в
первую очередь те, кто получил предупреждение через Места власти. Потому что
в нескольких тайных убежищах Ордена, в которые он  послал  рейдовые  отряды,
бойцов встретила пустота.
   Ханы прибыли спустя четверть. Причем пришли не  только  те,  кто  был  на
хурале перед походом, но и те, кто присоединился к Корпусу позже, однако  до
сих пор считал себя независимым. Ханы были возбуждены, веселы и горды себой.
Их глаза яростно сверкали. Рассевшись на большой поляне, за расстеленными на
земле и уставленными кушаньями роскошными венетскими  коврами,  многие  ханы
начали восхищенно щупать мягкий ворс и удивленно цокать языками, разглядывая
яркий рисунок. Как и любой сабантуй степняков, хурал начался с  обжираловки.
Ханы восторженно лопали творения лучших горгосских поваров, модифицированные
в соответствии со вкусами людей, с  детства  привыкших  видеть  деликатес  в
вареной конине. А Грон обильно уснащал пир танцами горгосских  танцовщиц.  В
конце  первого  дня  он  полностью  очаровал  ханов,   вручив   каждому   по
великолепному доспеху, щиту и  шлему  из  императорской  оружейной,  которые
прибыли вместе с Гамгором. На следующий день, когда пережравшие и  упившиеся
ханы слегка отошли, Грон снова собрал их на той же поляне.  Из  угощения  на
этот раз было только легкое  вино,  для  большей  раскованности,  и  сладкие
фрукты. Когда он вышел перед ханами, многие из которых уже напялили на  себя
подаренные  доспехи,  его  встретил  многоголосый  вопль  "ЮИ-У!",   которым
степняки выражали свое восхищение. Грон  кивнул,  грозно  насупив  брови,  и
уселся на  самый  роскошный  ковер.  Каждый  народ  требовал,  чтобы  любой,
объявивший себя вождем, вел себя соответственно их представлениям  о  вожде.
Это правило было особенно верным у диких племен.  Некоторое  время  ханы,  в
соответствии с обычаем, громко орали друг другу, какой у них великий  вождь,
и как враги в страхе бегут, едва заслышат стук копыт  его  коня,  и  как  он
может в одну ночь покрыть сотню женщин. Потом  гомон  поутих,  и  все  взоры
устремились к Грону. Он несколько мгновений сидел в полной тишине, а  потом,
также в соответствии с традицией, вскочил на ноги и громко проорал  то,  что
только что вопили о нем, а ханы на каждый его пассаж громко возглашали:
   - Эйе! Ох-ха!
   После того как все церемонии были  соблюдены,  можно  было  переходить  к
делу. Грон снова грозно нахмурил брови и начал речь:
   - Вы пришли в эту землю, правители которой считали, что их седла выше,  а
кобылицы тучнее, и попрали ее копытами своих коней. Теперь она  лежит  перед
вами как сухой конский навоз и ждет, когда вы согреете руки над кострами  из
их больших  каменных  шатров.  -  Он  смолк,  прерванный  криками  "Эйе!"  и
"Ох-ха!", потом грозно мотнул головой и продолжил несколько  неожиданно  для
ханов: - Но я хочу спросить вас, а что вы собираетесь делать с пеплом?
   Над поляной повисла тишина. Ханы оза