ены.  Причем,  повинуясь   непреложным
тактическим правилам, дуб он выбрал не самый высокий и не  самый  близкий  к
стене. Сегодня он торчал здесь. Грон уже знал, где держат Толлу  и  детей  и
какая у них охрана. Он пока не знал и не мог предположить, за сколько дверей
их упрятали и какие там запоры, а также используются  ли  в  системе  охраны
какие-нибудь  специфические  игрушки  Ордена.  Судя  по   его   наблюдениям,
выходило, что нет. Но зато он установил, где находится самая важная  персона
в этом храме. А поскольку на этом властном мужчине не было одежд жреца, а по
внешнему виду он ничуть не напоминал горгосца, Грон сделал логический вывод,
что, скорее всего, это один из высших иерархов Ордена. Возможно даже, кто-то
из Хранителей. А вот система охраны у них была  вшивенькая.  Никакая,  прямо
скажем, система. Семь стражников: по два у ворот, у  дарохранительницы  и  у
центрального храма и один у самого  входа  в  подземелье.  И  к  каждому  из
стражников можно незаметно подобраться по кустам шагов на пять. Перед сменой
один из стражников, чаще всего  из  тех,  что  стояли  у  дарохранительницы,
оставлял пост и шел будить следующую смену. Был еще десяток жрецов на ночном
бдении у факелов и у священного огня Магр, в большом  нефе  главного  храма.
Да, похоже, внутри подземелья и у апартаментов Хранителя ночью  дежурило  по
двое посвященных. Так что, как он и предполагал, основная  опасность  должна
была подстерегать их при уходе из  Горгоса.  Грон  бросил  взгляд  на  небо.
Темнело. Еще пара часов, и бойцы соберутся в условленном месте.  Сейчас  они
тоже сидели на деревьях, только гораздо  глубже  в  лесу.  Их  задачей  было
досконально изучить местность.  Грон  снова  перевел  взгляд  на  храм...  и
вцепился в ветку. Из ворот храма выезжала  колесница,  на  которой  рядом  с
возницей стоял не кто иной, как Эвер из Тамариса. А он  в  настоящее  время,
если ничего не изменилось, являлся одним из членов Совета Хранителей и носил
титул Хранителя Порядка. Эвер ехал один  и,  судя  по  добротному  дорожному
плащу и туго набитому мешку, который виднелся  сквозь  ограждающую  решетку,
направлялся куда-то далеко. Этому человеку Грон хотел бы задать очень  много
вопросов, поскольку именно он организовал похищение его семьи.
   Наконец стемнело. Грон тихо соскользнул  на  землю  и,  неслышно  ступая,
двинулся в сторону места сбора. Он пришел последним.  Бойцы  были  уже  там.
Эдон сварил крутую похлебку, почти без соли. Все быстро  и  молча  поели  и,
повинуясь жесту Грона, расселись кружком. Грон негромко начал инструктаж:
   -  Атака  за  четыре  часа  до  рассвета,  после  второй  смены  караула.
Действовать будем двумя группами,  одну  поведу  я,  вторую  Эдон.  Основная
задача второй - прикрытие. На первом  этапе  действовать  будет  только  моя
группа. Первый объект атаки -  апартаменты  на  верхнем  этаже  храма.  Там,
скорее всего, закончим .за час. Перед самым рассветом атакуем подземелья.  -
Он помолчал. - Предупреждаю, никакого лишнего шума.  Если  есть  возможность
отвлечь стражника, шуганув птиц - так и делать. Если сработает  дерганье  за
хвост подвернувшегося кота, значит, дергайте за хвост. Если стражник  ничего
не видит - значит,  ему  повезло  и  он  должен  остаться  в  живых.  Оружие
применять  в  крайнем  случае.  Группе  прикрытия  одновременно   с   атакой
подземелий тихо взять дарохранительницу. Берите все самое  ценное.  Конечно,
этот налет вряд ли удастся выдать за обычный грабеж, но похищение  ценностей
некоторую сумятицу в умы внесет. Так что  никаких  лишних  смертей.  -  Грон
сделал паузу  и,  неизвестно  почему,  глухо  добавил:  -  Если  я  не  решу
по-другому.
   В общем, все, что он сообщил, в той или  иной  форме  было  уже  сказано.
Однако постановка задачи есть постановка задачи. Она нужна  не  столько  для
того, чтобы изложить то, что бойцы должны сделать. Грош цена тому командиру,
бойцы которого узнают о задаче  в  последний  момент,  не  имея  возможности
осознать ее, сжиться с ней, прокрутить несколько раз  в  голове.  Постановка
задачи - это рубеж. Все, что было до того, - подготовка. После  -  уже  бой.
Грон обвел внимательным взглядом лица сидящих рядом с ним бойцов.  Некоторые
еще возбужденно поблескивали глазами, но большинство уже  спокойно  смотрели
на него. "Ночные кошки", его лучшие бойцы. Они смогли бы неплохо сработать и
в его мире, поскольку усвоили главное:  убивает  не  оружие,  а  человек.  И
сейчас умело и неторопливо приводили себя в боевое состояние, выбрасывая  из
головы все лишние мысли и  эмоции  и  готовясь  превратиться  в  холодные  и
совершенные машины для убийства. Грон знал, что спустя минуту они разойдутся
по местам ночлега и спокойно улягутся подремать, а ровно через три часа  без
какой-либо дополнительной команды проснутся и будут полностью готовы к  бою.
Он еще раз оглядел их лица, теперь уже абсолютно спокойные у всех, и  махнул
рукой:
   - А сейчас спать.
   Грон первым спрыгнул со стены и замер, прислушиваясь. Главное в этом деле
было не шевельнуться первым. Любой человек,  заслышав  подозрительный  звук,
замирает, прислушиваясь, и тот, кто шевельнется первым,  посчитав,  что  все
тихо и ему почудилось, - тут же выдаст свое присутствие.  Но  вроде  бы  все
было тихо. Грон тихо пискнул  мышкой,  которых  в  этой  местности  водилось
множество, и прянул в сторону. Со  стены  почти  бесшумно  соскользнули  еще
четыре фигуры. Грон поднял руку и, дождавшись, пока все  прочно  встанут  на
ноги и быстро  осмотрятся,  сделал  знак  рукой.  Все  пятеро,  пригнувшись,
бросились вперед. Добежав до подножия храма, они замерли у  крайних  колонн.
Стражники сидели на ступенях, привалившись  спиной  к  колоннам.  Их  головы
свесились на грудь. Грон качнул головой, и бойцы скользнули ко входу в храм.
Жрецы у статуи Магр-багровоглазой и стоящей рядом  священной  чаши  с  огнем
должны были бдить на коленях, поднимаясь только для того,  чтобы  подлить  в
чашу земляное масло или смазать свежей кровью пилигримов  губы  статуи.  Но,
как видно, они тоже были сильно утомлены  прошедшим  днем,  а  посему  бдили
только двое, причем очень активно, и одна из них никак не напоминала  жреца.
Между тем Магр не  испепелила  кощунствующих  молнией,  похоже,  богине  это
нравилось. Все-таки хоть и Смерть, а баба. Однако им было пора.  Они  быстро
поднялись по лестнице на верхний этаж и подбежали к лику Магр, увенчивающему
фасад храма. Справа и слева  от  лика  оставалось  достаточно  пространства,
чтобы мог протиснуться человек.  Грон  повернулся  и,  молча  ткнув  в  двух
бойцов, указал им на лестницу и дверь, явно ведущую  в  нужные  апартаменты.
Потом протиснулся между скулой богини и фасадом и легко  пошел  по  карнизу.
Окно было закрыто только полупрозрачными занавесями, слегка колышущимися  на
легком ветерке. Грон прикрыл глаза и немного подождал, пока глаза  привыкнут
к полной темноте, чтобы внутри темной комнаты не  оказаться  совсем  слепым,
потом протянул руку и, отбросив занавеси, кувыркнулся вперед.  Ему  повезло.
Он приземлился  на  четыре  точки,  каким-то  чудом  не  задев  треножник  с
жаровней, стоящий у самого окна. Грон замер,  согнувшись.  У  дальней  стены
белело огромное ложе, на котором, раскинувшись, лежали  мужчина  и  женщина.
Грон осторожно оглянулся. Больше никого в комнате не было. Он  снова  бросил
взгляд в сторону ложа. Вроде  бы  спящие  не  шевелились.  Грон  поморщился.
Женщину придется убрать первой. Женщины непредсказуемы, эта может заорать  в
самый неподходящий момент. Он приподнял треножник и сдвинул жаровню в  угол.
Потом просунул руку за занавеси  и  пошевелил  пальцами.  Немного  погодя  в
комнату через окно проскользнули еще две фигуры. Грон показал рукой на дверь
и,  растопырив  пальцы,  изобразил  метательное  движение.  Бойцы   вытащили
сюрикены. Грон скользнул  к  ложу  и  достал  кинжал.  Когда  наносишь  удар
спящему, не надо зажимать ему рот, человек может дернуться и сбросить  руку,
издав предсмертный вскрик. В этом случае  лучше  сдавить  горло  на  выдохе,
перекрыв доступ кислорода, и  тогда,  даже  если  жертва  и  вывернется,  то
последним рефлекторным движением будет  не  выдох,  а  вдох.  Грон  дождался
наиболее полного выдоха и, стиснув женщине горло, ударил  кинжалом  в  глаз,
повернув клинок слегка в сторону, чтобы  достать  мозжечок.  В  этот  момент
двери комнаты распахнулись, и бойцы метнули сюрикены - из-за  левого  косяка
по правому посвященному и наоборот. Спустя несколько мгновений,  когда  тело
женщины обмякло, а оба охранника мешком шмякнулись на пол,  мужчина  оторвал
голову от подушки и с недовольным видом повернулся в сторону Грона.  Миг  он
недоуменно смотрел на него, а  когда  его  нижняя  челюсть  пошла  вниз,  то
оказалось, что ее подвижность ограничена острием  кинжала,  с  которого  еще
капала кровь его подруги. Грон схватил мужчину  за  волосы,  потянул  его  с
кровати, нарочно повернув его голову так, чтобы залитое кровью лицо  женщины
было под самым его носом. Стащив его на пол, Грон сказал:
   - Мое имя - Грон, вы зовете меня Измененным, с кем из Хранителей  я  имею
честь говорить?
   Мужчина, уже смотревший на него  круглыми  от  ужаса  глазами,  при  этих
словах вдруг дернулся  и  обмяк.  Грон  пощупал  пульс  на  шее  и  отпустил
пленника, тот действительно отключился. Грон повернулся к бойцам:
   - Зажгите масляную лампу, надо обыскать апартаменты.
   Спустя минуту он стоял напротив  большого  ларца  и  смотрел  на  детскую
ручку, лежащую в большой стеклянной емкости, заполненной спиртом.  Это  была
рука его сына.
   Когда Хранитель Власти очнулся, он несколько мгновений не мог понять, что
с ним произошло, почему он связан, а в  рот  плотно  забит  кусок  простыни.
Потом резко вернулась память, и он судорожно дернулся. Грон сидел  рядом,  в
спинку кровати был воткнут кинжал, а в его  глазах  была  смерть.  Когда  он
увидел, что Хранитель Власти очнулся, то выдернул кинжал и  медленно  вонзил
ему в пах. Хранитель Власти забился и засучил ногами, а Грон вытащил  кинжал
и спокойно произнес:
   - Это чтобы ты знал, что тебя ждет, если ты будешь со  мной  недостаточно
откровенен.
   После этого он резким движением вырвал кляп изо  рта  пленника,  чуть  не
вырвав ему передние зубы.
   - А теперь я хочу знать, как добраться до Острова.
   Хранитель Власти, прерывисто дыша, смотрел  на  него.  Грон  подождал,  а
потом резко выбросил руку и, стиснув Хранителю горло, еще раз вонзил кинжал.
Тот попытался закричать от боли, но из стиснутого железной  рукой  горла  не
вырвалось ни звука. Придя в себя, Хранитель  увидел  над  собой  равнодушные
глаза Грона и услышал спокойный голос:
   - Ты все равно дашь мне  ответ  на  этот  вопрос,  Хранитель,  и  на  все
остальные тоже. Вот только твоя смерть будет гораздо мучительней, чем  могла
бы быть.
   Хранитель попытался облизать губы пересохшим языком, но это не помогло. А
в следующее мгновение он опять почувствовал на своей шее железные пальцы, но
исхитрился в. последний момент прошептать:
   - Я скажу, скажу...
   Старший  распорядитель  церемоний  в  это  утро  встал   необычно   рано.
Только-только рассвело. В общем, ему не было нужды подниматься в такую рань,
но вот не спалось... Всю ночь он ворочался с боку на бок, а однажды, услышав
какой-то шум у дарохранительницы, даже поднялся и подошел  к  окну.  Сначала
ему показалось,  что  высокие  двустворчатые  двери  закрыты  неплотно,  но,
приглядевшись, заметил два  силуэта  часовых,  привалившихся  к  косякам,  и
недовольно  вздохнул.  Стража  совсем  распустилась.  Дрыхнут  без  зазрения
совести. Однако то, что стражники были на месте, его успокоило  и  он  снова
вернулся на ложе. Правда, заснуть так и не смог. Промучавшись  до  рассвета,
он встал и оделся. Воду для умывания  младшие  жрецы  должны  были  принести
только часа через два, но сидеть в келье столько времени не хотелось,  и  он
спустился вниз. Стражники у дарохранительницы по-прежнему  дрыхли,  что  под
ярким  утренним  солнцем  казалось  совсем  уж  возмутительным.  Но  старший
распорядитель церемоний взял для себя за правило не вмешиваться в то, что не
относится к его прямой компетенции. Может, поэтому ему и  удалось  подняться
так высоко, в то время как многие другие, более умные и одаренные,  один  за
другим впали в немилость.  Так  что  он  просто  недовольно  поджал  губы  и
двинулся в сторону храма. Уж это-то было место,  которое  находилось  в  его
компетенции. Однако когда он ступил на лестницу, то возмущению его  не  было
предела. Стража спала и здесь! Он возмущенно подскочил к одному из заснувших
стражников и злобно пнул его ногой.  Тот  несколько  мгновений  оставался  в
прежнем положении, а потом мешком свалился на бок, обнажив страшные раны  на
горле и виске. Старший распорядитель тупо глянул на труп и, холодея, ринулся
внутрь храма. От того, что он увидел, жрец сначала обессиленно привалился  к
стене. Священный огонь больше не горел, а жрецы, проводившие ночные  бдения,
валялись по всему  храму  с  перерезанными  глотками.  По  всему  полу  были
разбросаны какие-то обломки. Он поднял голову и  увидел,  что  статуя.  Магр
обезглавлена и именно обломки ее головы валяются на полу.  А  Багровый  глаз
Магр, изготовленный из огромного рубина,  исчез.  Старший  распорядитель  не
выдержал и дико завыл.
   Когда Вграр, в дикой ярости забыв о  почтительности,  распахнул  дверь  в
апартаменты Хранителя, то отшатнулся и чуть не испустил дух  от  потрясения.
Хранитель Власти сидел у окна на полу, привалившись спиной к стене и положив
руки на крышку ларца, который он вечером велел принести, чтобы положить туда
руку сына Измененного. Ларец стоял у него между ног с открытой  крышкой,  но
детской руки там не было. В раскрытой пасти ларца  лежала  голова  Хранителя
Власти, а на  его  груди  большими  буквами  было  выведено  его  же  черной
запекшейся кровью одно только слово. И это слово было:
   "ГРОН".

   Толла осторожно обработала края культи соком чистотела и начала бинтовать
руку. Грон молча сидел рядом. С того момента, как перед рассветом со скрипом
распахнулась дверь их каземата и на пороге появился Грон, прошли уже два дня
и ночь. Тогда, не успела распахнувшаяся дверь с глухим  звуком  удариться  о
стену, Толла вскочила и бросилась к мужу, а  он,  торопливо  обняв,  тут  же
отстранил ее и шагнул к сыну. Югор тоже проснулся и сел  на  соломе,  блестя
глазенками и нахохлившись как  воробышек.  Грон  протянул  к  нему  руки,  и
мальчик осторожно, будто не веря, что отец пришел, коснулся его ладони левой
ручкой, а потом вскочил и приник  к  Грону.  Лигея  же  испуганно  вскочила,
кинулась к матери и судорожно вцепилась ручками в  ее  ногу.  Грон  погладил
сына по голове и прошептал:
   - Все, мальчик, я уже здесь.
   Может быть, виноваты были эти минуты,  а  может,  что-то  еще,  но  Толла
как-то отстранилась от Грона и на протяжении всей дороги держалась несколько
в стороне от него - рядом с тем бойцом, который нес Лигею.  Югора  Грон  нес
сам. Детский организм - странная вещь. То от маленькой болячки ребенка всего
перекорежит, а у Югора была такая рана,  которая  и  здорового  воина  может
свалить на несколько дней, и хоть бы хны.  Даже  не  жалуется,  что  больно.
Только на привале удивленно рассматривает забинтованную культю  и  осторожно
трогает ее здоровой ручкой, лишь чуть морщась. Он вполне мог  бы  идти  сам,
если бы детские ножки могли обеспечить требуемый  темп.  Сегодня  утром  они
разделились, и Эдон с частью бойцов покинул  их,  неся  Лигею  на  загривке.
Перед самым расставанием Толла обняла дочку и отошла в сторону, глотая слезы
и не поворачиваясь к Грону. Девочка же  будто  понимала,  что  слезы  сейчас
лишние, все равно ничего не изменить,  и  потому,  привычно  устроившись  на
спине Эдона, помахала матери ладошкой и сказала:
   - Не плачь, мама, ведь папа с  тобой.  Услышав  эти  слова,  Толла  резко
отвернулась и быстро провела рукой по глазам. Грон погладил дочку по  голове
и поцеловал в лобик, потом шагнул назад и махнул рукой. Эдон  еще  мгновение
помедлил, глядя на Грона, а потом мотнул головой,  и  его  команда  с  места
перешла на бег.
   После того что случилось с Югором, не могло быть  и  речи,  что  он,  как
намечалось раньше, поедет один, без  кого-то  из  родителей.  Но  ребенок  с
отрубленной кистью был слишком заметной целью. Поэтому Грон решил  совершить
отвлекающий маневр. Он рассчитал, что у них пока было  время,  где-то  около
четверти. Смерть иерарха  такого  ранга,  как  Хранитель  Власти,  не  могла
остаться не расследованной, и, чтобы не  уничтожать  следов,  которые  могут
пролить свет на обстоятельства смерти, жизнь  Ордена  в  месте  трагедии  на
несколько дней замирала. Хотя, конечно, все, что жрецы могли предпринять без
помощи Ордена, было, без сомнения,  уже  сделано.  И  в  ближние  порты  уже
послали гонцов с описанием беглецов. Но для Лигеи это было не  страшно.  Она
ехала одна и в чисто мужской компании. Однако скоро заработают Места власти,
и во все концы империи полетят указания искать женщину  с  двумя  детьми,  а
главное - мальчика  с  отрубленной  кистью,  ибо  вряд  ли  в  Ордене  будут
настолько тупы, что не предположат возможность разделения. Вот почему Грон с
той командой, которая по прежнему плану должна была отходить на северо-запад
вместе  с  Югором,  собирался  устроить  большой  тарарам   именно   в   том
направлении, грубо прорываясь  сквозь  заставы  и  засвечиваясь  где  только
можно. Чтобы, как только Орден  придет  в  движение,  все  его  усилия  были
сосредоточены лишь в том направлении. Если им повезет и они выживут  в  этой
сумасшедшей авантюре, то Эдон, который должен был первым достигнуть Корпуса,
имел устный приказ от Грона через две луны подобрать их униремы на побережье
между горгосскими портами Сдран и Дганк. Сигналом должны стать  два  больших
костра в сорока шагах друг от друга и человек, махающий факелом между ними.
   Все уже было решено, но Грон пока не  мог  решиться  рассказать  об  этом
Толле. А еще он мучался мыслью о том, что  слишком  затянул  с  подготовкой.
Если бы он покинул столицу  на  один  день  раньше!  Грон  поднял  голову  и
наткнулся на горький взгляд Толлы. Заметив,  что  он  смотрит  на  нее,  она
быстро отвела глаза. Грон вздохнул. Толла имела полное право  на  то,  чтобы
презирать его. Когда-то он сказал, что  придет  за  ними...  и  опоздал.  Он
поднялся и протянул руки к сыну:
   - Пора.
   Все поднялись на ноги, и спустя несколько минут  поредевшая  колонна  уже
бегом двигалась через лес. Сегодня к вечеру они должны были  догнать  труппу
Самоя, после чего их пути должны были разойтись.
   К вечеру они вышли к знакомой поляне, на которой был их  последний  перед
столицей привал. Фургоны Самоя были  уже  там.  Увидев  Грона,  он  привычно
побледнел и бросился навстречу, униженно кланяясь:
   - Господин, мы не смогли прибыть вчера, надсмотрщик...
   - Перестань, - отмахнулся Грон, - как видишь, мы  только  подошли.  -  Он
перевел дух и спросил: - Ужин готов?
   Самой захлопал глазами, пару раз разинул рот и утвердительно кивнул. Грон
снял Югора с плеч, посадил на облучок фургона и устало обернулся к бойцам:
   - Всем ужинать и спать, - и жестом приказал бойцу принести миски для него
с сыном. Все это время он кормил его сам.
   После ужина Грон подошел к  Толле,  безучастно  сидевшей  в  стороне,  и,
неловко потоптавшись, произнес:
   - Прости, мне надо с тобой поговорить. Она подняла на  него  полные  боли
глаза и, молча поднявшись, пошла за ним. Отойдя в сторону, они еще некоторое
время подавленно молчали, потом Грон тяжело вздохнул:
   - Прости меня. Прости за то, что я не успел,
   -  Ты?!  -  Толла  повернулась  к  нему  и  обожгла  его  взглядом  своих
удивительных глаз. - За что ты просишь прощения, любимый? За то, что  я.  Я,
не смогла сохранить тебе сына?! - Она за