мает орать - придушите. Больно, но  не  насмерть.  Мне  с  ним
предстоит долгий разговор. - Он повернулся  и,  тяжело  ступая,  двинулся  в
сторону угловой  башни,  где  располагался  кабинет  Яга  и  все  помещения,
необходимые для его работы.
   Грон нашел Сайторна в крепостном лазарете. Тот лежал,  укрытый  по  горло
простыней, с искаженным от страдания лицом. Грон присел рядом. Веки Сайторна
дрогнули, и он медленно открыл глаза. Какое-то время он изумленно смотрел на
Грона, потом разлепил опухшие искусанные губы и прошептал:
   - Грон...
   Грон молча кивнул. Сайторн сглотнул и зашептал:
   - Грон, Яг, он...
   Грон жестом остановил его:
   - Я знаю.
   Сайторн прикрыл глаза и учащенно задышал. А Грон тихо сказал:
   - Он мертв.
   Сайторн криво улыбнулся, а Грон добавил:
   - Он заслонил меня от стрелы убийцы. Сайторн  широко  распахнул  глаза  и
уставился на Грона. Грон  кивнул,  подтверждая,  что  все,  что  он  сказал,
правда, и пояснил:
   - После того как ты ему все рассказал, он решил, что  жизнь  всего  этого
мира  против  девяти  лет  его  возможного  всевластия  и  славы  -  слишком
неравноценная замена. - Грон помолчал. - Лет десять - пятнадцать  назад  эти
мысли его бы не остановили. А сегодня...  -  Он  стиснул  кулаки.  Несколько
мгновений стояла тишина, потом Грон негромко произнес:  -  Я  должен  спасти
этот мир! - И снова замолчал. - Сайторн, после того, что произошло, -  глухо
проговорил Грон, - ты вправе отказаться...
   Но Сайторн перебил его:
   - Я помогу тебе, Грон, - он мучительно улыбнулся, - если уж даже Яг...
   Грон протянул руку  и  осторожно  провел  ладонью  по  щеке  Сайторна.  И
улыбнулся.
   - Тогда постарайся поправиться Побыстрее, у нас  с  тобой  не  так  много
времени.
   Сайторн снова искривил губы, пытаясь изобразить улыбку:
   - У тебя умелые палачи, Грон, но я постараюсь. Надеюсь, лекари у тебя  не
хуже.
   Грон серьезно кивнул и, поднявшись, вышел из лазарета. У дверей его  ждал
Слуй. Грон с удивлением посмотрел на него и спросил:
   - Уже?
   - Он жив, - отозвался Слуй. - Он сказал,  что  они  собираются  захватить
твою семью. - И, заметив, что Грон подался вперед,  добавил:  -  Я  отправил
гонца, но боюсь, уже поздно. Он сказал, что узнал об этом случайно, еще  год
назад, когда нес службу в главном храме Магр. Из мельком услышанного обрывка
разговора между Вграром, Верховным жрецом Магр, и  Хранителем  Порядка.  Тот
торчит у них в храме уже третий год.  -  Слуй  вздохнул.  -  Они  собирались
сделать это на исходе месяиа Згур  по  горгосскому  календарю,  а,  по  моим
расчетам, он закончился пять дней назад.
   Грон стоял, выпрямившись во весь рост, стиснув кулаки и прикрыв глаза. Он
резко выдохнул и посмотрел на Слуя суровым взглядом:
   - Наверно, ты прав, но... Вдруг произошло чудо? Подождем. А пока... Пошли
гонцов к Гагригду, Сиборну, Ливани и Дорну. Я хочу, чтобы они были  здесь  к
исходу месяца, и... получше охраняй пленника.
   Слуй усмехнулся уголком рта:
   - Не убежит. Нечем. - И, заметив взгляд Грона, пояснил с  какой-то  тупой
яростью в голосе: - Я был нетороплив и начал снизу. Теперь, если бы  у  него
остался мужской отросток, он как раз доставал бы до пола. - Пару секунд он с
трудом боролся с охватившей его яростью, потом отдал честь, резко повернулся
и отправился выполнять приказание. Грон быстро поднялся в свои  апартаменты.
Там он раскрыл шкаф, выгреб из него вещи и из самого дальнего  угла  вытащил
свой старый дорожный мешок, который купил на базаре  одного  из  придорожных
сел, еще странствуя с Югором. И застыл, едва преодолевая желание бросить все
и, вскочив на коня,  кинуться  в  Эллор,  потом  опомнился  и  опустился  на
кровать. Сердце ныло. Грон вздохнул и решил подвести баланс. Виноват ли он в
том, что произошло? Вне всякого сомнения. Их захватили  из-за  него.  И  для
того, чтобы повлиять на него. Мог ли он это  предотвратить?  Вряд  ли.  Даже
если бы они постоянно находились рядом  с  ним.  А  он  не  мог  себе  этого
позволить. Шла война, которая началась не по его воле и продолжалась вопреки
его желанию, и, чтобы только выжить в этой войне, необходимо  было  отдавать
ей любую свободную минуту.  Что  же  ему  делать?  Грон  прикинул  несколько
вариантов: пойти войной на Горгос? Ибо очень вероятно,  что  Орден  отправит
пленников именно туда.  Они  чувствуют  себя  там  слишком  уверенно,  чтобы
избрать другое место. И в то же  время  Горгос  достаточно  близко  -  можно
воспользоваться удобным моментом и выставить требования, быстро  предоставив
подтверждения того, что пленники живы и имеют товарный  вид.  Впрочем,  быть
может, они руководствуются другими соображениями и пленников в Горгосе  нет.
Он задумался. Нельзя. Корпус пока не готов к такому походу, а уверенности  в
том, что пленники именно там, нет. Послать людей на разведку? У него еще нет
специалистов, способных переиграть Орден в ТАКОЙ игре. Тем более  что  никто
не знает об Ордене в Горгосе  столько,  сколько  узнал  он  во  время  этого
похода. Вырвать семью из сердца?  Он  крепко  зажмурился.  Невозможно!  Идти
самому? Если руководствоваться только эмоциями, то -да!  Немедленно!  Сейчас
же! Но... Что толку спасти детей, зная, что им  отпущено  всего  девять  лет
жизни. Он ни в коем случае не должен потерять темп.  Грон  скрипнул  зубами,
зажал в кулак свое кровоточащее сердце и, встав с кровати, подошел к  столу.
Достав бумагу и перо, он сел за стол и, положив  перед  собой  лист  бумаги,
стиснул голову руками.
   Когда вторая смена, поеживаясь и гулко стуча  каблуками,  возвращалась  в
караульную, а склянки на маяковой башне пробили два часа, Грон откинулся  на
спинку кресла и, положив ручку, размял усталые пальцы. Он принял решение. Он
знал, как его выполнить. И он никому бы не посоветовал быть сейчас на  месте
Ордена.
   Толла смерила стоящего перед ней ненавидящим взглядом, но тот и бровью не
повел.
   - А если я прикажу бросить тебя в подземелья дворцовых казарм?
   Стоящий перед ней учтиво поклонился:
   - Если на то будет ваша воля, моя базиллиса. - И вкрадчиво проворковал: -
Но я не думаю, что вы это сделаете. На это был бы способен ваш супруг, он...
- Говоривший хотел  произнести  что-то  более  энергичное,  но  сдержался  и
продолжил более учтиво: - Сейчас далеко. А вы - дочь базиллиуса. И бросить в
подземелье патриция, который когда-то так верно служил вам, и вся  его  вина
состоит лишь в том, что родителей не выбирают...
   Толла несколько мгновений вглядывалась в его лицо, но не  смогла  уловить
ничего,  кроме  искреннего  смирения.  Она  отвернулась  и  некоторое  время
размышляла, потом вздохнула:
   - Хорошо. Я разрешаю  вам  вернуться  в  дом  вашего  отца,  но  запрещаю
покидать город и появляться в храме. Когда вернется мой муж,  мы  встретимся
еще раз.
   Посетитель учтиво поклонился:
   - Благодарю, моя базиллиса, - и вышел из зала.
   Высокая дверь, украшенная резьбой, закрылась за его спиной, и  Алкаст  не
смог сдержать торжествующей  улыбки.  Эта  подстилка  Измененного  поступила
именно так, как они с Хранителем и рассчитывали. Теперь воплощению их планов
могло помешать только чудо.
   Вечером, когда Толла занималась с детьми, в ее покои ворвался  Франк.  На
его лице было написано крайнее возбуждение, глаза пылали,  с  губ  уже  были
готовы сорваться резкие слова,  но,  увидев  детей,  он  сдержался  и  почти
спокойным голосом произнес:
   - Ты позволила этому... Алкасту свободно жить в столице?
   Толла поднялась с колен и обратилась к Югору:
   - Сын, нам с Франком надо поговорить. Помоги няне уложить Лигею.
   Югор окинул своего дядю понимающим взглядом. Он  знал,  что,  когда  мама
начинает говорить таким тоном, с ней может совладать только  папа.  А  Франк
при всем его воинском искусстве все-таки папой  не  был.  И,  взяв  за  руку
Лигею, сверкавшую любопытными глазами, Югор потянул ее за собой из  комнаты.
Девочка скорчила разочарованную рожицу, но послушно пошла за братом. Едва за
детьми закрылась дверь, Толла повернулась к Франку.
   - Я слушаю тебя, брат. Франк слегка умерил пыл:
   - Почему ты разрешила Алкасту свободно жить в столице? - Франк  замолчал,
ожидая ответа. Однако Толла молча смотрела на Франка. Пауза затягивалась,  и
Франк заговорил: - Разве ты уже забыла, что его отец...
   - Вот именно, дорогой брат, его отец, - перебила Толла. -  По-моему,  это
Орден исповедует принцип, при котором сын, да и вся семья отвечают за  отца,
мать, деда... И именно поэтому я не могу появиться за пределами  дворца  без
охраны сотни реддинов. А мы разве Орден? Почему я должна  преследовать  сына
за то, что сделал его отец?
   - Но он...
   - Собирался жениться на мне против моей  воли?  -  насмешливо  продолжила
Толла. - Но ведь это тоже было идеей его отца, и он сам мне сегодня  сказал,
что неохотно принял его волю. - Она улыбнулась. - Мы с тобой тоже  прекрасно
знаем, что Юнонию было очень непросто воспротивиться.
   Франк хотел сказать совсем не об этом, а о прошлогоднем покушении.  И  об
их с Гроном подозрении, что именно Алкаст руководил тем предателем,  который
открыл  горгосцам  ворота  столицы.  Но  Грон  в  свое  время  запретил  ему
рассказывать Толле о том эпизоде на Пивиниевой дороге.  Хотя  сейчас  Франку
стало казаться, что это было  ошибкой.  Толла  по-прежнему  считала  Алкаста
всего лишь игрушкой в руках Юнония, когда на  самом  деле  он  уже  давно  и
активно выступал против нее и Грона. Однако, глядя на сестру,  Франк  понял,
что уже поздно. В принципе весь этот  разговор  был  бесполезным.  Толла  не
имела привычки менять  принятых  решений,  даже  если  открывались  какие-то
важные  обстоятельства.  Просто  она  корректировала  их  в  соответствии  с
изменившейся обстановкой, что с не меньшим успехом мог бы  проделать  и  сам
Франк. А если рассказать  ей  о  покушении  на  Грона,  ее  знание  вряд  ли
кардинально изменит обстановку. Только в ее душе поселится чувство  вины  за
возможную ошибку. Эх, если бы Грон был здесь... Франк вздохнул.
   - Хорошо, сестра, но я  тебя  прошу,  не  доверяй  этому  человеку  и  не
позволяй ему приближаться к тебе даже на полет стрелы.
   Толла улыбнулась:
   - Я надеюсь, что ты и лейтенант  Смурат  не  позволите  ему  сделать  мне
ничего плохого.
   При этих словах у Франка почему-то тревожно сжалось сердце, но он вымучил
улыбку:
   - Конечно, сестра.
   Следующая луна прошла достаточно спокойно. Смурат попросил старого Убогно
получше присматривать за домом покойного Юнония, и вскоре  на  всех  улицах,
прилегавших к дому и саду, появилось больше нищих. В храмах  прошли  службы,
посвященные Полной зимней ночи и предназначенные для того, чтобы отогнать от
города  и  его  жителей  сонмища  злобных  духов,  и  дни  начали  понемногу
прибывать. Смурат доложил Франку, что Алкаст нарушил распоряжение  базиллисы
и прибыл на службу в храм Эора, но в такую ночь это выглядело естественно, а
все прошедшее время он вел себя безупречно, и Франк  решил  закрыть  на  это
глаза. Югор делал успехи, и учитель, Паникапей Роулийский, очень его хвалил.
Из десяти  мальчиков  из  лучших  патрицианских  семей,  вместе  с  которыми
обучался Югор, Паникапей отмечал его как лучшего ученика. Хотя сам  Югор  об
этом вряд ли догадывался. Паникапей считал, что похвала, которую слышат  уши
ученика, только портит его. Однажды Толла решила выяснить, не  обижается  ли
он на такое отношение. И успокоить, если это окажется  правдой.  Дождавшись,
когда Лигею увели на дневной сон, она осторожно завела разговор об учебе:
   - Югор, твой учитель сказал мне, что у тебя получается совсем неплохо.
   Югор оторвался от кубиков и серьезно кивнул:
   - Я знаю, мама.
   - Откуда? - удивленно спросила Толла.
   - Он сердится на меня гораздо реже, чем на других, - ответил Югор.
   Толла  чуть  не  засмеялась,  услышав  подобное  объяснение,  а   мальчик
продолжал:
   - Папа сказал, что мне придется гораздо сложнее в жизни. Ведь  все  будут
сравнивать меня с отцом.
   От этих слов у Толлы смех застрял в горле, и она, притянув сына  к  себе,
нежно взъерошила ему  волосы.  Мальчик  взрослел  гораздо  быстрее,  чем  ей
хотелось бы. Но, может,  это  было  хорошо.  Вряд  ли  у  сына  Грона  будет
спокойная и безопасная жизнь. Если бы она знала, насколько была права!
   Однажды вечером Франк возвращался с выездки вновь  приобретенной  лошади.
Подъезжая к дому, он посмотрел на окна спальни и  улыбнулся.  Беллона  опять
ждала ребенка. Она запытала Грона вопросами о том, как  вынашивают  детей  в
его мире, и тот, то ли чтобы отвязаться, то ли действительно говоря  правду,
ответил, что в их мире матери стараются,  чтобы  во  время  беременности  их
окружали добрые лица, красивые вещи и сладостное пение птиц. Поэтому Беллона
набила дом клетками с лучшими певуньями птичьего мира и частенько выезжала в
Сад сереброногих или иные живописные места города.  Однако  когда  до  ворот
оставалось всего около сорока шагов, Франк насторожился. Обычно  пение  птиц
слышалось уже шагов за сто от дома, а сейчас  его  встречала  тишина.  Франк
придержал коня у ближайшего нищего, понуро сидящего у угла дома, и, стараясь
сохранять на лице прежнее выражение, внимательно прислушался и едва  заметно
огляделся. Потом, нарочито ленивым жестом сунул руку в  кошель  и,  небрежно
пошуровав пальцами, достал из кошеля мелкую монету,  незаметно  зажав  между
пальцами лежащие там же сюрикены. Монетка,  звеня,  шлепнулась  на  мостовую
перед носом нищего, но тот даже не пошевелился. В тот же миг Франк  скатился
с коня, а тишину переулка разорвали хлопки арбалетных  тетив.  Как  минимум,
дюжина болтов прорезала воздух над седлом и с обеих боков коня, а  несколько
воткнулось в конскую голову и бока. Если бы Франк промедлил  еще  мгновение,
то его не спасла бы и великолепная реакция "ночной кошки".  Болты,  пущенные
вдоль конских боков, вонзились бы в него, пока  он  падал.  Франк  подхватил
труп нищего и, прикрываясь им как щитом, бросился назад. Тело несколько  раз
дернулось, а один раз болт звякнул  наконечником  о  камни  мостовой  в  том
месте, где за мгновение до этого была его  нога.  У  самого  угла  улицы  он
выпустил труп и на повороте швырнул вперед зажатые между  пальцев  сюрикены,
одновременно падая и перекатываясь по мостовой.  Трое,  поджидавшие  его  за
углом со взведенными арбалетами, невольно отшатнулись и рефлекторно  дернули
спуск. Выстрелы прошли мимо.  А  Франк,  подпрыгнув,  достал  двоих  мощными
ударами по горлу. Оба со всхрипом  рухнули  на  мостовую.  Третьему  повезло
больше. Франк сумел только  чиркнуть  ему  пяткой  по  ребрам,  хотя  и  это
отшвырнуло его к противоположной стороне улицы, но,  во  всяком  случае,  он
остался жив. Добивать его времени не было. Франк бросился  вперед,  на  ходу
чудом подхватив попавшийся на пути сюрикен, и через десяток  шагов  услышал,
как сзади снова хлопнули арбалетные тетивы. Он подпрыгнул и  оттолкнулся  от
стены на  противоположной  стороне  улицы.  Болты,  гудя,  прошли  под  ним.
Стреляли опять веером, чтобы наверняка зацепить, если  даже  он  метнется  в
сторону, но, на его счастье, о том, что он  подпрыгнет,  никто  не  подумал.
Франк снова завернул за угол  и  резко  затормозил.  Пора  было  подумать  о
возмездии. Его преследовало около десятка  человек,  которые,  что  показали
арбалетные залпы, не только знали о его возможностях "ночной кошки",  но  и,
видимо, были немного подготовлены для борьбы с ним. Но ведь дома  оставалась
Беллона и дети... Он стиснул зубы, выудил из кошеля три оставшихся сюрикена,
прибавил к ним подобранный и резко выскочил из-за угла. Нападавшие  обладали
худшей, чем у него, реакцией и к тому же не были готовы к его  появлению,  а
потому весь арбалетный залп был направлен на  то  место,  где  он  находился
мгновение назад. Это было их первой ошибкой.  Франк  крутанулся  на  пятках,
услышал,  как  пучок  стрел  прогудел  мимо,  и,  даже  как-то  неторопливо,
тщательно примерившись, один за другим  метнул  сюрикены.  Четверо  передних
повалились под ноги своим товарищам, а остальные были вынуждены разделиться,
обходя их тела. Это было их второй ошибкой. Франк прыгнул к  левым...  Когда
он развернулся, еще  двое  валялись  на  мостовой  с  перебитой  гортанью  и
сломанным позвоночником, а один  конвульсивно  дергался,  скребя  руками  по
окровавленной глазнице, содержимое которой Франк вдавил ему  прямо  в  мозг.
Оставшиеся с бледными  лицами  потянули  мечи  из  ножен,  но  Франк  хрипло
выдохнул им в лицо клич "ночных кошек" и  бросился  вперед...  Через  десять
минут он уже карабкался на крышу соседнего дома, перекинув через  плечо  три
арбалета, связанные полосами ткани, оторванными от вражеских  туник,  а  два
снятых с трупов меча высовывали свои рукоятки над обеими плечами.
   Толла шла по коридору  дворца.  Несколько  минут  назад,  когда  она  уже
собиралась ложиться, со двора,  от  входа  в  детскую  половину,  послышался
какой-то шум. Толла подбежала к окну и высунулась наружу, там все было тихо,
но у нее на  сердце  поселилась  какая-то  неясная  тревога,  и  потому  она
отправилась проведать детей. Толла спустилась по лестнице и подошла к двери,
ей показалось, что  за  дверью  раздаются  какие-то  мужские  голоса.  Толла
прислушалась, но, решив, что это  пришел  учитель  сына,  толкнула  дверь  и
шагнула в зал, предворявший  детские  комнаты.  Картина,  которая  открылась
глазам, заставила ее замереть  на  пороге.  В  комнате  было  около  десятка
мужчин, одетых в темные плащи с капюшонами. Двое держали детей, а  еще  трое
сноровисто связывали им руки  и  ноги.  Югор,  сопя,  вырывался  и.  пытался
укусить руку, закрывавшую ему рот. Посреди зала в луже крови  валялись  тела
двух нянь. Толла закричала:
   - Стража! Реддины! Нападение! - и бросилась на помощь детям.
   Один из мужчин грязно выругался и кинулся к ней, метя  в  висок  рукоятью
меча.  Мужчина,  державший  Югора,  дернулся,  и  мальчику  наконец  удалось
вцепиться зубами в край ладони. Мужчина отдернул  руку,  и  к  крикам  Толлы
прибавился  звонкий  детский  голос.  Но  человек,  державший  Лигею,  вдруг
выхватил меч и приставил острие к горлу девочки:
   - Заткнитесь, а то...
   Толла и Югор мгновенно стихли. Где-то наверху уже слышался  звук  бегущих
ног. Мужчина с мечом качнул головой, и Толла почувствовала какое-то движение
у себя за спиной. Но повернуться уже не успела.
   Франк медленно отпустил руки и, умело сработав  пальцами  ног,  прилип  к
стене. До окна было всего два локтя, но там торчал какой-то тип  в  плаще  с
капюшоном. Поэтому приближаться пока не стоило. Он замер. Из окна послышался
полный ненависти голос Беллоны:
   - Когда Франк доберется до вас, я посоветую ему не очень торопиться.
   Ей ответил грубый мужской:
   - Заткнись, тварь, а то родишь своего недоноска прямо сейчас.  С  помощью
моего ножа.
   Франк стиснул зубы, но остался  на  месте.  Послышался  звук  открывшейся
двери. Тот же голос нетерпеливо произнес:
   - Ну что?
   Ему ответили очень неуверенным тоном:
   - Он положил всех четырнадцать человек и исчез, прихватив два меча и  три
арбалета.
   В комнате повисла напряженная тишина, а потом Беллона расхохоталась:
   - Что, духов-охранителей вспомнили? Не поможет.
   - Заткнись, тварь! - Франк услышал .звонкий звук  пощечины,  потом  голос
произнес чуть более спокойно: - Если она разинет рот, воткни ей нож в  самую
пасть.
   Франк передвинулся на несколько пальцев ближе к окну. В комнате некоторое
время молчали, потом опять послышался тот же голос:
   - Сколько осталось людей?
   - Пятеро внизу, с лошадьми, и нас... шестеро. После минутной паузы  голос
выдал итог:
   - Надо сматываться.
   - Но посвященный Алкаст  ...  У  Франка  сжалось  сердце,  а  старший  из
бандитов заорал:
   - Мне плевать, хватит ему и семьи. Все равно с таким количеством людей мы
его не возьмем.
   Франк легким, беззвучным