я  и,
ткнув пальцем в какую-то отметку, сказал, что  сам  отмечал  эту  подорожную
прошлой осенью. Так что не стоит его дурить.
   - Он со стражей?
   Самой  отрицательно  мотнул  головой.  Грон   задумался.   Это   навевало
определенные надежды. Если бы надсмотрщик хотел его  забрать,  то  наверняка
пришел бы  со  стражником.  А,  впрочем,  возможно,  у  него  столь  развито
профессиональное презрение к иноземцам, что ему  не  пришло  в  голову,  что
кто-то из них  может  сопротивляться.  Грон  проиграл  несколько  вариантов,
начиная от того, чтобы рвануть через забор, и кончая убийством надсмотрщика,
но, насколько  он  смог  понять,  в  столице  без  отметки  в  подорожной  и
специального жетона иноземцам делать нечего. Моментально загребут в  рабские
бараки, так что по всему выходило, что надо рискнуть. Он сунул руку в кошель
и двинулся к двери.
   Надсмотрщик за иноземцами оказался дородным мужчиной с необъятным брюхом,
вываливающимся из-под ремня. Он стоял, подбоченясь, у ворот постоялого двора
и смотрел на дверь. Грон двинулся  к  нему,  напряженно  его  разглядывая  и
готовый  к  любому  развитию  ситуации.  Когда   он   подошел   вплотную   и
подобострастно поклонился, надсмотрщик хмыкнул и довольно  хлопнул  себя  по
животу.
   - Значит, говоришь, Искуан?
   Это имя стояло на его подорожной.
   - Да, господин. Надсмотрщик хохотнул:
   - Мне-то не ври. Искуан ровно вполовину меньше тебя и с таким же,  как  у
меня, брюхом. Да и к тому же он сроду не мог ножом не то что  куда-то,  а  с
первого раза по куску мяса попасть. Вот глотка  да,  у  него  была  славная.
Любой огонь выдерживала, хоть настоящий, хоть жидкий, а жидкий так и любила.
   Грон слегка расслабился:
   - Я тоже люблю, господин, может, вы позволите мне вам это доказать?
   Надсмотрщик нахмурился, потом  степенно  кивнул  и,  важно  повернувшись,
двинулся сквозь толпу, величественно раздвигая ее брюхом. Таверна, в которую
они пришли, была очень приличной. Это  соответственно  отражалось  в  ценах.
Надсмотрщик по-хозяйски кивнул служанке и наговорил заказ длиною  в  локоть.
Грон заказал телячьи мозги  с  горохом,  но  вина  на  два  кувшина  больше.
Конечно, сам он их пить не  собирался.  Это  понял  и  надсмотрщик,  который
одобрительно покосился на Грона и в  ожидании  заказанного  сложил  руки  на
пузе.
   - Как тебя зовут на самом деле-то?
   Грон состроил самую робкую физиономию и выдавил:
   - Могион. Надсмотрщик вздохнул:
   - Ну, что будем делать, Могион? Рабские бараки?
   Грон очень натурально вздрогнул и съежился. Надсмотрщик ухмыльнулся:
   - Ладно, я знаю, что вашему брату часто тяжко живется на  окраинах  мира.
Потому и лезете в Горогос, как вас только не гони.
   В этот  момент  принесли  заказ.  Надсмотрщик  со  снисходительным  лицом
пододвинул свой тазик с пищей и принялся поглощать ее, делая  это  со  столь
ужасающей скоростью, что Грон невольно  восхитился.  Всегда  приятно  видеть
профессионала в любой области. Он закончил  со  своим  тазиком  чуть  ли  не
раньше, чем Грон, миска которого составляла по объему едва четверть от  его,
одолел половину своей порции.  Затем  с  задумчивой  физиономией  уполовинил
последний из оставшихся кувшинов с вином, который Грон простодушно  посчитал
своим, - ну кто мог подумать, что ему будет мало пяти кувшинов на одного,  -
и, сытно рыгнув, откинулся к стене.
   - Ну так что, Могион? Что ты надумал? Грон снова съежился:
   - Полагаюсь на ваше милосердие, господин. Надсмотрщик тяжело вздохнул:
   - Где моя дверь, знаешь?
   Грон торопливо кивнул, хотя это было неправдой.  Но  если  он  не  сможет
отыскать дверь надсмотрщика за иноземцами, грош ему цена.
   -  Значит,  с  тебя  зугарник.  Каждый  день,  -   невозмутимо   закончил
надсмотрщик.
   Грон тут же состроил  на  лице  выражение  крайнего  ужаса.  Для  бедного
акробата в столице это была ужасающая сумма, но для него  с  его  расписками
двухнедельное пребывание в столице обходилось  меньше  чем  в  два  золотых.
Надсмотрщик с усмешкой смотрел на Грона, и тот, перекорежив всю  физиономию,
сдавленно ответил:
   - Да, господин.
   Надсмотрщик снисходительно кивнул, хлопнул его по плечу и, буркнув:
   - До завтра, Искуан,  -  вышел  из  таверны.  У  столика  тут  же  возник
прислужник и, бросив на Грона презрительный взгляд, пробормотал сквозь зубы:
   - Зугарник и семь щерников.  Грон  хотел  небрежно  кинуть  на  стол  два
зугар-ника, но  тут  ему  пришло  в  голову,  что  надсмотрщик,  как  видно,
частенько захаживает в эту таверну. А  Грону  совсем  не  нужно,  чтобы  ему
донесли, как нищий акробат разбрасывается деньгами.  Поэтому  он  болезненно
скривился и, выгребя из кошеля горсть щерников,  со  страдающим  лицом  стал
выкладывать на стол монету за монетой.
   Когда Грон появился на своем постоялом дворе, Самой, увидев его,  тут  же
побледнел и отвел глаза.
   Грон сел рядом и сказал:
   - Каждый день я буду платить ему зугарник.
   Самой осторожно покосился на Грона и слегка расслабился.
   - Простите, гос... я думал, что...  ты  его...  -  Он  запнулся,  и  Грон
закончил за него:
   - Убил. Самой кивнул.
   - Труп врага не всегда решает все проблемы, - вздохнул Грон. -  Часто  он
только увеличивает их число.
   Самой уставился на Грона, но тот уже встал и направился в свою комнату.
   Своих ребят Грон нашел к исходу четверти. Эдон, старший  группы,  сначала
не поверил, что это Грон. Он с веселой улыбкой и протянутой  шапкой  шел  по
кругу, когда его  глаза  встретились  со  взглядом  Грона.  В  глазах  Эдона
мелькнуло удивление, почти мгновенно погасшее. И, получив щерник, он  весело
произнес:
   - Ты очень похож на одного моего знакомого, парень. Думаю,  очень  многие
страшно удивились бы, увидев его здесь.
   Грон, которому не нужна была немая сцена  на  глазах  у  сотни  зрителей,
состроил глупое лицо и молча кивнул. Когда Грон после представления появился
у палаток, Эдон, заметив его, воскликнул:
   - Ну что я говорил, одно лицо! Грон усмехнулся:
   - Ты прав, Эдон, я действительно похож на одного твоего знакомого.
   У парней от удивления отвисли челюсти. Грон покачал головой.
   - Ладно, парни, закройте рты, зубы простудите. Эдон пришел в себя первым:
   - Это действительно ты, Грон? Грон кивнул.
   - Но... почему?
   - Они украли Толлу и детей, - глухо произнес Грон.
   Бойцы переглянулись и как-то подтянулись.
   - Ладно, об этом не здесь, где вас найти?
   - Мы остановились в таверне  "Отрубленное  ухо".  Из-за  полога  раздался
свист и выкрики. Это означало, что очередной акробат  закончил  выступление.
Ребятам пора было работать, и Грон вышел из палатки.
   Вечером в "Отрубленном ухе" он слушал рассказ Эдона. Бойцы  устроились  в
Горгосе не без комфорта. Закалка "ночных кошек", из  которых  в  основном  и
была сформирована эта группа, помогла и  на  артистическом  поприще.  Труппа
пользовалась популярностью и  стала  завсегдатаем  местных  базаров.  Многие
столичные жители специально ходили на "Веселых шутников",  поскольку  ребята
частенько устраивали грубые шуточки, то скинув кому-нибудь на голову  птичье
гнездо, то облив водой. Кроме того, им удалось развернуть солидную  сеть  из
местных кухарок, зеленщиц, прачек и иной обслуги, по большей части состоящей
из иноземцев. А в нескольких  местах  даже  обустроили  небольшие  склады  с
оружием.  И,  что  было  немаловажным,  они  хорошо   подкармливали   своего
надсмотрщика за иноземцами. По причине чего тот  был  готов  пробить  им  на
подорожной любой маршрут.
   - Короче, главное - узнать, где  они  держат  базиллису.  А  вытащить  ее
оттуда мы сумеем.
   Грон, до сего момента молча слушавший доклад, негромко произнес:
   - Ее держат в главном храме Магр. Бойцы переглянулись.
   - Тогда... - заговорил Эдон.
   - Нет, - перебил Грон, - я знаю, что каждый день их могут оттуда  увести.
Но освобождать их только для того, чтобы через несколько  дней  поймали  нас
всех... - Он помолчал, давая возможность привыкнуть к этой мысли, и спокойно
закончил: - У нас есть четверть, чтобы подготовить операцию и отход.
   Хотя Эдон  предложил  Грону  устроить  его  перевод  в  их  труппу,  Грон
отказался. Это не соответствовало плану, который он в общих чертах  продумал
еще в Сграре. Орден сумеет оповестить все уголки Горгоса о побеге  пленников
в течение суток. Зная о возможностях Мест  власти,  в  этом  можно  было  не
сомневаться, но искать, скорее всего, будут именно женщину с  двумя  детьми,
причем определенного вида. Поэтому  он  собирался  с  помощью  Самоя  добыть
краску для волос и пигмент для кожи. Согласно его плану, отходить они должны
были по трем направлениям. "Веселые шутники" разделялись  на  две  труппы  и
уходили на  юго  -  и  северо-восток,  к  ближайшим  от  столицы  портам  на
побережье. Они должны были сопровождать детей. Их задача  была  любым  путем
попасть на корабль и выйти в открытое море. По приказу Грона  на  расстоянии
прямой видимости от горгосского побережья курсировали двойки унирем. Грон же
с Толлой должны были уходить на  юго-запад,  в  сторону  Нграмка,  вместе  с
труппой Самоя. Эта группа была наиболее уязвимой и двигалась  самым  кружным
путем, но с ней шел сам Грон...
   Четверть была заполнена бурной  деятельностью.  Наконец  однажды  вечером
Грон, как обычно, вошел в  дверь  надсмотрщика  за  иноземцами  и,  униженно
поклонившись, осторожно положил зугарник тому на стол. Пузан сгреб монету со
стола и, : поскольку Грон остался недвижим, вопросительно посмотрел на него:
   - Чего тебе? Грон надрывно забормотал:
   - Господин, я больше не могу, господин.  Самой  постоянно  шпыняет  меня,
потому что я их объедаю. Все деньги, что я зарабатываю, я отдаю вам,  больше
ни на что у меня не хватает. Позвольте мне уехать.
   Надсмотрщик  поджал  губы.  Он  не  собирался  так  быстро  прощаться   с
дополнительным доходом.
   - Нечего ныть. Работать надо больше. Грон всхлипнул:
   - Я работаю, господин, но вчера  у  меня  дрогнула  рука,  и  я  чуть  не
промахнулся. Нож прошел над  самым  черепом,  господин  стражник  был  очень
недоволен.
   - Какой стражник? - насторожился надсмотрщик.
   Грон смущенно развел руками:
   - Я вызываю из толпы добровольца, чтобы показать  свое  искусство,  и  на
этот раз вышел он. А потом  выяснилось,  что  он  оказался  стражником  дома
Лграйка.
   Надсмотрщик подскочил:
   - Ты чуть не убил стражника уважаемого Лграйка?!
   Грон испуганно присел:
   - Простите, господин, я же говорю - рука дрогнула и...
   Надсмотрщик побагровел. Пожалуй, такая мзда могла выйти боком.
   - Давай подорожную.
   Грон тут же стянул с шеи полоску кожи и протянул ему. Надсмотрщик  быстро
пробил отметку и ворчливо спросил:
   - Куда пойдешь? Грон вздохнул:
   - В Нграмк. Я думаю совсем покинуть Горгос. Надсмотрщик, который,  пробив
печать, немного успокоился, изрек:
   - Да, парень, Горгос не для таких, как ты. Если бы нам не были  настолько
противны ваши рожи, мы давно научили бы вас, как  надо  жить.  И,  возможно,
тогда вы не слетались бы к нам, как пчелы на мед.
   Грону пришло на ум сравнение с мухами и некоей массой, но он благоразумно
промолчал. Надсмотрщик  несколько  раз  стукнул  своей  печатью  и  протянул
подорожную, сопроводив грозным указанием:
   - Если передумаешь уезжать - в столицу больше  не  суйся,  живо  упеку  в
рабские бараки.
   На следующее утро фургоны "Веселых шутников" покинули столицу. Спустя три
часа после того, как последние дома исчезли за поворотом, фургоны свернули в
рощицу и остановились на хорошо укрытой деревьями  лесистой  полянке.  Бойцы
выскочили из фургонов и шустро разрыли яму у  корней  развесистого  платана.
Там оказался сундук, в  котором  находилось  около  трех  десятков  неплохих
бронзовых мечей и кинжалов, а также  около  сотни  сюрикенов,  завернутых  в
масленые тряпки. Эдон подбросил сюрикен на ладони и, усмехнувшись, сказал:
   - Это - единственное, что мы купили абсолютно легально. Кузнец думал, что
мы будем этим жонглировать, но никак не мог понять, зачем нам нужен для  них
столь хороший металл.
   Грон кивнул и, примериваясь,  несколько  раз  рубанул  воздух.  Это  был,
конечно, не булатный клинок Корпуса, но, в общем, вполне неплохой меч.
   - Ладно. Выходим с закатом. А сейчас выставить охранение и всем спать.
   Он бросил взгляд на небо. До заката оставалось  еще  часов  шесть.  И  он
знал, что это будут самые долгие часы в его жизни.

   Хранитель Власти имел все  основания  быть  довольным  сегодняшним  днем.
Четверть назад пришло сообщение,  что  жена  и  дети  Измененного  переходят
полностью под его ответственность. В тот же день он дал  указание  выбросить
из их каземата мебель и отобрать письменные принадлежности. Этот  недомерок,
Эвер из Тамариса, по глупости получивший звание Хранителя,  спокойно  принял
свое  отстранение,  но  почему-то  был  возмущен  подобными  мерами.  Однако
Хранителю Власти почти удалось сохранить спокойствие в разговоре с ним. Хотя
этот урод вел себя крайне неподобающим образом. Но нельзя  быть  Хранителем,
не обладая достаточной выдержкой. Истина, которую этот недомерок  так  и  не
осознал. Хранитель Власти искривил губы в усмешке. Вчера  он  лично  посетил
пленников. Что ж, женщина вполне заслуживала  его  благосклонного  внимания,
но... дика, не приручена, впрочем, ему такие нравились. Иногда. И сейчас был
именно такой момент. Новая жрица-вестальница была  послушной  и  податливой,
как масло, и это начало ему приедаться. Так  что  он  был  не  прочь  как-то
разнообразить свой досуг. Особую пикантность его замыслу придавало  то,  что
она была женой Измененного. Хранитель улыбнулся своим мыслям. Слава  Творцу,
этот недомерок наконец-то покинул Пределы храма.  Он  несколько  поморщился,
еще раз вспомнив состоявшийся разговор, но потом утешился,  предвкушая,  как
будет развиваться сегодняшний вечер.
   Он шагнул в подземелье  и  сразу  почувствовал,  что  здесь  стало  лучше
пахнуть. Прошедшую четверть им не давали воды для  умывания  и  не  выносили
отхожее, но вчера, после посещения, он приказал выдать этой... воды, мыла  и
тряпок, и,  судя  по  запаху,  она  употребила  их  по  назначению.  Женщина
поднялась с пола и шагнула вперед, заслонив собой детей. Что ж, сегодня  она
выглядела  гораздо  лучше.  Хранитель  почувствовал,  как   его   охватывает
возбуждение. Она была великолепным экземпляром элитийского типа. Высокая,  с
длинными сильными ногами изящной формы, высокой и крепкой, несмотря на  двух
выкормленных  детей,  грудью,  длинными   густыми   волосами   и   огромными
изумрудными глазами.
   - Ну, женщина, есть ли у тебя просьбы?
   - Да, господин, - она слегка  поклонилась,  -  я  хотела  бы,  чтобы  нам
вернули мебель и письменные принадлежности. Мне надо заниматься с детьми.
   От такой просьбы Хранитель Власти даже расхохотался.
   - Ты меня рассмешила, женщина. Она гордо  вскинула  голову,  и  Хранитель
невольно залюбовался ее фигурой.
   - Что ж, женщина, пожалуй, я мог бы пойти на  это.  -  Он  сделал  паузу,
двусмысленно посмотрев на нее, потом повернулся к двум посвященным,  стоящим
за спиной: - Возьмите детей и подождите в коридоре.
   Конечно,  будь  она  хотя  бы  жрицей-вестальницей,  он  был  бы  немного
пообходительней, но с этой... Посвященные и дети вышли. Женщина  спокойно  и
даже презрительно смотрела на него. Это его взбесило. Хранитель шагнул к ней
и грубо стиснул ей грудь.
   - Опусти глаза, дрянь, иначе получишь только прибавку к похлебке в рот.
   Она дернулась, но он  имел  большой  опыт  в  обращении  со  своенравными
стервочками и умело вывернул ей руку. Она  застонала  и  попыталась  вырвать
руку, но Хранитель Власти с усмешкой надавил ей на запястье и  опрокинул  на
колени, другой рукой задирая подол своей туники.
   - Ты, кажется, была гетерой, так давай покажи свое искусство.
   Вдруг женщина быстро вытянула свободную руку и ударила его  под  коленку.
От неожиданности Хранитель Власти не успел среагировать и рухнул на спину. А
женщина, воспользовавшись моментом, вырвала руку и, вскочив на ноги, тут  же
ударила его ногой по горлу. Хранитель захрипел и попытался крикнуть, но в то
же мгновение получил еще один удар в  солнечное  сплетение  и  отказался  от
повторения столь опасной попытки. Она шагнула к нему и, наступив одной ногой
на горло, а другой на  запястье  левой  руки,  наклонилась  и  с  омерзением
произнесла:
   - Ты забыл, посвященный, что мой муж - лучший боец Ооконы.
   Несколько мгновений они смотрели в  глаза  друг  другу,  потом  Хранитель
отвел глаза. Женщина усмехнулась и, сделав  шаг  назад,  пнула  по  запертой
двери:
   - Эй, там, уберите эту падаль и приведите моих детей.
   Позже, когда он чуть отошел, Хранитель говорил себе, что, если бы не  эти
слова, наверно,  он  не  поступил  бы  так...  Но  после  этих  слов...  Да,
собственно говоря, он ни о чем и не жалел.
   Когда посвященные помогли ему подняться, он, потирая  болевшее  запястье,
на которое пришлась наибольшая  доля  веса  ее  тела,  -  ибо  если  бы  она
переместила свой вес на ногу, которой наступила ему  на  горло,  то,  скорее
всего, убила бы его, - с ненавистью посмотрел  на  эту  женщину  и  приказал
самому здоровому из посвященных:
   - Взять ее.
   Тот шагнул к ней и завернул ей руки за  спину.  Она  поморщилась,  но  не
сделала даже попытки освободиться, смерив его презрительным взглядом:
   -  Ты  считаешь,  что  можешь  справиться  с  женщиной  только  с   двумя
помощниками?
   Хранитель Власти в бешенстве повернулся ко второму посвященному:
   - Ну-ка поймай щенка и отруби ему руку.
   Женщина мгновение неверяще смотрела на него, а потом закричала:
   - НЕТ! Нет, господин, нет, не надо, я готова на все.  -  Она  забилась  в
руках посвященного, пытаясь упасть на колени, а Хранитель Власти  мстительно
смотрел, как она выла, когда взлетел и опустился кинжал. А потом, приняв  из
рук посвященного детскую кисть, поднес ее к лицу женщины:
   - Это я пошлю твоему мужу, мразь. Он, видимо, забыл, что  ты  здесь,  так
что это послужит ему напоминанием. - Хранитель с наслаждением  посмотрел  на
гримасу муки на ее лице и, гордо вскинув голову, вышел из подземелья.
   Вечером он приказал принести ларец и долго  рассматривал  детскую  кисть,
предвкушая, какие чувства будут на лице Измененного, когда  он  увидит  это.
Подобные мысли привели его в  хорошее  расположение  духа,  и,  когда  дверь
отворилась и жрец  втащил  довольно  большой  ящик  с  резной  пирамидальной
крышкой, в которой мог уместиться весь  сын  Измененного,  Хранитель  Власти
даже не стал ругаться, а  расхохотался  пришедшей  ему  в  голову  идее.  Он
подумал, что в подобном ларце можно было бы отправить Измененному не  только
детскую ладошку. Некоторое время Хранитель веселился, представляя все это  в
деталях, потом успокоился и велел позвать жрицу-вестальницу, но не новую,  а
прежнюю,  которая  столь  презрительно  отнеслась  к  Эверу.   Сегодня   ему
захотелось чего-то более бурного.
   В этот раз их совокупление скорее можно было назвать дракой, но и  ему  и
ей это понравилось. Хранитель  заставил  ее  удовлетворить  все  свои  самые
извращенные желания,  воображая  на  ее  месте  другую,  однако  когда  они,
измученные борьбой друг с другом, лежали на ложе, то он увидел  на  ее  лице
ехидную улыбку. И заснула первой тоже она. Так кончился этот день.  А  ночью
его разбудили...

   Грон сидел в густой кроне раскидистого дуба на опушке леса, выходящего  к
стене главного храма Магр. Он был наг, но весь вымазан  сажей,  смешанной  с
топленым  медвежьим  салом.  Поэтому,  несмотря  на   то   что   до   стены,
огораживающей территорию храма, было всего пять локтей, заметить  его,  даже
встав напротив, можно было, только если очень внимательно вглядеться прямо в
него. Они вышли к храму вчера утром. Весь вчерашний день Грон  проторчал  на
подобном  дубе  у  противоположной  ст