дарили  о  воду,  и  униремы
рванули вперед. Следующий залп горгосских баллист и катапульт,  который  мог
бы стать  губительным  для  унирем  первой  линии,  пришелся  на  вспененный
кормовой бурун. Бой начался несколько неожиданно для горгосцев. Вместо  того
чтобы, как обычно, две первые шеренги кораблей сошлись  друг  с  другом  под
грохот  таранов,  юркие  униремы  скользнули  между  разогнавшихся  триер  и
устремились в глубь горгосского строя. Грон бросил еще один взгляд на запад.
Солнце уже село, но небо все  еще  было  окрашено  вечерней  зарей,  кое-где
заляпанной темными облачками.
   Две первые линии унирем сделали резкий поворот и пошли почти  под  прямым
углом к направлению движения триер. Это был сложный, но  точно  рассчитанный
маневр. Униремы не  могли  в  лоб  взять  на  абордаж  триеру,  которая  шла
атакующим темпом. Удар при столкновении был бы столь силен,  что  просто  бы
унирема развалилась. Поэтому  требовался  маневр,  позволявший  бы  униремам
атаковать триеры с тыла. Однако этого не потребовалось. Когда униремы  стали
ускользать с линии таранного удара, боцманы горгосцев, чтобы окончательно не
заморить уставших  гребцов,  резко  снизили  темп,  ожидая,  когда  капитаны
определят следующую цель и развернут тяжелый  корабль.  А  капитанам  унирем
только этого и надо было. Спустя всего несколько мгновений с  того  момента,
как боцман первой триеры прекратил отбивать атакующий темп,  первая  унирема
уже грянула носом о крутой борт триеры. И бойцы, разрядив арбалеты,  хлынули
на палубу триеры. Некоторое время над морем  стоял  грохот  боя,  в  котором
можно было различить треск бортов сталкивающихся кораблей, гул тетив баллист
и катапульт,  резкие,  звучные  хлопки  арбалетных  залпов  и  рев  и  крики
сражающихся. Откуда-то из середины  послышался  громкий  треск  и  радостный
выкрик на горгосском языке, на мгновение заглушивший звуки боя:
   - Магр смотрит на нас!
   Одна из унирем все-таки не успела увернуться  от  тарана.  Грон  направил
трубу в сторону, откуда  раздался  треск,  и  какое-то  время  не  отрываясь
смотрел на тонущую унирему. Морские кольчуги были устроены так, что их можно
было скинуть уже в воде, и сделать это даже одной  рукой.  Но  некоторые  из
бойцов, скинутые в воду  при  таранном  ударе  триеры,  так  и  не  всплыли.
Остальные поспешно сбрасывали  кольчуги  прямо  на  палубу,  уже  заливаемую
водой, и, зажав нож в зубах и подвязав за спиной меч, прыгали в воду и плыли
в сторону атаковавшей их  триеры.  А  оттуда  навстречу  им  летели  тяжелые
стрелы. Однако на триере слишком увлеклись расстрелом плывущих  и  прозевали
еще две униремы, подошедшие с обоих бортов. Они с грохотом врезались в скулы
горгосца у обрезов гребных камер, и спустя десять минут все было кончено.
   Через два часа бой превратился в бойню. Около двух с  половиной  десятков
горгосских кораблей попытались развернуться и скрыться в ночи,  но  уйти  от
унирем оказалось невозможно. Грон подал световой сигнал на  пятерки  боевого
охранения, которые еще  перед  началом  сражения  далеко  обошли  горгосскую
эскадру  и  теперь  барражировали  в  тылу  сражения,  готовые  к  перехвату
вырвавшихся из боя горгосских кораблей. И вывел из боя основные силы, пустив
на преследование всего три  с  половиной  десятка  унирем.  К  рассвету  все
униремы  возвратились  к  флоту.  А  на  месте  сражения   остались   только
колыхавшиеся  на  волнах  обломки  и  раздувшиеся  трупы  тех,   кто   успел
освободиться от доспехов и выпустить стиснутый в руке меч.
   К полудню  Грон  принял  рапорт  от  командиров  пятерок,  переформировал
некоторые из них, дал команду распределить по экипажам, понесшим  наибольшие
потери, спасенных бойцов с уничтоженных кораблей и отправился  спать.  Когда
он уже лежал в небольшой каютке под рулевой площадкой диремы, то  ему  вдруг
пришло в голову, что результаты первого боя оказались  даже  лучше,  чем  он
предполагал. Вернее, у него сложилось такое ощущение, еще когда он  закончил
принимать доклады. Флот потерял пятнадцать унирем, но экипажи остальных были
укомплектованы более чем на девять десятых. На кораблях по-прежнему было  по
две полные смены гребцов, правда, для этого кое-где пришлось задействовать и
расчеты баллист и катапульт, ранее не входившие в гребной наряд. Кроме того,
он со дня на день ожидал прибытия отряда не  менее  чем  из  восьми  унирем,
состоявшего из кораблей, экипажи которых конвоировали в  Герлен  захваченные
триеры. Диремы вообще не понесли никакого урона, потому что их  не  пришлось
вводить в бой. И, что очень важно, у них в рукаве  еще  оставался  серьезный
козырь. Перед самым отходом на диремы было загружено по пять десятков особых
снарядов для катапульт, представлявших собой круглые  горшки  из  обожженной
глины, наполненные смесью керосина с загустителем. А главное, они уничтожили
от четверти до трети всего горгосского флота.
   Он уже засыпал, когда ему вдруг припомнилось,  как  он  стоял  на  палубе
торговца и смотрел на приближающийся  элитийский  берег.  Тогда  он  был  юн
телом, нов душой и ничего не знал об Ордене. Что ж, теперь он о нем знал, и,
ей-богу, Ордену было бы лучше оставить его в том же неведении.

   Адмирал Играм стоял на палубе  триеры  и  смотрел  на  человека,  который
валялся у его ног.
   - Так ты  утверждаешь,  капитан  Искарот,  что  эти  корабли  были  почти
вполовину меньше, чем наши, и не имели таранов?
   - О да, Несущий смерть.
   Адмирал задумчиво кивнул, но  стоящий  за  его  левым  плечом  священник,
укутанный в белую рясу со знаком "Магр", не сдержался и злобно зашипел:
   - Так почему же вы не покончили с ними? Или Магр не заслужила славы ваших
мечей?
   Адмирал Играм скривился. Этот  дерганый  святоша,  приставленный  к  нему
самим Вграром, успел ему дико  надоесть.  Но  ничего  сделать  было  нельзя.
Только идиоту может прийти в голову портить отношения с Верховным жрецом.
   - Прошу простить меня, первосвященный Сгрум, но размеры не всегда говорят
о силе корабля. Если им удалось разгромить эскадру адмирала Смдрина, значит,
эти корабли не столь слабы, как это можно было  бы  предполагать  на  первый
взгляд. - Он сделал паузу. - Но я не понимаю одного. Откуда мог взяться этот
флот?
   Жрец злобно выставил нижнюю челюсть  и,  еле  слышно  пробормотав  что-то
вроде:
   - Измененный, - величественно повернулся и проследовал в  свою  роскошную
каюту, выстроенную для него вокруг мачты из драгоценных кипарисовых досок  и
венетских  шерстяных  вощеных  тканей,  с  которых   вода   скатывалась   не
впитываясь.
   Эта каюта занимала  почти  половину  верхней  палубы  флагмана  -  самого
мощного корабля горгосского флота. У "Разящего во имя Магр" было пять  рядов
весел, которые приводили в действие больше тысячи рабов. Корабль нес  двести
пятьдесят воинов, и это были не простые десантники  и  пехотинцы,  а  лучшие
воины Горгоса. И горгосцы и враги звали их золотоплечи„. На  верхней  палубе
обычно были установлены четыре самые дальнобойные во всем флоте катапульты и
восемь не менее мощных баллист. Однако из-за того,  что  пришлось  возводить
эту дурацкую каюту, три баллисты и две катапульты были сняты со своих мест и
оставлены в порту, а угол обстрела  еще  четырех  метательных  орудий  резко
уменьшился. К тому же кроме первосвященного Сгрума по  кораблю  шныряли  еще
два десятка младших жрецов и прислужников  и,  из-за  чего  сердце  адмирала
более всего  обливалось  кровью,  даже  две  жрицы-вестальницы  в  золоченых
ошейниках с пристегнутыми к ним  ритуальными  плетками.  Вспомнив  об  этом,
адмирал скривился. Женщины  на  корабле!  Он  ждал  неприятностей  с  начала
похода, и, судя по всему, теперь эти ожидания начали сбываться.
   Адмирал резко дернул плечом и  посмотрел  на  море.  Во  все  стороны  от
флагманской пентеры море  на  многие  тысячи  локтей  было  покрыто  гордыми
силуэтами триер, а совсем рядом, всего в каких-то  восьми  десятках  локтей,
гордо резали морскую волну тридцать две квартиеры. Золотая эскадра, гордость
горгосского флота. Каждая из квартиер лишь немного уступала по  боевой  мощи
флагману. Правда, огромные тараны этих  кораблей  представляли  собой  всего
лишь декоративную конструкцию из легких кипарисовых балок,  обшитую  тонкими
листами благородной  бронзы.  Эти  монстры  были  слишком  громоздки,  чтобы
эффективно использовать таран  в  морском  бою.  Но  найдется  слишком  мало
кораблей, способных нанести им такой удар. И еще меньше тех,  кто  сумел  бы
забросить абордажные крючья на  их  высоко  вздымающиеся  над  водой  борта.
Адмирал вздохнул. Это были, конечно, величественные корабли, радующие сердце
Императора и  Верховного  жреца,  когда,  на  день  морского  супруга  Магр,
Тугранга, бога - пожирателя кораблей, адмирал Играм проводил Золотую эскадру
перед императорской ложей по Каналу всех  богов,  отделяющему  императорские
Сады наслаждений от остального города. Они  также  приводили  в  неистовство
тысячные  толпы  простолюдинов,  которые  в  этот   день   плотно   забивали
набережные. К исходу дня сотни доведенных до экстаза зрителей посвящали свои
жизни Великой Магр, оборвав свое бренное существование с помощью ритуального
шнура, который у всех, живущих под грозной рукой Магр,  всегда  был  обмотан
вокруг   пояса.   И   после   того   как   толпа    расходилась,    зловещие
жрецы-погребенщики в черных балахонах  с  изображениями  жуков-трупоедов  на
спине и углах воротника, сноровисто подхватывали тела ритуальных самоубийц с
посиневшими и вздувшимися лицами и вываленными  языками,  наваливали  их  на
священные повозки Магр и с какой-то зловещей, но будничной  торжественностью
везли на двор столичного храма для  ритуального  сожжения.  Но  сам  адмирал
предпочел бы, чтобы вместо этих плавающих  символов  горгосского  могущества
построили бы на те же деньги сотню боевых триер.  Он  прошелся  от  борта  к
борту. Потом повернулся и посмотрел в сторону,  с  которой  прибыла  триера,
подобравшая  Искарота.  В  отношении  этого   капитана   адмирал   испытывал
двойственное чувство. С одной  стороны,  Искарот  оказался  единственным  из
офицеров, выживших в той битве, и он принес крайне  важные  сведения,  но  с
другой стороны, способ, которым он сохранил свою жизнь... Бросить корабль  и
под покровом ночной тьмы ускользнуть на шлюпке, напоследок увидев, как  твое
судно у тебя на глазах взяли  на  абордаж  враги...  За  это  любой  капитан
заслуживал только одного - смерти. И  если  бы  Искарот  не  был  сыном  его
старого друга и он бы не собирался в недалеком будущем отдать за  него  свою
четвертую, младшую, дочь, то, не задумываясь,  поступил  бы  именно  так.  А
сейчас надо было придумать, как оправдать его в глазах всего  флота  и,  что
гораздо  важнее,  первосвященного  Сгрума.  Ибо  если  жрец  заупрямится   и
потребует посвятить Магр жизнь Искарота, то адмиралу  ничего  не  останется,
как смиренно выполнить приказ жреца.
   - О могущественный, куда прикажете подавать обед?
   Играм вскинул голову. Его личный повар склонился перед ним в почтительном
поклоне, нарисовав на откормленном лице свое самое благоговейное  выражение.
Адмирал почувствовал, что действительно проголодался.
   - Накрывайте в адмиральской каюте. Передайте приглашение капитану  Смрогу
и... Впрочем, идите. - Адмирал,  хотевший  сначала  пригласить  и  Искарота,
решил, что подобный ход пока преждевременен. За его столом обычно  обедал  и
первосвященный Сгрум. И если он настроен к  Искароту  не  очень  хорошо,  то
вполне может отказаться от застолья, и тогда все расчеты адмирала по  поводу
своего предполагаемого зятя можно пустить на  подтирку  для  гальюнов.  Хотя
подобный вариант не исключался в любом случае. Адмирал раздраженно  искривил
лицо. Жрец  был  сильно  охоч  до  дожирского,  а  запасы  адмирала  изрядно
опустели, и у него оставалась всего дюжина  бутылок,  которые  он  берег  на
крайний случай. Уже целую четверть за обедом  подавали  только  имессонское.
Адмирал, заметив дюжего офицера  с  туповатым  выражением  на  лице,  жестом
подозвал его. Тот выпятил грудь и шагнул вперед, громко  ударив  подошвой  о
палубу.
   - О м-м-м-могущественный! Скруй, ж-ж-ж-жел...
   Адмирал поспешно прервал его:
   -  Благодарю  тебя,  вознесенный  Скруй,  не   мог   бы   ты   предложить
первосвященному Сгруму присоединиться к нам  за  обедом  с  доброй  бутылкой
дожирского.
   - Д-да исполнится в-в-в-воля М-м-магр, с р-р-р-радостью.
   Когда дюжий офицер исчез  за  занавесью  каюты  первосвященного,  адмирал
слегка поморщился. Еще одно чудо на его голову. Племянник Верховного  жреца.
И этот заика еще смеет мечтать о карьере морского офицера...
   Обед начался в молчании.  Жрец  всем  своим  видом  показывал,  насколько
большое одолжение он делает всем сотрапезникам тем, что присутствует  здесь.
Не забывая, однако, регулярно вздымать руку с кубком, который слуга  тут  же
торопливо доливал дожирским. Наконец,  когда  глаза  первосвященного  слегка
подобрели, адмирал решил, что пора переходить к делу.
   - Как вы находите дожирское, первосвященный? Жрец пьяно ухмыльнулся.
   - Как всегда, превосходным,  мой  дорогой  адмирал.  -  Тут  его  ухмылка
переросла в гримасу. - В отличие от ваших капитанов, которые  бегут,  бросая
свои корабли.
   Над столом повисла напряженная тишина, а жрец, пьяно хихикнув, продолжил:
   - Сегодня вечером я метну бабки с пальцев  жертвенного  раба.  Посмотрим,
возможно, Магр смилостивится над ним и дозволит ему быструю смерть.
   Адмирал стиснул кулаки и, кивнув слуге, чтобы тот  вновь  наполнил  кубок
первосвященного, произнес с плохо скрытым напряжением в голосе:
   - Но, как мне кажется, его вина не столь велика. Ведь,  по  существу,  он
совершил великое деяние, угодное Магр, доставив нам сведения  о  неизвестном
флоте, угрожающем нам в этих водах.
   - Бред! - пьяно взревел жрец. - Он  должен  был  отправить  гонца,  а  не
бежать сам.
   -  Капитан  Искарот  всю  ночь  пробирался  между  вражескими  кораблями,
стараясь побольше разузнать о враге, - возразил адмирал.
   - Чепуха, - возмутился жрец, - все, что нужно, он должен был  увидеть  во
время битвы. А если ему это не удалось, то я не знаю, как он стал капитаном.
К тому же достаточно было только сообщения о  том,  что  появился  вражеский
флот. Ибо я не знаю никого, кто мог бы противостоять силам, находящимся  под
вашей командой. Три сотни боевых триер - слишком мощная сила. - Жрец  икнул,
потом с комичной суровостью закончил: - Так что я, пожалуй, не буду  бросать
бабки. Столь вызывающая трусость требует особого искупления.
   Адмирал раздраженно сдавил салфетку. Разговор зашел совсем не туда,  куда
он  рассчитывал.  Играм  решил  перевести  беседу  на   какую-нибудь   более
нейтральную тему, но не успел. С носовой стрелковой площадки  раздался  звон
сигнального колокола. Капитан и адмирал вскочили, едва не опрокинув стол,  а
жрец с пьяным раздражением уставился на них.
   - Ик... что это, адмирал, ик, ваши подчиненные не  могут,  ик,  дать  нам
возможность, ик, спокойно пообедать, ик?
   - Прошу простить, первосвященный,  но,  похоже,  это  не  подчиненные.  -
Адмирал отвесил легкий поклон. - Еще раз приношу свои извинения,  но  сейчас
мое место на мостике. -И он вышел из каюты в сопровождении капитана  Смрога,
бросив  на  ходу  подвернувшемуся  по   пути   Скрую:   -   Позаботьтесь   о
первосвященном Сгруме.
   Адмирал поднялся на мостик. Дежурный кормчий после почтительного  поклона
доложил:
   - С передовых триер передали, что обнаружены корабли врага.
   - Численность?
   - Пока передали об обнаружении двух-трех дюжин, но...
   Адмирал кивнул:
   - Это флот. Искарот говорил, что они не отсылают корабли очень далеко  от
своих основных сил.
   Он повернулся и окинул взглядом окружавшие его корабли.  На  мгновение  у
него  почему-то  сжалось  сердце,  но  он  волевым  усилием  задавил   столь
неподходящее ощущение. Бояться было  нечего.  По  словам  Искарота,  корабли
этого неизвестного врага слишком малы, слабо вооружены и не имеют таранов. А
все их преимущество заключается в необычайной маневренности и многочисленной
команде,  хорошо  подготовленной  к  абордажной  схватке.  Значит,  основной
тактикой должен стать отказ от таранного удара и сохранение дистанции. Тогда
триеры,  пользуясь   превосходством   в   метательной   артиллерии,   смогут
расстреливать вражеские корабли, не давая им завязать абордажную схватку  до
тех пор, пока сами не будут готовы это сделать. Правда, он до сих пор не мог
понять, как столь слабые на вид корабли, если он, конечно,  правильно  понял
описания  Искарота,  могли  столь  быстро  расправиться  с  мощными  боевыми
триерами.
   - Новый сигнал с передовых триер. Корабли врага перестраиваются.  Видимая
численность - около  сотни  кораблей.  Размеры  -  большая  часть  не  более
посыльных ониер и около десятка побольше. Большие корабли  идут  впереди,  в
центре линии.
   Адмирал кивнул. Десять кораблей побольше.  Может,  это  и  есть  какое-то
тайное оружие, позволившее каким-то посыльным ониерам победить мощные боевые
триеры?
   - Золотой эскадре - увеличить ход. - Он сжал поручни ограждения.
   Передавать особенности разработанной  им  тактики  на  остальные  корабли
эскадры времени уже не было, поэтому оставалось только показать  все  личным
примером. Золотая эскадра, на кораблях которой стояли самые мощные  во  всем
флоте баллисты и катапульты, подходила для этого как нельзя  лучше.  К  тому
же, если противник вывел вперед  свои  наиболее  крупные  суда,  значит,  он
желает сразу захватить инициативу. Позволить ему сделать это  адмирал  никак
не хотел. Флагман затихал. Отряды золотоплечих уже стояли на определенных им
местах, и  только  один,  состоящий  из  пяти  десятков  воинов,  растерянно
сгрудился вдоль обеих стен каюты первосвященного, которая была возведена как
раз на месте их построения. Стрелки из лука заняли  свои  места,  а  расчеты
баллист и катапульт живо расчехляли свои механизмы. Наконец все успокоилось.
Некоторое время был слышен только плеск волн,  скрип  весел  в  уключинах  и
басовитый гул гонга, отсчитывающего темп. И вот  послышался  протяжный  крик
артиллерийского офицера:
   - Оттянуть тетиву!
   Тут же в мелодию  идущей  полным  ходом  пентеры  вплелись  звуки  скрипа
вращаемых воротов. Адмирал нахмурился. Две задние баллисты  не  могли  вести
огонь, так как каюта жреца заслоняла им весь сектор обстрела. Корабли  врага
уже были хорошо видны. Вражеский флот беспечно шел под парусами, убрав весла
внутрь. Адмирал понял, что они берегут силу гребцов  для  решающей  схватки.
Что ж, это было разумно. Впереди, прямо напротив уже вышедшей в первую линию
Золотой эскадры двигалось восемь кораблей с двумя рядами весел,  которые  по
размерам почти достигали триер. На их палубах виднелись и достаточно  мощные
баллисты и катапульты, хотя на первый взгляд они все же были слабее, чем те,
что были установлены на кораблях Золотой эскадры. В этот момент у  него  над
ухом послышался пьяный голос:
   - Они собираются драться с нами?! Адмирал дернулся. Рядом с  ним,  слегка
покачиваясь, стоял первосвященный Сгрум. У обреза  борта  несколько  младших
жрецов торопливо отвязывали двенадцативесельную лодку,  явно  вознамерившись
спустить ее на воду, для чего необходимо было прекратить движение  и  убрать
весла.
   - Что вы задумали, первосвященный?  -  спросил  адмирал,  уставившись  на
младших жрецов. Тот проследил за его взглядом и, сморщившись, рявкнул:
   - Прекратить!
   Младшие жрецы изумленно уставились на первосвященного, а тот повернулся к
адмиралу и снисходительно пояснил:
   - Верховный жрец повелел мне перед началом битвы пересесть в лодку,  дабы
быть готовым  проследовать  в  то  место  боя,  где  нашим  воинам  наиболее
потребуется духовная поддержка. Но я не вижу врага, который способен сделать
что-то большее, чем прос