ним сравнительный
микроскоп, прибор для анализа  почвы  по  плотности  и  огромное  количество
пробирок, мензурок и флаконов с реактивами.
   В   самом   центре    комнаты    располагалась    гордость    Купера    -
компьютеризированный газовый хроматограф и масс-спектрометр. Он был соединен
с  другим  компьютером,  находящимся  в  лаборатории  Мела,  в  следственном
управлении.
   Сакс  осторожно  перешагивала   через   многочисленные   кабели,   змеями
протянувшиеся по лестнице. Напряжение в доме было,  но  проводка  и  розетки
одной лишь спальни не выдерживали подключения такой массы приборов. Наблюдая
ее легкую элегантную поступь, Райм лишь  теперь  отметил,  насколько  Амелия
красива. Пожалуй, она  была  самой  привлекательной  женщиной,  которую  ему
приходилось видеть в полиции.
   В этот момент она показалась ему  исключительно  сексапильной.  Про  него
говорили, что он помешан на сексе, и Райм этого не отрицал. Несмотря на свое
состояние,  он  продолжал  чувствовать  либидо.  Линкольн  до  сих   пор   с
содроганием вспоминал одну ночь через полгода после несчастного случая.  Они
с Блэйн попытались заняться любовью, просто чтобы посмотреть, что  из  этого
получится, прежде чем отказаться от таких  попыток.  После  происшедшего  им
оставалось только делать вид, что ничего особенного не произошло и  в  жизни
остается еще много интересного.
   Однако все это оказалось  намного  серьезнее.  Настоящий  секс  и  так-то
занятие  не  из  легких,  а  если  добавить  к  этому   наличие   катетеров,
мочеприемников и прочего, - слишком уж острое желание надо испытывать, чтобы
рискнуть. При этом  надо  обладать  настойчивостью  и  незаурядным  чувством
юмора. Но основной причиной, убившей всю  поэзию  данного  процесса,  причем
достаточно быстро, было выражение лица его  жены.  В  вымученной,  фальшивой
улыбке Блэйн Чапмэн Райм Линкольн не увидел ничего, кроме жалости к  калеке,
и это прострелило его навылет. Через две недели он подал  на  развод.  Блэйн
попыталась протестовать, но бумаги, тем не менее, подписала.
   Появились Селитто и Бэнкс. Они принесли  собранные  Амелией  вещественные
доказательства и разложили их на столе. Сакс с любопытством следила за ними.
   -  Специалисты  из   лаборатории,   где   занимаются   скрытыми   следами
преступлений, обнаружили еще восемь фрагментов отпечатков,  -  сообщил  Райм
Амелии, - но  все  они,  как  выяснилось,  принадлежали  ремонтным  рабочим,
которые трудились в здании.
   - Понятно.
   Он улыбнулся:
   - Всего восемь?
   - Вам сделали комплимент, - объяснил Том, - это максимум, на что вы могли
рассчитывать.
   - Перевода не требуется. Том, но все равно спасибо, - кивнул Райм.
   - Я счастлива, что  смогла  быть  полезной,  -  и  она  постаралась  мило
улыбнуться.
   Что же это такое? Райм был абсолютно уверен в том, что она  сломя  голову
прибежит сюда и бросит мешки с вещественными доказательствами прямо  ему  на
постель. Может быть, даже и  пилу,  и  полиэтиленовый  пакет  с  отпиленными
руками  жертвы.  Он  ожидал,   что   произойдет   нечто   необыкновенное   и
сокрушительное. Люди редко снимают перчатки, когда  имеют  дело  с  калекой.
Райм все время думал о  том  взгляде,  каким  она  одарила  его  при  первой
встрече. Ему казалось, что в нем он увидел какое-то неясное, смутное родство
между собой и этой женщиной.
   Но, увы, теперь он понял, что ошибся. Амелия Сакс ничем не отличалась  от
всех остальных: она только погладила его по головке и уже  искала  ближайший
выход.
   Его сердце в один момент превратилось  в  лед.  Когда  он  заговорил,  то
обращался к паутине, зависшей у самого потолка:
   - Мы уже беседовали о  крайнем  сроке,  в  который  нам  надо  обнаружить
следующую жертву, офицер. Но час и минута нам пока неизвестны.
   - Мы считаем, - продолжал Селитто, - что  бы  ни  задумал  этот  мерзавец
совершить со своей следующей жертвой, он ее пока не раздобыл, и поэтому  сам
не знает, когда наступит предполагаемая смерть. Линкольн  рассчитывает,  что
он опять упрячет несчастного туда, где не слишком много воздуха.
   Глаза Сакс при этих словах чуть сузились,  и  Райм  успел  это  заметить.
Похоронить живого человека... Если при этом жертва страдает  клаустрофобией,
страшнее наказания и не придумать.
   Их разговор  был  прерван  вторжением  двух  мужчин  в  серых  одинаковых
костюмах, которые поднялись по лестнице и бесцеремонно вошли в спальню,  как
будто они жили здесь сами.
   - Мы стучали, - сообщил один из них.
   - Мы звонили, - поддержал его другой.
   - Ответа не дождались.
   Мужчинам было чуть больше сорока лет, один чуть выше другого,  но  оба  с
одинаковыми прическами и волосами цвета соломы. Они добродушно улыбались,  и
прежде  чем  бруклинский  выговор  испортил  все  впечатление,  Райм   успел
подумать: "Классические фермерские сыновья". Пожалуй, самым главным отличием
их были обильные веснушки на носу у одного из неожиданных гостей.
   - Знакомьтесь, джентльмены,  -  произнес  Селитто  и  представил  братьев
Харди, детективов Беддинга и Саула, команду, не  расстающуюся  ни  днем,  ни
ночью. Они  обладали  искусством  выведывать  информацию  у  людей,  живущих
неподалеку от места преступления. И в этом им равных не было. Это  искусство
считалось одним из самых сложных.  Правда,  у  Райма  никогда  не  возникало
желания овладеть им. Ему  нравилось  добывать  сведения  через  вещественные
доказательства и вручать их вот таким офицерам, которые потом, в разговоре с
подозреваемыми, смогут узнать все, что нужно, и заодно разнести в пух и прах
любую лживую историю.
   Обладая необходимыми данными,  братья  становились  ходячими  детекторами
лжи. Сейчас они пришли к Райму с докладом, и их ничуть не смущал  тот  факт,
что на данном этапе их начальником  становилось  гражданское  лицо,  да  еще
прикованное к постели.
   Когда  они  заговорили,  то  делили  фразу  на  двоих,  и  стоило  одному
замолкнуть, как его мысль подхватывал другой. Первым начал тот, что повыше и
в веснушках:
   - Нам удалось обнаружить тридцать шесть...
   - Тридцать восемь, если считать двух психов, а он почему-то не  принимает
их во внимание.
   - ...субъектов, которых мы и опросили. Правда, удачей это назвать нельзя.
   - Потому что большинство их как будто оказались слепыми, глухими, и  все,
как один, страдали потерей памяти. Ну, как  это  обычно  бывает  в  подобных
случаях.
   - Никто не видел никакого такси. Мы прочесали западную сторону. Ноль.
   - А теперь хорошие новости, - продолжал Беддинг.
   - Мы нашли свидетеля.
   - Неужели? - обрадовался Бэнкс. - Фантастика!
   Райм, не испытывавший подобного энтузиазма, попросил их продолжать.
   - Это случилось рядом с железной дорогой, если быть точнее.
   - Он увидел мужчину, который шел по 11-й улице, а затем свернул...
   - Весьма неожиданно, - добавил не веснушчатый Беддинг.
   - ...к переулку, который выходил к тоннелю.  Он  простоял  там  некоторое
время...
   - И смотрел при этом вниз.
   - Это не наш приятель, - обеспокоено заметил Райм. - Наш не стал  бы  так
рисковать, чтобы не быть замеченным.
   - Но, - вдруг торжественно произнес Саул, подняв вверх указательный палец
и взглянув на своего напарника, - существует только одно окно,  из  которого
можно было бы увидеть этого человека.
   - Откуда как раз и наблюдал за ним наш свидетель.
   - Он просыпается очень рано, да благослови его Господь! Прежде  чем  Райм
вспомнил, что рассердился на Сакс, он обратился к женщине:
   - Ну что, Амелия, как тебе это нравится?
   - О чем вы спросили? - Она оторвала взгляд от окна.
   - Разве тебе не приятно чувствовать  себя  абсолютно  правой?  -  пояснил
Линкольн. - Ведь ты перекрыла 11-ю улицу, а не 37-ю.
   Она не успела ничего ответить, а Райм уже снова повернулся к близнецам:
   - Как же он выглядит?
   - К сожалению, наш свидетель мало рассказал о нем.
   - Он уже успел налакаться, несмотря на ранний час.
   - Он упомянул, что  мужчина  был  невысокого  роста.  Цвет  волос  он  не
запомнил. Что касается кожи...
   - ...скорее всего, она белая.
   - Что на нем было надето? - нетерпеливо бросил Райм.
   - Что-то темное. Больше выжать нам из него ничего не удалось.
   - И что же этот неизвестный там делал? - недоумевал Селитто.
   - Цитирую: он просто стоял, не двигаясь, и смотрел вниз. Я  подумал,  что
этот парень собрался прыгать. Ну, понимаете сами, перед поездом. Он пару раз
поглядел на часы.
   - ...А потом быстро ушел. Но постоянно оглядывался, как  будто  проверяя,
не следит ли за ним кто-нибудь.
   "Интересно, зачем ему  понадобилось  там  стоять?  -  размышлял  Райм.  -
Смотреть, как умирает его жертва? Или это  случилось  чуть  раньше,  еще  до
того, как он закопал того мужчину, и он просто проверял, насколько  безлюдно
это место?"
   - Он ушел оттуда пешком или сел в машину?
   - Пешком. Мы проверили все ближайшие стоянки.
   - И гаражи.
   - Во всем районе. Но это место находится рядом с центром, где  проводится
конференция, поэтому там  очень  много  парковочных  площадок.  Дежурные  по
стоянкам с улицы  начинают  размахивать  оранжевыми  флажками,  указывая  на
въезд.
   - Из-за конференции половина парковок была уже битком набита автомобилями
к семи утра. У нас есть список номеров примерно девятисот машин.
   - Надо их проверить, - Селитто лишь покачал головой.
   - Этим уже занимаются, - тут же подхватил Беддинг.
   - ...Но мне  кажется,  что  преступник  не  стал  бы  пользоваться  такой
стоянкой, где выдаются талоны. Райм согласно кивнул:
   - А что у вас есть по зданию на Перл-стрит? Кто-то из близнецов, а  может
быть и оба сразу, ответили ему:
   - Этот дом у нас в списке вторым. Мы как раз туда сейчас и направляемся.
   Райм заметил, как Сакс нервно посматривает на часы, аккуратно сидящие  на
ее белоснежном запястье и никак не  гармонирующие  с  красными  истерзанными
пальцами. Он тут же проинструктировал Тома, чтобы  тот  внес  в  их  таблицу
новые данные о преступнике номер 823.
   - Вы хотите переговорить с тем парнем? -  поинтересовался  Бэнкс.  -  Ну,
который живет возле железной дороги?
   - Нет, я не слишком доверяю свидетелям, - напыщенно произнес  Райм.  -  Я
хочу заняться нашей непосредственной работой. - Он взглянул на Мела  Купера.
- Волоски, кровь, кость и деревяшка. Пожалуй, начнем с кости,  -  решительно
заявил он.
 
*** 
 
Morgen ... 
   Юная Монелл Гергер открыла глаза и села  на  своей  кровати  с  провисшей
сеткой. Прожив в восточной части Гринвич-Виллидж уже два года, она так и  не
привыкла просыпаться рано утром.
   Ее пышное тело инстинктивно потянулось вперед, к  свету,  и  она  тут  же
получила удар солнечных брызг по своим еще не до конца раскрывшимся  глазам.
Августовские лучи дневного светила оказались беспощадными  к  двадцатилетней
красавице.
   - Mein Gott ...
   Из клуба она ушла в пять, домой попала только в шесть,  а  потом  еще  до
семи занималась любовью с Брайаном...
   Интересно, сколько же сейчас времени?
   Она была уверена, что еще очень рано.
   Прищурившись, Монелл взглянула на часы. Половина пятого дня.
   - Не такое уж fruh morgens , в конце концов.
   Выпить кофе или сначала заняться стиркой?
   Примерно в это время она отправлялась в забегаловку к Доджо, где  съедала
сэндвич и выпивала сразу три чашки крепчайшего кофе. Здесь она встречалась с
приятелями, которых знала по клубу, - такими же  бездельниками,  как  и  она
сама.
   И правда, в последнее время Монелл совсем запустила  домашнее  хозяйство.
Она натянула мешковатую рубашку, скрывавшую  ее  крупные  формы,  и  джинсы.
Надев на шею сразу пять или шесть  цепочек,  девушка  подхватила  корзину  с
грязным бельем, сунув сверху пачку стирального порошка.
   Монелл отодвинула три тяжелых засова, запиравших дверь, и  спустилась  по
темной лестнице в подвал. Здесь она остановилась Irgendwas stimmt hier nicht
.
   Девушка почувствовала себя неуютно и обернулась, глядя в сторону лестницы
и мрачного коридора.
   Что же ее так насторожило?
   Вот в чем дело! Свет! Лампочки в холле и в коридоре почему-то перегорели.
Но когда она подошла поближе, то увидела, что  лампочки  отсутствуют  вовсе.
Эти чертовы дети воруют все,  что  попадается  под  руку.  Она  переехала  в
Дойче-Хаус лишь потому, что этот дом считался прибежищем немецких музыкантов
и художников. На деле же он оказался обыкновенным запущенным и грязным домом
без лифта и с явно завышенной квартирной платой, как, впрочем, и  во  многих
других домах  этого  района.  Единственным  преимуществом  была  возможность
ругаться с домовладельцем на родном языке.
   Монелл двинулась дальше по  направлению  к  мусоросжигательной  печи,  но
здесь стоял такой мрак, что ей пришлось добираться туда, опираясь  о  стену,
чтобы не споткнуться о кучи хлама, наваленного на полу.
   Добравшись до нужной двери, она толкнула ее, и по открывшемуся перед  ней
проходу направилась в прачечную.
   Где-то послышалось легкое шарканье подошв.
   Девушка обернулась, но ничего,  кроме  неподвижных  теней,  не  заметила.
Сейчас до ее слуха доносились только отдаленный шум улицы да поскрипывание и
вздохи старого дома.
   Через темноту, мимо пустых коробок  и  сломанной  мебели,  под  покрытыми
жирной  пылью   кабелями   Монелл   продвигалась   к   прачечной.   Лампочки
отсутствовали и здесь. Неприятное чувство переросло в беспричинный страх,  и
она вспомнила случай, произошедший с ней в детстве. Они с отцом шли по узкой
улочке, рядом с Ланге-штрассе, направляясь в зоопарк. Ей  тогда  было  всего
пять или шесть лет. Внезапно отец остановился  и,  схватив  дочь  за  плечо,
указал ей на мост, под которым,  как  он  сказал,  жил  злобный  и  голодный
тролль. Когда они возвращались обратно, он предупредил  ее,  что  это  место
нужно миновать как можно быстрее.  Паника,  охватившая  ее  тогда  и  волной
поднимавшаяся по позвоночнику, была сродни чувству, которое  она  испытывала
сейчас.
   Как глупо! Какие-то тролли...
   Девушка продолжала идти по коридору, прислушиваясь  к  гудению  какого-то
электрического оборудования. Откуда-то издалека доносилась музыка.
   В самой прачечной тоже было темно.
   Ну, уж если лампочки выкрутили  и  здесь,  придется  возвращаться  назад,
подниматься наверх и стучать в дверь герра Найсхена до тех пор, пока  он  не
соизволит ее открыть. Тогда уж она выскажет ему все: и про  сломанные  замки
на парадной и задней двери, и про юнцов, целыми  днями  сосущих  на  веранде
пиво, и заодно про отсутствие освещения в подвале.
   Она зашла в помещение и повернула выключатель.
   К ее удивлению,  три  ярких  плафона  залили  прачечную  ярким  радостным
светом. Здесь было грязно и  пустынно.  Монелл  прошествовала  мимо  четырех
стиральных машин, швыряя белое белье в одну, а цветное - в другую. Затем она
отсчитала монеты, опустила их в щель приемника и потянула за рычаги.
   Тишина.
   Девушка несколько раз  подергала  за  рычаг,  потом  ударила  кулаком  по
корпусу машины, но это не дало никакого эффекта.
   - Вот дерьмо! Что за проклятый дом!
   Внезапно ее взгляд упал на электрический провод:  какой-то  идиот  просто
выдернул сетевой шнур из розетки. Она знала, чьих это рук дело.  У  Найсхена
был  двенадцатилетний  сынишка,  который  и  нес  ответственность   за   все
разрушения  и  неполадки  в  доме.  Когда  она  в  прошлом  году  попыталась
пожаловаться на него отцу, этот маленький стервец чуть не ударил ее ногой.
   Она подняла шнур и полезла за машину, чтобы вставить вилку в розетку.
   В этот момент девушка ощутила на шее чье-то дыхание.
   - Neiri!
   Мужчина прятался между стеной и задней панелью стиральной машины.  Монелл
задушенно вскрикнула, увидев в тени  лыжную  маску  с  прорезями  для  глаз,
темный костюм и кисть, словно челюсти акулы, сомкнувшуюся на  ее  руке.  Она
потеряла равновесие и от толчка  неизвестного  покатилась  по  полу,  больно
ударившись лицом о бетон.
   Мужчина мгновенно оказался над ней  и,  прижав  ее  руки  к  полу,  одним
движением заклеил ей рот широкой серой лентой.  Hilfe!  Nein,  bitte  nicht.
Bitte nicht .
   Нападавший не отличался высоким ростом и крепким  телосложением,  но  был
очень силен. Он без труда перекатил ее на живот, завел руки за спину, и  она
услышала щелчок наручников, закрывшихся у нее на запястьях.
   Затем мужчина выпрямился. В прачечной не раздавалось ни  звука,  если  не
считать капающей воды, тяжелого дыхания  самой  Монелл  и  отдаленного  гула
работающего мотора.
   Девушка замерла, ожидая, что сейчас его руки примутся ощупывать ее тело и
рвать на ней одежду. Она услышала, как он направился к двери, видимо за тем,
чтобы убедиться, что поблизости никого нет.
   Монелл знала, что их никто здесь не потревожит. Сейчас она ругала себя за
то, что была, пожалуй, единственной дурой во всем доме, которая пользовалась
этой прачечной. Большинство жильцов избегали приходить сюда, так  как  дверь
не запирающегося черного хода располагалась совсем близко, и в  случае  чего
звать на помощь было бы бесполезно.
   Мужчина вернулся и снова перекатил ее на спину.  Он  зашептал  что-то,  и
поначалу Монелл не могла разобрать ни слова, а потом поняла, что неизвестный
произносит имя "Ханна".
   "Ханна? Но это ошибка. Он перепутал меня с кем-то другим", - мелькнуло  в
голове испуганной девушки. Она  отчаянно  завертела  головой,  пытаясь  дать
понять, что незнакомец принял ее за другую.
   Но встретившись взглядом с его глазами,  Монелл  замерла,  парализованная
ужасом. Даже маска не могла скрыть, что  нападавший  чем-то  взволнован  или
даже разочарован. Он бегло  ощупывал  ее  тело,  сокрушенно  качая  головой.
Пальцы в перчатках исследовали ее широкие пухлые плечи, несколько  раз  даже
ущипнув девушку за жирную плоть так, что она вздрагивала от боли.
   Да, нападавший явно поддался разочарованию. Мужчина напал на нее, связал,
а теперь не знал, как поступить дальше.
   Он сунул руку в карман, затем извлек ее оттуда, и щелчок  выкидного  ножа
заставил девушку дернуться, как от  удара  током.  Потом  она  расплакалась.
Nein, nein, nein!
   Из его губ вырвалось шипенье, напоминавшее свист ветра в ветвях деревьев.
Он нагнулся над Монелл и с сомнением в голосе произнес:
   - Ханна, что же мне теперь делать?
   Потом неожиданно он принял какое-то решение. Убрав нож и поставив девушку
на ноги, он провел ее по коридору  к  двери  черного  хода.  Той  самой,  со
сломанным запором, из-за которого она  уже  несколько  недель  охотилась  за
герром Найсхеном.
 
Глава одиннадцатая 
 
   Настоящий криминалист - это человек сродни творцам эпохи Возрождения.
   Ему приходится изучать ботанику, геологию, баллистику,  медицину,  химию,
литературу, строительство. По высокому содержанию стронция в пепле он всегда
определит, что тот образовался от сгорания сигнальной ракеты. Он знает,  что
"faca" по-португальски  означает  "нож",  что  жители  Эфиопии  при  еде  не
пользуются посудой и орудуют только правой рукой. Ему известно, что  пуля  с
пятью  правыми  нарезами  не  может  быть  выпущена  из  "Кольта",   и   еще
многое-многое другое. Обладая такими знаниями, он может нащупать связь между
подозреваемым и оставленными на месте преступления предметами.
   Самое  главное,  что  должен  знать  криминалист,  это,  пожалуй,  основы
анатомии. Как раз в этой области Линкольн Райм разбирался довольно  неплохо.
Особенно в последние три с половиной года, когда  постигал  все  премудрости
взаимосвязей нервов и костей.
   Сейчас он смотрел на пакет с вещественными доказательствами,  добытыми  в
котельной, который держал в руке Джерри Банкс.
   - Эта кость ноги, -  объявил  он.  -  Не  человеческая,  значит,  она  не
принадлежит следующей жертве. Это было костяное  кольцо,  ровно  отпиленное,
двух дюймов в диаметре. На кости остались следы пилы и немного крови.
   - Животное средних размеров, - продолжал Райм. - Крупная собака, овца или
коза. При