о  ты  опасен?  -  задумчиво
проговорил старик, расхаживая по привычке из угла в угол.
    - А ты как считаешь? - полюбопытствовал Мальгин.
    Отец остановился, поколебался и сказал просто:
    - Каким бы ты ни стал, ты мой сын. Не заставляй  меня  произносить
клятвы вроде "я тебе верю". Я чувствую тебя, ни на что  дурное  ты  не
способен. Все эти сверхспособности  -  внешнее,  наносное,  главное  -
внутри.
    Мальгин не удержался и поцеловал  старика  в  щеку.  Пили  чай  на
веранде, по старинке,  с  малиновым  вареньем  и  травами.  Исподтишка
разглядывая отца, каждый раз  замирая  -  детская  реакция  -  от  его
улыбки, Мальгин подумал, что к закону  Ману:  нет  ничего  чище  света
солнца, тени коровы, воздуха, воды, огня и дыхания девушки - надо было
бы добавить: и улыбки отца.
    - Что разглядываешь? - проворчал старик,  блеснув  проницательными
глазами. - Изменился, постарел?
    Клим  засмеялся,  чувствуя  легкость  во  всем  теле   и   желание
подурачиться.
    - Не ты - я изменился, отец. Тридцать  пять  лет  строил  песочный
замок, потом поумнел и стал строить воздушный.
    Мальгин-старший тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел.
    - Ты о Купаве?
    Клим замялся, неопределенно поводил в воздухе пальцем.
    - Понимаешь, па...
    - Не понимаю. Между ложью и правдой нет золотой середины, так  что
говори как есть.
    Мальгин вздохнул.
    - А между "да" и "нет" есть золотая середина?
    Заметив недоумение в глазах отца, добавил:
    - А между тем дело обстоит именно так. И та, которая меня любит, и
та, которая нет, ухитряются держать меня посреди этих двух слов "да" и
"нет". Что бы ты сделал на моем месте?
    - Я бы не оказался на твоем месте, - отрезал старик. -  Не  ты  ли
сам во всем виноват? Если сердце  делится  на  части,  значит,  что-то
неладно с головой. Или ты считаешь, что любить можно двоих сразу?
    Мальгин поник головой, сказал с грустью:
    - Но я не знаю иной любви, кроме той  смеси  желания,  нежности  и
интеллекта, что привязывает меня к данному конкретному  существу.  Это
не я сказал - древний философ.
    - Камю, - проворчал старик. - Хотя я его не люблю.
    - Но я с ним согласен. Па, я люблю одну женщину, и ты знаешь, кого
именно.
    - Знаю, - тяжело выговорил Мальгин-старший. - Не надо было  давать
надежду другой. Кстати, очень красивой. Она была тут у меня...
    - Что?! - Клим даже привстал от изумления. - Карой  была  у  тебя?
Зачем?
    - Ты у нее спроси. Она  вот  тоже  взяла  и  все  рассказала,  без
утайки. Видно, давно держала в себе, а поделиться особенно не  с  кем.
Хорошая женщина. - Старик вздохнул.
    Мальгин понял его недосказанное: "Но Купава лучше". Знать  бы,  по
каким критериям оценивается это "лучше". Купава и Карой  -  совершенно
разные люди... и обе мне нужны, обе стали частью жизни. Фея печального
очарования, где ты?..
    - Отец, а ты не знаешь, где Купава сейчас? Дома ее нет, в клиниках
тоже, родные давно не видели и весточки не получали.
    Мальгин-старший покачал головой.
    - Ты уже однажды разыскивал ее год назад, а толку...  Может  быть,
она снова на Симушире?
    - Был я там, нету.
    - Что ж ты не включишь свои супервозможности? Аль не хватает чего?

              И от земли до крайних звезд
              Все безответен и поныне
              Глас вопиющего в пустыне,
              Души отчаянный протест [Ф. Тютчев.], -

пробормотал Клим отрешенно. Он уже дважды пытался искать Купаву в поле
гиперчувствования, но то ли ее не было на Земле, да и в Системе, то ли
она находилась за какой-то изолирующей пси-волну преградой.
    Чего ему не хватило? Сил? Желания? Чьей-либо поддержки? Да и зачем
ему Купава? Удостовериться, что все осталось по-прежнему? Вряд ли  она
снова  вернется  к  нарковидео  и  эйфоромузыке,  тогда   в   Дарвазе,
вытаскивая  ее  из  трясины  наркотранса  он  заблокировал   резонансы
некоторых нервных центров на тягу  к  иллюзорному  существованию...  и
что-то  там  было  еще...  похожее  на  объяснение...  и  от  него  он
отмахнулся, обессиленный операцией и борьбой с ее больной психикой. От
чего же он отмахнулся?.. А потом забыл! Что он  прочитал  в  ее  душе?
Вспоминай, слабак! Да... похоже на объяснение тяги  к  наркожизни!  Не
внутренняя потребность, а внешний толчок,  заставивший  Купаву  искать
спасение в иллюзиях...
    Мальгин вспомнил.
    Толчком послужили  слова  Шаламова,  поразившие  женщину  в  самое
сердце, врезавшиеся в ее память: "Я не человек и никогда им не  стану,
даже если меня прооперирует твой Мальгин. Не жди меня, ни  я  тебе  не
нужен такой, ни ты мне..."
    - Боже! - прошептал Клим, глядя перед  собой  ничего  не  видящими
глазами. - А я никак не мог взять в толк, в чем дело. Почему  она  так
себя... возненавидела! Ах, Данила,  Данила,  что  же  ты  не  вернулся
раньше...
    - Ты о чем? - донесся чей-то голос.
    Мальгин опомнился, виновато  погладил  отца  по  руке,  машинально
удивился:
    - Какие у тебя холодные руки, па!
    - Хоть костер туши,  -  пошутил  старик,  оставаясь  серьезным.  -
Уходишь?
    Сердце у него было золотое, и сына он понимал так, как не  понимал
больше никто.
    - Я буду  приходить  чаще,  па,  жди.  А  пока  мне  надо  кое-что
исправить и... кто знает, может быть, Купава еще и  появится  в  нашем
доме?
    Мальгин встал и исчез. Старик остался сидеть за столом,  судорожно
вцепившись руками в край стола, о который только  что  опиралась  рука
сына.
    Марсель Гзаронваль,  он  же  Сеня  Руцкий,  бывший  напарник  Дана
Шаламова,  отыскался  в  Багдаде.  Его  разыскивала  безопасность  как
участника движения "хирургов", и он скрывался в доме одного  из  своих
приятелей, некоего Джафара Шабата ал-Каззаба.
    Дом - типичная "многокелейная мечеть"  -  располагался  на  берегу
Тигра, неподалеку от знаменитых ворот Баб аль-Вастани,  архитектурного
памятника тринадцатого века, и  Мальгин,  бросив  на  них  взгляд,  не
пожалел потратить полчаса, чтобы полюбоваться сверху  -  от  метро  он
летел на такси-пинассе - искусством зодчих древнего Ирака, построивших
мавзолей Мусы аль-Кадима,  так  называемую  Золотую  мечеть,  мавзолей
Зубайды, медресе Мустансирию и другие неповторимые по красоте здания.
    Пристроив пинасс на площадке для легких  машин  -  такие  площадки
вырастали из стен здания, как листья на ветке дерева, - Клим спустился
на шестой жилой горизонт и, прежде чем войти, задержался перед дверью.
Дверь была необычной - металлической!  -  с  памятью  формы,  и  могла
выдержать разряд "универсала". Кроме того,  непрошеный  гость,  открыв
дверь, попадал под прицел парализатора, а если и это не срабатывало  -
при неосторожном шаге ему  на  голову  падала  плита  весом  в  триста
килограммов.
    Не квартира, а крепость, хмыкнул Мальгин. Хозяин, видать, любитель
поиграть в казаков-разбойников, понаставил средневековых ловушек,  как
сам-то в них не попадает.
    Обезвредив устройства почти без усилий, Клим открыл дверь,  прошел
в роскошно обставленную гостиную, напоминавшую  воплощенные  в  натуре
сказки Шехерезады: ковры, драпировки, изысканная мебель  "а-ля  шейх",
хрусталь, золото, драгоценные камни, сверкание и блеск - и  переступил
порог не менее роскошной спальни.  По  сути,  это  был  один  огромный
альков, по роскоши не уступавший шахскому, но способный вместить целый
взвод.  И  среди  этого  кисейно-пухового  роскошества  -  подносы   с
напитками и фруктами, установка эйфоротранса и куча тел: двое  молодых
людей в чем мать родила и три обнаженные девицы, обалдело уставившиеся
на гостя. Для них ночь еще не кончилась, хотя шел уже седьмой час утра
по местному времени. "Эскадрон жизни", усмехнулся  Мальгин,  брезгливо
разглядывая игрище. По  возможности  он  старался  не  применять  свое
паравидение, хотя мог бы без помех выбрать необходимую  информацию  из
памяти Гзаронваля, но законы этики преступать не хотел.
    Марсель, рослый, мускулистый, загорелый, с  гривой  черных  волос,
опомнился первым.
    - Ба, хирург! - воскликнул он с ехидной улыбкой,  освобождаясь  от
объятий сразу двух красавиц. - Старый знакомый. Давно мы  с  тобой  не
виделись.
    - К-как он прошел, почему? - заикаясь,  проговорил  его  напарник,
низкорослый, плотный, весь покрытый курчавым волосом. - Я же  настроил
сторожа, сам проверял...
    - Это же Мальгин, мастер, он может. - Гзаронваль встал на  колени,
и в руке у него объявился "василиск". Черный зрачок излучателя  глянул
Климу в лицо. - Если бы ты знал, как я рад тебя  видеть!  -  продолжал
Марсель-Семен. - Наконец-то мы имеем возможность выяснить отношения до
конца... до твоего конца. - Он захохотал. - Так как, готов, мастер?
    - Мухи против  ветра  не  летают.  -  Мальгин  перевел  взгляд,  и
Гзаронваль с криком выронил пистолет: тот обжег ему ладонь.
    - Где Купава? - негромко спросил Клим в наступившей тишине. Глянул
на волосатого хозяина, и Джафар с воплем  бросил  на  пол  выхваченный
из-под подушек "универсал"; ему показалось, что пистолет превратился в
тарантула. Девушки, ничего не понимая, переводили взгляд с  одного  на
другого, потом вдруг одновременно завизжали: невидимые  руки  отвесили
им по ощутимому шлепку - и поспешили из спальни.
    Гзаронваль бросился к упавшему  "универсалу",  схватил,  направляя
дуло в сторону спокойно стоявшего Мальгина, и опять выронил - пистолет
превратился в зашипевшую гадюку.  Из  глаз  бывшего  спасателя  начали
улетучиваться последние остатки дурмана, он смотрел теперь на Мальгина
с недоверием и ужасом.
    - Ты... ты?..
    - Где Купава? - повторил вопрос хирург.
    Джафар вскочил и с криком нанес ему удар ногой в грудь... и  снова
завопил, теперь уже от боли, разбив пальцы, словно ударил стену. Упал,
трясущимися руками  обхватив  ногу,  потом  завыл  и  на  четвереньках
выбежал вон.
    Гзаронваль-Руцкий  сглотнул  комок  в  горле,  глаза   его   стали
огромными и пустыми, плескался в них только страх.
    - Куп... Ку... пава... она... не знаю... ее в Хаапсалу,  Ландсберг
приказал, она слишком много... В общем, она у него жила... и все время
была там, я приходил. А потом... не знаю... ее там...
    - Что?! - От щек  Гзаронваля  разом  отлила  кровь.  Он  попытался
отползти, судорожно отталкиваясь руками, с  растущим  ужасом  глядя  в
страшные глаза Мальгина, и вдруг заскулил:
    - Н-не надо...  я  н-не...  н-ничего  не  делал...  Она...  с  ней
ничего... но там ее нет... а должна быть...
    Мальгин повернулся и вышел, не оглядываясь,  оставив  бледного  до
синевы, дрожащего супермена наедине с его страхом.  Никто  не  пытался
его остановить, в том числе и  брейкеры,  боевики  из  "Клуба  риска",
охранявшие своих шефов, одним из которых был Джафар.
    Через  полчаса,  в  пятнадцать  минут  шестого  утра  по  местному
времени, Клим отыскал дом Казимира Ландсберга в пригороде Хаапсалу, на
берегу залива Хаапсалу, возле знаменитой на  весь  мир  грязелечебницы
"Эсты".
    Еще выходя из метро, он почувствовал беспокойство, а потом  понял,
что  его  ведут.  Вероятно,  это  были  "глаза"   обоймы   наблюдения,
выполнявшей распоряжение комиссара безопасности, но они пока не мешали
и нейтрализовать их не составляло труда. Труднее было  заставить  себя
сдерживаться, не бежать сломя голову и не ныть: "Купава, отзовись!"
    То, что  ее  нет  в  квартире  Ландсберга,  он  видел,  но  что-то
останавливало его в оценке этого факта, некий странный запах знакомого
образа.  Тень  Купавы  присутствовала  здесь  и  нашептывала   молитву
спасения.  Господи,  а  дочь-то  где?!   Мальгин   даже   остановился,
пораженный открытием. Купава должна  была  быть  там,  где  находилась
Дарья. Но... и присутствия дочери он не чувствовал нигде на Земле.
    Ландсберг жил в  старинном  коттедже,  стилизованном  под  древний
замок, охраняемом роботами и собаками. Жил один! Хотя в этом громадном
поместье  спокойно  могли  жить  три-четыре  семьи.   Отыскать   здесь
кого-нибудь с помощью обычного осмотра не представлялось возможным,  и
Мальгин  вынужден  был   выйти   в   гиперчувственную   сферу,   сразу
подключившись  к  громадному   пространству   человеческих   страстей,
биоэнергетических концентраций живой природы Земли и космоса.
    Ни глубоких подвалов, ни сырых, мрачных подземелий,  ни  лабиринта
тайных ходов Клим не  обнаружил,  но  строение,  имитирующее  башню  в
готическом стиле, в котором работал и  жил  Ландсберг,  нашел  быстро.
Собаки - огромные черные ризеншнауцеры  пропустили  его,  будто  и  не
заметили, а киберам с хитроумной лучевой системой защиты пришлось тихо
сжечь кристаллические мозги, выдав  запороговый  нерешаемый  алгоритм.
Дважды обшарив все помещения  трехэтажной  башни,  вмещавшей  зал  для
гостей,  биллиардную,  комнату  видеоигр,  две  спальни,  столовую   и
оранжерею, и не найдя никаких  следов  пребывания  Купавы,  Мальгин  с
холодной яростью устремился было к другим строениям замка, но какой-то
тихий... не звук и не  пси-импульс  -  слабая  тень  пси-вызова,  живо
напомнившая мистический зов, заставила его вдруг вернуться в  одну  из
спален Ландсберга, явно предназначенную для женщины.
    На   стенах   спальни,   удачно   имитирующих   каменную   кладку,
драпированных  занавесями,  кроме  бронзовых  светильников  и  зеркал,
висело несколько картин, и взор Мальгина привлекла одна из них,  почта
скрытая балдахином широкой кровати. Сердце  прыгнуло  вниз,  когда  он
подошел ближе и увидел свечение, идущее  от  простого  листа  картины,
висевшей без рамы в дециметре от стены. Сомнений быть не могло - перед
Климом висела не картина, а хроносрез - слой многомерного пространства
с остановленным на срезе  временем,  подобный  висящим  у  него  дома.
Вспомнилось предупреждение Паломника  о  таких  "картинах"  на  Земле,
очевидно, это была одна  из  них,  принесенная  Купаве  Шаламовым  или
кем-то из  путешественников,  Железовским  или  Ромашиным.  "Шестерки"
Ландсберга прихватили их во время своих игр и принесли хозяину,  чтобы
доставить ему удовольствие. Удовольствие... безумие! "Срезы" так легко
разблокировать! Ничего не надо включать,  давить,  мять,  надо  только
представить, что ты туда входишь...
    Странное дерево слева  с  кружевным  стволом,  состоящим  из  жил,
дырчатых  древесных  наплывов  и  пленок,  опирающихся   на   растяжки
ходульных корней. На концах его сросшихся в  арки  и  овалы  ветвей  -
шапки  крупнозернистой  желтой  пены.   Холмистая   оранжево-сиреневая
равнина, заросшая белым бамбуком с  вершинами,  расходящимися  дымными
султанами, опускается к подножию дикой горной страны. На  фоне  гор  -
спиралевидные, металлические на вид постройки со шпилями, вонзавшимися
в розово-голубое небо. На переднем плане рядом с деревом  -  громадный
зверь с  туловищем  динозавра  в  ромбовидной,  блистающей  изумрудной
зеленью броне и с головой  гигантской  зубастой  черепахи.  Он  поднял
четырехпалую когтистую лапу и чуть повернул голову, глядя куда-то вниз
в угол картины. А там... Мальгин сглотнул  ставшую  горькой  слюну.  В
углу картины, за коричневым валуном, пряталась человеческая фигурка  в
белой накидке. Женщина. Женщина, прикрывшая собой  нечто,  похожее  на
половинку ореха. Колыбель-антиграв. Это были...
    - Купава... Дарья! - прошептал Мальгин. Вихрем взметнулись  мысли:
как она догадалась? зачем? что толкнуло  ее  на  этот  шаг?  отчаяние?
безумие? но ведь она не одна, у нее ребенок? Как можно рисковать  им?!
Господи, правы были древние мудрецы: кто всегда делает то, что  хочет,
редко делает то, что должен [А. Оксеншерна.].
    И снова  послышался  ему  тихий,  на  грани  слышимости,  пси-зов,
ассоциирующийся с улыбкой ребенка, глотком  парного  молока  и  мягким
язычком котенка, лизнувшего щеку. И  Мальгин  наконец  понял,  что  за
таинственный зов он слышал на Земле и в космосе: дочь звала его,  дочь
с  задатками   интрасенса,   установившая   мостик   парасвязи   голым
подсознанием, с потрясающей точностью выбора! Косвенное, а может быть,
и прямое доказательство любви и родства душ: без любви  зачать  такого
ребенка невозможно...
    Мальгин очнулся. Лицо пылало, а душа была полна слез. И  нежности.
И радости. И боли.
    В "картину" так легко войти... чтобы никогда не выйти!  Никогда!..
Или для него нет такого слова? И все же без помощи не обойтись.  Чтобы
удержать зыбкий  туннель  перехода  из  мира  в  мир  сквозь  мембрану
хроносреза, нужен мощный пси-излучатель... которого  не  существует  в
природе. Во всяком случае,  здесь,  на  Земле.  Но  излучателем  может
послужить и мозг! Кто-нибудь из интрасенсов? Аристарх,  например,  или
его подруга. Согласятся ли они? Услышал бы  Паломник...  или  хотя  бы
Лондон.
    Мальгин "растопырился" в  пространстве,  увеличиваясь  в  десятки,
тысячи, миллионы раз, пока не заполнил собой весь космос,  крикнул  во
весь голос, отсеивая эхо от скоплений мертвой материи,  но  ни  ответа
Паломника, ни Лондона не услышал. Видимо, в настоящий момент они  были
далеко не только от Земли, но и от этой Вселенной.  Зато  ответил  еще
кто-то,  знакомый  и  незнакомый  одновременно,   свирепый,   сильный,
властный:
    - Клим, какого дьявола тебе нужно? Ты не меня ищешь?  Не  твои  ли
псы пытались тут выяснить со мной отношения? Если так - берегись!
    - Да?! Кого ты имеешь в виду?
    - Братьев  некоего  Ордена.  Пытались  усыпить  меня,  но   только
разозлили, я их "успокоил". Один из них заявил,  что  руководишь  всем
ты. Это правда? О, а это еще кто?..
    Мальгин облился потом, почуяв неладное.
    - Кто там, Дан? Ты где?
    - Твои клевреты, Ромашин и Хан. Надо же, вычислили! Снова скажешь,
что не ты их послал? Ну, герои-разведчики, я вам сейчас покажу!
    - Не трогай их, Дан! Они ничего дурного не замыслили,  поговори  с
ними, прости их от души, ты же умеешь... Слышишь?
    - Убирайся! - долетел импульс  ненависти.  -  Жди  меня  в  гости,
приятель!
    Только этого мне не хватало, подумал  хирург,  сжимаясь  в  точку.
Выход из поля гиперчувственного восприятия был столь стремителен,  что
он едва отдышался. Биоэнергетика  человеческого  тела  слишком  бедна,
чтобы обеспечить гипердействия достаточно крупного масштаба, но менять
тело Мальгин пока не хотел, надо  было  как-то  выкручиваться.  Однако
связаться  с  Железовским  он  не  успел:  Шаламов-псинеур,  с   почти
задавленным человеческим "я", с разрушенной психикой, сигналы  которой
типа "хочу Купаву" воспринимались как команды,  несмотря  на  короткий
пси-контакт, запеленговал местонахождение хирурга и прибыл в  Хаапсалу
спустя четверть часа после пси-контакта. Он был  не  просто  раздражен
появлением Ромашина и Джумы Хана, но разъярен до звериного исступления
и, вобрав всю энергию необузданного властолюбия, эгоизма,  фанатичного
человеконенавистничества  неведомых   боевиков   Ордена,   совершивших
нападение на него,  не  захотел  выслушать  друзей  Мальгина.  Темная,
слепая, дикая ярость переполняли его сожженную душу, и это был уже  не
человек - Монстр!
    Сигнал о появлении в поле  зрения  наблюдателей  угнанного  "сыном
сумерек" "пакмака" застал Столбова  в  душевой:  встал  он  достаточно
рано,  однако   целый   час   уделил   тренингу   тайбо,   отрабатывая
нестандартные  позы  и  уклоны.  Пришлось  закругляться   с   утренней
программой и бежать к дежурному куттеру без завтрака, удовлетворившись
поцелуем жены. Через двадцать минут инспектор прибыл на борт  спейсера
"Сокол",  на  минуту  опередив  комиссара,  и  занял  привычное  место
оператора тревоги. Еще через несколько минут спейсер,  совершив  малый
кенгуру всего лишь в тысячу километров, завис над заливом Хаапсалу  на
высоте семи километров. Аппаратура спейсера засекла искомый "пакмак" в
парке  возле  красивого  средневекового  замка,   принадлежащего,   по
сообщению Умника, председателю СЭКОНа Казимиру Ландсбергу.
    За то время, что Столбов добирался на  спейсер,  а  тот  прыгал  в
з