езопасности, чтобы за "разгул демократии" всегда можно было  спросить
с конкретных лиц. А ведь такое отношение (моя хата с краю, кто  хочет,
тот пусть и занимается уборкой мусора) к жизни ковалось не одну  сотню
лет! И началось оно не в середине двадцатого столетия, и  не  в  одной
стране, как это пытаются  доказать  кое-какие  историки,  хотя  нельзя
отрицать и того, что именно тогда был  жестоко  уничтожен  целый  слой
культуры и началось размывание нравственности, а в результате наряду с
высшими технологиями, позволяющими жить безбедно в любом уголке  Земли
и Системы и за мгновения достичь двух сотен звезд,  мы  имеем  уровень
культуры, не намного превышающий уровень "псевдокоммунизма" двадцатого
века...
    Умник - инк отдела обычно не вмешивался во  внутренние  диалоги  и
монологи главы отдела, хотя и слышал ее мысли, находясь  в  постоянной
пси-связи с ней, промолчал он и на этот раз, хотя Бояновой и  хотелось
бы иметь в его "лице" собеседника.  Но  Умник  никогда  не  вступал  в
полемику с коллегами и друзьями во время работы.
    - Как получилось,  что  в  отделе  нет  ни  одного  интрасенса?  -
спросила комиссар, получив сводку текучести кадров.
    - Мы приглашали многих, - ответил Умник, -  но  не  согласился  ни
один. Вернее, год назад согласился Романов, но погиб во время операции
на Иранском нагорье.
    - Странно. Мне казалось,  престиж  работы  безопасника  достаточно
высок, чтобы о ней начали мечтать молодые интрасенсы.
    - Престиж действительно высок, что видно по конкурсу в наши школы:
двадцать один человек на место, и тем не менее  интрасенсы  к  нам  не
идут. Нужен широкий обобщающий анализ с  историческими  параллелями  и
привлечением известных  ученых  и  самих  интрасенсов.  Знаете,  каков
социальный состав  официально  выявленных  интрасенсов?  Двадцать  два
процента  -  ученые,  причем,  как  правило,  очень  высокого  класса,
двадцать  семь  процентов  -  артисты,   восемнадцать   -   художники,
четырнадцать - писатели.
    - А остальные?
    - Деятельность остальных не поддается учету.
    - То есть никто не знает, чем  они  занимаются.  Может  быть,  это
охотники, путешественники, бродяги, созерцатели?
    - Среди  интрасенсов  не  зарегистрирован  ни  один  охотник.   За
остальных не ручаюсь.
    - Хорошо, - прекратила отклонившийся от дела разговор  Боянова.  -
Прими  задание:  розыску  найти  Лондона  и   передать   ему   просьбу
встретиться со мной. Ни больше ни  меньше.  Если  он  смог  предвидеть
катастрофу на Меркурии, то может  знать  что-нибудь  и  о  готовящемся
выступлении против интрасенсов.
    - Я  считаю,  что  готовится  не  единичная  акция,  а  масштабная
кампания, практически война. Со всеми вытекающими.
    - Тем более.
    На   столе   надулся   оранжевым    воздушным    шариком    чей-то
экспресс-вызов, бесшумно лопнул, превратившись в светящуюся нить, но в
объем передачи нить не развернулась.
    - Включите "обратку", - посоветовала Боянова,  однако  абонент  на
это не прореагировал.
    - В чем дело? - чуть резче произнесла хозяйка кабинета,  обращаясь
к инку стола.
    - Закрытая консорт-линия, - сообщил киб-секретарь  флегматично.  -
Абонент не идентифицируется и не пеленгуется.
    - Власта  Боянова,  комиссар  безопасности?  -   раздался   слегка
гортанный, звенящий от обилия бронзовых обертонов женский голос.
    - Да. Кто вы?
    - Пусть  будет  Мельпомена  [Мельпомена  -  муза   трагедий.].   -
Неизвестная обладательница "колокольного" голоса засмеялась  -  словно
по полу рассыпались и  запрыгали  металлические  шарики.  -  Мы  хотим
предупредить вас: не вмешивайтесь в процесс лечения патологии.
    - О чем вы?
    - Интрасенсы - это патология  человечества,  и  болезнь  эту  надо
лечить радикальными средствами, хирургическим путем.
    - Это все?
    Снова смех.
    - До связи, комиссар.
    Нить неразвернутого виома угасла. Власта смотрела на тающий глазок
в толще стола, а перед собой видела  заплаканное  лицо  Забавы,  своей
сестры. Встрепенулась.
    - Удалось выяснить, откуда и кто звонил?
    - Нет, - виновато ответил киб стола.  -  Код  связи  рассчитан  по
теории множеств, пеленгация "рассыпается" на все стороны света.
    - А ведь с вами по консорт-линии могут соединиться лишь  несколько
человек в Системе! - мягко произнес Умник.
    - Вот именно, - проговорила Боянова,  переживая  короткий  приступ
бессилия:   хотелось   немедленно   найти   таинственную   незнакомку,
встряхнуть за плечи и выяснить  все  до  конца.  -  Розыску  еще  одно
задание: выяснить, кто звонил. Или в крайнем случае, кто мог звонить.
    Уже третий раз Мальгину снился сон: он в  образе  орла  парит  над
горной страной, испещренной узорами долин,  ущелий  и  хребтов,  зорко
всматривается   в   серо-бело-коричнево-голубоватый   хаос,    изредка
пошевеливая могучими крыльями, и ищет...  Что?  Или  кого?  Что  может
искать орел в горах, одинокий и гордый,  как  страж  бога  молчания?..
Постичь  смысл  образа  не  удавалось,  но  ощущение  вольного  полета
сохранялось долго.
    Мальгин полежал, глядя  в  малахитовое  строение  потолка,  вызвал
внутренний отсчет времени: шесть часов утра. Можно поспать еще час, но
лучше встать. Клим усмехнулся - он-то  рассчитывал  на  круглосуточное
бодрствование:    оказалось,    интрасенсы,    несмотря    на     свои
экстравозможности и резервы, нуждаются в сне почти как люди, ну  разве
что дольше могут обходиться без сна, не снижая работоспособности.
    После первой своей попытки дальней пси-связи с Железовским Мальгин
приходил  в  себя  семь  часов,  да  еще  столько  же  спал,  приказав
"домовому" не беспокоить, поэтому совет Аристарха  выполнить  не  мог.
Теперь же решил не откладывая позвонить отцу. Интересно, что мог знать
математик об отце такого, чего не знал сын?
    Виом включился на второй минуте. Мальгин-старший застегивал халат,
то и дело оборачиваясь и прислушиваясь  к  чему-то.  Вид  у  него  был
помятый, а под левым глазом красовался самый настоящий синяк.
    - Ну и ну! - присвистнул  Мальгин.  -  Прямо  персонаж  старинного
гангстерского фильма. Где это ты заработал медаль, па?
    - На улице нашел, - хмуро буркнул  старик,  машинально  дотронулся
пальцем до посинелого подглазья и снова прислушался. - Подожди минуту.
    Исчез из поля зрения. Мальгину почудились какие-то странные звуки:
то  ли  кошка  замяукала,  то  ли  ребенок   заплакал.   Потом   снова
установилась тишина. Мальгин-старший появился через пять минут.
    - Тебе не спится?
    - Так ты мне скажешь, что случилось? Где тебя угораздило?
    - Столкнулся с действительностью.
    Настроение у отца было  неважное,  однако  раньше  он  никогда  не
позволял себе разговаривать на грани грубости.
    - Я сейчас приеду, поговорим. Кстати, ты что, кошку завел?
    Брови отца приподнялись.
    - Какую кошку?
    - Я слышал какие-то мяукающие звуки.
    - А-а... - Старик отвернулся. - Это фильм... про котов.
    Мальгин с сомнением посмотрел на отца, но тот выдержал  взгляд,  а
мгновенный пси-контакт на таком расстоянии хирургу пока не давался.
    - Ты бы лучше навестил Купаву, - пробурчал старик.
    - Па, ну что ты заладил одно и то же. - Клим поморщился.  -  Я  же
говорил тебе: был я у нее...
    - Она во Второй брянской клинике, отделение психотерапии.
    - Что?! - Сердце рванулось с такой силой, что, казалось,  загудела
грудная клетка. - Что с ней?
    - Насмотрелась и наслушалась всякой дряни.
    - Ви-нарко?
    - Врач сказал, что ее едва удалось вернуть из транса.
    - О черт!.. Это моя вина... я знал  и...  -  Мальгин  бросился  из
комнаты так внезапно, что "домовой" не сразу  догадался  извиниться  и
выключить связь.
    Отец смотрел из виома прищурясь, и лицо у него  было  печальное  и
доброе.
    - Беги, беги, тигр, потерявший след... - пробурчал он. - Вчера  не
догонишь, а от завтра не уйдешь...
    Мальгин ворвался  в  здание  клиники  как  снаряд,  разве  что  не
произвел такого разрушения и ухитрился никого  не  покалечить.  Вопрос
киб-дежурного: вы куда? - он проигнорировал.  Пси-зрение  вело  его  в
нужном направлении не хуже указателей на стенах.
    Купава лежала в сорок девятой палате, почти полностью  похожей  на
ту, в которой лежал Мальгин после своего рейда на Маат и Орилоух вслед
за Шаламовым. Одна стена была совершенно прозрачна,  создавая  иллюзию
открытого окна, и низкое  осеннее  солнце  заливало  комнату  потоками
густого  оранжевого  света.  В  углу  комнаты   располагалась   стойка
медкомбайна, помаргивающая цветными огоньками, в другом  дежурил  киб,
похожий  на  стоящего  на  задних  лапах  тушканчика,  но  с  четырьмя
передними  лапами.  Мебель  в  комнате  была  трансформная,  и  Купава
сформировала   по   своему   вкусу   столики,   диван   и   пуфы   для
пространственной организации гарнитура.
    Женщина  лежала  на  кровати,  опираясь  на  высокие  подушки,   и
безучастно  смотрела  в  окно.   Губы   ее   шевелились,   будто   она
разговаривала  сама  с  собой.  Бледные  щеки,  синева  под   глазами,
заострившийся нос  говорили  сами  за  себя.  Мальгин  остановился  на
пороге, потрясенный той переменой,  которая  произошла  с  его  бывшей
веселой и решительной женой. Может быть, поэтому его гипервидение дало
на этот раз осечку, а эмоциональная интуиция не  сработала,  и  он  не
смог определить состояние Купавы и прочитать ее мысли.
    Она повернула голову, некоторое время  смотрела  на  посетителя  с
прежним безучастным видом, потом в  глубине  глаз  разгорелся  огонек,
брови поднялись, сломав трагический треугольник, но губы прошептали не
те слова, которые ждал Клим:
    - Снова ты. Зачем пришел на этот раз?
    - Пава, - с дрожью в голосе сказал Мальгин, подходя к ней.  -  Это
правда?
    Брови Купавы снова изогнулись  в  недоумении,  потом  она  поняла,
усмехнулась.
    - Странный вопрос. Разве ты не веришь врачам?
    Кровь ударила в голову, запылали щеки, и  прошло  какое-то  время,
прежде чем Мальгин справился  с  собой.  Купава  смотрела  на  него  с
любопытством, чуть оживилась.
    - Надо же! Каменный Мальгин краснеет! Неужто произошло чудо, и  ты
обрел человеческие качества?
    Клим полностью овладел чувствами, утвердительно кивнул.
    - Времена меняются, и мы меняемся с ними. Древняя  формула  права.
Зачем ты это сделала? Я же  предупреждал,  что  твое  новое  увлечение
может плохо кончиться, а твои друзья не... - Он не договорил.
    Лицо Купавы стало злым.
    - Не говори ничего о моих друзьях, - тихо выговорила она, закусила
губу, побледнев.
    Медкомбайн в углу отреагировал на это звоночком и вспыхнувшим алым
квадратом. Киб тотчас же ожил, подскочил  к  кровати,  схватил  что-то
золотое и прозрачное с  подставки  по  другую  сторону,  просеменил  к
стойке  комбайна  и  вернулся  со  стаканом  молочно-белой   пенящейся
жидкости. Купава выпила напиток, щеки ее порозовели.
    Мальгин взял из ее руки стакан, повертел  в  пальцах,  внимательно
разглядывая.
    Стакан, после того как  его  содержимое  было  выпито,  вообще  не
напоминал  сосуд:  Клим  держал  в  руках,  почти  не  ощущая   этого,
золотистый узор из прожилок, похожий на морозный  рисунок  на  оконном
стекле, но стекла-то как раз и не было! Рука ощущала прикосновение, но
материал этого стакана был ни холодным, ни  горячим,  ни  твердым,  ни
мягким.
    Мальгин прошел сквозь стену в туалетную комнату,  наполнил  стакан
водой и хмыкнул: клубок светящихся золотых нитей превратился в  сосуд,
вода из него не выливалась, хотя стенок  по-прежнему  не  было  видно.
Залпом выпив воду, хирург вернулся в палату. Купава покачала  головой,
ощутив перемену в душе Мальгина, вздрогнула, когда он заговорил:
    - Дан все-таки был у тебя. Этот "стакан",  сфера  с  "галактиками"
внутри, исчезающий "голыш"...
    - Да, был! - с вызовом ответила Купава. - Ну и что?
    Мальгин пожал плечами. Способность чувствовать пси-сферу и биоауру
собеседника вернулась к нему.
    - Ничего. Он мне нужен, я ищу его. И найду. - Клим поднял  твердый
взгляд. - Почему ты скрыла от меня, что Дарья... в приюте?
    Купава открыла рот, закрыла,  испуг  отразился  в  ее  потемневших
глазах. Она не сразу нашлась, что ответить.
    - Зачем тебе дочь? - наконец сказала она горько. -  Разве  мало  у
тебя своих забот, мужских? Уходи. И не  приходи  больше.  Мы  идем  по
разным дорогам, и ты  это  знаешь.  Не  мучайся  раскаянием  и  прочей
сентиментальной ерундой, это тебя не  красит,  да  и  не  любит  никто
слабых и нерешительных, твоя Карой тоже.
    Мальгин вздрогнул -  не  от  слов  Купавы,  от  волны  ее  чувств,
обрушившейся на его  загудевшую  голову.  Эта  волна  несла  отчаяние,
невыразимую горечь и тоску,  бессилие,  безнадежность,  злость,  гнев,
усталость, презрение и желание умереть, но в ней не  было  главного  -
любви и ожидания. Впрочем, ненависти тоже не было. Душа Купавы кипела,
и дымилась, и задыхалась в дыму, и  никто  помочь  ей  не  мог,  ни  в
прошлом, ни в будущем, в том числе и Мальгин, но он этого не понял. Он
был оглушен и  обескуражен,  к  тому  же  сработала  ложная  гордость,
подруга эгоизма, и Мальгин не стал разбираться в хаосе эмоций Купавы и
не смог поэтому выяснить причин ее отчаяния.
    - Выздоравливай, - сказал он глухо. -  Я  приду  завтра.  В  каком
приюте находится дочь?
    - "Звезда", возле памятника партизанам [Имеется  в  виду  памятник
партизанам Великой Отечественной войны в Брянске.]. И лучше бы  ты  не
приходил завтра, моим друзьям, - усмешка скользнула  по  ее  губам,  -
новым друзьям, это не понравится, что вполне может отразиться на твоем
здоровье.
    Мальгин задержал дыхание,  передавая  женщине  образ  открывающего
пасть тигра, и по ее расширившимся зрачкам понял, что ему это удалось.
Улыбнулся.
    - Лучше бы им со мной не встречаться, Пава.  Хотя  я  и  исповедую
ахимсу [Ахимса -  религиозно-этический  принцип  непричинения  боли  и
зла.], но  в  определенных  обстоятельствах  могу  не  сдержаться.  До
встречи.
    Купава не ответила, глядя на него с ужасом, причины которого  Клим
также разобрать не сумел, а скорее не захотел. Выходя  из  палаты,  он
столкнулся  с  широкоплечим  загорелым  парнем  в  рубашке-шнуровке  и
джинсах. Парень  посторонился,  вежливо  извинившись,  подождал,  пока
Мальгин выйдет, и  зашел  в  палату.  Лицо  у  него  было  открытое  и
дружелюбное, с веселыми и умными глазами,  и  на  приятеля  Купавы  из
компании Гзаронваля он походил мало.
    Через   четверть   часа   Клим   входил    в    здание    детского
учебно-воспитательного приюта для "непонимашек", но пробыл  там  всего
три минуты, узнав, что дочь Купавы Дарью забрал некто по  имени  Макар
Мальгин. Хирург остолбенел, и дежурному  информатору  приюта  пришлось
повторить фразу:
    - Вчера ее забрал Макар Мальгин, дед Дарьи.
    Клим вышел из здания, выстроенного  почему-то  в  стиле  китайской
фанзы, и побрел  к  стоянке  такси,  не  поблагодарив  дежурного  (инк
проводил его сочувственным взглядом), вдруг сообразив,  что  в  момент
разговора с отцом Дарья была уже у него. И старик  ничего  не  сказал!
Неужели затаил обиду? Или невзлюбил за что-то. За какие грехи?
    Хирург посадил такси так, чтобы его  не  было  видно  из  дома,  и
прокрался к веранде, "обнимая" сферой гиперохвата весь  объем  дома  и
пропуская его через голову. Оба - и отец и Дарья - были  дома.  Старик
возился в саду, обрезая ветви плодовых деревьев,  а  Дарена  лежала  в
люльке  на  силовых  подвесках,  которая  висела  возле  малинника,  и
забавлялась тем, что тянула из манипуляторов  киб-няньки  замысловатые
яркие  игрушки-надувашки.  Она  первая  отреагировала   на   появление
хирурга, хотя он еще не вышел из-за кустов: притихла, повернула голову
в его сторону и издала короткий звук, похожий на возглас "ну?".
    Мальгин ощутил ток теплого,  пахнущего  топленым  молоком,  свежим
хлебом, фруктами и свежестью удивления - на пси-уровне - и обомлел! Не
было сомнений: его дочь родилась интрасенсом  и  спрашивала  на  языке
инстинктов, подсознательно, еще не понимая дара,  но  уже  владея  им:
спрашивала, кто пришел - добрый или равнодушный, чужой или свой?
    - Господи! - пробормотал Клим, слабея  от  нахлынувших  чувств,  и
послал в ответ импульс любви и  нежности,  улыбки  и  света,  ощущение
огромных,  но  добрых  баюкающих  ладоней.  Из-за  кустов   послышался
радостный смех, агуканье и возня: ребенок хотел видеть, кто пришел,  и
выкарабкивался из люльки, отбиваясь от киба.
    Мальгин преодолел оставшиеся двадцать шагов  и  остановился  возле
люльки. Вцепившись пухлыми ручонками в  края  качающегося  сооружения,
наполовину высунувшись из-под балдахинчика, на него смотрело маленькое
улыбающееся розовое существо с громадными голубыми глазищами, с темным
пушком на голове,  с  пунцовыми  губками  и  ямочками  на  щеках.  Оно
протянуло ручку и сказало отчетливо:
    - Де-да...
    Мальгин сглотнул слюну, проговорил пересохшими губами:
    - Не деда, а папа...
    - Это она меня  увидела,  -  раздался  сзади  ворчливый  голос,  и
Мальгин-старший вышел из-за деревьев. - Чую, что-то не то, так она  со
мной не говорит, думаю, может, гость пришел?
    Дарья сощурилась, скаля зубки (уже выросли! -  машинально  отметил
Клим), с удовольствием  пососала  палец,  куснула  его  и  произнесла,
покачав пальцем:
    - Ни-зя.. па-па...
    Мальгин-старший засмеялся, глядя на остолбеневшего сына,  похлопал
его по плечу:
    - Она схватывает все на лету. Растет не по дням, а по часам. У нас
в роду уже были такие... нетерпеныши.  Твоя  прапрапрабабушка  Пелагея
была  ворожеей,  экстрасенсом,  как  сейчас  говорят,  так  она   тоже
смышленой росла не по годам. Может, Дарьюшка в нее?
    Мальгин послал дочке новый импульс: образ  Купавы,  поле  в  росе,
туман, река, солнце за лесом, сонная тишина,  женский  смех  и  слова:
"Доченька моя, кровинушка, травиночка, попей молочка!.."
    Дочь замерла, прислушиваясь, распахивая глаза  еще  больше  (ох  и
ресницы  у  нее  будут!),  и  вдруг  сморщилась  и  заплакала,   почти
беззвучно. Киб затряс над ней игрушки, и старик недовольно взглянул на
Клима.
    - Испугал ты ее чем, что ли? Пошли в дом, позавтракаем.
    Мальгин нехотя побрел за отцом, оглядываясь  и  сдерживая  желание
вернуться и погладить дочь по головке, покачать на руках и  поцеловать
в щечки.
    Отец поставил на стол на веранде сковороду жареных  грибов,  вино,
чай, малиновое варенье, тосты, кивнул на грибы, выходя:
    - Угадай, чего я набрал.
    Клим щелкнул ногтем по бутылке "Вычегодского  поля",  наклейка  на
которой пестрела двадцатью медалями, и посмотрел на сковороду.
    - Рыжики, зонтики, лисички, подосиновики, сыроежки.
    - Все? - Отец появился с полотенцем через руку.
    Мальгин прислушался к пульсации его пси-фона, стараясь  не  подать
виду - в голове заныл какой-то нерв.
    - И говорушки.
    Старик  сгорбился,  махнул  рукой  с  унылым  видом,  сел,  жестом
приглашая сесть сына напротив.
    - Я думал, ты уже квалификацию потерял.
    - Где собирал?
    - У  Щербатого  моста,  в  лощине.  Белых  уже  нет,  и  эти   еще
встречаются. Скоро за опятами пойду.
    Молча принялись  за  еду.  Мальгин,  преодолевая  боль,  проник  в
основной  поток  мыслей  отца,  продолжавших  его  волновать,  и  едва
сдержался, чтобы не выдать своих ответных реакций.
    - Ну, что дальше? - спросил он, допив чай.
    Отец понял.
    - А ничего. На два дня в неделю я буду забирать Дарью  к  себе,  а
остальное время она будет  находиться  в  приюте.  Общение  с  детьми,
интегральное воспитание, познание... Слава Богу, сейчас  на  дворе  не
двадцатый век и воспитывают детей профессионалы не чета мне. Ты узнал,
где Купава?
    - Узнал. - Мальгин, поддаваясь порыву, обнял отца и прижался щекой
к его щеке. - Она скоро вернется, и мы сделаем  ей  сюрприз.  Спасибо,
па, я поб