ежал, наведаюсь  кой  к  кому.  Но  буду  забегать,  если  не
возражаешь.
    Мальгин  мысленно  позвал  дочь,   услышал   в   ответ   радостную
тарабарщину: манипуляторы киба,  игрушки,  громады  деревьев,  голубое
небо,  цветные  запахи,  ветер  -  все   вперемешку   -   и   ласковое
прикосновение теплого пальчика к своим губам. Засмеялся, удивив  отца,
и пояснил:
    - Я ее чувствую, па, она меня признала.
    За деревьями оглянулся, и  хотя  отца  уже  не  было  видно,  Клим
чувствовал, что тот еще стоит и смотрит ему вслед.
    По пути хирург наскоро перекусил в "Макдональдсе" - есть  хотелось
практически постоянно, и все время подмывало спросить у  Железовского:
как проблему еды решил он?
    Думалось плохо: мешали собственные  эмоции  и  вспышки  памяти,  а
также непрерывный шум в пси-диапазоне (люди вокруг мыслили и  "шумели"
изрядно).
    Мальгин не ожидал встретить кого-нибудь в квартире Купавы, пока та
находилась в клинике, он хотел поговорить с ее  "домовым"  и  выяснить
адрес подонка, который поднял  руку  на  отца,  а  когда  наткнулся  в
прихожей на двух юнцов - потемнел  от  гнева.  И  в  который  раз  его
раздражением  не  замедлил  воспользоваться  сидящий  внутри   "черный
человек" - включил свою ворожбу: "Психоморфа глубь... трансформ..."
    Клим уже  научился  если  и  не  сопротивляться  эффекту  "черного
приказа", то хотя бы в короткий срок  приходить  в  себя.  Сейчас  его
транс длился  всего  полминуты,  но  непрошеные  гости  Купавы  успели
получить по хорошему пси-шлепку. Оба стояли бледные  и  выглядели  как
после плавания в невесомости или ледяного душа.
    - Т-ты... в-вы... - проговорил  Вильям  Шуман,  одетый  во  что-то
зеркально-металлическое, с дырами на груди. - Ч-что эт-то с в-вами?  -
"Правнук" великого композитора даже стал шепелявить и заикаться.
    И злость Мальгина прошла.
    - Еще раз встречу в этом доме - изувечу, -  любезно  пообещал  он,
рассмеявшись про себя. - Уяснил?
    - Д-да.
    - А теперь дуй в Брянск, хутор Вщиж, массив Калиновый.
    - 3-зачем?
    - Извинишься перед отцом. Еще помнишь, за что?
    Шуман пришел в себя, цвет лица вернулся к нему.
    - А пошел ты... - Он не договорил. Мальгин крепко взял его за  ухо
и едва не приподнял.
    Молодой  человек  завопил  от  боли,  пытаясь  освободить  ухо   и
одновременно лягнуть хирурга. Но руки Мальгина были словно из железа.
    - Договорились?
    - Ой!..  Отпусти!..  Больно  же...   ой-ой!..   Да   отпусти   же,
договорились!
    Мальгин отпустил  лиловое  ухо  Шумана,  отмахнувшись  от  наскока
второго парня. Сказал, не глядя на них:
    - Убирайтесь, мальчики,  и  помните,  что  я  говорил.  Дважды  не
повторяю. И не надо вставать в позу, как бойцовые петухи, я не в вашей
весовой категории. Брысь!
    Обоих как ветром сдуло.
    - Что, зарегистрировал? - спросил Клим Харитона.
    - Как  обычно,  -  ответил  костюмный  инк.  -  Скачок  уровня   в
четырнадцать Фрейдов и провал  сознания.  И  как  результат  -  "оскал
тигрозавра". Правда, большую долю пси-удара ты направил не  прицельно,
по площади, иначе эти парни схлопотали бы сердечный приступ.
    - Ничего, в конце концов я научусь держать своего  "тигрозавра"  в
клетке, сдвиги уже есть.
    - А тут двух мнений быть не может: либо полковник, либо покойник.
    - Надо же! - удивился Мальгин. - Ты и по пословицам спец?
    - Каков хозяин, таков и слуга.
    - Что ж, спасибо за комплимент... слуга. Как  думаешь,  он  пойдет
извиняться?
    - Шуман? Вряд ли. Его родословная видна насквозь: самолюбие, спесь
и наглость.
    - Кто-то же его воспитал такого. Ладно,  посмотрим,  найти  его  я
всегда смогу. Поехали в институт, что-то мне тревожно.
    Мальгин беспокоился не зря. За время  его  отсутствия  в  институт
поступили трое молодых парней с травмами черепа: то  ли  баловались  с
ручным управлением скоростного куттера, то ли не сработал инк  машины,
но она на скорости  в  двести  сорок  километров  в  час  врезалась  в
ограждение орбитального  лифта.  Девушка,  летевшая  с  ними,  погибла
сразу, а они еще жили - при поддержке аппаратов "Скорой помощи".
    И Мальгин без лишних слов помчался готовиться к операции.
    Только к вечеру стало ясно, что из троих выживут двое,  третий  из
шока так и не вышел - у него было обширное  повреждение  лобных  долей
мозга, наступил церебральный паралич.
    Хотя Климу помогали Заремба и еще трое  нейрохирургов-клиницистов,
устал он зверски, что  усугублялось  еще  и  отсутствием  полноценного
питания: оторваться от  операции  он  не  мог,  а  есть  хотелось  все
сильней.   Истощенный   борьбой   на   два    фронта:    с    внешними
обстоятельствами, требующими  абсолютной  точности  решений,  жесткого
напряжения всех душевных сил и знаний, и с  внутренними  побуждениями,
Мальгин принял душ и еле дополз до институтской столовой, где съел две
порции обеда, не обращая внимания на подшучивание осоловелого Зарембы.
Молодой хирург не столько ел, сколько говорил - и на  нем  сказывались
перевозбуждение и усталость, но в конце концов наступил момент,  когда
Мальгин насытился и едой и компанией.
    - Иван, - проникновенно  сказал  он,  с  сожалением  отрываясь  от
стола, - у Пруткова есть замечательный афоризм насчет фонтана. У  меня
от тебя голова болит.
    - Если голова болит, значит, она есть, - изрек Заремба и  выставил
вперед ладони, заметив,  какое  впечатление  произвела  его  шутка  на
Мальгина. - Все, все, не буду, а то  в  лягушку  превратишься  -  если
судить по взгляду. Кстати, как ты умудряешься  работать  со  скоростью
инка? Пирогов сегодня трижды во время операции  не  успевал  за  тобой
переносить фокус сканера.
    - Не заметил.
    - Ну-ну, - пожал плечами Иван, с любопытством ожидая  продолжения.
- Ты уже всю информацию из "черных  кладов"  перекачал  в  оперативную
память или нет? Поделись впечатлениями.
    - Рано,  -  отрезал  Мальгин,  почувствовав  беззвучный  толчок  в
голову: кто-то пси-позвал его, знакомый и большой. Аристарх. Причем не
издалека - где-то рядом.
    Заремба разочарованно отодвинулся, и  в  этот  момент  в  столовую
вошли Железовский и Ромашин.
    - Вот он где, герой нашего времени, - добродушно пошутил  Ромашин.
- Аристарх вычислил вас безошибочно, Клим.
    - Где же еще его можно найти, кроме столовой, -  пророкотал  своим
роскошным басом математик, подмигивая хирургу.
    - Можно подумать, что ты иначе решаешь проблему питания, -  сказал
Мальгин, отвечая иронией на иронию. - Чтобы питать такие мышцы, надо в
день съедать по два слона.
    - Не  обязательно,  -  ухмыльнулся   Железовский.   -   Достаточно
получасовой электроподзарядки. Хочешь научу?
    - Научи, - с недоверием взглянул на Аристарха Клим.
    - Только, ради Бога, не здесь, -  поспешил  вмешаться  Ромашин.  -
Клим, надо поговорить, есть проблемы.
    - Тогда поднимемся ко мне наверх.
    Заремба хотел было поучаствовать в беседе, но Мальгин выразительно
покачал перед  его  носом  пальцем,  и  молодой  хирург  вынужден  был
оставить компанию.
    В уютном кабинете Мальгина они расселись по креслам,  подогнав  их
по фигурам, и первым делом  выпили  по  стакану  березового  коктейля:
березовый  и  черносмородиновый  сок,  несколько   капель   лимонного,
рябинового и мятного и газ. Железовский присмотрелся к изящному кокосу
Мальгина, в глазах его зажглись насмешливые огоньки.
    - Харитон, - сказал вдруг инк климовского  костюма,  так  что  тот
вздрогнул: хирург ни о чем его не спрашивал и реплик не ждал.
    - Ты что? - мысленно спросил он, ощущая постороннее  пси-давление:
будто ветер подул через голову.
    - Он спросил, как меня зовут, я ответил, -  флегматично  отозвался
Харитон.
    - Почему же я не услышал тоже?
    - Потому что моя передача потоньше, - раздался в  голове  Мальгина
характерный, как удар гонга,  пси-голос  Железовского,  сопровождаемый
трассами желтых вспышек "перед глазами". - Ты должен был почувствовать
только фон, резонансный "хвостик".
    Мальгин кивнул. Математик, довольный эффектом, засмеялся -  словно
загрохотали камни, скатываясь в пропасть.
    - Может быть, перейдем на звук, джентльмены? - вежливо осведомился
Ромашин.
    Железовский  и  Мальгин  подняли  вверх  ладони,  пальцы   которых
засветились вишневым накалом, будто  раскаленные  стальные  прутья,  а
потом между ладонями проскочила с шипением синяя искра, -  и  свечение
погасло.
    - Поздравляю, мастер, - ухнул Железовский. - Кое-чему ты научился.
А как насчет пси-блока?
    - Попробуй пробить.
    Оба замолчали: один пытался закрыть мозг от прослушивания,  другой
проникнуть за барьер защиты.
    Лоб Мальгина заблестел от пота, а  чудовищные  мышцы  Железовского
напряглись так, что, казалось, лопнет кокос.
    - Ну-ну, вы поосторожней, - забеспокоился Ромашин, до которого эхо
схватки  докатилось  в  виде  всплесков  шума.  -  Еще  поломаете  мне
чего-нибудь ненароком, я не интрасенс, блоки ставить не могу.
    - Годится, - сдался наконец математик. - А это сможешь?
    Он сжал хрусталитовый стакан в  кулаке,  превратив  его  в  тонкий
беловатый стержень. Прежнюю форму стакан после этого не приобрел, хотя
Ромашин знал, что по  прочности  и  упругости  хрусталит  не  уступает
своему  родственнику,  знаменитому  кевлару.  Мальгин   повторил   его
движение.
    - А так?
    Аристарх сел спиной к столику и вдруг сделал  стремительный  выпад
рукой назад, по графину с коктейлем. Рука  его  не  дошла  до  графина
буквально  миллиметр  -  графин  даже  не   шевельнулся,   хотя   Клим
наклонился, чтобы поймать его. Ромашин цокнул языком - оценил.
    Мальгин развернул кресло,  прикинул  расстояние,  скорость  удара,
путь руки по инерции после резкой остановки руки и... графин слетел со
столика и  врезался  в  стену.  Снова  "загрохотал  камнепад"  -  смех
Железовского.
    - Малость не рассчитал.
    Клим сконфузился. Математик назидательно поднял палец.
    - Главное отличие интрасенса от нормального хомо не  в  физической
силе, выносливости, скорости  движений  и  так  далее,  а  в  точности
дозировки мышечных усилий.
    Теперь засмеялся Ромашин.
    - Сколько еще в вас  обоих  детства.  Ну  ладно,  Аристарху  всего
двадцать шесть лет, проявления мальчишества ему по возрасту  положены,
но тебе-то, Клим, уже тридцать четвертый.
    Железовский  порозовел,  пряча  за  бесстрастностью   недовольство
собой, чувство вины и желание выглядеть человеком, внушающим уважение.
Мальгин  остался  спокойным,  не  видя  в   своем   поведении   ничего
особенного.
    - Возраст  -  не  гарантия  опыта  и  мудрости.  Недаром   древняя
пословица говорит: не спрашивай старого, спрашивай бывалого. Итак, что
за проблемы перед нами?
    - Шаламов, - сказал Ромашин, не отвечая на  колкость  хирурга;  он
тоже знал себе  цену.  -  Вернее,  его  поиск.  Время  от  времени  он
появляется на Земле, косвенные факты подтверждают это.
    - Его подарки Купаве?
    - Не только. Лютый видел  у  Горловины  "глазастого"  орилоунского
фантома,  которого  потом  наблюдали  на  Земле,   а   если   помните,
"глазастый" все время сопровождал Шаламова.
    - Прямых доказательств этому нет.
    - Их засекали вместе  не  один  раз,  это  настораживает.  Кстати,
"глазастого" - безопасники дали ему имя "Аргус-2"  -  наблюдали  и  на
Меркурии после образования "сферы Сабатини".
    - Очень интересная штука, - пробасил Железовский. - Я имею в  виду
"сферу". Количество уровней смысла не поддается расчету,  я  пробовал.
Видимо, это и в самом деле  провал  с  бесконечным  числом  измерений,
причем очень опасный.
    - Из чего ты сделал этот вывод?
    Аристарх молча ткнул пальцем в грудь, что означало: чувствую.
    Ромашин некоторое время взвешивал его жест и слова, кивнул.
    - Да, мне этот эйнсоф тоже не нравится. Дверца в иные миры, может,
и открылась, но не для нас. Значит,  надо  искать  новую.  Что  скажет
математик?
    Железовский, вырабатывающий привычку  сидеть  неподвижно,  покачал
головой, так что вздулись бугры мышц у  основания  шеи.  Он  оставался
единственным "непрозрачным" человеком для  гипервидения  Мальгина,  то
есть не делился  на  цветные  фантомы  спектра  биополей,  отражающего
характер.
    - Вход в  систему  орилоунского  метро  есть,  но  рассчитать  его
местоположение я не смог. Слишком много параметров надо анализировать.
А точек соприкосновения нашей системы метро с орилоунской нет.
    Ромашин не смог сдержать разочарования.
    - Вы уверены, Аристарх? Ведь это приговор.
    - Я не столь  категоричен  в  выводах  и  продолжаю  работать.  Вы
знаете, на что похожа сеть нашего метро? На космогонические построения
каббалы: дворец с пятьюдесятью дверями, сорок из которых распахиваются
на четыре стороны света и открываются одним ключом, девять ведут вверх
и  одна  -  неизвестно  куда.  По  преданиям,  вошедшие   в   нее   не
возвращались.  Так  вот  у   системы   метро   есть   такая   "дверь",
математически я ее  вычислил,  но  физически  определить  не  могу.  -
Железовский поморщился, упрямо боднул лбом воздух. - Но найду!
    Взгляд Ромашина говорил: дай Бог нашему теляти... -  но  вслух  он
сказал бодро:
    - Что ж, подождем. Вполне может случиться, что безопасники засекут
Шаламова первыми, и наши приготовления окажутся ненужными.
    Железовский вспыхнул, он понял смысл  недосказанного,  но  Мальгин
передал ему пси-импульсы: "Спокойнее", - и математик ничего не сказал,
хотя и обиделся.
    И в этот момент по-птичьи запел вызов:  у  Мальгина  видео  всегда
щебетал голосами разных птиц; на этот раз это был щегол. Клим  включил
прием. Из развернувшегося виома  на  них  смотрел  невозмутимый  Майкл
Лондон, одетый в странный малахитовый балахон, по которому то  и  дело
прокатывалась волна зеленого свечения.
    - Салют,  камрады.  Времени  у  меня  нет,  поэтому  обойдусь  без
предисловий. Не ищите Шаламова, это бесполезно. И даже опасно. Вам  не
удастся снять с души груз вины, Игнат, как вы надеетесь, а вам,  Клим,
не удастся его вылечить, как ни прискорбно.
    Сидящие за столом переглянулись. У каждого мелькнула одна и та  же
мысль: откуда Майклу известно, что предмет их беседы - Шаламов? Но все
они знали цену словам вообще, а Лондона - в особенности.
    - А если мы попросим вылечить его... Вершителей? - спросил Мальгин
тихо.
    Лондон едва заметно улыбнулся.
    - До Вершителей еще добраться надо, вы даже  представить  себе  не
можете, кто они и где обитают. Но  вот  вопрос:  надо  ли  это  самому
Шаламову? Станет ли он счастливее от того, что вы его... вылечите?
    Молчание, повисшее в воздухе, нарушил Ромашин.
    - А что значит "искать Даниила опасно"?
    Лондон вздохнул, уголки губ его опустились.
    - Да в самом прямом смысле. Он не хочет ни с  кем  встречаться,  и
каждую такую попытку воспримет как посягательство на свободу. Оставьте
его в покое и  безопасникам  передайте.  Боянова  энергичная  и  умная
женщина, я ей симпатизирую, но и  она  не  застрахована  от  ошибок  и
стереотипов. А Шаламов... -  Лондон  грустно  оглядел  компанию.  -  В
настоящий  момент  он  очень  далеко  отсюда,  и  во  времени,   и   в
пространстве. Он тоже кое-что ищет, и я от всего сердца желаю ему  это
найти.
    Изображение бывшего начальника отдела безопасности пропало, причем
своеобразно: сначала  волосы,  нос,  губы,  уши,  руки,  потом  шея  и
последними - глаза и сияющий зеленый балахон.
    Виом погас.
    Железовский шумно выдохнул: он был  весь  красный  и  взмокший  от
внутренних усилий. Поймал взгляд Мальгина.
    - Я попытался "достать"  его,  определить,  откуда  звонит,  но  в
Системе его нет, это точно.
    - Тогда откуда же он звонил, да еще так чисто?
    - Не знаю. Есть одно соображение... - Аристарх пошевелил пальцами.
- Надо обсосать.
    - Так что  будем  делать,  камрады?  -  учтиво,  спокойно  и  даже
радостно осведомился Ромашин.


                               Глава 4

    На черном  фоне  фиолетовый  овал  казался  не  то  окном,  не  то
отверстием колодца, если глядеть из него вверх.  И  вот  в  этом  окне
появился зеленоватый блик.
    - Он! - прошептал один из парней, коренастый,  с  шапкой  вьющихся
волос.
    Его сосед, мускулистый, широкоплечий,  в  сером  кокосе  с  полной
экипировкой спейсмена, не пошевелился.  В  руках  он  держал  странный
трехтубусный аппарат с окуляром  и  двумя  сеточками  антенн.  Аппарат
назывался "триай" и предназначался для локации "пакетов"  биополей,  а
по сути - для обнаружения людей под землей  в  аварийной  ситуации.  В
данном случае  он  понадобился  ради  другого  дела  -  для  выявления
интрасенса. Излучаемые  интрасенсами  "пакеты"  био-  и  пси-полей  не
только были на порядок мощней, чем у остальных, нормальных людей, но и
отличались по спектру, поэтому выделить интрасенса из толпы с  помощью
"триай" не представляло труда.
    - Повернул,  -  сказал  третий  член  группы.  Всего  в   куттере,
прятавшемся в кроне роскошного вяза, находились семь человек.
    - Это он, не ошибаетесь? - разжал тонкие губы четвертый,  сидевший
со сложенными на груди руками.
    - Судя по спектру - он, - проговорил мускулистый, не отрываясь  от
окуляра. - Билл, вам пора.
    Двое парней молча выпрыгнули из куттера и канули в темноту, как  в
воду: на них были надеты индивидуальные антигравы.
    - Махмуд, пощупай его датчиками с высоты, - приказал  мускулистый.
Командовал операцией он, и ему это нравилось.
    - Уже, - прозвучал в кабине  картавый  голос.  -  Одет  в  обычный
кокос, металл отсутствует, значит, ни  оружия,  ни  антиграва  нет,  а
летать без аппаратов интрасенсы пока  не  могут.  -  Неведомый  Махмуд
хохотнул.
    - Умар, твоя очередь.
    Куттер покинула еще одна пара.
    - Не нравится мне это, - презрительно  оттопырив  губу,  заговорил
молчавший до  сих  пор  седьмой  член  группы,  громадный,  с  мощными
округлыми плечами и выпуклым животом. - Из "дракона"  я  снял  бы  его
первым выстрелом с любого расстояния.
    - Из карабина любой сможет, - равнодушно сказал  тонкогубый.  -  В
том-то и дело, храбрый наш Бака, что нам нужно точно знать возможности
интрасенсов в рукопашной схватке, не  каждого  из  них  можно  застать
врасплох, стреляя издалека.
    - Он вошел  в  квадрат,  -  доложил  мускулистый,  оглядываясь.  -
Хорошо, что не меняет привычек.
    - Пошли и мы.
    Куттер плавно скользнул вверх, и  все  его  пассажиры  взялись  за
бинокли, сочетавшие  в  себе  фотоэлектронные  умножители  и  аппараты
ночного видения.
    Тот, за кем они следили, спокойно шел вдоль речного обрыва: справа
река, слева склон горы, над которой вставало сияние  близкого  ночного
города. Ганс Варлиц, возвращаясь домой с дежурства (Меркурий,  Венера,
спутники Юпитера - пси-геологи  требовались  всюду),  всегда  совершал
пешую прогулку от метро до своей  жилой  зоны  в  Арнебурге.  Тропинка
по-над обрывом Эльбы длиной в двести метров была единственным на  всем
пути местом, закрытым от вероятного наблюдения и удобным для засады.
    Перепрыгнув двухметровый ручей,  с  шумом  скатывающийся  в  реку,
Варлиц вдруг остановился, к чему-то  прислушиваясь.  Посмотрел  назад,
вверх, шагнул вперед и  снова  остановился.  Лицо  и  руки  его  вдруг
засветились,  как  раскаленное  стекло,  в  полумраке  это   выглядело
особенно эффектно.
    - Почуял! - пробормотал тонкогубый.
    И в тот же  момент  перед  Варлицем  выросли  три  фигуры,  словно
чертики из-под земли. Сзади вышли из-за  валунов  еще  двое.  И  время
будто  остановилось:  все  действующие  лица   застыли   на   какое-то
мгновение. А потом один из парней,  преградивших  путь  интрасенсу,  в
прыжке ударил его ногой в голову - он, как и все в первой группе,  был
профессиональным  бойцом  одной  из  школ  кэнкон,  искусства  борьбы,
основанного на  знании  усовершенствованных  приемов  старинных  видов
рукопашного боя: тэквондо,