в услугах медицины.
    По  абсолютно  прозрачной  пластине  окна  бродили  тени   прошлых
событий, воспоминания наплывали друг на  друга,  вскипали  призрачными
водоворотами, Клим стирал их мысленными усилиями, но они  возвращались
вновь, напоминая японские хокку, которые утверждали,  что  с  оконного
стекла нельзя стереть только дождь и собственное отражение...
    Мелькнул и исчез образ одинокого орла, парящего над бездной, образ
сурового подчинения воле и целеустремленности,  не  терпящий  мелочных
забот и отклонений от избранного курса... Его сменил  знакомый  контур
нервной системы человека  с  указаниями  перестройки  и  усложнения  -
"черный человек"  нет-нет  да  и  пошевеливался  в  глубинах  психики,
задавленный до поры до времени волей хирурга.  Полностью  отстраниться
от его влияния Клим не мог, да и не хотел, понимая, что тогда придется
жертвовать знаниями, запасенными в "черных кладах",  и  пробуждающейся
футур-памятью. Ему все чаще казалось, что те или иные события  он  уже
переживал однажды, и это было  прямым  доказательством  проявляющегося
дара   предвидения,   рожденного   колоссальным   объемом   полученной
информации.
    Он мог бы усилить его, подчинившись программе "черного  человека",
но  что-то  останавливало  Мальгина,  какие-то  не  совсем  осознанные
тревоги души, каноны этики и  морали,  переступить  которые  -  значит
потерять нечто глубоко  личное,  принадлежащее  только  ему  одному  и
одновременно всему человечеству ab ovo.  И  все  же  путь  к  "черному
человеку", полному вселенских тайн, оставался открытым и манил, звал в
неизведанное, оставаясь чужим и холодным, как ил на  дне  озера.  Зато
существовал еще один таинственный зов, далекий, слабый, как  память  о
глубоком детстве, но мистически близкий по эмоциональной окраске всему
тому,  что  любил  Мальгин,  созвучный  с  его  внутренним   миром   и
отзывающийся в сердце струной любви...
    Иногда  в  работу  мозга   вмешивался   горизонт,   перенасыщенный
наследственной  информацией,  и  тогда  Мальгин  чувствовал  себя   то
простейшим, то ланцетником, трилобитом, рыбой, рептилией, динозавром и
даже протообезьяной, последовательно проходя все стадии  онтогенеза  -
истории жизни на Земле. Но однажды  в  эту  цепочку  памяти  вмешалась
память  "черного  человека",  и  Мальгин  впервые  в  жизни  испугался
по-настоящему, до спазма в желудке и холодного пота: наряду с обычными
ощущениями, свойственными земным существам, он испытал  ни  с  чем  не
сравнимый ряд ощущений, пересказать  и  описать  которые  не  смог  бы
никто, так как принадлежали они негуманоидам, существам, родившимся  в
иной вселенной с абсолютно отличными от земных законами бытия...
    Что-то изменилось в  потоке  сознания,  протекающем  сквозь  мозг,
появилось ощущение неудобства и неудовольствия. Мальгин очнулся, и тут
же  тихо  прозвонил  видео.  Посреди  комнаты  сформировалась   фигура
дежурного врача - динго инка,  конечно.  На  лице  его  было  написано
смущение.
    - Вы весьма  неординарный  пациент,  Клим.  Утром  еще  мы  лечили
больного, а к обеду вы вдруг стали здоровым. И я подозреваю, что  наша
фармакопея здесь ни при чем.
    Мальгин улыбнулся, чувствуя приятное покалывание по всему телу: он
только  что  провел  сеанс  аутопси-массажа,  восстанавливая  тонус  и
окончательно снимая нервную усталость.
    - Не обижайтесь, Обиван, я действительно необычный  больной.  Наша
медицина еще не скоро начнет лечить интрасенсов,  а  об  экзосенсах  и
речи нет. Но я побуду у вас немного, кормят тут неплохо. - Клим  снова
улыбнулся. - Как дела у Купавы?
    - С ней все в порядке, но она не интрасенс и  пробудет  в  клинике
еще дня три.
    Мальгин  кивнул,  дежурный  врач   развел   руками,   его   фигура
превратилась в радужный световой сноп и растаяла.
    Мальгин автоматически нащупал рукой фрукты на висящем у  изголовья
подносе и захрустел яблоком. В  голове  тоненько  прозвенел  звоночек:
кто-то знакомый вошел в здание лечебницы.  Спустя  несколько  минут  в
палату ворвался Джума Хан.  Мгновение  они  смотрели  друг  на  друга:
оценивающе - Джума и с неопределенной досадой и  неловкостью  -  Клим,
потом безопасник заулыбался - улыбка у него была чертовски обаятельная
- и хлопнул ладонью по подставленной ладони хирурга.
    - Привет, амиго. По-моему, ты о чем-то задумался. Что  притих?  На
себя не похож.
    - Думаю думу без шуму, - ответил Мальгин пословицей.  -  Зато  ты,
похоже, не меняешься: здоров, уверен, энергичен, азартен.
    Клинки их взглядов столкнулись, но искры не  высекли:  во  взгляде
Джумы уже не было обычного вызова, только отстраненная настороженность
и сосредоточенность. Поединок длился недолго, Джума отвернулся первым,
проворчал с неожиданным добродушием:
    - Ох и тяжелый у тебя глаз, мастер! Хоть я  и  потомок  шейха,  но
соперничать с тобой после того, что ты проделал с Купавой, побаиваюсь.
Честное слово, уникальная была операция! Завидую, я бы так не смог.
    Мальгин мимолетно удивился, но анализировать перемены в настроении
бывшего врача не стал, в  комнату  вошли  еще  двое  -  Железовский  и
Ромашин. Математик добился значительных успехов в овладении  эмоциями,
и застывшее лицо его напоминало маску. Ромашин, как  всегда,  выглядел
вежливо-уравновешенным и целеустремленным, пряча ироничные  огоньки  в
глубине глаз.
    - Не ждали? - сказал эксперт, пожимая руку "больного".
    - Его я услышал еще в метро, - кивнул Мальгин на Железовского.
    - Мы  за  тобой,  -  пробасил  тот   ворчливо.   -   В   состоянии
передвигаться и воспринимать нетривиальные идеи?
    - У него дисфория, - сказал Джума, выглядывая в окно.
    - Что это еще за штука?
    - Пониженное     настроение,     состояние      раздражительности,
озлобленности,  мрачности,  повышенной  чувствительности  к  действиям
окружающих и, кстати, со склонностью к вспышкам агрессии.
    Ромашин с любопытством посмотрел на говорившего, перевел взгляд на
Мальгина, и тот невольно улыбнулся.
    - Диагноз поставлен вполне профессионально. Не боитесь, что  Джума
может оказаться прав? Я ведь химера.
    - Вставай, "химера". - Железовский легко поднял Мальгина за  руку.
- Возьмешь на вооружение мою формулу  "трех  эс"  и  будешь  такой  же
здоровый и спокойный, как и я.
    - Что за "три эс"? - заинтересовался Джума Хан.
    - Самоанализ, самоконтроль, самосовершенствование.
    Джума фыркнул.
    Железовский пожал  плечами,  взял  с  подноса  у  кровати  хирурга
несколько зеленоватых  плодов  величиной  с  крупную  сливу,  понюхал,
откусил.
    - Фейхоа? Пахнет ананасом и земляникой.
    - Угощайтесь.  -  Клим   принялся   переодеваться,   его   одежда,
вычищенная  и  освеженная,  хранилась  в  стенном  шкафу.  Позвонил  в
приемный покой.
    - Обиван, я ухожу, изменились обстоятельства.
    Инк молча поклонился. Мальгин повернулся к посетителям.
    - Ну что ж, компанерос, я полностью в вашем распоряжении.  Что  за
идею нам предстоит обсудить?
    - Поехали к тебе домой. - Железовский направился к  двери  первым,
сосредоточенно жуя плоды фейхоа, китайского земляничного дерева. - То,
о чем идет речь, находится там.


                               Глава 12

    Милости прошу. - Мальгин отступил, пропуская гостей  в  дом.  Пока
они устраивались в  гостиной,  он  включил  тихую  музыку  и  соорудил
полдник:  кофе,  тоник,  тосты,  фрукты.  Никто  не  отказался,   даже
равнодушный к гурманству Железовский, который  в  ответ  на  замечание
Джумы:  "Чтобы  держать  форму  с   такой   фигурой,   надо   питаться
электричеством" - пробурчал:
    - Все мы рабы биологии.
    - Кто-нибудь звонил? - спросил Мальгин у "домового".
    - Звонили трое, - ответил Кузьма. - Катя Лондон, отец  и  какая-то
женщина. Имя не назвала.
    - Откуда звонила, узнал?
    - Станция "Эдип-2". Это где-то далеко, у других звезд.
    - Далековато, - насмешливо хмыкнул Джума.
    Хирург  и  безопасник  встретились  взглядами.  Клим  отвел  глаза
первым. Он  не  ожидал  звонка  от  Карой  и  был  раздосадован  своей
несообразительностью, а главное тем, что не разобрался с  "домовым"  в
интимной обстановке.
    Теперь же отступать было некуда.
    - Включи запись.
    В комнате зазвучал голос Карой, всего несколько слов:
    - Я видела  плохой  сон,  мастер.  Будь  осторожен,  если  можешь.
Привет.
    Мальгин невольно взглянул на Джуму, но тот спокойно пил  кофе,  не
реагируя на слова бывшей жены. Клим сделал вид, что ничего  особенного
не услышал, захрустел поджаренной корочкой тоста.
    - Что хотела от меня Катя Лондон?
    - Ничего, поблагодарила - и все.
    Мальгин с трудом проглотил кусок тоста.
    - За что? Прокрути.
    "Домовой" послушно включил запись. Виом  открыл  вход  в  гостиную
квартиры Лондонов, и перед глазами  мужчин  возникла  счастливая  жена
Майкла Лондона.
    - Клим, огромное вам спасибо за мужа! После операции  он  вернулся
таким же, каким и был, - вы буквально вернули меня  и  дочь  к  жизни!
Исполать вам как великому хирургу, и дай Бог вам любви и  счастья  как
человеку! Мы еще навестим вас, чтобы  поблагодарить,  хотя  долг  этот
невозможно будет вернуть и до конца дней.
    Изображение рассыпалось искрами, виом погас.
    Трое  смотрели  на  Мальгина   вопросительно,   с   изумлением   и
недоверием, а он сидел, будто в трансе, и в голове вертелся лишь  один
вопрос: интересно, как я ей скажу, что я его не оперировал...
    - Не понял, - подал голос Джума. - Ты и  Лондона  оперировал?  Что
она имела в виду?
    - Майкл вернулся? - тихо проговорил Ромашин. - Я правильно понял?
    Мальгин встряхнулся.
    - Я знаю ровно столько же, сколько и вы. Минуту. - Он надел  эмкан
"спрута" и соединился с институтом. Выслушал ответ Гиппократа, почесал
мочку уха, снял эмкан, оглядел всех по очереди.
    - Лондон вернулся. Но я его не оперировал.
    - В этом деле какая-то загадка...
    - Подождите, коллеги,  -  вмешался  Железовский,  единственный  из
всех, кто не потерял присутствия духа и  хладнокровия.  -  Пусть  Клим
выясняет это сам, мы пришли по другому делу, а времени у меня мало.
    Мужчины переглянулись. Мальгин  расслабился,  залпом  допил  кофе,
улыбнулся глазами.
    - Ты прав, я сам развею этот мистический  туман.  Итак,  где  ваша
идея?
    Ромашин  повел  рукой  в  сторону  встроенного  в  стену  шкафа  с
прозрачными дверцами,  на  полке  которого  красовались  подарки  Дана
Шаламова Купаве.
    - По нашему предположению, один  из  этих  предметов  осуществляет
связь с Шаламовым, а точнее - на самом деле является  ключом  входа  в
орилоунское метро.
    Мальгин остался бесстрастным, успев мысленно оценить идею друзей и
найти ее приемлемо сумасшедшей, но Джума  не  смог  скрыть  удивления,
хотя сначала и воспринял сказанное как шутку.
    - Один "ключ" вы уже проверили, и теперь на Меркурии дежурит  чуть
ли не весь погранфлот.
    - Если это камень в мой огород, - мягко проговорил Ромашин,  -  то
упрек принимаю, но с оговоркой: многое  зависело  не  от  меня,  а  от
физиков, некачественно посчитавших  эф-прогноз.  Думаю,  пока  с  нами
Аристарх, подобной ошибки мы не допустим.
    Клим, вспомнив предупреждение  Лондона  об  опасности  шаламовских
даров, осторожно выгрузил из шкафа на столик все  необычные  предметы:
исчезающий "голыш", плачущую "свечу",  туманно-призрачный  шар-дыру  -
"магическую сферу",  которую  смог  взять  в  руки  только  с  третьей
попытки, стакан  из  "морозного  узора",  кинжал,  тяжелый  фолиант  с
мерцающей надписью на неведомом языке.  В  квартире  повеяло  странным
неземным ветром, стены ее искривила и тут же отпустила неведомая сила,
у всех четверых  возникло  ощущение,  что  предметы  смотрят  на  них,
пристально, не с угрозой, но и не равнодушно.
    - Однако! - сказал тихо Ромашин,  поправив  что-то  под  волосами;
Мальгин, уловивший его движение, понял, что эксперт носит персональный
комп, и не один, а вместе с "защитником" - генератором пси-защиты.
    - Мистика  какая-то,  -   проворчал   Джума,   заинтригованный   и
смятенный. - Что это за каббалистические раритеты? Мне показалось  или
они на самом деле... смотрят и дышат?
    - А  как  вы  себе  их  представляете?  -  заинтересовался   вдруг
Железовский. - Вот, например, это? - Математик показал на "свечу".
    Джума озадаченно посмотрел на него, потом на Аристарха.
    - Ну-у... по-моему,  эта  штука  похожа  на  хрустальный  бокал...
внутри плавает светящееся колечко... нет?
    Мужчины переглянулись.
    - М-да! - произнес Ромашин. - Мне казалось, что это  не  бокал,  а
какой-то вытянутый сосуд с дымом внутри.
    - Лично я вижу свечу, -  добавил  Мальгин.  -  И  к  тому  же  она
"плачет".
    - Великолепно, - пробасил Железовский. - А это?  -  Он  указал  на
"магическую сферу".
    - Черный куб... со звездами...
    - Ну а штуковина рядом? - Аристарх дотронулся до "ножа".
    - Что-то острое, как наконечник копья...
    Через  минуту  выяснилось,  что  все  четверо  видят   разложенные
предметы  по-разному:  и  лишь  относительно  одного  из  них   мнения
сходились: исчезающий "голыш" всем казался плоским  морским  камешком,
окатышем и демонстрировал свои качества без каких-либо  дополнительных
эффектов.
    Мальгин оглядел взволнованные лица гостей - даже математик  слегка
оживился, забыв о своих "трех эс", - и глубокомысленно проговорил:
    - Восприятие веревки как змеи  так  же  ложно,  как  и  восприятие
веревки как веревки.
    Последовало недолгое  молчание,  потом  взрыв  сдержанного  смеха.
Собеседники оценили ситуацию в юмористическом  ключе,  вполне  понимая
друг друга.
    - Источник изречения? - отсмеявшись, спросил Джума.
    - Шанкара, Адвайтаведанта.
    - Очень  образно  и  очень  справедливо.   Но   подарки   Шаламова
действительно впечатляют. Знать бы их настоящий  облик,  и  главное  -
назначение.
    - Учтите, они опасны, - предупредил Мальгин, чувствуя, как  внутри
него заворошился "черный человек". Веселое  настроение  ушло,  ему  на
смену  пришло  беспокойство,  защемило  сердце.  -  Лондон  не   будет
предупреждать зря.
    Джума хотел сказать что-то  язвительное,  но  передумал.  Подождав
немного, вдруг засмеялся и пояснил в ответ на вопросительные взгляды:
    - Вспомнил девиз нежити, точнее, "эскадронов жизни": "Мы живем для
того, чтобы сдохнуть!" Чем мы хуже?
    В комнате громыхнуло - этот  хохотнул  Железовский.  И  снова  все
четверо глядели друг  на  друга  выжидательно,  не  зная,  кто  первым
предложит действие. Музыка  в  гостиной  продолжала  звучать  (Мальгин
любил романсы Балакирева), создавая ностальгическое настроение, но  не
отвлекая от дум.
    - Мне  кажется,  нам  необходимо  выбрать  тот   объект,   который
максимально подходил бы к понятию "ключа", - сказал наконец Ромашин. -
Лично я вижу два таких объекта: "книгу" и "дыру-сферу". А вы?
    - Да, - коротко кивнул Железовский.
    - Причем ключ должен быть очень простым в обращении.
    - "Книгу" я уже открывал, - признался Мальгин. Аристарх видел этот
предмет почти так же, как и он,  а  Джуме  с  Ромашиным  она  казалась
плоской коробкой с металлической крышкой.
    - Ну и?..
    - Откройте, а я погляжу на вашу реакцию.
    Ромашин, поколебавшись, осторожно  отщелкнул  застежки  "книги"  и
открыл ее. На исследователей со страницы в упор глянул странный зверь:
полукрокодил-полумуравьед, оглядывающийся на людей через плечо  вполне
человеческим движением. Зверь стоял наполовину в воде не то  реки,  не
то озера желто-коричневого цвета,  за  ним  начинался  лес,  густой  и
ровный, как гигантская трава, а  над  лесом  торчала  ажурная  золотая
башенка с факелом огня. Небо в  этом  мире  было  густо-синего  цвета,
глубокое, без оттенков.
    - Фотография, -  с  пренебрежением  сказал  Джума.  -  Причем  без
стереоэффекта. Листай дальше.
    - Подождите, - тихо возразил Мальгин. - Смотрите внимательно.
    Железовский первым заметил движение пейзажа,  глянул  на  Клима  и
снова зачарованно уставился на фотографию.
    Иллюстрация начала  обретать  глубину,  четкость  и  контрастность
живой натуры, как бы "протаяла" вдаль, обрела объем. Фотография  стала
похожа на окно в чужую природу, на экран, за которым цвела жизнь иного
мира. По воде побежала рябь, а зверь - помесь рептилии с млекопитающим
- вдруг... мигнул!
    Еще мгновение,  прозрачная  пленка,  отделявшая  воздух  Земли  от
воздуха чужой планеты, лопнула и...
    В комнате  полыхнула  синяя  вспышка,  зашипело,  кто-то  с  силой
захлопнул обложку "книги" так, что все вздрогнули, во все глаза  глядя
на нового гостя, проникшего в квартиру неизвестным способом.  Это  был
Майкл Лондон собственной персоной.
    - Хелло, джентльмены. Я, кажется, вовремя.
    Железовский,  опомнившись,  превратился  в  статую,  будто  ничего
особенного не  произошло,  снисходительно  оглядел  компанию.  Мальгин
пришел в себя вслед за ним, вспомнил вспышку и шипение, нашел  глазами
их источник:  "магическая  сфера"  исчезла,  а  на  ее  месте  мерцала
полупрозрачная труба диаметром в полтора метра, уходя в пол и  потолок
комнаты. В воздухе запахло озоном.
    - С этими вещами надо обращаться очень бережно. - Лондон кивнул на
"книгу", невозмутимый, добродушный,  благожелательный  и  одновременно
твердый и непреклонный.
    Мальгину  вдруг  показалось,  что  фигура  Майкла   на   мгновение
превратилась  в  облако  с   глазами-бусинами   и   тут   же   вернула
первоначальную форму, хотя никто из товарищей этого не заметил. Но как
ни старался хирург разглядеть пси-ауру Лондона, ему  это  не  удалось:
бывший  начальник  службы  безопасности  не  делился   на   "призраки"
характерных  впечатлений,   он   был   наглухо   запакован   в   броню
пси-контроля. Видимо, манипуляции Мальгина  не  прошли  мимо  внимания
Майкла, потому что он посмотрел на хирурга как-то по-особому  и  выдал
мысленный образ подмигивающего тигренка, но речь продолжал  в  том  же
тоне:
    - Есть прекрасное правило, ему лет триста:  не  тяните  за  хвост,
если неизвестно точно, что на другом  конце  [Правило  Челлиса  (закон
Мэрфи).].
    Джума Хан фыркнул, остальные остались серьезными.
    - Итак, мы были правы, - с  удовлетворением  произнес  Ромашин.  -
Вернее, почти правы, потому что у нас в руках был не ключ от  входа  в
метро, а сам вход.  А  именно  -  "магическая  сфера".  Что  же  тогда
представляет собой "книга" с картинками?
    - Пантеон, - помолчав, ответил Лондон. Поискал  глазами  кресло  и
сел. - Или  "Красная  книга"  исчезнувших  цивилизаций,  если  хотите.
Причем "книга" опасная, с полным эффектом присутствия, и  пользоваться
ею может далеко не каждое  существо.  Человек,  например,  рискует  не
выйти оттуда, из иллюзии,  устройство  "книги"  включает  его  в  свой
компьютерно-химерный мир.
    - Интрасенс тоже не  сможет  отстроиться?  -  с  ноткой  вежливого
недоверия спросил Железовский.
    У глаз Лондона собрались веселые морщинки.
    - А вы всерьез полагаете, что человек, пусть он даже интрасенс,  -
венец мироздания? Увы, это далеко не так. Человек - не предел эволюции
Вселенной, его мозг содержит всего лишь  двести  миллиардов  нейронов,
примерно столько же звезд включает наша Галактика, а  ведь  в  космосе
много объектов гораздо более сложных. Чтобы воспринимать,  чувствовать
иные вселенные, нужны другие органы чувств, и не один-два, а  десятки!
Есть они у человека? Запрограммированы ли эволюцией?
    - Ну этого и вы знать не можете, - пробурчал Аристарх.
    - Ошибаетесь, знаю. Считайте, что  я  достиг  сатори  -  состояния
высшего просветления Будды, хотя и сохранил при этом бренную оболочку.
А еще я стал вечным  садху  [Садxу  -  странник  (инд.).]  и  вернулся
сегодня  на  Землю  в  последний  раз,  чтобы  поговорить  с  вами   и
предупредить.
    - То есть как это вы вернулись сегодня? - поднял  голову  Мальгин,
переглядываясь с Ромашиным.