хнику. Оружие. Транспорт. Разведсистемы. И все  это
- против нас, интрасенсов.
    - "Эскадроны" здесь ни при чем,  -  вздохнула  женщина,  глядя  на
математика с неопределенным интересом.  -  С  ними  еще  как-то  можно
мириться, но они связаны с экстремистами разных мастей, от нацистов до
"непримиримых" - фанатиков пострелигиозного толка, а  это  уже  другая
компания, требующая постоянного внимания. Плюс Орден.
    - Ничего, я доберусь и до них.
    Боянова улыбнулась.
    - Нашему б теляти вовка зъисты! Все-таки вы пока больше мальчишка,
Аристарх, а не  мужчина-интрасенс.  От  вас  требуется  только  расчет
центра, прогноз готовящейся потасовки, остальным займутся криминальные
подразделения. Не вмешивайтесь не в свои дела. Почему бы для ускорения
расчета вам не воспользоваться эм-синхро? У безопасности есть своя,  и
довольно  обширная,  система  банков  данных,  не  хватит  -   включим
европейскую, азиатскую или американскую компьютерную сеть...
    - Нет.  -  Железовский  бросил  взгляд  исподлобья.  -   У   наших
противников  тоже  есть  системы  защиты  информации,  и  если  начать
работать в открытую...
    Боянова кивнула и вышла, услышав последнюю фразу математика уже из
коридора:
    - И вся любовь...
    Фраза вызвала невольную усмешку, но Боянова тут же забыла  о  ней,
увидев возле дома Шевчука. Заместитель молча  посторонился,  пропуская
ее в салон пинасса, и аппарат взмыл в небо.
    - Что ты тут делал?
    - Проходил мимо, - серьезно сказал  Шевчук,  успевший  дать  отбой
оперативникам подстраховки. - Не успела?
    - Сними прикрытие.
    - Снял. Шаламова четверть  часа  назад  засекли  в  Хатанге.  Взял
курьерский когг и отбыл  куда-то  в  неизвестном  направлении.  Служба
пространства  работает,  скоро  узнаем,  куда  он  направился.  И  еще
любопытная деталь: вместе с  фигурантом  розыска  наблюдался  странный
объект - в форме полупрозрачного облака с глазами.
    - Тысячеглазый орилоунский автомат. Или как там его?.. "Аргус-3".
    - По-видимому, он.
    Пинасс  достиг  транспортного  узла  метро,   лихо   воткнулся   в
финиш-поле машин  малого  класса.  Шевчук  вылез  первым,  подал  руку
Бояновой, зашагал рядом, чуть косолапя.
    - Куда теперь? В  отдел?  Я  только  что  с  Меркурия,  работал  с
пограничниками по сетке защитных станций. "Сфера Сабатини" мигает,  то
начинает светиться, то "проваливается" в черную яму, как бы  исчезает.
Но впечатление... - Шевчук пригладил усы, подумал и коротко добавил: -
Абу-ль-Хавл!
    - Что? - не поняла Власта, входя в кабину метро.
    - Отец страха, - перевел  заместитель,  -  арабское  имя  Сфинкса.
Подсознание реагирует на "сферу Сабатини" как на жуткую тайну, явление
с непредсказуемыми последствиями.
    - Так оно  и  есть  на  самом  деле.  "Призраки"  оттуда  все  еще
вылетают?
    - Реже, но интереснее. Это уже не маатанские проникатели, а что-то
другое,  сказочно  красивых  геометрических  форм.  Можешь  посмотреть
записи.
    В управлении они разделились: Боянова направилась  в  столовую,  а
Шевчук в погрансектор.
    Сообщение от дежурного по отделу пришло в тот момент, когда Власта
заказывала обед.
    - Звонил Лондон, - сказал инк. -  Посоветовал  немедленно  вернуть
кокон "эскалатора" - бывший "объект 141" - Шаламову. Раздраженный,  он
способен причинить много бед.
    - Откуда он звонил?
    - Включение  в  сеть  связи  не  локализуется,   вероятно,   снова
"блуждающая программа". Можно попробовать поговорить с ним?
    - С тем, кто вернулся? Вряд  ли  он  имеет  какое-то  отношение  к
предсказаниям,  он  и  провидец  -  два  разных  Лондона.  -   Боянова
вспомнила, что хотела сделать в первую очередь.  -  Включите  в  сферу
действия "Дхияны" Железовского, ему требуется подстраховка.
    Пообедав,  комиссар  позволила  себе  расслабиться   на   полчаса,
побродив по парковой зоне управления, затем посетила научный сектор, а
когда вошла в кабинет, там ждал ее чуть улыбающийся Джума Хан.


                               Глава 9

    Ультраррибл...  Океан  золотого  желе,   пронизанного   прожилками
голубого  света...  блеск....  отражение  пластов  друг   в   друге...
зеркальные плоскости, игра пламени в золоте, пересечение теней и волн,
интерференция,  дифракционные  решетки,  неистовое  сотрясение   всего
океана - и пронзительный гул, пролетающий, как снаряд,  где-то  рядом,
вовне, и в то же время внутри естества... колонна черного дыма, быстро
растущая ввысь, увенчанная драгоценным камнем старинного звездолета...
Догнать?! Нет, не удастся, внезапность - на стороне стартующего...
    Снова гул и свист, другая колонна дыма начинает свой полет, сквозь
бульканье и гул раздается отчетливое шипение, золотой зеркальный объем
пронизывают сотни черных  паутинок,  охватывают  колонну  дыма,  и  ее
вершина - сияющий кристалл звездолета - оказывается в  ажурной  сетке.
Рывок - и волшебный камень в сетке уносится вниз, в мерцающие багровым
и малиновым светом недра океана, будто проглоченный акулой моллюск...
    Чужие формы, чужие чувства, чужой смысл...
    Переход с уровня на уровень - сотрясение мозга?
    Инфраррибл...
    Тьма!
    Глубокая, бездонная, безграничная  тьма.  И  глубокая,  бархатная,
бесконечная, торжественная тишина!
    И вдруг укол света - тонкий, как игла, белый лучик уколол  глаз  и
исчез, оставив тонюсенький эфемерный звук - не то свист, не  то  звон.
Снова Великая Тьма - и пустота - завладела миром, растворила  в  себе,
превратила в Ничто, в сон пустоты...
    Мгновенный свист - новый лучик света метнулся из края в край тьмы,
пронзив по пути голову единственного Видящего, родил  ответную  лавину
более слабых лучей, прянувших во  все  стороны.  Волна  удовлетворения
обежала голову, тело, объяла пустоту, Вселенную и умерла за  пределами
чувств и знаний... Тьма, тишина, пустота, покой...
    Миддлрибл...
    Та же темнота, постепенно  светлеющая  до  темно-серого  фона,  из
которой  выкристаллизовалась  настоящая   глубокая   тьма,   но   тьма
геометрически совершенная:  черные  многогранные  громады,  плоскости,
цепи решеток и узлов...
    Фон из серого вспышкой голубеет и остывает, но черные фигуры так и
остаются  черными,  холодными,  мрачными  и  недоступными.   Возникшее
чувство сожаления и тоски бьет по обнаженной душе  неожиданно  сильно,
так  что  пейзаж  скрывается  за  змеистым  маревом  тумана,  как   бы
отдаляется...
    Тихая мелодия, играющая все время в голове,  успокаивает;  она  то
слышится, то пропадает из поля внимания.
    Еще  одна  вспышка,  требующая  усилий  и  напряжения   мысли,   -
изумрудно-зеленая.  И  черные  фигуры  оживают,  начинают   двигаться,
совмещаться, прорастать друг в друга, издавая  стуки,  трески,  звоны,
шипение...  Однако  и   это   движение   скоро   замирает.   Возникший
геометрический хаос на нежном зеленом фоне остается загадочным, полным
смысла, но понять  в  нем  ничего  нельзя.  Острая  досада  взрывается
холодным грязевым вулканом, заливает пейзаж  потоками  мутной  воды  с
пенными   барашками,   порождает   в   душе   мучительный   протест...
неудовольствие... сожаление... тихое сожаление...
    Еще попытка: свет  оранжево-алый,  словно  светится  расплавленный
металл.  Он  влился  в  черные  фигуры,  зажег  огонь  внутри,  и   те
превратились в прозрачные кристаллы, живые и  осмысленно  двигающиеся,
растущие,  полные  целенаправленного  действия.  Еще  миг,  и   пейзаж
меняется - это поверхность планеты, не Земли, скорее  всего  Маата,  а
геометрический  кипящий  хаос  превращается  в  какую-то   сложнейшую,
эстетически совершенную, полную мощи и красоты конструкцию.  В  Машину
всех машин!
    Несколько мгновений она демонстрировала свои  возможности,  плавно
меняя очертания, спектр которых был чуть ли не бесконечен. Менялись  и
чувства наблюдателя - от восхищения до страха.  Впечатления  долго  не
остывали...
    Интеррибл...
    Земля. Не плоскость - планета, твердь, миллиарды тонн массы, горы,
реки, озера, моря, океаны, воздушная оболочка. Тихий щелчок  -  твердь
исчезает, остается видимым лишь  воздушный  слой,  и  в  нем  начинают
прорастать паутинки света, соединяясь в одну сложную красивую  сеть...
Коммуникации, возникает где-то в голове знакомое  слово,  и  еще  два:
сеть коммуникаций...
    Построение закончено. На  кончике  одной  из  нитей  зажигается  и
начинает пульсировать огонек,  по  всей  сети  бегут  волны  свечения,
стягиваясь к огоньку. Пульсация -  и  на  мгновение  рождается  земной
пейзаж: лес, луг, река, голубое небо,  но  на  лугу  -  не  коровы,  а
застывшие черные фигуры на золотых гнездах, "черные люди"!
    Еще пульсация, и пейзаж вспыхивает новый: море, пляж, ослепительно
белые легкие  постройки,  кружение  машин,  парусников,  виндсерферов,
виндглайдеров, досок с моторами и без, парение птиц и  пилотов-сизров.
И ни одной улыбки, смеха, веселого шума, кроме шороха  прибоя,  потому
что и здесь вместо людей - черные с золотым глыбы маатан...
    Пейзаж свертывается, как плакат, в трубку и погружается  в  нечто,
напоминающее жерло вулкана. Точно такой же "вулкан" с  другой  стороны
вдруг взрывается огнем и дымом, и  из  него  начинает  выползать  иной
пейзаж, неземной, совершенно незнакомый, дикий, руинованный,  мрачный.
Это лес, похожий на развалины города, лес из одних толстых  и  тонких,
пересекающихся  друг  с  другом  стен...  лес,  растущий   на   берегу
янтарно-желтого океана...
    Последние слова, не требующие расшифровки: вууд... - и вслед,  как
вздох: волл... Вудволл... стенолес.
    Короткий грохот,  вспышка  боли  в  ушах,  тихое  шипение,  щелчок
включения, отдельные мысли: странно, где это я?.. что за  белиберда!..
знакомая боль...  кажется,  это  просто  смена  фаз...  я  слышал  его
мысли!..
    А  потом  хлынувший  поток  чувств   и   мыслей   освободил   "я",
потерявшееся в  глубинах  чужого  сознания,  и  Шаламов  осознал  себя
человеком.
    Он сидел в кокон-кресле,  запеленутый,  как  пилот  перед  прыжком
курьерского когга. Не  сразу  вспомнилось,  что  он  и  в  самом  деле
находится в рубке спасательной машины,  мчащейся  куда-то  по  его  же
приказу, который он отдал еще на Земле, в Хатанге, после того как увел
подготовленный к рейсу когг. Вместе с  памятью  вернулась  способность
соображать и ощущать, причем мир  ощущений  Шаламова  был  на  порядок
сложнее чувственной сферы человека. И хотя аппаратура когга тоже имела
множество датчиков и чувствительных элементов,  способных  фиксировать
параметры среды на больших расстояниях,  все  же  Шаламов  и  без  нее
определил, где он находится в  данный  момент:  когг  шел  над  Луной,
впритирку к скалам, и направлялся к транспортному узлу Геограда, метро
которого могло оперировать грузами любой массы и размеров. Кроме того,
Шаламов отметил, что за ним в  полусотне  километров  идет  скоростной
"пакмак" с проблесковым маяком погранслужбы.
    Ничего удивительного, подумал Шаламов мимолетно, я  "отсутствовал"
около часа, и за это  время  они  меня  вычислили.  Непонятно  только,
почему медлят, не идут на перехват. Хотят понаблюдать издали? Это  мне
нравится,  смотрите  на  здоровье,  ребята,   только   не   лезьте   с
объятиями...
    Когг  увеличил  скорость,  преодолел  последние  десятки  миль  до
Геограда и нырнул в одно из его причальных окон, выходя  на  ребристый
диск метро. И в этот момент шедший следом  "пакмак",  разделившись  на
пять аппаратов, с ходу выстрелил по машине  Шаламова  пятью  лазерными
трассами.  Применялись  мощные   "хардсаны"   с   широким   диапазоном
излучаемой  энергии,  и  когг  Даниила  лопнул,   как   гнилой   орех,
катапультируя "ядро" - кабину с седоком.
    Приземлился  он  рядом  с  зеркально-прозрачным  полем  оранжерей,
неподалеку от наклонного диска метро: купол Геограда  был  невидим,  и
казалось, будто на  Луне  есть  воздух,  хотя  небо  нависало  черное,
звездное, бездонное и бессолнечное; край земляного диска заливал  этот
ландшафт призрачным голубоватым светом.
    Геоград - город  лабораторий  и  оранжерей,  жители  его  живут  в
основном по циркадному - суточному  -  ритму,  и  в  момент  появления
спасателя город спал: шел  третий  час  "ночи",  по  тротуарам  гуляли
ночные искусственные ветры да  изредка  появлялись  автоматы,  живущие
своей жизнью. Кроме них, никто не видел странного  сражения,  внезапно
развернувшегося у метро в слабом лунном притяжении  (земное  тяготение
включалось только в жилых кварталах).
    Десант с патрульного (как думал Шаламов)  "пакмака"  выброшен  был
тотчас же, как только кабина  со  спасателем  внутри  приземлилась  на
полосу ежевичного кустарника - десять человек в ЗСК, мохнатые,  белые,
издали похожие на ловких и стройных белых медведей. На крик  Шаламова:
"В чем дело?!" - они не ответили, и  одно  это  уже  должно  было  его
насторожить, но жил  он  по  другим  законам  и  нормам,  и  поведение
напавших не показалось ему необычным.
    Он  так  и  не  понял,  что  им  было  нужно.  Сначала  десантники
попытались поймать его сеткой-ловушкой из  кремнийорганических  нитей,
не уступающих  по  прочности  титаниту,  однако  две  из  них  Шаламов
разорвал,  из  остальных  ускользнул,   снова   попытавшись   добиться
объяснений:
    - Что вам надо? Я никому не причинил зла!
    Ответом был залп парализаторов, двух - типа "Дерк",  трех  -  типа
"Морфей". Иглы впились Шаламову в спину и в голову, но кожу  проколоть
не смогли, только разъярили спасателя, начавшего терять самообладание.
Он настиг двух  "мохнатых"  и,  несмотря  на  то  что  скафандры  были
снабжены  экзоскелетонами  -  усилителями  мышечных   усилий,   уложил
десантников с двух ударов. Если бы не скафандры, люди были бы убиты.
    Тогда группа применила  другое  оружие  -  психотехнику  внушения,
основу  которой  составляли  гипноиндукторы   "василиск"   и   "Медуза
Горгона". Настроенные на широкий спектр пси-излучения, они должны были
во что бы то ни стало усыпить противника. Шаламов  и  уснул,  то  есть
уснуло его человеческое "я", зато проснулся "черный человек", почти не
реагирующий на внешний пси-приказ. Оторопевшие десантники, не  имевшие
никакого отношения к погранслужбе, с ужасом увидели,  как  Шаламов  за
считанные  секунды  превратился  в  жуткого  двухметрового  монстра  с
головой-бугром, бесформенными руками и ногами. Спасатель стал похож на
обуглившийся кусок скалы! Кожа  его  заиграла  кристаллической  сыпью,
узкие глаза загорелись пронзительной желтизной, мускулы  на  уродливых
ногах изменили форму, как бы перетекли из одной кристаллической  формы
в другую, и  Шаламов  шагнул  к  метро,  наградив  нападавших  тяжелым
пси-разрядом, превратившим их в безвольные куклы. Тем, кто видел,  как
он бежал,  долго  потом  мерещились  кошмары.  Бег  Даниила  напоминал
очередь трассирующими пулями,  разве  что  "пули"  -  проявления  тела
спасателя, были несветящимися;  глаз  успевал  ловить  лишь  смазанные
"взблески" его фигуры на расстоянии трех-четырех метров друг от друга.
    Войти в метро Шаламову уже никто не помешал,  а  когда  на  помощь
первым  десантникам  подбежали  четверо  с  летавшего   вверху   каста
управления, в помещении метро никого не оказалось. Шаламов ушел...
    В комнате было темно, но собеседники хорошо знали друг друга  и  в
освещении  не  нуждались,  хотя  второй  из  них  -  гость  -   втайне
посмеивался над любовью хозяина к темноте и конспирации.
    - Итак, он все-таки ушел, - неприятным голосом  сказал  хозяин.  -
Ушел, несмотря на подготовку группы и техническое оснащение.  Надеюсь,
следов   вы   не   оставили?   Там   сейчас,   наверное,   сидит   все
кримподразделение Бояновой и кризисники погранслужбы.
    - Надеюсь,  что  нет,  уходить  приходилось  спешно,  безопасность
появилась слишком оперативно, но если бы ты видел, как он бежал!
    - Далеко не уйдет, ищите. А как только найдете, снова применим тот
же прием. Поймать или хотя бы остановить его не удастся, как я считаю,
но поддержать раздражение можно, пусть думает, что на  хвосте  у  него
висят  пограничники  или  безопасники.  Он  не  просто   псинеур,   он
псинеур-экзосенс, и когда-нибудь его злоба выплеснется  наружу...  это
нам только на руку.
    - А вам не страшно, советник? Для него наша психотехника  внушения
- что слону дробинка! Остановить его можно разве  что  мощным  лазером
или "универсалом", да и то я не уверен.
    - Пусть об этом  беспокоятся  тревожные  службы,  когда-нибудь  им
придется заниматься иносумасшедшим... когда мы доведем его до безумия.
Теперь о Железовском. Нет сомнений, он работает на безопасность и  для
нас представляет реальную угрозу. Аристарх талантливый математик и еще
более талантливый эфаналитик, стоит ему взяться за нас...
    - Один математик ничего не сделает, будь он  даже  семи  пядей  во
лбу, как говорят на его родине. К тому же в любой момент мы можем  его
убрать, он - не Шаламов.
    - Не переоценивайте свои силы, Сенешаль. Железовский  интрасенс  и
может за себя постоять. Мы уже однажды пробовали  его  обломать  -  не
вышло.
    - Моя команда не участвовала в этом, а дилетантов я не  держу,  вы
знаете. Если разрешены все приемы...
    - Не все, еще рано, припугните его, если сможете,  но  не  больше.
Намекните, что мы знаем о его  деятельности  на  ОБ,  и  предупредите,
чтобы не очень старался.
    - Это все?
    - Все. - Хозяин дал понять, что аудиенция закончена, и гость молча
встал.
    Ландсберг все-таки сумел напроситься в гости,  и  теперь  Бояновой
приходилось прятать настроение, в котором преобладали  недовольство  и
неуютное чувство несвободы. Отвечала  Власта  на  доводы  председателя
СЭКОНа резче, чем обычно, хотя и старалась одергивать себя.  Ландсберг
почему-то стал внушать ей отрицательные  чувства,  и  Боянова  наконец
задумалась  над  этим  обстоятельством:   интуиция   пыталась   что-то
подсказать ей, но язык ее был пока непонятен.
    Карина была дома,  готовилась  с  инком  к  уроку  по  математике,
пришлось знакомить ее  с  гостем  и  предупреждать,  чтобы  не  мешала
беседе.  Последнее  было  нелишне,  потому  что  Карина  росла   очень
общительным ребенком и находила друзей везде. Врагов  у  нее  не  было
вовсе, потому что, в отличие от  матери,  характер  девочка  имела  на
удивление мягкий, легкий и уступчивый.
    - Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца, - шутила  по  этому
поводу сама Власта.
    Домашний киб принес кофе с молоком  и  без,  и  Ландсберг  сказал,
продолжая начатый спор:
    - В конце концов люди не виноваты, что эволюция закрепила в  нашем
поведении стремление подтвердить свое положение в иерархии.
    - Это называется - ранговый голод, - кивнула Боянова. -  Я  ничуть
не возражаю, утверждайте себя на здоровье, но не на уровне жестокости.
Природа  бережлива,  и  потому  большинство  внутривидовых  конфликтов
разрешается без кровопролития, но у  людей  почему-то  не  срабатывает
порог запрета, и в результате наверху ранговой  лестницы  остаются  не
самые сильные, не самые умные, но обязательно самые жестокие! Особенно
это касается молодежной среды.
    - Не согласен, организация молодежного слоя - зеркальное отражение
взрослой. С момента рождения и до смерти  человек  карабкается  вверх,
доказывая свое превосходство, и я не вижу в этом ничего особенного.
    - Я тоже. Даже в наше время, когда есть  возможность  всех  одеть,
обуть, накормить, удовлетворить почти  все  материальные  потребности,
когда  создана  действенная  система  полового  воспитания  и   решена
проблема семьи, ранговая компонента счастья остается. Более того,  она
становится более значимой и желанной, без ранг-инстинкта хомо  сапиенс
просто немыслим, иначе застой эволюции, стегспансия, гибель ветви. Но,
к сожалению, наши социальные институты не  увидели  резкого  повышения
уровня рангового голода и не выработали  рекомендаций,  как  проводить
профилактику  жестоких  методо