- как  крылья,
тонкая талия... птица, готовая к полету. Интересно,  сколько  ей  лет?
Судя по впечатлениям Ромашина, который встречался с семьей Лондонов не
раз, ей не более семнадцати. По сути, ребенок. Впрочем, как и  во  все
времена, девушки формируются раньше парней.
    Мальгин поймал себя на том, что думает не о деле, и рассердился.
    Что с тобой, мастер? Что за вздор лезет тебе в голову? Не пора  ли
наконец  прекратить  препарировать  душу  скальпелем  диких  сомнений,
поклоняться идолу хандры и ждать неизвестно чего?..
    А  выходя  из  кабинета,  он  нос  к  носу  столкнулся  с  Игнатом
Ромашиным, экспертом аналитического центра Управления безопасности.
    Бывший  начальник  отдела  безопасности  выглядел,   как   всегда,
уравновешенно-приветливым и внимательным,  словно  не  пережил  момент
небытия, когда его на Симушире накрыл ответный пси-удар  Шаламова.  Но
именно  поэтому  он  был  дорог  Мальгину,  и  его  появление   всегда
благоприятно действовало на психику.
    - Похоже, я не вовремя, - проговорил Ромашин, отступая.
    - И да и нет, - заулыбался Мальгин и сделал приглашающий  жест.  -
Входите.
    - Вы куда направляетесь, если не секрет?
    - Домой, кое-что надо  обдумать  и  сделать,  а  мой  "домовой"  -
помощник неплохой, разве чуть-чуть хуже Гиппократа.
    - Тогда я вас провожу, поговорим по пути.  Кстати,  как  состояние
Лондона?
    - Положение остается сложным, хотя процесс преобразования  нервной
системы почти прекратился.
    Они направились к лифту,  потом  нашли  такси,  доставившее  их  к
станции метро.
    - Мне звонила дочь Лондона, - сказал  Мальгин,  набирая  в  кабине
метро код Смоленска. - Вы ее знаете?
    - Чисто внешне. Судя по  репликам  Майкла,  очень  самостоятельная
особа... с великолепными данными. А? - Ромашин приподнял бровь.
    - Согласен, - кивнул Мальгин без улыбки. - Она хочет увидеться  со
мной, поговорить о чем-то. О чем? Об отце она может узнать и без меня.
Я оценил ее возраст в семнадцать лет, не ошибся?  Хотя  это  не  имеет
никакого значения.
    - Ошиблись всего на год, ей шестнадцать.
    Автомат метро быстро прошепелявил: "Внимание!  Смоленская  станция
"Десна-три". В глазах потемнело, привычно перехватило дыхание,  и  они
вышли в зал станции метро "Десна-три", ближайшей от дома хирурга.
    Через пятнадцать минут Мальгин открыл  дверь  квартиры  и  впустил
Ромашина, вошедшего с некоторым колебанием.
    - Спешу, - пояснил тот в ответ на взгляд хозяина.
    - Надеюсь, не  настолько,  чтобы  не  зайти.  Кофе,  чай,  медовый
напиток?
    - Сбитень? Не откажусь. Сами готовите?
    - Рецепт прабабушки Ули, ему лет сто.
    - В таком случае задержусь на пару минут, только позвоню кое-кому.
    Пока Мальгин  готовил  сбитень  (пьют  его  горячим,  сразу  после
приготовления), Игнат познакомился  с  его  "домовым"  и  поговорил  с
кем-то,  Клим  расслышал  только  короткое  "позже"  и   произнесенное
несколько раз "нет".
    Расположившись  в  креслах  напротив  друг  друга,  они  принялись
прихлебывать пахнущий мятой, горячий, в меру сладкий, чуть горьковатый
напиток.
    - Отменно! - похвалил гость кулинарные способности  хозяина.  -  В
последний раз я пивал сбитень у Лондона, но у него он с кислинкой, а у
вас с горчинкой, что, на мой взгляд, вкуснее.
    - Что Америка против Европы! - небрежно махнул  рукой  Мальгин,  и
оба рассмеялись. Потом Клим внимательно посмотрел на Ромашина. -  Вашу
манеру я знаю, без причины не заявились бы.
    - Вы правы. И хитрить не  собираюсь,  потому  что  и  я  вас  знаю
достаточно, вы любите сразу брать быка за рога. Кстати, у  американцев
насчет этого есть своя формула: никогда не жуйте пилюлю,  которую  вас
заставляют проглотить.
    Мальгин кивнул.
    - Правило Старджона, один из законов Мэрфи. Итак, не будем жевать.
    - Я хотел  предложить  вам  на  пару  поискать  Шаламова.  У  меня
появились некоторые идеи. Этим мы, между прочим,  могли  бы  помочь  и
Лондону, - добавил Ромашин, угадав ответ  в  глазах  Клима,  и  хирург
воздержался от категоричного "нет". Задумался.
    Посидели, налив еще по бокалу золотистого, с  оранжевыми  искрами,
напитка. "Домовой" по мысленному приказу  хозяина  включил  музыку,  и
комнату заполнили тихие гитарные  переборы,  сквозь  которые  пробился
хрустальный ручеек свирели.
    Ромашин ощупал лицо  хирурга  взглядом  серых  цепких  глаз,  едва
заметно улыбнулся.
    - Решаете, не слишком  ли  отдает  авантюрой?  Риск,  естественно,
неизбежен, однако выигрыш очевиден.
    Знал бы ты, дорогой Игнат, мое отношение к риску, подумал Мальгин,
невольно развеселившись. Я авантюрист не меньшего класса.
    Бывший начальник отдела безопасности,  а  теперь  эксперт  отдела,
член Совета старейшин - синклита, как его называли, подметил изменение
в настроении Клима, но понял его по-своему:
    - Я слежу за вами вот уже три с лишним месяца, мне кажется,  вы...
как бы помягче выразиться... закостенели, что ли, закрепостились,  как
говорят спортсмены. Хотите,  процитирую?  Нужно,  как  то  свойственно
сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто  не
осмеливается ставить; необходимо мужество, чтобы  вступать  в  область
запретного... Продолжать?
    - И семикратный опыт одиночества, - глухо проговорил Мальгин. -  И
новые уши для новой музыки.  И  новые  глаза  -  способные  разглядеть
наиотдаленнейшее [З. Фрейд.]...
    - И семикратный опыт одиночества, -  повторил  Ромашин,  понимающе
глядя на Клима; черт ли, дьявол или ангел? - он все знал о хирурге.  -
Итак?
    - Я  задумался  по  другому  поводу,   а   не   из-за   недостатка
решительности.
    - Кажется, я догадываюсь: хотите  покопаться  в  себе,  попытаться
прочитать след, оставленный памятью Шаламова?
    - Откуда вы?..
    - Парасвязь, - серьезно  сказал  Ромашин.  -  Между  мною  и  вами
установился телепатический мостик... впрочем, шучу. К сожалению, я  не
интрасенс. Просто у меня есть выход на  вашего  Гиппократа,  а  он  не
делает секрета из наших личных поисков.  Я  согласен  подождать.  Если
после эксперимента с вами ничего  не...  простите,  оговорился.  После
эксперимента я свяжусь с вами.
    - Каркнул ворон: "Nevermor!.." [Э. По. "Ворон".]
    - Что?!
    - Это я про себя... Согласен.
    Ромашин поставил бокал на плавающий рядом поднос и встал.
    - До связи.
    Мальгин  проводил  его  до  двери,  пожал  твердую  руку  и  вдруг
вспомнил:
    - Одну минуту, Игнат. Не  могли  бы  вы  помочь  мне  с  кое-какой
информацией? Не из медицинской области.
    - Что вас интересует конкретно?
    - Например, что  творится  на  Таймыре,  на  Маате,  в  Горловине.
Хочется знать, кто ведет поиск Даниила, где, какими методами...
    - Я обеспечу вам доступ к линии "трека" УАСС, а понадобится - и  к
инкам отдела безопасности. Код выхода -  три  нуля  семерка  плюс  мой
личный номер эксперта.
    Ушел.
    Мальгин закрыл дверь  и  задумчиво  побродил  по  гостиной,  убрал
бокалы, затем  выключил  музыку  и  включил  видео  -  канал  вечерних
новостей.  А  из  головы   не   шла   фраза:   "И   семикратный   опыт
одиночества..." Очень хотелось поговорить с кем-нибудь не о деле, не о
медицине - по сути ни о чем, но Джума Хан  был  далеко,  за  пределами
Солнечной системы, а Карой не поняла бы колебаний хирурга. Он и сам  с
трудом  их  понимал.  Но  каков  Ромашин!   Змей-искуситель.   Вернее,
авантюрист-искуситель чистых кровей, все-то у него рассчитано на  пять
ходов вперед, все-то он знает, все анализирует...  А  готов  ли  ты  к
тому, чтобы "ставить вопросы,  которые  в  наши  дни  не  осмеливается
ставить никто?" - спросил сам себя Мальгин. Например, что  тебе  стоит
взять и нанести визит семье Шаламова?  Зачем  откладывать  разговор  с
Купавой, если и без того ясно, что речь пойдет о  перспективах  поиска
мужа? Другое дело - что сказать в ответ...
    И Мальгин отправился переодеваться.


                               Глава 2

    Купава, как и прежде, жила не в Брянске  у  Шаламова,  а  в  своем
модульном доме формулы "гроздь винограда" на окраине Рязани, по  сути,
в центре древнего экопарка. Квартира венчала "гроздь" на высоте триста
метров и смотрела на все четыре стороны света. Вид отсюда, из "пузыря"
лифтовой кабины, открывался великолепный, и  Мальгин  несколько  минут
любовался пейзажами  лесов,  полей  и  перелесков  середины  сентября,
начала осени...
    Мальгин не задумывался, почему он так уверен, что Купава дома,  но
интуиция его - истоки уверенности - не подвела, женщина была  дома.  И
снова  лицо   ее,   недоверчиво-изумленное,   ошеломляющее   странной,
противоречивой гаммой особого милого трагизма  -  в  уголках  губ  ли,
изломе бровей, загадочности взгляда? - заставило хирурга вздрогнуть  и
ощутить волну огня и  холода,  тоски,  и  старой  боли,  и  невольного
ожидания каких-то открытий... которые не заставили себя ждать!
    Его  сразу  насторожило  отсутствующее  выражение  лица  Купавы  и
затуманенные глаза. А потом он услышал музыку, и по  тому,  как  вдруг
сладко закружилась голова, понял, в чем дело:  это  была  наркомузыка.
Купава крутила наркоклипы!
    Отстранив женщину,  он  прошел  в  гостиную,  озаряемую  сполохами
цветоселектора, вытащил из  проектора  блок  иглокассет  и  с  хрустом
наступил на него каблуком. Но голова прояснилась не сразу, а на  языке
долго оставался приторный вкус какой-то гнили. Мальгин  в  свое  время
профессионально      интересовался      воздействием      наркомузыки,
"раскачивающей" биоритмы деятельности  мозга,  обостряющей  восприятие
электромагнитных колебаний низкой частоты, и знал, что  нужно  делать,
чтобы снять стресс выключения.
    Подхватив слабо сопротивлявшуюся Купаву на руки, он затащил  ее  в
ванную, пустил горячую воду и, сорвав с нее  халат,  сунул  под  струю
душа. Через минуту сменил воду на холодную, затем снова на горячую,  и
последние две минуты буквально исхлестал ледяными струями тело Купавы.
Растер ее докрасна махровым полотенцем, пока  она  не  запротестовала,
едва слышно выдохнув:
    - Я сама.
    Пройдя на кухню, знакомую  до  тихого  бешенства,  Клим  вскипятил
молока, нашел в аптечке возбуждающее (кто-то  побеспокоился  заранее),
растворил таблетку в чашке и отнес в гостиную, где Купава устроилась с
ногами на диване в форме спящего льва.
    Кивком поблагодарив его, она принялась прихлебывать из чашки,  дуя
на  молоко.  Мальгин  смотрел,  как  она  по-детски  выпячивает  губы,
ослабевшая, бледная, сонная, круги под глазами, и в душе рвались бомбы
и гранаты, отряды шли на отряды, и кто-то погибал  каждую  секунду,  и
крепла уверенность, что напрасно он бежал от себя, его будущее - перед
ним, и росло чувство вины перед  Карой,  которая  ждала  его  решения,
делая вид, что ничего не решила сама...
    Купава успела переодеться  в  шорты  и  полупрозрачную  майку,  по
которой бродили, смешиваясь,  цветные  и  тоже  полупрозрачные  пятна.
Пышные волосы она сколола сзади гребнем  в  форме  рыбьего  хвоста,  и
взору открывались  ее  маленькие  розовые  уши  с  замысловатой  формы
сережками из серебристого металла, с вкраплениями  черного  блестящего
камня. Кольцо на пальце и браслет из того же материала, подаренные  ей
Даниилом,  дополняли  гарнитур,  хотя,   по   мнению   гостя,   и   не
соответствовали наряду.
    - Что разглядываешь? - подняла она взгляд  на  хирурга,  стоявшего
напротив, руки в карманах;  попыталась  приободриться,  а  может,  уже
сказывалось действие лекарства. - Давно не видел?
    - Все, что угодно, но это! - Мальгин глубоко  вздохнул,  сдерживая
клокотавшую в душе ярость.  -  Наслаждение  должно  быть  результатом,
побочным  эффектом  достижения   цели,   а   не   целью,   иначе   оно
обесценивается.  Ты  в  состоянии  это  понять?  Кто   надоумил   тебя
воспользоваться наркоклипами? Ты  не  знаешь  разве,  что  в  одиночку
слушать их опасно - можно не выйти из транса?
    Купава усмехнулась, отчего присущий ее лицу особый  милый  трагизм
исчез, сменившись гримасой высокомерия и скрытого злорадства.
    - Билл сейчас придет, так что я не одна... и лучше  бы  тебе  уйти
раньше.
    Мальгин покачал головой, понимая, что сейчас вряд ли достучится до
ее логики и здравого смысла, но все же сказал:
    - Помнишь, ты спросила, простил ли я тебя? Я  тогда  ответил,  что
простил. Да, я готов простить все, что ты сделала мне, но  никогда  не
прощу того, что ты делаешь себе! И дочери. Кстати, где она?
    Купава смахнула пот со лба, опустила взгляд.
    - Какое это имеет значение? У матери. Что тебе еще хочется узнать?
Спрашивай и уходи. - Она с трудом встала и пошла в ванную. Зашелестели
струи душа.
    Мальгин прошелся по комнате, разглядывая  обстановку  и  оценивая,
что изменилось с момента последнего его появления здесь. Остановился у
стенки  красивого  гарнитура  под   старину,   с   двумя   стеклянными
фонарями-уступами  серванта.  На  прозрачных  полках  "фонарей"  среди
обычных безделушек, посуды, сувениров из разных стран лежали  странные
предметы, которых Клим никогда  прежде  не  видел.  Заинтересовавшись,
открыл дверцу и взял с полки круглый и плоский диск, похожий на голыш,
скатанный морем. Голыш оказался неожиданно тяжелым и  был  слеплен  из
мелких черных кристалликов. Время от времени  внутри  него  вспыхивала
искра света и разбегалась тающим световым кольцом к его краям.  Камнем
голыш быть не мог, но и металла с таким удельным весом Клим  не  знал.
Он перевернул голыш и вздрогнул: диск исчез! Не  веря  глазам,  хирург
посмотрел на пол - не закатился ли куда? Но  голыш  как  сквозь  землю
провалился, растаял в воздухе как мираж.
    Ошеломленный хирург не сразу обратил  внимание  на  тихий  всхлип,
идущий словно из-за стены, затем прислушался и с  растущим  изумлением
понял, что "плачет" второй необычный предмет из коллекции на  полке  -
нечто похожее на  дышащую  черную  свечу.  Стоило  посмотреть  на  нее
пристальнее, как всхлипывание и  тоненькое  завывание  усиливались,  а
сама она начинала  корчиться,  оплывать  и  вытягивать  вверх  неяркое
желтое пламя, будто чувствовала взгляд и старалась  обратить  на  себя
внимание, и замирала, когда Клим отворачивался.
    Третьим предметом был шар, слепленный из редкого светлого  тумана,
внутри которого то плыли звезды, спирали  и  эллипсоиды  галактик,  то
вихрились огненные смерчи взрывов, то метались какие-то живые  тени  с
просверкивающими из мрака глазами-бусинами.
    Что-то  звякнуло  о  стекло,  Клим  снова  вздрогнул,  разглядывая
появившийся  ниоткуда,  из  воздуха,  голыш  с  искрой  внутри.  М-да!
Странная  вещица,  если  не  сказать  больше,  можно  даже   подумать,
неземная. Как и две другие, впрочем. Интересно, откуда они здесь,  где
их достала Купава? Или вопрос лучше поставить по-другому:  кто  ей  их
подарил?
    В прихожей что-то вдруг  зашуршало,  скрипнуло,  с  грохотом  упал
какой-то предмет, похоже - лыжи, раздались быстрые шаги, и в  гостиную
ворвался высокий, загорелый до  черноты,  мускулистый  парень,  одетый
более чем странно: в обтягивающие ноги брюки-сетку - ни дать ни  взять
рыболовная сеть! - сквозь которые виднелись узкие желтые плавки,  и  в
нечто напоминающее металлическую кирасу с дырами  на  груди,  а  также
высокие ботинки а-ля "коммандос". В руке, запястье которой обхватывали
штук семь разноцветных браслетов, он держал блок видеокассет. Замер на
пороге, уставившись на Мальгина, улыбка сбежала с его губ.
    - Пава, ты не одна? Смотри, что я  принес:  "Жизнь  после  смерти"
Парнавы.  Кто  это?  Родственник?  Друг  предка?  -  говорил  вошедший
по-английски.
    Из ванной вышла Купава,  распустив  мокрые  волосы  по  плечам,  с
иронией посмотрела на Мальгина.
    - Это мой бывший муж, друг Дана.
    - А здесь он что делает? Ты его пригласила? - Юноша говорил  очень
быстро, был бесцеремонен и нетерпелив и не понравился Мальгину  сразу.
Глаза  парня,  посаженные  слишком  близко  по  канонам   классических
пропорций, черные и блестящие, таили в себе заряд неизвестных эмоций и
отражали характер бескомпромиссный  и  решительный.  Впрочем,  подумал
Клим флегматически, я могу и ошибаться.
    - Это Билли, - представила нового гостя хозяйка, -  Вильям  Шуман,
друг Марса и мой друг, заканчивает  факультет  археонавтики  Тверского
института истории и культуры.
    Гость осклабился и шаркнул ногой.
    - Добавь:  прямой   потомок   великого   композитора,   спортсмен,
художник, артист, лауреат многих премий...
    - Не стоит, Билли, - нахмурилась Купава,  вдруг  порозовев,  -  не
ерничай. Подожди меня в моей комнате, я скоро освобожусь.
    Шуман рассмеялся и, поигрывая мышцами, подошел к Мальгину.
    - Вот, значит, как выглядит знаменитый нейрохирург  Клим  Мальгин,
угробивший друга. Соперник Марса. Ничего, с виду он даже... герой!
    Ни по роду деятельности, ни в системе бытовых  отношений  да  и  в
рамках воспитания Мальгин никогда не сталкивался с  подобными  людьми,
не  считая  Марселя  Гзоронваля,  но  жизнь  уже  научила   его,   как
реагировать на их действия. Если шутовство и  ерничество  не  заходили
далеко, не задевали честь мундира, не переходили в  злопыхательство  и
насмешку, это забавляло, в ином  же  случае  надо  было  уметь  давать
отпор. Такие люди уважали только силу.
    - Не понимаю только, какого дьявола ему здесь... - фразы Шуман  не
закончил.
    Клим молча скрутил ему руку за спину, так что тот пискнул от боли,
отобрал блок кассет и повел, согнувшегося, к  выходу.  Открыв  входную
дверь, так же молча придал парню ускорение, проследил  за  траекторией
полета и аккуратно закрыл дверь. Вернулся в гостиную.
    Купава хмурилась и улыбалась одновременно, однако разговор  повела
резко:
    - А ты горазд  драться,  мастер.  Изменился.  Раньше  мог  убедить
словом, теперь же не брезгуешь и кулаком. Аль ослабел?
    - Извини, -  пожал  плечами  Мальгин,  пряча  принесенные  Шуманом
кассеты в  карман.  -  Иной  раз  кулак  намного  убедительнее  слова,
особенно для некоторых твоих друзей. -  В  голосе  его  вдруг  лязгнул
металл. - Если он или кто-то другой предложат тебе ви-нарко, я из  них
дух вышибу! Передашь? Не забудь, пожалуйста, и ты меня знаешь:  сказал
- сделаю. Одно меня удивляет: как это ты, талантливый  психоскульптор,
красивая, умная женщина, связалась с  дилайтменами?  [Дилайтмен  -  от
слова delight - наслаждение (англ.).] Чего тебе не хватает?
    - Тебе не понять. - Губы  Купавы  задрожали,  но  глаза  вспыхнули
угрозой и злостью. - Они делают все, что я захочу, и мне это нравится!
И не ходи больше сюда, слышишь? Ты чужой! Мне, Дану, дочери. Чужой!  И
пусть совесть твоя будет чиста: я  сама  способна  постоять  за  себя,
выбрать друзей, подруг, занятия и круг интересов.
    Видимо, Мальгин побледнел, потому что зрачки  Купавы  расширились,
она отступила на шаг, не спуская с него огромных глаз. Прошептала:
    - Уходи, Клим, прошу тебя, у нас давно уже разные дороги.
    Внутри  Мальгина  что-то  погасло.  Он  постоял  немного,  пытаясь
избавиться от гулкого эха слова "чужой" в пустой голове,  и  побрел  к
дверям. Оглянулся, вбирая взглядом съежившуюся, как от удара,  фигурку
женщины.
    - Людям, не слушающим советов, нельзя помочь. Я никогда  не  желал
тебе зла, ты прекрасно это знаешь, поэтому и бесишься, когда я задеваю
твоих друзей... которые на самом  деле  далеко  не  друзья,  а  враги.
Когда-нибудь ты убедишься в этом, дай  Бог,  чтобы  это  случилось  не
поздно. Но не надейся, что я оставлю тебя в покое... по  крайней  мере
до тех пор, пока не отыщется Даниил.
    - А зачем его искать? - криво улыбнулась Купава. - Он сам...
    - Что? - быстро спросил Мальгин. - Что сам?
    - Сам отыщется, - нашлась женщина, явно чего-то недоговаривая.  Но
у Клима не осталось сил это выяснять. Купава вдруг оживилась, уходя от
неприятной темы.
    - А что ты так печешься обо мне, мастер?