Аристарх... погиб.
    - Вряд ли. Если бы они хотели его убить, нам  достался  бы  только
его труп.
    - Успокоил. -  Боянова  включила  запись  финала  схватки  бывшего
курьера с людьми в форме пограничников, сделанную  одним  из  киберов.
Жуткое бегство Шаламова действовало угнетающе. Однако определить,  кто
и как  вынес  с  поля  боя  Железовского,  видеозапись  не  позволяла.
Помолчав, Власта прочитала четверостишие:

              Какою ты стихией порожден?
              Все по одной отбрасывают тени,
              А за тобою вьется миллион
              Твоих теней, подобий, отражений [В. Шекспир, сонет 53.].

    Шевчук бесшумно вышел, но комиссар  недолго  оставалась  одна  (не
считая молча работавших операторов), в зале один за  другим  появились
Джума Хан, Ромашин и председатель СЭКОНа.
    - Мне сообщили, что служба безопасности снова  попала  впросак,  -
заявил Ландсберг  с  тонкой  усмешкой.  -  Шаламов  ушел,  Железовский
похищен, завод ничего противозаконного не производит. А?
    - Как быстро распространяются слухи, - недобро сощурилась Боянова.
- Такое впечатление, что вы,  Казимир,  узнаете  об  операциях  отдела
намного раньше, чем их планирует  сам  отдел.  Кто  вам  сообщил,  что
Железовский похищен? А тем более о том, что мы интересуемся заводом  и
его продукцией?
    Ландсберг понял, что допустил промах, но не показал виду.
    - У меня свои источники информации, не  криминогенного  характера.
Или вы допускаете,  что  СЭКОН  получает  сведения  от  антисоциальных
элементов?
    В зале повисла хрупкая тишина, которую нарушил Ромашин:
    - Почему бы и нет, Казимир? На месте комиссара я бы тоже удивился.
Завод объявлен зоной ЧП всего полчаса назад, а вы уже тут как тут.
    Краска бросилась в лицо Ландсбергу, глаза его метнули  молнии,  но
тон остался дружеским.
    - Просто я дежурил в центре координации над  "сферой  Сабатини"  и
услышал объявление по "треку". Вот и все загадки  моего  появления.  К
сожалению, вам оправдаться перед ВКС будет  труднее:  служба  упустила
Шаламова и не предотвратила самодеятельность  Железовского.  Комиссар,
неужели и после этого инцидента вы будете утверждать, что  Шаламов  не
представляет большой опасности для людей?
    - Для обычных людей - нет, - негромко сказал Джума Хан. - Для тех,
кто попытается его задержать силой, - да.
    Ландсберг окинул безопасника насмешливым взглядом.
    - Вы  переводчик  мыслей  комиссара,  молодой  человек?  Держитесь
поскромнее, не вам судить о безвредности  действий  псинеура,  да  еще
такого масштаба, как Шаламов.
    - Почему бы и нет? - все так же спокойно произнес Ромашин. - Джума
в свое время лечил Даниила и кое-что смыслит в этом деле. Кстати, наши
мнения совпадают: Шаламова нельзя трогать вообще, разве что попытаться
поговорить с ним, выяснить цель его шатаний по Земле.
    - У меня другое мнение. - Ландсберг  некоторое  время  смотрел  на
молчавшую   женщину   с   неопределенным    сожалением    и    скрытым
превосходством. - Боюсь, ваш "сын сумерек"  преподнесет  еще  не  один
сюрприз... если его не остановить. На Совете я потребую его захвата  с
последующим ограничением свободы. Он опасен. До скорой встречи.
    Председатель СЭКОНа коротко поклонился Бояновой,  небрежно  кивнул
Ромашину и вышел.
    - Жуир, - пробормотал ему вслед Джума Хан.
    - Что вы сказали? - очнулась Боянова.
    - Человек живет в свое удовольствие. Вернее, получает удовольствие
не только от того, что он делает, но и как делает.
    - Да,  -  согласился  Ромашин,  -  я   тоже   почувствовал   нотки
самолюбования, превосходства и...  неискренности.  Казимир  изменился,
раньше я знал его другим.
    - Утоление рангового голода, - сказал Джума, и оба  посмотрели  на
комиссара.
    - У вас есть ко мне вопросы? - спросила Власта.
    - Мы хотим предложить помощь  в  поисках  Железовского,  -  сказал
Ромашин. - Есть кое-какие идеи.
    - Какие?
    - Например, привлечь к поиску вашу сестру, она интрасенс, а  также
других интрасенсов.
    - Хорошо, поехали ко мне.
    Боянова направилась к выходу из  зала,  и  в  это  время  по  сети
"спрута" пришло сообщение о появлении возле "сферы Сабатини" "мыльного
пузыря" с "миллионом глаз" внутри.
    - Богоид! - воскликнул Джума Хан, переглядываясь с Ромашиным.
    - Что? - оглянулась Боянова.
    - Где появляется богоид - "тысячеглазый" орилоунский  автомат  или
кто он там на самом деле, - почти всегда рядом Шаламов.
    Джума хотел что-то добавить, но в  этот  момент  пришло  еще  одно
сообщение по "треку": в доме,  в  котором  жил  Аристарх  Железовский,
произошел странный взрыв, разрушивший  дом  и  необыкновенным  образом
изменивший весь квартал  города.  При  этом  свидетели  перед  взрывом
видели тот же необычный объект с "миллионом глаз".
    - По их заверениям, объект будто  бы  соткал  вокруг  дома  черную
паутину, а уж потом дом взорвался, - добавил дежурный. - Что интересно
- жертв среди населения квартала нет.
    - А Шаламова там не видели? - спросила Боянова.
    - Следственная обойма еще работает, сведений нет.
    - Кокон входа, - медленно проговорил  Ромашин.  -  У  Аристарха  в
квартире был кокон входа в трансфер.
    Джума побледнел.
    - Ты думаешь, он... свернулся?
    - Похоже.
    - Как же теперь Мальгину удастся выйти на Землю?
    Боянова, наклонив голову, думала о своем, потом решительно шагнула
в коридор.  Джума  и  Ромашин,  переглянувшись,  последовали  за  ней,
услышав по  своим  рациям  знакомый,  звенящий,  заставляющий  сильнее
биться сердце сигнал тревоги.


                             ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

                                КОЛДУН


                               Глава 1

    Любое движение  в  этом  желто-зеленом  желейном  мире  отзывалось
перестройкой  прозрачных,  пересекающихся,  изломанных,  отсвечивающих
кое-где зеркалами слоев  воздуха,  больше  похожих  на  зыбкие  пласты
липкого, рыхлого, вздрагивающего желатина. Пейзаж менялся не только от
движения рук  и  ног,  но  даже  от  дыхания  или  взмахов  ресниц,  и
привыкнуть к этому было непросто. Единственное, что  здесь  оставалось
незыблемым,  -  скелет  орилоуна,   в   котором   машина   "струнного"
перемещения все еще работала.
    Мальгин обошел  орилоуна  кругом,  с  любопытством  вглядываясь  в
колеблющиеся картины  многократных  отражений  и  преломлений  здешних
красот друг в друге, и вернулся в приемную камеру  орилоуна,  умершего
по крайней  мере  десяток  миллионов  лет  назад.  Цвета  под  куполом
преобладали коричневые, черные  и  серые,  и  лишь  мембрана  перехода
выделялась в полутьме нежным льдистым  свечением,  напоминая  ледок  в
зимней проруби. Мальгин выбрал  уютную  ложбинку  в  складках  пола  и
прилег. Физически он не устал, тело могло выдержать недельный бег  или
тяжелый труд, но душа просила не отдыха - расслабления.
    Привычно    проверив    работу    систем    организма:    нервной,
скелетно-мышечной,  эндокринной,  сердечно-сосудистой,  а  главное   -
экстрарезервной, связанной с "темным знанием", которую  он  сумел-таки
подчинить себе, - Мальгин приказал Харитону следить за  обстановкой  и
погрузил  себя  в  "сон  второй  степени".  В  этом  состоянии   разум
повиновался  причудливым   извивам   памяти   и   фантазии,   соединяя
несоединимое наяву, и перед глазами хирурга проплывали картины  встреч
с Купавой, Карой, отцом, друзьями... и недругами. Особое место в  снах
занимала дочь, Дарья, по которой Мальгин успел соскучиться больше, чем
по кому бы то ни было.
    Иногда  в  сны  вмешивалась  многоуровневая  структура   мышления,
активируемая памятью "черного человека", и тогда картины вообще теряли
связь с реальностью, уходя в область фантасмагорий, чужих  чувственных
и семантических пространств.  Мальгин  не  боялся  этих  погружений  в
инобытие, именно благодаря им он понял эволюцию "черных людей", открыл
их слабые и сильные стороны. Однако главным своим приобретением считал
способность  уходить  в  выдуманный,  иллюзорный  мир  без  применения
наркосредств и возвращаться обратно.
    Мистический далекий зов,  приписываемый  Климом  родственной  душе
кого-то из интрасенсов, во время путешествия по  системе  орилоунского
метро притих, но тень его витала где-то рядом, эфемерная,  как  улыбка
привидения. Зовущий остался на Земле, это было ясно,  и  мощности  его
пси-голоса не хватало донести зов  до  Мальгина,  хотя  хирург  иногда
"хватал" след голоса, и сердце отзывалось замиранием.
    Он путешествовал по вселенной уже две недели, бродил по ландшафтам
полусотни миров, похожих и не похожих на Землю,  купался  в  озерах  и
морях чужих планет, пережил множество приключений  и  массу  необычных
ощущений, но интерес к странствиям не угасал, хотя сейчас Мальгин  мог
бы признаться: жажда новых открытий осталась неутоленной, но  не  было
музыки в душе, не было удовлетворения. Шаламова он так и не  встретил,
хотя и чувствовал иногда следы его присутствия, и все  сильнее  тянуло
на Землю. Хотелось разрубить наконец этот гордиев узел, связавший его,
Карой, Купаву и Шаламова. Разум жаждал определенности, требовал  найти
выход из положения, и сердце вторило ему, прогоняя сквозь все тело  по
венам и артериям не кровь - свинцовые струи тоски...
    На фоне танцующих языков  огня  возникло  бледное  печальное  лицо
Карой.
    - Привет, мастер.
    - Привет, - отозвался Клим, забавляясь. Говорил он сам с собой, но
в этом состоянии давало знать  расщепление  "я"  на  доброго  и  злого
Мальгина, на светлого и черного, эгоиста и  рыцаря,  и  эффекты  порой
удивляли своей неожиданностью.
    - Знаешь, почему Купава ушла от тебя?
    - Если бы знал, уже вернул бы.
    - Знаешь,  но  не  хочешь  сознаться.  Потому  что  ты  не  владел
искусством нежности. И не владеешь до сих пор. Что молчишь?
    - Думаю.
    - Ну думай, тебе это полезно.
    Рядом с  фигурой  Карой  вылепилась  такая  же  прозрачная  фигура
Купавы, обе женщины вошли одна в  другую,  но  не  слились,  продолжая
по-разному  излучать   печаль   и   очарование,   образовали   сложный
человеческий кристалл, живущий по законам геометрии горя и боли...
    Усилием воли Мальгин изгнал обеих из сновидения,  и  перед  взором
вереницей потянулись картины жизни иных миров, где он успел побывать.
    Сеть орилоунского метро охватывала не только  Галактику  или  даже
местное скопление галактик, но  и  множество  Метавселенных,  то  есть
метагалактических  доменов,  в  одном  из  которых  родилась  когда-то
крохотная пылинка Земля. Кроме того, у  Мальгина  крепла  уверенность,
что "суперструны" сети тянутся  и  к  другим  вселенным  сквозь  вечно
кипящий вакуум Большой Вселенной. Проверку этого предположения Мальгин
оставил на потом, желая иметь рядом кого-нибудь из друзей, чтобы  было
с кем делиться впечатлениями. Он говорил сам себе "друзей", но думал о
Купаве... или иногда о Карой.
    Большинство расселенных по космосу орилоунов давно уже  умерло  от
старости,  хотя  механизмы   создания   "струн"   в   них   продолжали
функционировать - они не были вечными, но  работать  могли  еще  очень
долго, тысячи лет.
    Первый шаг Мальгина из трансфера в один из  каналов  сети  перенес
его в систему самой яркой звезды Галактики  -  эты  Киля,  температура
поверхности которой достигала тридцати  тысяч  градусов.  Орилоун  был
здесь установлен на астероиде,  и  ничто  не  мешало  путешественникам
любоваться на колоссальное чужое солнце с  длинными  голубыми  космами
протуберанцев. Правда, без скафандра выйти  на  поверхность  астероида
Мальгин не решился, хотя и мог обходиться без воздуха долгое время.
    Вообще путешествовать по орилоунскому метро мог далеко  не  каждый
желающий,  многие  выходы  были  смертельно  опасны  для   нормального
человека, а тем более  путешествующего  без  скафандров  или  защитных
костюмов, и лишь возможности  интрасенса,  помноженные  на  маатанские
знания, позволяли Мальгину  не  бояться  сюрпризов.  А  их  появлялось
немало: то огромная сила тяжести, доходящая до пятидесяти "же",  -  на
мертвых звездах, входящих в галактическое гало, то смертельно ядовитая
для всего живого (органики) атмосфера, то  громадные  температуры,  то
холод межзвездной пустоты. Но самыми неприятными и опасными сюрпризами
сопровождались  выходы  в  тех  областях  домена,  где  формы  материи
обладали свойствами или более простыми, или более сложными, чем  масса
и энергия. Пространства этих миров описать  человеческим  языком  было
невозможно, они влияли непосредственно  на  мозг  человека,  а  не  на
органы зрения, слуха и  осязания,  и  в  них  было  невероятно  трудно
сориентироваться, чтобы не потерять из виду орилоуна и не раствориться
в невообразимо сложной фантасмагории иллюзорных картин, воспринимаемых
тем не менее как абсолютно реальные. В одном из  таких  миров  Мальгин
едва не погиб: энергия уходила из тела быстрее,  чем  ее  генерировали
сердце и селезенка, - и  когда  ему  удалось  добраться  до  орилоуна,
оказалось, что он похудел  на  двадцать  два  килограмма!  Плюс  треть
запаса нервной массы. Советчик Харитон, персональный комп, не выдержал
сложных наводок, и теперь Мальгин странствовал один.
    На третий день похода  он  попал  на  планету,  спутником  которой
служил... гигантский человеческий череп! Клим долго  не  мог  поверить
глазам, тряс головой и жмурился, однако ночью, когда "череп"  размером
с земную Луну начинал светиться отраженным  светом,  эффект  настолько
потрясал, что не верить ощущениям казалось  кощунством.  Скорее  всего
форма  спутника  этой  планеты,  почти  лишенной  атмосферы,   рисунок
кратеров, долин и горных массивов были  просто  космическим  курьезом,
иронией природы, относившейся к  человеку  без  особого  восторга,  во
всяком случае, не как к своему венцу, и все  же  сходство  гигантского
куска камня с человеческим черепом поражало воображение.
    Следующий объект, где  сидел  орилоун,  был  не  менее  интересен:
ажурная коралловая глыба диаметром с планету типа Урана  или  Нептуна,
состоящая с виду из мириад скелетов умерших полипов, однако  на  самом
деле каждый "полип" представлял собой  космический  корабль  наподобие
маатанских проникателей, в  которых  когда-то  путешествовали  "черные
люди". Видимо, когда-то существовал некий  суперзавод  по  выращиванию
космолетов, которые использовались по мере созревания, но потом что-то
произошло, и хозяева  завода  перестали  забирать  готовые  машины.  В
результате процесс стал  неуправляем,  корабли  достигали  зрелости  и
умирали, а на них наслаивались следующие, и длилось  это  много  тысяч
лет...  Изредка   какой-то   из   "юных"   космолетов   отрывался   от
родительского дома и уходил в космос, чтобы превратиться в  блуждающую
каменно-металлическую гору странных очертаний и навсегда затеряться во
тьме. Мальгин,  побродив  по  лабиринтам  "коралла",  стал  свидетелем
одного такого старта  и  пожалел  полуживой  механизм,  обреченный  на
медленное бесцельное угасание. Строили  завод  негуманоиды,  существа,
отличные от всех тех, с кем сталкивался человек в космосе,  но  агония
творения их "рук" затрагивала душу с такой же силой, как если бы завод
строили люди.
    Встречались уж и вовсе экзотические объекты и  миры,  где  Мальгин
просто не мог  выйти  из  метро,  потому  что  для  этого  требовалось
преобразовывать не только тело, но и  физическую  сущность  процессов.
Такими были выходы в  плоский  двумерный  мир  и  даже  в  многомерные
пространства,   а   однажды   встретилась   вселенная,    теоретически
предсказанная  сотни  лет   назад   учеными-астрофизиками   Хойлом   и
Нарликаром: эволюция этой странной вселенной происходила не по  модели
расширения - в ней сжимались атомы, создавая иллюзию расширения  самой
Вселенной!
    Побывал Мальгин и на планете, состоящей из половинок  двух  разных
планет: одна была - сплошной океан с  редкими  архипелагами  островов,
другая - оранжево-красная пустыня  с  еще  более  редкими  озерцами  и
болотами.  Как  удалось  соединить  их,  каким   ухищрением   техники,
дознаться было не у кого,  но  "двойная"  планета  исправно  кружилась
вокруг старого красного солнца, показывая ему то океан,  то  сушу.  По
экватору ее  охватывала  стокилометровая  полоса  голубого  тумана,  в
котором,  очевидно,  и  прятались  устройства,  соединяющие  половинки
планет. Орилоун, к которому обратился хирург, был еще жив и на  вопрос
Клима ответил, что соединены не половинки,  а  целые  планеты,  и  что
туманный обруч по экватору вовсе не туман, а Кольцо Вершителя,  однако
принципа работы Кольца орилоун  не  знал.  Видимо,  Вершители  создали
нечто вроде мембраны на срезе "сверхструны" - именно  так  работала  и
"серая дыра", которую открыл в свое время Шаламов.
    Мысли  повернули  в  иное  русло,   имя   Шаламова   повело   свою
ассоциативную цепь, снова всплыли в памяти образы  дорогих  и  близких
людей. Мальгин вздрогнул, очнулся, обвел взглядом темный купол  утробы
орилоуна, стены которого от старости серебрились инеем. Ни  один  звук
не долетал сюда снаружи, темнота  и  неподвижность  орилоуна  навевали
уныние, едва заметно  светился  "ледок"  мембраны  в  глубине  колодца
метро.

              Здесь дверь из серебра, из сна, из страсти.
              Войди, мечтатель, дверь открыта настежь [Р. Дарио.].

    Строки возникли не в голове Мальгина,  а  как  бы  перед  глазами,
постояли, мигнули и расплылись огненными струйками.  И  Клим  внезапно
осознал, что в гроте орилоуна он не один.
    Темная  фигура,  замершая  в   нише   у   дальней   стены   грота,
шевельнулась, встала на ноги. Человек?! Мальгин не боялся  встреч,  ни
жданных, ни неожиданных, и все же вздох облегчения невольно сорвался с
его губ. Он мог поклясться, что, когда он вошел,  в  гроте  никого  не
было, войти  незаметно  незнакомец  не  мог  -  у  Мальгина  развилось
сторожкое чувство, но факт  оставался  фактом:  он  проспал  появление
гостя.
    Незнакомец тихо рассмеялся, откинул капюшон не  то  плаща,  не  то
сутаны,  и  взору  хирурга  предстало  морщинистое  лицо  седоголового
мужчины  с  умным  проницательным  взглядом   и   добродушно-ироничной
складкой губ. Правда, Мальгину показалось, будто  лицо  гостя,  прежде
чем   застыть,   сформироваться,   претерпело   несколько   мгновенных
изменений, и  что  сразу  после  того,  как  упал  капюшон,  лицо  его
перестало быть лицом человека.
    - О да, - сказал незнакомец тихим, но звучным голосом,  в  котором
проскальзывали вкрадчивые нотки. - Конечно же,  я  не  человек,  да  и
вообще не гуманоид. Но странник, как и вы.  Я  наблюдаю  за  вами  уже
сутки. Нравится путешествовать? Или у вас другая цель?
    Мальгин радушно кивнул на складку пола.
    - Присядем. Меня зовут Клим Мальгин, а вас?
    Незнакомец сел рядом, вполоборота, хотя под плащом не было  видно,
есть ли у него  ноги,  руки  и  седалище.  Инфразрение  и  пси-видение
Мальгину не помогли,  впечатление  было  такое,  будто  фиолетовый,  с
искрой, плащ непроницаем ни для одного вида энергий. Мало  того,  Клим
не мог пробиться и в пси-сферу пришельца,  не  видел  его  пси-ауры  -
перед глазами стоял ровный серый фон и лишь изредка  сквозь  этот  фон
всплывал прозрачный призрак странной  фигуры,  напоминающей  загадочно
улыбающегося Будду.
    - Мое имя - стершийся иероглиф. - Седой - старцем его назвать было
трудно, несмотря на морщины и  седину,  -  улыбнулся.  -  Зовите  меня
Странником,  Скитальцем  или  Паломником,  это  будет  соответствовать
истине, ибо путешествую я много-много лет. Странствие затягивает,  его
пьешь, как воду в пустыне, но утолить жажду не можешь.
    - Легче подавить первое желание, чем утолить все, что  следует  за
ним.
    - Отменно сказано! Ваше наблюдение?
    - Нет, древнего  земного  мудреца  [Б.  Франклин.].  Что  касается
странствий - у меня есть цель. - Мальгин поколебался и  вдру