стречи родился Геракл, так? Я хорошо помню эти  мифы,
они интересны тем, что женщины в них равны  мужчинам  почти  во  всем.
Поцелуйте меня...
    Мальгин,  замерев,  долгое  мгновение  смотрел  в   глаза   Карой,
постоянно меняющие цвет  от  желто-рыжего  до  черного,  наклонился  и
поцеловал  ее  в  полуоткрытые,  пухлые,  необычайного  рисунка  губы.
Отодвинулся.
    - Еще, - прошептала она с закрытыми глазами.
    Клим вздохнул, покачал головой, сказал коротко:
    - Хан.
    - Что? - Карой изумленно распахнула глаза.
    - Джума узнает, - серьезно сказал он. - Вызовет на дуэль и  убьет,
я его знаю.
    Она не ответила, снова закрывая глаза и  отворачиваясь.  Несколько
минут прошло в молчании.
    - Вы обиделись? - негромко сказал  Мальгин,  укладываясь  рядом  и
тоже  подставляя  лицо  солнцу,  по  сравнению  с  Карой  он   казался
незагорелым.
    - Знаете, что мне в вас нравится?  -  проговорила  женщина.  -  Не
поверите.
    - Простота.
    - Не гадайте, у вас это плохо  получается,  к  тому  же  вы  очень
непростой человек, Мальгин,  хотя  и  очень  открытый.  Вы  интересный
собеседник,  прекрасный  специалист,  хороший  организатор,  смелый  и
решительный человек, и прочее, и прочее, но меня тянет  к  вам  просто
как к мужчине. И я не могу этому противиться. И не хочу. Не верите?
    - Почему, верю, - сказал  Мальгин,  чувствуя  легкий  эйфорический
звон в ушах, словно от избытка кислорода. - А как же Джума?
    Карой резко привстала,  повернулась  к  хирургу,  как  разъяренная
тигрица,  на  Клима  глянули  бездонные  черные  омуты.  Он   опасливо
отодвинулся.
    - Извините, Карой, я не хотел... честное слово, больше не буду.
    - С Джумой у меня все иначе, хотя вряд ли я смогу  объяснить  как.
Помните  у  Блока?  "Принимаю  тебя,  неудача,  и  удача  -  тебе  мой
привет..." Джума - моя неудача, и не надо было напоминать мне о нем, я
думала о вас...
    Мальгин не дал ей договорить, поцеловал еще  раз  и  не  отпускал,
пока она не задохнулась. Пробормотал:
    - Есть такой закон: с пола упасть  нельзя.  Лично  я  нахожусь  на
полу, и падение мне не грозит. А вам?
    - Мне тоже. - В  глазах  Карой  сквозь  изумление,  гнев,  вопрос,
растерянность и колебания пробился опасный блеск взаимопонимания.
    - Тогда следуйте за мной. - И Мальгин пополз по  траве  к  шалашу,
сделанному из лещины и  осоки.  Эйфорический  звон  в  ушах  усилился,
перекрывая нудный шепот внутреннего "контролера", думать  не  хотелось
ни о чем и ни о  ком,  кроме  лесной  феи,  принявшей  облик  Карой  и
глядящей ему вслед с радостью и недоверием. Тогда он встал, вернулся и
подхватил ее на руки...
    Карой  улетела  в  полдень,  вызвав  по  рации  видеобраслета   из
ближайшего поселка загородный пинасс.
    - Презираешь? - сказала она с пленительной улыбкой, вглядываясь  в
лицо Мальгина, стоя вплотную к нему.
    - Нет.  В  противном  случае  пришлось  бы  презирать  себя.   Все
непросто, и... не знаю, как назвать... вообще надо бы начать с анализа
своих эмоций, но я и так себе верю... Пусть все идет как идет, не надо
уточнений... Мне придется многое  переосмыслить  и  кое-что  решить...
хотя я и рад этому.
    - Решай, Мальгин. Мне тоже надо многое переоценить, и прежде всего
в себе. Может случиться, что в результате наших переоценок  мы  больше
не встретимся... Но если я позову, ты... придешь?
    - Приду, - тяжело обронил Мальгин.
    Женщина засмеялась, легонько поцеловала его в подбородок и нырнула
в хрустальное нутро пинасса-такси. Аппарат бесшумно взмыл  в  небо  и,
тотчас превратившись в золотую точку, пропал.
    Пойду спать, подумал Клим, почитаю немного - и спать...
    Он стоял несколько минут лицом к небу, ни о чем особом  не  жалея,
собрался было достать книгу и в это время заметил, что  в  небе  снова
засияла звездочка. Пинасс возвращался?.. Однако  это  оказался  другой
аппарат, не Карой.
    Этот был оранжевый, класса "три крыла", и принадлежал спасательной
службе. Из кабины на траву выбрался Джума Хан, подходя, помахал рукой.
Мальгин почувствовал укол совести и неприятный холодок в  груди:  если
бы Джума прилетел на минуту раньше, он застал бы Карой, хотя сам  Клим
и не был инициатором  встречи.  Что  было  бы,  прилети  врач  десятью
минутами раньше, говорить не приходилось.
    - Привет, путешественник, - скупо улыбнулся Джума  (по-ромашински,
подумал Мальгин). - Что-то выглядишь ты бледновато, не по  погоде.  Не
любишь загорать?
    - Не успел да и гости отвлекают. Только что от меня улетела Карой.
    Джума поднял брови, в глазах его мелькнула хмурая отчужденность.
    - Карой? Это любопытно.
    Они некоторое время смотрели друг на друга, проверяя впечатление и
реакцию, но Мальгин закрылся "наглухо", и прочитать,  что  творится  в
его душе, Джуме не удалось.
    - Не возражаешь, если я посижу с тобой полчаса?  -  Врач  "Скорой"
огляделся. - Благодать-то какая...
    Клим надул два матраса и улегся в тени клена -  одного  из  редких
лиственных деревьев среди сосен и елей.  Джума  расстегнул  рубашку  и
пристроился рядом.
    - Как здоровье?
    - Нормально. Я здесь уже третьи сутки отдыхаю и не думал, что  это
так приятно после покорения пространств. В суете и  обыденности  бытия
как-то мало задумываешься над философскими проблемами, смыслом  жизни,
над своим местом в системе отношений в межчеловеческом пространстве. А
ведь жизнь - это лишь пауза между рождением и смертью,  антракт  между
двумя сценами, как сказал бы Ваня Заремба,  завзятый  театрал.  Каждый
заполняет эту паузу сам, в меру таланта и способностей, не рассчитывая
терять, рассчитывая только приобретать. По молодости лет я все считал,
что мои потери зависят не от меня, а только от внешних  обстоятельств,
а теперь вдруг понял: я, и только я, виноват в том, что терял. Хотя, в
отличие от поэта, с потерями не согласен.
    - Это хорошая формула, я, пожалуй, возьму  ее  на  вооружение.  Но
ведь  не  всегда  точно  знаешь,  что  твои  лучшие  побуждения  могут
обернуться потерей. Например, будучи женатым человеком,  я  неожиданно
вывел другую формулу: не целуйте спящих жен, они пугаются.
    Мальгин подумал.
    - Это наводит на размышления.
    - Вот именно.
    - Если жена пугается, она не уверена, кто ее поцеловал...
    Джума засмеялся.
    - Примерно так же рассуждал и я, и в результате - Карой ушла.  Так
что, как видишь, я далеко не  идеал.  А  вообще  всерьез  вести  такие
разговоры трудно, тем более с умным собеседником.
    - Согласен. В каждом из нас  сидит  свой  "черный  человек",  ждет
своего часа, и бороться с ним порой просто нет сил.
    - Тебе ли плакаться, мастер? По-моему, до сих пор ты справлялся со
своим "черным человеком" успешно. Это Шаламову труднее, а нам с  тобой
не пристало жаловаться при наличии мощных сдерживающих  систем.  Я  не
узнаю тебя, Клим.
    - Я сам себя не узнаю, - пробормотал Мальгин.
    Где-то в лесу послышался шум, словно кто-то на  бегу  застучал  по
стволам сосен. Такой звук Мальгин слышал впервые, на ум  пришло  слово
из  лексикона  Бажова:  голк...  По  лесу  гулял   звонкий,   светлый,
деревянный голк...
    - Дятел, - сказал Джума  Хан,  прислушиваясь.  -  Лупит  по  сухой
сосне. Ты уже знаешь, что орилоунский трансгресс, о  котором  упоминал
маатанин в разговоре с Шаламовым, в Антарктиде не найден?
    - Мне говорил Ромашин. Решено вести поиски и в Северном  Ледовитом
океане. Но и там его вряд ли найдут.
    - Сведения от самого Ромашина?
    - Конечно. А твои?
    - Из первых рук. Я уже не стажер отдела  безопасности,  а  рядовой
оперативник.
    - Поздравляю, если  только  выбор  твой  обоснован.  Как  и  Оскар
Уайльд, я тоже люблю мужчин с будущим... и женщин с прошлым.
    По лицу Джумы прошла тень. Он поколебался немного, потом  все-таки
спросил:
    - Клим, можешь не отвечать, если вопрос покажется чересчур личным,
но все ж: чем объясняется визит к тебе Карой?
    - Скукой,  -  ответил  Мальгин,   наблюдая   за   гаммой   чувств,
отразившейся последовательно на лице собеседника:  интерес,  ожидание,
недоверие, облегчение.  -  А  насчет  поисков  орилоунской  машины,  -
продолжал Мальгин, - я посоветовал бы искать ее  иначе:  дать  задание
большому   инку   СПАС-центра   покопаться    в    ПОБах    [ПОБы    -
проблемно-ориентированные банки  данных.],  содержащих  всю  подробную
картографию Земли вплоть до дна океанов и  морей,  и  проанализировать
формы рельефа, близкие  к  геометрии  орилоунских  зданий,  причем  не
только живых, но и мертвых, то есть скелетов, как на Страже Горловины.
    Джума неожиданно рассмеялся. Клим поднял брови, не понимая причины
веселья. Бывший врач толкнул его в плечо:
    - Не обижайся, просто мы с тобой  действительно  схожи  по  складу
ума. Эту идею я уже предложил Лондону.
    - Кому-кому?
    - Это  новый  начальник  отдела   вместо   Ромашина,   работал   в
погранслужбе, потом заведовал  Североамериканским  филиалом  Б.  Мужик
толковый. Говорят, он прямой потомок Джека Лондона, и хотя я в  прямую
генеалогию не верю, он действительно похож на  Джека,  почти  как  две
капли воды.
    Мальгин вспомнил слова Купавы и проговорил:
    - Передавай ему привет. Джек Лондон - один из самых  любимых  моих
писателей, его циклы рассказов,  как  северный,  так  и  южный,  можно
перечитывать всю жизнь. Я благодарен ему за то, что он был,  а  судьбе
за то, что она позволила  начать  изучение  литературы  с  его  "Конца
сказки" и "Прибоя Канака".
    Джума молча вскинул руку в прощальном жесте и полез в кабину.
    - Подожди, - вспомнил Мальгин. - Ты-то с какой целью нашел меня  в
этой глуши?
    Новоиспеченный безопасник придержал дверцу машины.
    - Во-первых, я соскучился; во-вторых, Ромашин просил передать, что
твоей расчетливости предстоит экзамен в самом ближайшем будущем.
    - Поясни, не совсем уразумел.
    - У слона расчетливость шесть тысяч орфографических вариантов,  но
смысл всего один. При появлении Шаламова ты должен рассчитывать каждый
свой жест, и это время не за горами. Он вернется на Землю, одиночество
- не его удел, потому что он все-таки не совсем  "черный  человек".  И
еще учти, что он способен трансформировать внешность.
    Хан захлопнул дверцу пинасса, прошелестев обшивкой  по  кустам,  и
скрылся за верхушками деревьев.
    День померк.
    Джума улетел озадаченный, а может быть, и уязвленный - если  понял
значение визита Карой, неожиданного  лишь  для  него;  Мальгин-то  его
ждал, чего уж там греха таить, хотя ждал и другой встречи, которой  он
одновременно боялся, как удара в спину. Он боялся Купавы,  потому  что
не мог гарантировать собственной твердости и дружески  ровного  к  ней
отношения; он боялся ее, потому  что  давно  простил,  но  не  простил
самому себе; он боялся, потому  что  любил  ее  до  сих  пор,  хотя  и
казалось ему иногда, что это чувство слабеет, размывается, как рисунок
акварелью под дождем. И не потому ли  так  легко  ему  было  с  Карой?
Женщина была независима, свободна в решениях  и  поступках  в  той  же
степени, в какой он был несвободен. Господи,  зачем  же  формулу:  нет
любви без препятствий - возводить в ранг абсолюта?..
    Мальгин очнулся: из лодки на него вопросительно и странно  смотрел
незаметно подплывший отец.
    - Ты что-то сказал, па?
    - У тебя сегодня день приема гостей? Кто это был?
    Заноза тревоги с этим вопросом вошла в  сердце  Клима  и  так  там
осталась, пока он умывался, собирал вещи и одевался.
    - Па, я должен идти, извини. Есть  неотложные  дела.  Не  сердись,
ладно?
    - Жаль, - тихо, с грустью сказал старик. -  Как  я  могу  на  тебя
сердиться? Береги себя.
    - Спасибо за два прекрасных дня, два вечера и две ночи. Я отдохнул
так, как не отдыхал никогда в жизни. Мы еще порыбачим с тобой, обещаю.
    Старик прижал его к себе, уколов небритым подбородком - он никогда
не брился на природе, отращивал бороду, - пробормотал:
    - Ты изменился, Клим...
    Мальгин  поцеловал  его  в  темную  от  загара  шею  и  пошел,  не
оглядываясь, к их туристскому пинассу.
    Заремба вошел в кабинет в  тот  момент,  когда  Мальгин  собирался
выключить связь  с  Гиппократом:  он  успел  узнать  все  институтские
новости и раздумывал теперь над тем, за что браться в первую очередь.
    - Привет директору, - сказал молодой нейроконструктор;  руки,  как
всегда, в карманах, на  лице  непробиваемая  безмятежность,  в  глазах
любопытство. - А Богдан говорил, что ты выйдешь только в августе.
    - А я еще не  вышел,  просто  заглянул  ради  интереса.  Гиппократ
сообщил, что ты успешно сделал сложную операцию  на  ganglion  spinale
[Спинномозговой узел - ганглий (лат.).]. Поздравляю.
    Заремба небрежно отмахнулся.
    - Не стоит поздравлений, я могу делать и более сложно.
    Мальгин засмеялся.
    - Ты не меняешься. Как дела у Стобецкого?
    - У него тоже ничего не меняется: работает, бурчит, каждую  неделю
ходит в театр с новой дамой. Лучше расскажи, где ты пропадал, -  вдруг
жадно сказал Заремба. - А то слухи ходят один  страшней  другого.  Где
Шаламов? Что там у вас произошло?
    На миг в душе  Мальгина  шевельнулось  дремлющее  раздражение,  он
отвык  от  манеры  поведения  Зарембы,  парень  так,  наверное,  и  не
избавится от амикошонства,  не  научится  тактичности  самостоятельно,
надо бы  позаниматься  с  ним,  хотя  чувство  такта,  деликатность  и
галантность,   очевидно,   должны   быть   врожденными,    генетически
запрограммированными. А их планируемое приобретение в зрелом  возрасте
- процесс длительный и не всегда результативный...
    - Какие слухи ты имеешь в виду? - спросил Мальгин, снимая эмкан  и
приглаживая волосы.
    - Говорят, ты дрался с Шаламовым, но тот  превратился  в  "черного
человека" и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него...
    - Кто говорит? - наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.
    Заремба испуганно  отступил,  в  замешательстве  потрогал  верхнюю
губу.
    - Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека...
    - А они откуда знают такие подробности?  Что  у  них  за  источник
информации?
    - Не знаю точно. - Заремба пожал плечами.  -  У  Роба  приятель  в
СПАС-центре, может, он?
    - Имя приятеля не помнишь?
    Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний  трепет:  он
никогда не видел у товарища таких глаз - в них плавились  ненависть  и
угроза.
    - Ты будто ведешь допрос... Имени приятеля Роба я не помню, спроси
у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?
    - Расскажу. - Мальгин взял себя в руки; он уже понял, откуда ветер
дует, информатором Роба, равно как и  Купавы,  мог  быть  только  один
человек - Марсель Гзаронваль, мстивший ему подобным образом.  -  Позже
расскажу. Не обижайся, Иван, я еще не  совсем  здоров,  и  мне  вредно
волноваться.
    Заремба торопливо закивал.
    - Все понял, прошу прощения, Клим, но смотри -  ты  пообещал.  Моя
помощь не понадобится?
    - В чем? - усмехнулся Мальгин через силу. - Спасибо за сочувствие,
обойдусь. Таланов у себя?
    Заремба как-то странно посмотрел на него.
    - Тебе разве ничего не говорили?..
    Мальгин молча взглянул на коллегу, и тот снова  почувствовал  себя
неуютно.
    - На Совете академии Таланов снял с себя обязанности  директора  и
взял месяц отдыха. Мотивировал тем, что  не  предусмотрел  последствий
пробуждения Шаламова и тем самым подверг риску ни в  чем  не  повинных
людей.
    Вставший было Мальгин снова сел.
    - А Гиппократ этого мне почему-то  не  сообщил...  странно...  Что
Богдан собирался делать?
    - Сказал, что будет согласен с любым назначением, и  Совет  принял
решение поменять вас местами. Так что  ты  теперь  -  без  пяти  минут
директор. Ты разве не расслышал, как я тебя приветствовал?
    - Думал, ты, как всегда, шутишь.
    Мальгин медленно и глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул:  в
голове тонко задергал-запульсировал сосудик, и тотчас же ожил  "филер"
на груди - его писк был слышен только хозяину.
    Такой новостью можно свалить и здорового, подумал Клим,  а  я  еще
действительно не в форме. Бедный старикан, что ему пришлось  пережить!
Он ведь  на  самом  деле  всю  жизнь  будет  считать  себя  виновником
случившегося, и доказать обратное невозможно,  уж  такой  он  человек.
Если уж вбил  себе  в  голову  какую-то  идею  -  обухом  не  выбьешь.
Кремень... Дредноут!
    Последнее слово Мальгин произнес вслух.
    - Кто? - не понял Заремба.
    Мальгин очнулся.
    - Я, конечно. Не обращай внимания, это эвфемизм.  Ты,  пожалуйста,
иди, Иван, мне надо побыть одному. Не говори, что я  в  институте,  не
хочу паломничества, хватит с меня и твоих расспросов.
    Хирург  подошел,  похлопал  его  по  плечу  и   вышел,   несколько
разочарованный  тем,  что  не  смог   целиком   удовлетворить   своего
любопытства. Однако быстро примирился с неудачей и тут  же  переключил
внимание на новый интерес. Мальгин невольно позавидовал  легкости  его
характера, сам он был слеплен из другого теста.
    На груди снова зашелся писком "филер".
    - Слышу, слышу, не нервничай, - буркнул хирург. - И без тебя ясно,
что мне необходима консультация.
    Он позвонил Купаве, не  включая  обратной  связи,  полюбовался  на
крошечное существо в колыбели, возле которой топтался  робот-нянька  с
немыслимым набором игрушек, и вызвал отдел безопасности УАСС.


                               Глава 4

    Уже после второго путешествия по "струнным"  трассам,  связывающим
Орилоух с "живыми" станциями метро на других планетах, Шаламов  ощутил
потребность делиться с кем-нибудь своими открытиями. "Черный человек",
которого он не отпускал, таская  за  собой  в  качестве  гида,  живого
справочника и просто собеседника, замкнулся в себе и все реже  отвечал
на  вопросы,  а   скафандровый   микрокомп   не   годился   для   роли
сопереживателя и товарища, его  забота  не  распространялась  на  душу
хозяина. И тогда снова вернулась мысль  посетить  Землю  и  забрать  с
собой Купаву. Это был бы самый благодарный слушатель и  сопереживатель
из всех возможных,  включая  даже  ученых-ксенопсихологов,  а  уж  что
показать Купаве - Шаламов знал.
    Первый прыжок с Орилоуха  после  схватки  с  чужим  автоматом,  из
которой   Даниил   вышел   победителем,    впервые    воспользовавшись
"универсалом", занес его в иную галактику, на планету, где царствовала
электрическая жизнь. Ничего в ней не поняв, Шаламов стартовал снова  и
оказался за пределами местного скопления галактик, в которое входили и
Туманность Андромеды, и галактики в  Волосах  Вероники,  и  Галактика,
давшая жизнь Солнцу.
    Орилоун-метро,  выбросивший  спасателя  с  "черным  человеком"  на
поводке, с первого взгляда был установлен на небольшом по  космическим
масштабам скалистом планетоиде, изъеденном порами, как  головка  сыра.
На самом  же  деле  планетоид  оказался  чудовищным  скелетом  жившего
некогда существа! В  поперечнике  скелет-планетоид  достигал  шестисот
шестидесяти  шести  километров!  Сам  Шаламов,  наверное,  никогда  не
догадался  бы,  что  это  такое,   новость   сообщил   ему   маатанин,
взволновавшийся на короткое время. Потрясенный спасатель долго не  мог
прийти в себя от неожиданности, бродя по "внутренностям"  монстра,  но
не верить "черному человеку" не мог, маатане не были способны на ложь,
да и на творческую фантазию тоже.
    Исполин давно был мертв, сотни тысяч лет, но  трансгресс-метро  на
нем работало исправно, как ни в чем не бывало, хотя от  старости  само
превратилось в "скелет".
    Не найдя на "трупе" ничего достойного внимания, Шаламов отправился
дальше и вышел на  Орилоухе,  в  незнакомом  районе.  Снова  нырнул  в
"струну" мгновенной  транспортировки  и  вылез  под  водой  неизвестно
где...
    Потом были десятки голубых,  красных,  желтых  солнц,  гигантов  и
карликов, с планетами и без  них,  вращающихся  вокруг  черных  дыр  и
нейтронных звезд