море и горы. Да и зачем?  Этики
не верили, что кто-нибудь может забраться так далеко.
     - У нас у всех имеются ватаны, - сказал Hyp,  -  если  правда  то,  что
сказали тебе на Совете Двенадцати. Их ватаны ты видел сам. Чего я не понимаю
- так это почему этики не выследили тебя задолго  до  того  времени.  Снимок
твоего ватана должен был храниться в том гигантском  компьютере,  о  котором
говорил Спрюс. Как и снимки всех наших ватанов, вероятно.
     - Возможно, Икс подменил снимок моего  ватана.  Это  объясняет,  почему
агент Аньо имел при себе мою обычную фотографию.
     - Мне кажется, у этиков имелись наверху поисковые  спутники,  -  сказал
Фрайгейт. - Но они не смогли найти тебя по  ватану,  потому  что  ватан  был
изменен.
     - Хм-м, - произнес Hyp. - Интересно,  влияет  ли  искажение  ватана  на
духовную сущность его носителя?
     - Помните, де Марбо рассказывал, как Клеменс анализировал  связь  между
ватаном, ка или душой - называйте, как хотите - и телом? - сказал Бертон.  -
Клеменс пришел к выводу, что ватан действительно отражает личность человека.
Для этого он и нужен. Бесполезно пытаться приделать ватан к  копии  чьего-то
тела, поскольку копия отличается от оригинала. В ничтожно малой степени,  но
отличается. И если ватан или душа действительно  суть  человека,  вместилище
самосознания,  то  мозг  человека  самосознанием  не  обладает.  Без  ватана
человеческое тело будет  обладать  разумом,  но  не  самосознанием.  Понятие
своего "я" будет отсутствовать. Для ватана человеческий организм  -  то  же,
что для человека лошадь или автомобиль.
     Ну возможно, это не совсем верное сравнение. Комбинация ватана  и  тела
больше напоминает кентавра. Это сплав. И человеческая, и конская половины не
могут существовать одна без другой.
     Возможно, ватану тоже  необходимо  тело,  чтобы  обрести  самосознание:
ведь, по словам этиков, ватаны без тел блуждают в пространстве, лишенные  не
только самосознания, но и сознания вообще.
     Согласно же нашей теории, это тело генерирует ватан. Как - я не знаю, у
меня нет даже гипотезы на этот счет. Но ватан без тела возникнуть не  может.
У эмбрионов имеются эмбриональные ватаны, у младенцев - младенческие.  Ватан
взрослеет вместе с телом.
     Но  существуют   две   стадии   взрослости.   Назовем   высшую   стадию
суперватанностью.  Ватан,  не  достигший  определенного   этически-духовного
уровня, обречен после смерти тела вечно блуждать  в  пространстве,  лишенный
сознания.
     Если только, как здесь, не будет создана копия тела и ватан не вернется
к ней,  повинуясь  некоему  притяжению,  это  тело-дубликат  будет  обладать
разумом, но не концепцией своего "я". Этой  концепцией  обладает  ватан,  но
лишь при условии воссоединения с телом.
     Без ватанов люди бы тоже стали из обезьян людьми, разработали бы  язык,
развили науку и технику - но религии бы у них  не  было,  и  они  не  больше
сознавали бы свои "я", чем муравьи.
     - И что у  них  был  бы  за  язык?  -  сказал  Фрайгейт.  -  Попробуйте
представить себе язык, в котором отсутствует местоимение  "я".  А  возможно,
также и "ты", "вы". Я не уверен, что такие люди могли бы создать  язык  -  в
вашем понимании. Они так и  остались  бы  разумными  животными.  Или  скорее
живыми машинами, не столь зависящими от инстинкта, как животные.
     - Поговорим об этом подробнее как-нибудь в другой раз.
     - Ну а как же шимпанзе?
     -  Возможно,  у  них  есть  рудиментарные  ватаны  с   низким   уровнем
самосознания. Никто ведь не доказал, что у  обезьян  нет  своего  языка  или
самосознания. Сам ватан, без тела, самосознания развить  не  может.  Если  у
человека не развит мозг, то и ватан будет недоразвитый  -  а  следовательно,
способный достичь лишь самого низкого этического уровня.
     - Э нет! - сказал Фрайгейт. - Ты путаешь интеллект с  моралью.  Мы  оба
знали слишком много людей с высоким умственным развитием и низким этическим,
да и наоборот, чтобы  поверить,  что  высокий  интеллектуальный  коэффициент
обеспечивает столь же высокий моральный уровень.
     - Да-а, но ты забываешь о воле.
     Они пришли к следующей площадке, и Бертон осмотрел шахту
     - Все то же самое.
     Отряд двинулся дальше, и Бертон вернулся к своей роли Сократа.
     - Итак, воля. Мы должны признать, что полной свободой она не  обладает.
На нее влияют внешние события - внешняя среда, - а  также  внутренняя  жизнь
тела  -  внутренняя  среда.  Физические  и  душевные  повреждения,  болезни,
химические процессы и прочее - все это влияет на волю человека.  Маньяк  был
бы хорошим человеком, если бы болезнь или травма не сделали из него мучителя
и убийцу. Психологические или  химические  факторы  приводят  к  расщеплению
личности, создают моральных калек и уродов.
     Ватан, я полагаю, столь тесно связан с  телом,  что  отражает  все  его
умственные  перемены.  У  идиота  или  слабоумного  и  ватан  идиотский  или
слабоумный.
     Вот почему этики воскресили идиотов и слабоумных где-то в другом  месте
- если наши рассуждения верны, - где их можно  лечить  без  помех.  Медицина
этиков позволяет полностью развить недоразвитый мозг. И ватаны этих  больных
тоже становятся высокоразвитыми, в полной  мере  способными  выбирать  между
добром и злом.
     - И получают возможность стать суперватанами и воссоединиться с  Богом,
- добавил Hyp. - Я внимательно слушал тебя, Бертон. И не согласен с  многим.
Прежде всего с тем, что Бог не заботится о своих душах. Бог  не  дал  бы  им
блуждать без смысла и цели. Бог дал бы им всем приют.
     - Возможно, Бог - если он есть - действительно о них  не  заботится,  -
сказал Бертон. - Никаких свидетельств обратному нет. Как бы там ни  было,  я
не согласен, что человек без ватана не обладает  свободой  воли  -  то  есть
лишен способности выбирать между моральными альтернативами. Он  не  способен
превозмочь требования тела, окружающей среды или личные  склонности.  Он  не
способен сам себя поднять за волосы Только ватан обладает  свободой  воли  и
самосознанием. Но я признаю, что выражать он их может лишь через  посредство
тела. И признаю, что ватан тесно взаимодействует с  телом  и  подвержен  его
влиянию. Ватан должен иметь личностные свойства,  но  большую  их  часть  он
черпает от тела.
     - Прекрасно, - сказал Фрайгейт. - А не пришли ли мы  опять  к  тому,  с
чего начинали? Мы так и не сумели провести  четкую  грань  между  ватаном  и
телом. Если ватан поставляет самосознание и свободу воли, он все же  зависит
от тела в части характера, генетических свойств и нервной системы.  Он,  так
сказать, поглощает эти качества или  делает  с  них  фотоснимки.  Значит,  в
определенном смысле ватан лишь копия, а не оригинал.
     Когда  тело  умирает,  оно  расстается  с  жизнью  бесповоротно.  Ватан
покидает его, что бы это ни означало, унося с собой копии эмоций и мыслей  -
все, что составляет личность. Он проявляет свободу воли и самосознание, если
его присоединяют к телу-дубликату. Но личность получается несколько иной.
     - Он только что доказал, - сказала Афра Бен, - что души  нет  -  в  том
смысле, как это всегда понимали. А если и есть, то так  -  мелочь,  никакого
отношения к бессмертию человека не имеющая.
     Тай-Пен заговорил впервые с тех пор, как Бертон поднял эту тему.
     - А я сказал бы, что  ватан  -  это  главное.  Из  всего,  что  есть  в
человеке, только он и бессмертен, только его этики и могут сохранить.  Он  -
то же самое, что шансеры называют "ка".
     - Что ж это тогда за половинчатость такая? - вскричал Фрайгейт. - Ватан
- только часть меня, умершего на Земле существа! Я не могу  быть  воскрешен,
пока не воскресят мое тело!
     - Это та твоя часть, которая принадлежит Богу и которую  он  возьмет  к
себе, - сказал Hyp.
     - Да кому это надо? Я хочу быть собой - цельным, полноценным существом!
     - Ты достигнешь блаженства, слившись с Богом.
     - Ну и что? Собой-то ведь я уже не буду!
     - Но и на Земле в тридцать лет ты был не таким, как  в  пятьдесят.  Все
твое существо ежесекундно подвергалось и подвергается переменам.  Атомы,  из
которых состоит твое тело при рождении, - не те, из которых  оно  состоит  в
восемь лет. Их заменяют другие атомы - так же будет  и  в  сорок  лет,  и  в
пятьдесят.
     Твое тело меняется, а с ним и мысли, и запас воспоминаний, и верования,
и взгляды, и реакции. Ты никогда не был одним и тем же.
     Когда  же  -  если  ты,  творение,  -  вернешься  к  Творцу,  ты   тоже
подвергнешься перемене. Уже последней перед тем, как  стать  неизменным.  Он
неизменен, ибо ему нет нужды меняться. Он совершенен.
     - Чушь! - ответил Фрайгейт, покраснев и сжав  кулаки.  -  Я  хочу  жить
вечно, будучи самим собой, хотя бы и  несовершенным.  Стремясь  при  этом  к
совершенству. Пусть оно и недостижимо! Все дело в стремлении к  нему  -  это
оно помогает нам выносить невыносимую порой жизнь. Я хочу быть собой всегда,
вечно! Как бы я ни менялся, есть во мне нечто неизменное,  душа  или  что-то
еще, что противится смерти, отвергает  ее,  считает  чем-то  неестественным.
Смерть - это оскорбление действием, самая мысль о котором не укладывается  в
голове.
     Если Творец строит  относительно  нас  какие-то  планы,  почему  он  не
поделится ими с нами? Неужто мы так глупы, что не поймем? Сказал  бы  прямо!
Книги, которые пишут пророки, провидцы и ревизионисты, заявляющие,  что  сам
Бог вдохновил их на это, - все сплошная ложь! Никакого смысла в них  нет,  и
одна противоречит другой. Разве Бог может делать противоречивые заявления?
     - Они лишь кажутся противоречивыми, - сказал Hyp. - Когда ты достигнешь
высшей стадии мышления, ты поймешь, что эти противоречия совсем не  то,  чем
тебе представлялись.
     - Тезис, антитеза и синтез - это хорошо для человеческой логики!  Но  я
стою на том, что нельзя оставлять нас в неведении. Нужно  ознакомить  нас  с
Планом. А тогда мы посмотрим, согласиться с этим Планом или отвергнуть его!
     - Ты все  еще  находишься  на  низшей  стадии  развития  и  не  желаешь
двигаться  вперед,  -  сказал  Hyp.  -  Вспомни  о  шимпанзе.  Они  достигли
определенного уровня, но дальше так и не пошли. Они сделали неверный  выбор,
и...
     - Я не обезьяна! Я человек, мыслящее существо!
     - А мог бы стать кем-то большим.
     Они пришли к следующей площадке - уже не с шахтой, а с огромной  аркой,
за которой оказался зал, поразивший всех своими  размерами.  Он  был  добрых
полмили в длину  и  ширину,  и  в  нем  стояли  тысячи  столов  с  приборами
неизвестного назначения.
     Сотни скелетов валялись  на  полу,  а  еще  сотни  сидели  за  столами,
упираясь костями ног в пол. Смерть поразила их внезапно и всех разом
     И ни  на  ком  ни  клочка  одежды.  Люди,  проводившие  здесь  какие-то
эксперименты, работали обнаженными.
     - Члены Совета Двенадцати, допрашивавшие меня,  были  одеты,  -  сказал
Бертон. - Возможно, они оделись, чтобы не оскорблять мою  скромность  -  что
показывает, как мало они меня знали. А может, правила обязывали их одеваться
во время заседаний.
     Кое-какая  аппаратура  на  столах  еще  работала.  Рядом   с   Бертоном
находилась прозрачная сфера размером с его голову. На  вид  в  ней  не  было
никаких отверстий, однако большие разноцветные пузыри поднимались из  нее  к
потолку и лопались там. Рядом со сферой стоял прозрачный куб,  в  котором  с
выходом пузырей вспыхивали какие-то знаки.
     Все тихо переговаривались о странностях этого места. Когда они прошли с
полмили, Фрайгейт сказал:
     - Поглядите-ка! - Это относилось  к  креслу  на  колесах,  стоявшему  в
широком проходе между столами. На сиденье лежали  куча  костей  и  череп,  а
кости ног покоились на подножке.

        "ГЛАВА 47"

     Кресло,  очень  мягкое,  было  покрыто  тканью  с  узором  из   тонких,
зигзагообразных линий,  бледно-красных  и  бледно-зеленых.  Бертон  небрежно
смахнул кости с сиденья, вызвав протест со стороны  Грумз,  и  сел,  заметив
вслух, что  кресло  приняло  очертания  его  тела.  В  конце  его  массивных
подлокотников имелись большие металлические круги.
     Бертон осторожно нажал на черную середку белого диска справа. Ничего не
произошло.
     Но при нажатии на центр  левого  круга  оттуда  вышел  длинный,  тонкий
металлический стержень.
     - Ага! - Бертон медленно потянул стержень на себя.
     - Под креслом загорелся свет, - сказал Hyp.
     Кресло бесшумно поднялось на несколько дюймов над полом.
     - Нажми на передний край  правого  диска,  -  посоветовал  Фрайгейт.  -
Может, так регулируется скорость.
     Бертон нахмурился - он не  любил,  когда  ему  указывали,  что  делать.
Однако все же послушался. Кресло стало очень медленно подниматься к потолку.
     Не обращая внимания на восклицания и новые предложения, Бертон поставил
рычаг точно по  центру.  Кресло  двинулось  вперед  по  горизонтали.  Бертон
прибавил скорость, потом отвел  рычаг  вправо.  Кресло  повернуло  в  ту  же
сторону, не меняя плоскости движения и не кренясь, как сделал бы самолет,  и
направилось к дальней стене.  Поводив  кресло  вверх  и  вниз,  крутнув  его
несколько раз и доведя его скорость миль до десяти в  час,  Бертон  совершил
посадку.
     Он улыбался, и его черные глаза возбужденно блестели.
     - Может, эта штука поднимет нас по шахте? - крикнул он. Фрайгейта и еще
некоторых демонстрация не удовлетворила.
     -  Оно,  наверно,  способно  двигаться  гораздо   быстрее,   -   сказал
американец. - И что будет, если остановишься внезапно - вылетишь  из  кресла
или нет?
     - Сейчас проверим. - Бертон поднял кресло на несколько дюймов и  послал
его, набирая скорость, к дальней стене в полумиле от них. В  двадцати  ярдах
от нее он убрал руку с правого диска  Кресло  сразу  замедлило  ход,  но  не
настолько резко, чтобы пассажир мог вылететь. В  пяти  футах  от  стены  оно
остановилось. Вернувшись, Бертон сказал:
     - В нем, наверно, имеются разные  датчики.  Я  пытался  протаранить  им
стену, но оно не пошло.
     - Отлично, - сказал Фрайгейт. - Попробуем его в  шахте.  Но  что,  если
этик наблюдает за нами? Возьмет и отключит энергию. Тогда мы разобьемся  или
застрянем между этажами.
     - Будем подниматься по одному. Один выходит на очередном этаже, за  ним
следует другой. Этик сможет захватить  врасплох  только  одного  из  нас,  и
остальные тогда будут предупреждены.
     Про себя Бертон думал, что Фрайгейт несколько преувеличивает, но не мог
не признать, что тот рассуждает здраво.
     - Оба кресла, которые находятся здесь, - продолжал американец, - должны
были двигаться, когда их пассажиры погибли. Что же их остановило?
     - Автоматика, наверно, - протянул Бертон.
     - Ну и отлично. Сядем каждый в свое и попрактикуемся  в  управлении.  А
что потом? Вверх или вниз?
     - Попробуем сначала подняться на верхний этаж. Мне сдается,  что  штаб,
нервный центр башни, находится там.
     - Раз тебе так сдается, надо ехать вниз, - ухмыльнулся Фрайгейт.  -  Ты
ведь точно Мосейлима - что ни предскажешь, все получается наоборот.
     Фрайгейт не упускал случая подцепить его.  Этот  парень  слишком  много
знал о земной жизни Бертона, о его неудачах и провалах.
     - Вот  и  неправда,  -  сказал  Бертон.  -  Я  предупреждал  британское
правительство о сипайском восстании за два года до его начала,  но  меня  не
послушали. Тогда я был скорее Кассандрой.
     - Туширован! - сказал Фрайгейт.
     С Бертоном  поравнялся  Гильгамеш,  тоже  в  кресле.  Вид  у  него  был
неважный.
     - Голова еще здорово болит, и в глазах то и дело двоится.
     - Ну и как ты, выдержишь? Или лучше останешься здесь и отдохнешь?
     Шумер покачал своей бычьей головой:
     - Нет. Я потом вас не найду. Я хотел только, чтобы  ты  знал,  как  мне
плохо.
     Алиса, как видно, огрела его сильнее, чем намеревалась.
     - Эй, я разобрался, откуда они брали еду, - воскликнул  Том  Терпин.  -
Глядите!
     Перед Терпином на столе стоял большой металлический ящик  с  множеством
дисков и кнопок. От него тянулся черный провод к розетке на полу.
     Терпин открыл стеклянную дверцу. Внутри оказались блюда с едой, чаши  с
напитками и столовые приборы.
     - Это ихний грааль, -  сказал  Терпин,  улыбаясь  во  всю  свою  желтую
физиономию. - Не знаю, как тут что работает, но я нажал все кнопки подряд, и
пожалуйста - кушать подано.
     Он стал извлекать из ящика содержимое.
     - Ух ты! Бифштекс-то как пахнет! А хлеб-то!
     Бертон решил, что лучше поесть сейчас. Такие устройства, возможно, есть
повсюду, но кто их знает. И все уже проголодались.
     Терпин попробовал нажать кнопки в  иной  последовательности  и  получил
смесь из блюд французской, итальянской и  арабской  кухни.  Все  блюда  были
превосходны, хотя некоторые не совсем поспели, а филе из  верблюжьего  горба
показалось  большинству  присутствующих   чересчур   острым.   Разнообразные
комбинации давали самые удивительные результаты, но все было вкусно.  Терпин
экспериментальным путем нашел диск, регулирующий  степень  готовности  блюд,
позволявший получить пищу в готовом, полуготовом, полусыром  и  сыром  виде.
Все, кроме Гильгамеша, наелись до отвала, немного выпили и закурили сигары и
сигареты, также предоставленные ящиком. В воде недостатка не было -  повсюду
имелись краны.
     После все принялись за  поиски  туалета.  Он  обнаружился  в  громадном
помещении, где, по общему предположению, раньше стояла какая-то техника. Там
не  было  смывных  устройств  -  только  отверстия,  в  которых  испражнения
исчезали, не достигнув дна.
     Гильгамеш съел немного хлеба, и его вырвало.
     - Не могу я идти с вами, - сказал он, вытирая подбородок и  полоща  рот
над раковиной. - Очень уж мне худо.
     Бертону хотелось бы знать, так ли уж болен шумер на самом  деле.  Вдруг
Гильгамеш - агент и ищет случая, чтобы ускользнуть.
     - Нет уж, поехали с нами, - сказал Бертон. - Вдруг мы не найдем  дорогу
обратно к тебе. Сиди себе в кресле, и все.
     Бертон привел всех к шахте. Повиснув в кресле над пустотой, он  вытянул
ногу и пощупал воздух  под  собой.  Сопротивления  не  ощущалось.  Возможно,
наличие кресла автоматически снимает поле
     Бертон отвел рычаг назад и нажал на диск. Кресло пошло вверх -  сначала
медленно, потом быстрее,  когда  он  посильнее  нажал.  На  этажах  мелькали
коридоры и комнаты, порой наполненные неизвестным оборудованием, но скелетов
нигде не было вплоть до десятого этажа. Там Бертон  поравнялся  с  комнатой,
небольшой по сравнению с нижним  залом.  В  ней  стояли  двенадцать  больших
столов на двенадцать приборов каждый. А на них, на сиденьях  стульев  и  под
ними громоздились черепа и кости.
     На углу одного стола стоял громадный пищевой ящик.
     Бертон продолжал  ехать  вверх,  то  и  дело  останавливаясь,  пока  не
добрался до конца шахты. Весь путь занял у него  пятнадцать  минут.  Наверху
была обычная площадка, от которой шел коридор.  Слева  маленький  коридорчик
переходил в огромное, площадью футов сто, помещение. Поставив кресло на пол,
Бертон наклонился над шахтой и мигнул фонариком  три  раза.  В  ответ  снизу
замелькали  крошечные,  но  яркие  огоньки.  Следующий  по   порядку,   Hyp,
останавливаться не станет и доберется до Бертона минут через двенадцать.
     Бертон проявлял терпение только в крайне требующих того ситуациях, да и
то  не  всегда.  Он  снова  сел  в  кресло  и  поехал  по  коридору.   После
шестиминутной поездки он вернулся к шахте.
     Он проезжал мимо открытых дверей в большие и маленькие комнаты - одни с
аппаратурой, другие, как видно, жилые. Где-то было  много  скелетов,  где-то
мало, где-то ни одного. Коридор тянулся не меньше чем  на  две  мили.  Когда
пришло время  поворачивать  назад,  Бертон  увидел  справа  закрытую  дверь.
Остановив кресло, он слез, достал пистолет и осторожно приблизился к -  ней.
Над дверью был круг из двенадцати