, - добавил Эрик.
     Рататок - это  гигантская  белка,  скачущая  по  ветвям  мирово  дерева
Иггдрасила - космической оси, связывающей  вместе  землю,  обитель  богов  и
преисподнюю.
     А потом Кровавый Топор  предсказал,  что  Клеменс  построит  таки  свой
корабль. И поведет  его  вверх  по  Реке.  Но  и  построй  корабля,  и  само
путешествие принесут Клеменсу одно только горе вместо ожидаемой  радости.  И
когда Клеменс наконец приблизится к истокам Реки, он, Кровавый Топор,  будет
ждать его там.
     Слова умирающего врезались Сэму в память, и теперь, во сне,  он  слышал
их опять из уст темной фигуры, которая вцепилась ему в  ногу,  высунув  руку
из-под земли. Горящие глаза смотрели из ямы на Клеменса.
     - Я достану тебя! Я буду поджидать тебя в лодке, а после  убью.  Ты  не
доберешься до конца Реки и не пройдешь во врата Валгаллы!
     Хватка ослабла, но Сэм, окоченевший от  ужаса,  не  мог  отойти  прочь.
Призрак хрипел в агонии, а Сэм стоял  недвижимо,  хотя  внутри  у  него  все
ходило ходуном.
     - Я жду!
     Таковы были последние слова Эрика, отдававшиеся эхом  в  снах  Клеменса
все эти годы.
     После Сэм посмеялся над пророчеством  Эрика.  Видеть  будущее  не  дано
никому. Это суеверная чушь. Может, Кровавый Топор и живет  сейчас  где-то  в
верховьях Реки - но если  это  и  так,  это  только  совпадение.  Такова  же
вероятность того, что он оказался в нижнем течении Реки. И даже если  викинг
ждет своего часа, чтоб отомстить, вряд ли ему представится для этого случай.
Парохо, останавливается только три раза  в  день,  если  не  считать  редки;
недельных стоянок. Скорее всего пароход пройдет мимо Эрика. Ни бегом,  ни  в
весельной лодке, ни под парусом Кровавому  Топору  не  догнать  быстроходное
судно.
     Эти здравые мысли, однако, не мешали Эрику  являться  Сэму  в  страшных
снах. Возможно, потому, что в душе Сэм признавал себя виновным в убийстве. А
виновный должен нести наказание.
     Владыка Снов с присущей ему легкостью сменил кадр,  и  Сэм  оказался  в
хижине. Была ночь, лил дождь, гремел гром, и молния хлестала  во  тьме,  как
плетка-девятихвостка. Ее вспышки слаб освещали хижину. Рядом с Сэмом присела
темная фигура в плащ" с капюшоном.
     - Чем обязан столь неожиданному визиту? - спросил Сэм, как  тогда,  при
втором посещении Таинственного Незнакомца.
     - Мы со Сфинксом играем в покер с жеребьевкой, - ответил Незнакомец.  -
Не хочешь ли присоединиться?
     Сэм проснулся. На его стенном хронометре светились цифры 03:03.
     Бог троицу любит. Рядом Гвенафра простонала во сне:  "Ричард".  Так  ей
снится Ричард Бертон. Ей было всего лет семь, когда о ним  познакомилась,  и
знала она его только год, а вот забыть не может. Детская любовь не прошла.
     Теперь ничто не нарушало тишины, кроме дыхания Гвенафры  и  отдаленного
шлепанья колес по воде. От их вращения пароход слегка вибрировал. Держа руку
на дюралюминиевой раме кровати, Клеменс чувствовал эту легкую дрожь.  Четыре
колеса, движимые мощными электромоторами, гнали судно к цели.
     На берегах Реки спали люди. Над полушарием стоит  ночь,  и  около  8,75
миллиона человек спят и видят сны. Что им видится?  Кому-то  Земля,  кому-то
этот мир.
     А пещерный человек, быть может, стонет и мечется, видя, как  саблезубый
зверь крадется к огню у входа. Джо Миллеру часто снились мамонты,  лохматые,
с загнутыми бивнями левиафаны  его  времени  -  их  мясом  он  набивал  свой
объемистый живот, из их шкур делал шатры, бивнями  подпирал  эти  шатры,  из
зубов низал громадные ожерелья. Еще Джо  снился  его  тотем,  его  предок  -
гигантский пещерный медведь; могучий и косматый, он  приходил  и  давал  Джо
советы по разным трудным делам.
     А иногда Джо снилось, что  враги  бьют  его  палками  по  пяткам.  Джо,
весивший восемьсот фунтов, страдал плоскостопием  и  не  мог  оставаться  на
ногах весь день, как пигмеи гомо сапиенс; ему то и дело приходилось садиться
и давать отдых своим несчастным ногам.
     У Джо бывали поллюции по ночам, когда ему снилась женщина  его  породы.
Теперь  он  спал  с  красоткой  ростом   шесть   футов   семь   дюймов,   со
славянкой-кашубкой из  третьего  века.  Ей  нравилась  огромность  Джо,  его
волосатость, его здоровенный нос, его колоссальный член и его мягкосердечие.
Возможно, она получала извращенное наслаждение, предаваясь любви с тем,  кто
был не совсем человеком. Джо тоже любил ее, но это не мешало ему  грезить  о
своей земной жене и других женщинах своего племени. Или скорее,  как  грезят
все живые, о подруге, созданной Владыкой Снов,  об  идеале,  что  существует
только в подсознании.
     "Каждый человек, как луна, имеет темную сторону, которую не  показывает
никому".
     Так писал Сэм Клеменс. И это правда. Но Владыка Снов, этот  шталмейстер
причудливых цирков, каждую ночь  выводит  на  арену  хищников  и  акробатов,
канатоходцев и карликов.
     В  своем последнем за ночь сне Сэмюэль Ленгхорн Клеменс оказался заперт
в одном помещении с огромной машиной, которой управлял Марк Твен, его второе
"я".  Машина  была  чудовищная,  приземистая,  с  круглым  верхом - какой-то
тысяченогий, тысячезубый таракан. Вместо зубов у нее в пасти были пузырьки с
патентованным  средством "змеиное масло", а вместо ног - металлические штыри
с  буквами  алфавита на конце Она ползла на Клеменса, лязгая зубами и скрипя
несмазанными  сочленениями.  Марк  Твен  сидел  у  нее  на  спине в золотом,
усыпанном  бриллиантами  слоновьем седле и управлял ею, двигая рычагами. Это
был старик с пышными белыми волосами и пышными белыми усами, и костюм на нем
был  белый.  Сначала он скалился, а потом сердито глянул на Сэма и заработал
рычагами, стараясь отрезать Сэму путь к бегству.
     Сэму было всего восемнадцать, и его знаменитые усы еще  не  отросли.  В
руке он сжимал ручку коврового саквояжа.
     Сэм  бегал  кругами  по  комнате,  а  машина  с  лязгом   и   скрежетом
преследовала его, то наступая, то отступая. Марк Твен все время кричал  ему:
"Вот страничка из твоей книги, Сэм", или "Твой издатель шлет тебе  наилучшие
пожелания, Сэм, и просит еще денег".
     Сэм  верещал  не  хуже  машины,  чувствуя  себя  мышью,  которую  ловит
механическая кошка. Как бы быстро он ни бегал, как бы ни вертелся, ни прыгал
и ни изворачивался, его неизбежно поймают.
     Вдруг по металлическому панцирю чудища прошла дрожь. Оно остановилось и
застонало. Потом лязгнуло  зубами  и  присело,  подогнув  ноги.  Из  заднего
отверстия хлынул поток зеленых бумажек - это были  тысячедолларовые  купюры,
скоро целая куча их выросла у стены и стала сыпаться  на  машину.  Гора  все
росла и наконец обрушилась на Марка Твена, который ругал машину на чем  свет
стоит.
     Завороженный Сэм пополз вперед, настороженно поглядывая  на  машину,  и
подобрал одну из бумажек. "Наконец-то, - подумал он, - наконец-то сбылось".
     Но купюра у него в руке превратилась в человеческий кал.
     И все ассигнации, что были в комнате, тоже.
     Затем в глухой стене отворилась дверь.
     В комнату заглянул Г.Г. Роджерс. Этот состоятельный человек поддерживал
Сэма в трудные времена, когда тот нападал на крупные  нефтяные  тресты.  Сэм
бросился к нему с  криком:  "Помогите!  Помогите!"  Вошел  Роджерс  в  одних
красных подштанниках - их задний клапан болтался незастегнутым. На  груди  у
него золотыми буквами значилось: "НА "СТАНДАРД ОЙЛ" УПОВАЕМ - НА БОГА  ПУСТЬ
УПОВАЮТ ДРУГИЕ".
     "Вы спасли меня, Генри!" - выдохнул Сэм.
     Роджерс ненадолго обернулся к нему спиной, показав надпись на ягодицах:
"ОПУСТИТЕ ДОЛЛАР И НАЖМИТЕ НА РЫЧАЖОК".
     Потом сказал: "Минутку" - и вытащил откуда-то сзади документ "Подпишите
это, и я вас выпущу".
     "Но у  меня  нет  ручки!"  -  ответил  Сэм.  За  спиной  у  него  опять
зашевелилась машина. Сэм не видел ее, но знал, что она опять ползет к  нему.
В проеме двери за Роджерсом Сэм видел прекрасный сад. Лев и  ягненок  сидели
там бок о бок, а рядом с ними стояла Ливи и улыбалась.
     На ней совсем не было одежды,  а  над  головой  она  держала  громадный
зонтик. Из цветов и кустов выглядывали лица. Одна  была  Сюзи,  его  любимая
дочь. Но что она там делает?  Сэм  чуял  неладное.  Кажется,  из  куста,  за
которым она прячется, торчит босая мужская нога?
     "У меня нет ручки", - снова сказал Сэм.
     "Я приму вашу тень в качестве расписки".
     "Я уже продал ее".
     За Роджерсом  захлопнулась  дверь,  Сэм  застонал,  и  на  этом  кошмар
кончился.
     Где-то теперь его жена Ливи, где его дочки Клара, Джин  и  Сюзи?  Какие
сны снятся им? Является ли им он? Если да, то  как?  Где  Орион,  его  брат?
Недотепа, путаник, невезучий оптимист Орион. Сэм любил его. Где брат  Генри,
получивший  такие  тяжкие  ожоги  при  взрыве  парохода   "Пенсильвания"   и
протянувший еще шесть мучительных дней в походном госпитале Мемфиса? Сэм был
с ним, разделял его муки и видел, как его вынесли в палату для безнадежных.
     Воскрешение восстановило обгорелую кожу Генри, но его душевных ран  оно
не залечит, как не залечило душевных ран Сэма.
     А где тот несчастный проспиртованный бродяга, сгоревший во время пожара
в тюрьме города Ганнибала? Сэму тогда было десять. Его  разбудил  набат,  он
побежал к тюрьме и увидел того человека - он держался за решетку  и  кричал,
черный на фоне красного пламени. Судебного исполнителя никак не могли найти,
а ключи от камеры были только у него. Несколько  человек  пытались  высадить
дубовую дверь, но безуспешно.
     Незадолго до того как бродягу забрали, Сэм  дал  ему  спичек  раскурить
трубку. От спички и загорелся соломенный тюфяк в камере Сэм знал, что это он
повинен в ужасной смерти бродяги. Если бы Сэм не пожалел  его  и  не  сбегал
домой за спичками, бродяга был бы жив. Милосердный жест, минутное сочувствие
- и он сгорел живьем.
     Где Нина, внучка Сэма? Она родилась уже после его смерти, но Сэм  узнал
о ней от человека, который читал ее некролог в "Лос-Анджелес  тайме"  от  18
января 1966 года.
     "ПОХОРОНЫ НИНЫ КЛЕМЕНС, ПОСЛЕДНЕГО ПОТОМКА МАРКА ТВЕНА".
     У того парня была очень хорошая память, да и его интерес к Марку  Твену
помог ему запомнить некролог.
     - Ей было пятьдесят пять; под вечер  воскресенья  ее  нашли  мертвой  в
комнате мотеля на Норт-Хайленд-авеню - номер двадцать,  кажется.  В  комнате
было полно пузырьков с лекарствами и бутылок со спиртным.
     Записки не осталось, и назначили  вскрытие,  чтобы  определить  причину
смерти. Результатов я не видел.
     Она умерла через улицу от своего роскошного пентхауза С тремя спальнями
в Хайленд-Тауэрс. Ее друзья сказали, что она  часто  селилась  в  мотеле  на
выходные, когда ей надоедало быть одной. В газете писали, что она почти  всю
жизнь провела в одиночестве. Она взяла фамилию Клеменс,  когда  развелась  с
художником Ратгерсом. Вышла она за  него,  кажется,  в  1935  году,  и  брак
продлился недолго. В газете сказано, что она была дочерью Клары  Габрилович,
вашей единственной дочери, - то есть единственной, оставшейся в живых. Клара
вышла за некоего Жака Самоссуда после смерти своего первого мужа, то есть  в
1935-м, кажется. Она была приверженкой христианской науки, как вам известно.
     - Мне это неизвестно! - сказал Сэм.
     Рассказчик, знавший, что Сэм был ярым противником христианской науки  и
написал памфлет о Мэри Бейкер-Эдди, ухмыльнулся:
     - Думаете, она хотела этим насолить вам?
     -  Избавьте  меня  от  вашего  психоанализа,  -  сказал  Сэм.  -  Клара
боготворила меня. Как все мои дети.
     - Короче,  Клара  умерла  в  1962  году,  а  незадолго  до  этого  дала
разрешение опубликовать ваши неизданные "Письма на Землю".
     - Неужто напечатали? И какая же последовала реакция?
     - Книга хорошо продавалась. Но впечатление произвела  довольно  слабое.
Никто не приходил в ярость и не заявлял, что это богохульство.  Кстати,  ваш
"1601-и" тоже напечатали. В мои молодые годы его можно было  достать  только
подпольным путем, но в конце 60-х годов он продавался повсюду.
     Сэм потряс головой:
     - И даже дети могли это купить?
     - Купить нет, а прочесть - сколько угодно.
     - Как же все изменилось!
     - Все ваши вещи напечатаны - ну почти все. Еще в статье говорилось, что
ваша внучка занималась как любительница живописью, пением и актерством.  Она
была  также  страстным  фотографом  и  беспрестанно  снимала  своих  друзей,
барменов, официантов, даже прохожих на улице. Писала автобиографию "Одинокая
жизнь" - название говорит само за себя. Бедняжка. Ее  друзья  говорили,  что
книга "весьма сумбурна", но местами в ней видны проблески вашего гения.
     - Я всегда говорил, что мы с Ливи  слишком  большие  сумасброды,  чтобы
иметь детей.
     - Впрочем, от недостатка  денег  Нина  не  страдала.  Она  унаследовала
капиталы своей матери - около восьмисот тысяч долларов. Все это  выручка  от
продажи ваших книг. Перед смертью Нина стоила полтора миллиона  долларов.  И
все же была несчастна и одинока. Что еще? Да. Тело отправили в Эльмиру, штат
Нью-Йорк... "чтобы похоронить на семейном участке близ прославленного  деда,
чью фамилию она носила".
     - Я за ее характер ответственности не несу, - сказал  Сэм.  -  Это  все
Клара с Осипом.
     - Но вы и ваша жена сформировали характеры ваших детей, - пожал плечами
собеседник, - в том числе и Клары.
     - Да, но мой характер  сформировали  мои  родители.  А  их  создали  их
родители. Что ж нам теперь, взвалить всю ответственность на Адама и Еву?  Не
выйдет - ведь их характеры создал Бог. Вот он пусть за все и отвечает.
     - Я тоже верю в свободу воли, - сказал собеседник.
     - Вот послушайте: "Когда первый живой атом зародился  в  огромном  море
Лаврентия, первый поступок этого первого атома привел ко второму поступку  -
так оно и шло на протяжении всех веков, и если проследить все шаг за  шагом,
можно доказать, что первый поступок первого живого атома привел неизбежно  к
тому, что я сейчас стою тут в своем  кильте  и  разговариваю  с  вами".  Это
слегка перефразированная цитата из моего эссе "Что есть человек?". Что вы об
этом думаете?
     - Полная чушь.
     - Вы ответили так, потому что это предопределено. Вы не могли  ответить
по-иному.
     - Вы представляете собой печальный случай, мистер Клеменс, с позволения
сказать.
     - С позволения, без позволения - не сказать этого вы не могли. Скажите,
кто вы были по профессии?
     - Какое это имеет отношение к делу?  -  удивился  тот.  -  Я  занимался
продажей недвижимости и много лет состоял в школьном комитете.
     - Позвольте мне еще раз процитировать самого себя: "Сначала Бог  создал
идиотов - ради практики. Затем он создал школьные комитеты".
     Сэм  и  сейчас  ухмылялся,  вспоминая,  какое  лицо  сделалось  у   его
собеседника.
     Сэр сел в постели. Гвен все спала. Он зажег ночник и увидел на ее  лице
легкую улыбку. Гвен казалась по-детски невинной, но полные губы и  округлая,
почти полностью открытая грудь возбуждали Сэма.
     Он хотел разбудить ее, но раздумал и надел  кильт,  накидку  и  высокую
фуражку из рыбьей кожи. Взял сигару и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.  В
коридоре было тепло и горел яркий свет. В дальнем  конце  у  запертой  двери
стояли двое вооруженных часовых и еще двое у лифта.  Сэм  закурил  сигару  и
пошел к лифту. Поболтав минутку с часовыми, он вошел в кабину.
     Он нажал кнопку с буквой "Р". Дверцы закрылись, но Сэм успел  заметить,
что часовой звонит в рубку предупредить,  что  Ла  Боссо,  Босс,  едет  Лифт
миновал летную палубу "Г", где располагались офицерские каюты, прошел  через
круглые узкие помещения под мостиком и поднялся на верхний этаж  надстройки.
Последовала небольшая задержка - это офицер третьей вахты проверял кабину  с
помощью замкнутой телесистемы. Потом дверцы  открылись,  и  Сэм  оказался  в
рубке.
     - Все в порядке, ребята. Это я решил насладиться бессонницей.
     В рубке  несли  вахту  трое.  Ночной  рулевой  дымил  большой  сигарой,
апатично глядя на приборы. Это Аканде Эрин, крепыш-дагомеец  -  он  тридцать
лет водил пароход в джунглях. Самый бессовестный лгун, известный Сэму, а Сэм
был знаком  с  лгунами  мирового  класса.  Третий  помощник  Калвин  Крегар,
шотландец,  сорок  лет  прослуживший  на  австралийском  каботажном   судне.
Мичман-десантник Диего Сантьяго, венесуэлец из семнадцатого века.
     - Я только поглядеть, - сказал Сэм. - Занимайтесь своим делом.
     Безоблачное небо светилось, точно подожженное  великим  пиротехником  -
Богом. Долина здесь была широка, и в  мягком  свете  виднелись  постройки  и
лодки на обоих берегах. За ними стояла  густая  тьма.  В  ней  горели  глаза
нескольких сторожевых костров. Все, кроме  них,  спало.  На  холмах  темнели
деревья - гигантские стволы "железного"  дерева  вздымались  там  на  тысячу
футов в вышину из задушенных ими собратьев. Позади  чернели  горы.  Звездный
свет лежал на воде.
     Сэм вышел в смотровой проход, окружающий рубку. Ветер  был  прохладным,
но не холодным. Сэм пальцами причесал пышную шевелюру. Стоя здесь на палубе,
Сэм чувствовал себя живой частью  судна,  его  органом.  Пароход  бодро  шел
вперед, шлепая колесами, помахивая флагами - храбрый, как тигр,  огромный  и
гладкий, как кашалот, красивый, как женщина; он шел, преодолевая течение,  к
стержню мира, к пупу планеты, к Темной Башне. Сэм чувствовал, как его  ноги,
пустив корни, превращаются в щупальца, - они пронизывают  корпус,  уходят  в
темные воды, трогают чудищ, живущих там, погружаются в ил  на  глубине  трех
миль, прорастают сквозь землю, разрастаются со скоростью мысли,  пробиваются
из почвы, проникают в плоть каждого человека на планете,  обвиваются  вокруг
стен и крыш хижин, взвиваются в небеса, оплетают каждую  планету,  где  есть
животная и разумная жизнь, исследуя и познавая, а потом  пускают  побеги  во
тьму, где нет материи, где есть только Бог.
     В этот миг Сэм Клеменс ощущал себя если не слившимся со  Вселенной,  то
по крайней мере родственным ей. В этот миг он верил в Бога.
     И в этот миг Сэмюэль Клеменс  и  Марк  Твен  слились  воедино  в  одной
телесной оболочке.
     Потом волнующее видение вспыхнуло, скорчилось, ушло обратно в Сэма.
     Он засмеялся. На несколько  секунд  он  познал  экстаз,  перед  которым
бледнеет даже сексуальное наслаждение - высшее, что до сих пор было доступно
ему и всему человечеству, хотя зачастую и разочаровывающее.
     Теперь он опять был сам по себе, а Вселенная сама по себе.
     Сэм вернулся в рубку. Эрин, черный рулевой В3глянул на него и сказал:
     - Тебя посещали духи.
     - А что, это так заметно? Да, посещали.
     - Что они сказали?
     - Что я - все и ничто. Однажды я слышал,  как  это  сказал  деревенский
дурачок.


        " * ЧАСТЬ ПЯТАЯ * "
     МОНОЛОГ БПРТОНА

        "ГЛАВА 15"

     Поздней ночью, когда необычайно густой туман заволок вплоть до мостика,
Бертон бродил по судну.
     Ему не спалось, и он блуждал с места на место без определенной  цели  -
лишь бы уйти от себя.
     "Черт побери! Всю жизнь я пытаюсь сбежать от себя!  Будь  у  меня  хоть
столько ума, как у коровы, я остался бы и сразился с собой. Но мое "я"  того
и гляди переборет меня, как Иаков ангела. Но я ведь  и  Иаков  тоже.  Только
сломано у меня не бедро, а шестеренка. Я автоматический Иаков,  механический
ангел, робот-дьявол. Лестница, ведущая на небо, все еще прислонена  к  окну,
но я не могу найти ее.
     Судьба - это случай. Нет, не так. Я сам строил свою судьбу. Только  это
был не я, а некто, кто движет мной, - дьявол, которым я  одержим.  Он  ждет,
ухмыляясь, в темном углу, и как только  протягиваю  руку  за  наградой,  он
выскакивает и отнимает у меня мой приз.
     Мой неуправляемый характер. Он надувает меня, насмехается надо  мной  и
удирает, чтобы затаиться и опять вылезти в урочный час.
     Ах, Ричард Фрэнсис Бертон, Негодный Дик, Черномазый Дик,  как  называли
т