ромного горца и прониклись к нему восхищением.
     Когда все выпили по нескольку бокалов, покурили и  поболтали  на  общие
темы, Сэм перешел к предмету, который желал обсудить.
     - Я много думал о том,  кто  называл  себя  Одиссеем,  -  начал  он.  -
Помните, я говорил вам о нем? Он пришел нам на помощь, когда мы сражались  с
фон Радовицем, и это его лучники разделались с генералом и его офицерами. Он
утверждал, что он - настоящий Одиссей, историческое лицо,  чье  имя  позднее
обросло легендами и вымыслами и чьи подвиги послужили Гомеру материалом  для
"Одиссеи".
     - Я о нем никогда не слыхал, - сказал Джонстон, - но полагаюсь на  твое
слово.
     - Да. Так вот, он говорил, что к нему тоже приходил этик и  послал  его
вниз по Реке нам на помощь. После боя Одиссей еще немного побыл с  нами,  но
потом уплыл вверх с  торговой  экспедицией  и  пропал,  точно  сквозь  землю
провалился.
     Самое главное заключается в том, что он сказал об этике  одну  странную
вещь. Этик, который говорил со мной, Икс, или Таинственный  Незнакомец,  был
мужчиной. Во всяком случае, голос у  него  был  мужской,  хотя  голос  можно
изменить. А вот Одиссей заявил, что его этик был женщиной!
     Сэм выпустил облако  зеленого  дыма  и  уставился  на  медные  арабески
потолка, словно это были иероглифы, содержащие ответ на все его вопросы.
     - Что бы это значило?
     - Что он либо говорил правду, либо лгал, - сказала Гвенафра.
     -  Верно!  Дайте  этой  красавице  большую  сигару!  Либо  имеются  два
этика-ренегата, либо самозваный Одиссей солгал. А если он солгал, то это  не
кто иной, как мой этик, Икс. Лично я склоняюсь к мысли, что так и было - наш
с вами этик, Сирано и Джон, солгал мне. В противном случае разве стал бы Икс
скрывать, что их двое и одна из двоих - женщина? Он обязательно сказал бы об
этом. Я знаю, у него было немного времени на  разговоры  с  нами,  поскольку
другие этики следили за ним и дышали ему в затылок. Но уж  такую  информацию
он не преминул бы сообщить.
     - Но зачем ему было лгать? - спросил де Марбо.
     - А вот зачем. - Сэм ткнул сигарой в сторону потолка. -  Он  знал,  что
другие этики могут схватить нас. И получить от нас  эту  ложную  информацию.
Тогда они всполошились бы еще пуще. Как? Сразу два  предателя  в  их  среде?
Батюшки! Проверив нас на чем-то вроде детектора лжи, они убедились  бы,  что
мы не лжем. Мы ведь верили в то, что сказал нам Одиссей. Точнее, в  то,  что
сказал нам Икс. Это как раз похоже на него - запутать дело еще  больше!  Ну,
что вы на это скажете?
     После короткой паузы Сирано сказал:
     - Но если это верно, то мы видели этика! И знаем, как он выглядит!
     - Не обязательно, - возразила Гвенафра. - Он, конечно же, умеет  менять
свой облик.
     - Несомненно, - согласился Сирано. - Но способен ли  он  изменить  свой
рост и сложение? Цвет глаз и волос одно дело, но...
     - Думаю, можно принять за основу, что он мал ростом и очень  мускулист,
- сказал Клеменс. - Но таких, как он, мужчин несколько биллионов. Во  всяком
случае,  мы  сейчас   исключили   возможность   существования   еще   одного
этика-ренегата - этика-женщины. Хочется верить, что исключили.
     - А может, - сказал Джонстон, - Одиссей был  агент,  узнавший,  что  мы
встречались с Иксом, и желавший нас запутать.
     - Не думаю, - сказал Сэм. - Если бы кто-то из агентов так  много  знал,
этики бы сцапали нас быстрее, чем конгрессмен успел бы продать свою мать  за
несколько голосов. Нет. Одиссей был мистер Икс.
     - Тогда... тогда придется  копнуть  поглубже,  -  сказала  Гвенафра.  -
Помните, как Галбирра описывала Барри Торна? Он в чем-то походил на Одиссея.
Не мог ли он быть Иксом? А тот так называемый немец, Штерн, пытавшийся убить
Фаербрасса? Кто был он? Не агент, ведь он был  коллегой  Фаербрасса.  А  вот
Фаербрасс мог быть агентом, и Икс взорвал его, чтобы Фаербрасс не оказался в
башне первым. Фаербрасс лгал нам, говоря, что входит в число рекрутов  Икса.
Он...
     - Нет, - прервал ее Сирано. - То есть да. Похоже, он был агентом других
этиков. Но если он столько о нас знал, почему тогда не уведомил этиков и  не
навел их на нас?
     - Да потому что он по какой-то причине не мог их  уведомить,  -  сказал
Сэм. - Думаю, по той, что как раз тогда в башне началось что-то неладное, не
знаю что. Но сдается мне, что как раз в то время, когда исчез  Одиссей  или,
скорее, Икс, весь проект этиков потерпел крах. Тогда мы ничего не  заметили,
но вскоре  после  этого  воскрешения  прекратились.  Лишь  когда  "Внаем  не
сдается" прошел некоторое расстояние, мы стали получать донесения о том, что
воскрешений больше  нет.  Будучи  в  Пароландо,  мы  тоже  обратили  на  это
внимание, но сочли это чисто местным явлением.
     - Хм-м, - сказал Сирано. - Хотел бы я знать, воскрес ли Герман  Геринг,
тот миссионер, убитый людьми Хакинга. Странный был тип.
     - Смутьян, - сказал Сэм. - А может, Фаербрасс  и  сообщил  этикам,  что
выявил нескольких рекрутов Икса. Но  этики  сказали  ему,  что  пока  ничего
предпринимать не станут. И поручили Фаербрассу тем  временем  узнать  о  нас
все, что можно. А если бы он  увидел  кого-то  похожего  на  Икса,  он  тоже
сообщил бы этикам, чтобы те могли схватить его незамедлительно.  Откуда  нам
знать? Может, Фаербрасс и "жучков"  нам  насовал,  чтобы  знать,  когда  Икс
придет в следующий раз. Только Икс так и не пришел.
     - По-моему, - сказал Сирано, - Икс застрял в долине, уйдя  от  нас  под
видом Одиссея.
     - Тогда почему он не вернулся к нам, как тот же Одиссей?
     Сирано пожал плечами.
     - Потому что пропустил "Внаем не сдается", - решительно отрезал Сэм.  -
Мы прошли  мимо  него  ночью.  Однако  Икс  услышал,  что  Фаербрасс  строит
дирижабль для полета к башне. Это устроило бы Икса еще больше, чем "Внаем не
сдается". Но Одиссея, древнего эллина, не взяли  бы  на  воздушный  корабль.
Поэтому он преобразился в Барри Торна, опытного канадского аэронавта.
     - Я тоже из семнадцатого века, - заметил Сирано, - но меня  ведь  взяли
пилотом на "Парсеваль". А Джон де Грейсток, хотя  происходит  из  еще  более
ранней эпохи, был назначен капитаном мягкого дирижабля.
     - И все-таки, - не сдавался Сэм, - шансы Икса намного  увеличились  бы,
назовись он опытным  специалистом.  Одно  меня  удивляет  -  откуда  у  него
подобный опыт? Откуда этику знать о дирижаблях?
     - Если бы ты жил очень долго или был бессмертен, то, наверно, изучил бы
все науки, какие есть, лишь бы скоротать время, - сказала Гвенафра.


        " * ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ * "
     ПРОШЛОЕ ГЕРИНГА

        "ГЛАВА 17"

     Герман Геринг проснулся весь в поту от  собственного  стона.  Ja,  mein
Furer! Ja, mein Furer! Ja, mein Furer! Ja, ja, ja!
     Орущее лицо поблекло.  Исчез  черный  пороховой  дым,  валивший  сквозь
выбитые окна и проломленные  стены.  Исчезли  сами  окна  и  стены.  Басовые
раскаты русской артиллерии, аккомпанировавшие альто-сопрано фюрера, заглохли
вдали Зудящий гул, сопровождавший речь безумца, тоже утих  -  Геринг  смутно
осознал, что это гудели моторы американских и британских бомбардировщиков.
     Мрак кошмара сменился ночью Мира Реки.
     Но эта ночь была мирной  и  успокаивающей.  Герман  лежал  навзничь  на
бамбуковой койке, касаясь теплой руки Крен. Крен пошевелилась и пробормотала
что-то - наверно, разговаривала с кем-то  во  сне.  Уж  ей-то  не  приснится
ничего, что вызвало бы  горе,  растерянность  или  ужас.  Она  видит  только
хорошие сны. Крен - дитя Реки, она умерла на Земле в шестилетнем возрасте  и
ничего не помнит о своей родной  планете.  Ее  первые  смутные  воспоминания
относятся к пробуждению в этой долине, без родителей, вдали  от  всего,  что
было ей знакомо.
     Германа согрели прикосновение к спящей и приятные воспоминания о годах,
прожитых вместе с ней. Он встал, накинул свою утреннюю хламиду  и  вышел  на
бамбуковый помост. Вокруг теснились многочисленные  хижины  их  яруса.  Чуть
выше начинался следующий ярус, а за ним другой. Ниже помещалось  три  яруса.
Все это были мостки, тянувшиеся, насколько  видел  глаз,  с  юга  на  север.
Опорами служили обыкновенно тонкие столбы из камня или  "железного"  дерева;
длина пролетов, как правило, разнилась от ста пятидесяти до трехсот с лишним
футов. Там, где  требовались  добавочные  подпорки,  ставились  дубовые  или
сложенные из камней колонны.
     Ширина долины здесь составляла тридцать миль, а Река образовывала озеро
десять миль шириной и сорок длиной. Горы не превышали шести тысяч  футов,  к
счастью для жителей - здесь был уже дальний север, и в долину  поступало  не
слишком много света. На западном конце озера горы входили  в  Реку,  и  Река
там, бурля, вливалась в узкую теснину. В теплые  часы  дня  восточный  ветер
несся по ущелью со скоростью пятнадцать миль в час. На выходе он терял часть
своей силы, но рельеф местности  создавал  там  восходящие  потоки,  которые
местные жители использовали в своих целях.
     Повсюду на суше высились скальные столбы со множеством вырезанных в них
скульптурных изображений. Между ними  на  разных  уровнях  были  переброшены
подвесные мосты из  бамбука,  сосны,  дуба  и  тиса.  На  них  через  равные
промежутки, зависящие от выносливости моста,  стояли  хижины.  На  верхушках
более широких столбов хранились планеры и оболочки воздушных шаров.
     В округе гремели  барабаны,  завывали  рыбьи  рога.  На  порогах  хижин
начинали появляться зевающие, потягивающиеся  жители  Над  горами  показался
край солнечного диска - это означало  официальное  начало  дня.  Температура
воздуха скоро поднимется до 60 градусов по Фаренгейту - еще тридцать, и было
бы как в тропиках. Через пятнадцать часов солнце закатится за  горы,  а  еще
через девять взойдет снова. Продолжительность его пребывания на  небе  почти
возмещает его слабое тепло.
     С двумя Граалями в закинутой за спину сетке Герман  слез  на  пятьдесят
футов вниз. Крен сегодня не работала и могла  поспать  подольше.  Позже  она
спустится, возьмет свой Грааль из кладовой, устроенной у камня, и съест свой
завтрак.
     По   дороге   Герман   здоровался   со   знакомыми   -   из    здешнего
двухсотсорокавосьмитысячного населения он тысяч десять знал по именам. Из-за
недостатка бумаги в долине приходилось  напрягать  и  тренировать  память  -
впрочем, Геринг и на Земле отличался феноменальной памятью. Изъяснялся он на
урезанном, облегченном эсперанто, принятом в Вироландо:
     - Bon ten, eskop (Доброе утро, епископ).
     - Tre bon ten a vi, Fenikso. Pass ess via (И тебе доброе утро,  Феникс.
Мир тебе).
     Здесь Герман держал себя учтиво, но со следующими встречными шутил.
     Герман Геринг переживал счастливую пору своей жизни. Но  он  не  всегда
был счастлив. История его была длинной, почти  всегда  печальной  и  бурной,
хотя и не без веселья и мирных промежутков, и далеко не всегда поучительной.
     Вот его земная биография.
     Родился он в Розенхейме, в Баварии, 12  января  1893  года.  Отец  его,
офицер колониальных войск, стал первым  губернатором  немецкой  Юго-Западной
Африки. В возрасте трех месяцев Герман расстался с родителями, уехавшими  на
три года на Гаити, где отцу дали пост генерального консула. Длинная  разлука
с матерью в столь нежном возрасте  плохо  отразилась  на  Германе.  Тоска  и
одиночество того времени так и не изгладились из его памяти.
     Когда же в детстве он понял, что у матери роман с его  крестным  отцом,
он почувствовал к ней глубокое презрение, смешанное с  яростью.  Но  открыто
свои чувства не проявил.
     К отцу Герман относился  с  молчаливым  презрением,  но  открыто  этого
опять-таки не выказывал. Однако на похоронах отца Герман плакал.
     В десять лет мальчик заболел тяжелой ангиной. В 1915 году, через  месяц
после смерти отца, Герман стал лейтенантом  112-го  пехотного  полка  принца
Вильгельма. Голубоглазый, светловолосый, стройный и недурной собой лейтенант
пользовался большой популярностью в обществе. Он любил потанцевать, выпить и
вообще повеселиться. Его крестный, перешедший в христианство еврей,  помогал
ему деньгами.
     Вскоре после  начала  первой  мировой  войны  тяжелый  артрит  коленных
суставов приковал молодого офицера к больничной койке. Герману не  терпелось
повоевать - он ушел из госпиталя и  стал  летать  наблюдателем  на  самолете
своего приятеля Лорцера. Три недели он находился в  самовольной  отлучке  из
армии. Его признали негодным для  службы  в  пехоте,  и  Геринг  поступил  в
люфтваффе.  Его  энергичный  и   нешаблонный   язык   забавлял   кронпринца,
командовавшего 25-м подразделением Пятой  армии.  Осенью  1915  года  Геринг
ускоренно закончил Фрейбургскую летную школу, получив удостоверение  пилота.
В 1916-м, в Норвегии, он был сбит, тяжело ранен и выбыл из строя на полгода.
И все-таки снова стал летать. Он быстро продвигался по службе, поскольку был
не только отличным офицером и летчиком, но и выдающимся организатором.
     В 1917-м Герман получил орден "За отвагу" (германский эквивалент Креста
Виктории); это была награда за его командирские заслуги и за  то,  что  сбил
пятнадцать вражеских самолетов. Получил он также Золотую медаль авиатора.  7
июля 1918 года  его  назначили  командиром  Geschwader  [Эскадрилья  (нем.)]
вместо Рихтхофена, погибшего в своем восемьдесят первом бою. Интерес Геринга
к  технике  и  вопросам  снабжения   вполне   оправдывал   это   назначение.
Доскональные познания во всех областях военной авиации оказали  ему  большую
услугу в последующие годы.
     К моменту  капитуляции  Германии  на  счету  у  Геринга  было  тридцать
вражеских самолетов. Но это мало чем помогло ему в послевоенный период. Асов
на рынке был переизбыток.
     В 1920 году, после скитаний по Дании  и  Швеции,  он  стал  начальником
полетов "Свенска Люфттрафик" в Стокгольме. Там он  встретился  с  Карин  фон
Кантцнов, родственницей шведского исследователя  графа  фон  Розена.  Герман
женился на ней, хотя она была разведена и имела восьмилетнего сына.  Он  был
ей хорошим мужем до самой ее смерти. Несмотря на свою дальнейшую  карьеру  в
организации, известной отсутствием всякой морали, Геринг хранил  верность  и
Карин, и своей второй жене. В  вопросах  пола  он  был  пуританин.  Да  и  в
политике тоже. Дав однажды присягу на верность, он ее не нарушал.
     Чудо, что он вообще чего-то достиг. Он все время мечтал о высоких чинах
и богатстве, а сам плыл по течению. Не имея никакой  путеводной  звезды,  он
отдавался на волю случайных людей и событий.
     На свое счастье - или несчастье - он встретил Адольфа Гитлера.
     Во время неудавшегося Мюнхенского путча в 1923 году Геринг  был  ранен.
Ему удалось уйти от полиции и  укрыться  в  доме  фрау  Ильзе  Баллин,  жены
еврейского коммерсанта. Геринг не забыл  этого.  Когда  Гитлер  стал  главой
государства и начались преследования  евреев,  Геринг  помог  фрау  Ильзе  с
семьей бежать в Англию.
     Тогда в двадцать третьем его все-таки  арестовали.  Нарушив  данное  им
честное слово, он бежал в Австрию. Здесь воспалившаяся рана  уложила  его  в
постель и вынудила прибегнуть к морфию. Больной,  без  денег,  с  мужеством,
пошатнувшимся после нескольких операций, Геринг впал в депрессию.  В  то  же
время пошатнулось и здоровье его жены, всегда бывшее не слишком крепким.
     Привыкший к наркотикам Геринг уехал в  Швецию,  где  полгода  провел  в
санатории. Выписавшись, он вернулся к жене. Казалось бы, никакой надежды  не
осталось - но, достигнув дна, Геринг воспрянул духом и начал  бороться.  Это
было характерно для него. Не раз в минуты полного поражения у него  неведомо
откуда вдруг бралась энергия для борьбы.
     Он вернулся в Германию и снова примкнул  к  Гитлеру,  который,  как  он
верил, был единственным, способным вновь сделать Германию великой  державой.
Карин умерла в Швеции в октябре 1931 года. Герман  тогда  был  в  Берлине  и
вместе с Гитлером посещал Гинденбурга, который решил сделать  Гитлера  своим
преемником на посту главы государства. Геринга всегда мучила совесть за  то,
что он тогда был с Гитлером, а не с Карин в час ее  смерти.  Горе  заставило
его на время вернуться к морфию. Потом он встретил актрису Эмму Зоннеманн  и
женился на ней.
     Несмотря  на  свои  организаторские  таланты,  Геринг  был  склонен   к
сентиментальности. А горячность иногда побуждала его  говорить  не  то,  что
следует. На процессе по делу о поджоге рейхстага он  городил  ни  с  чем  не
сообразные обвинения. Болгарский коммунист Димитров  хладнокровно  изобличал
незаконные  методы  и  нелогичность  обвинения.  Неудача  Геринга  на   суде
испортила  весь  эффект  от  процесса  и  обнажила  всю  фальшь   нацистской
пропагандистской машины.
     Несмотря на это, Герингу поручили  сформировать  новые  воздушные  силы
рейха. Прежний стройный ас  теперь  сильно  располнел.  И  его  двойственная
натура принесла ему два новых прозвища: Der Dicke (Толстяк)  и  Der  Eiserne
(Железный человек). Он страдал ревматическими  болями  в  ногах  и  принимал
наркотики (в основном паракодеин).
     Не  будучи  ученым  или  писателем,  он  все   же   продиктовал   книгу
"Возрожденная Германия", опубликованную в Лондоне.  Он  имел  пристрастие  к
Джорджу Бернарду Шоу и мог приводить из него длинные цитаты. Был он знаком и
с немецкой классикой - Гете, Шиллером, Шлегелем и так далее. Хорошо известна
его любовь к живописи. Он обожал детективы и разные механические игрушки.
     Теперь он мечтал о династии Герингов, которая будет жить тысячу  лет  и
навсегда впишет свое имя в историю. Было  весьма  вероятно,  что  у  Гитлера
детей не будет, и своим преемником фюрер назначит Геринга. Мечта  рухнула  с
рождением дочери Эдды. Эмми не могла больше иметь детей, а Геринг и подумать
не мог о том, чтобы развестись с ней и взять другую жену, которая родила  бы
ему сыновей. Он должен  был  испытать  горькое  разочарование,  но  виду  не
показал. Он любил Эдду, и она до самой смерти любила отца.
     Еще одна сторона  загадочной  личности  Геринга  проявилась,  когда  он
совершил дипломатический визит в Италию. Король и кронпринц устроили  в  его
честь охоту на оленей. Все трое стояли на высоком помосте, и  на  них  гнали
сотни оленей. Августейшие особы устроили настоящую бойню - король  убил  сто
тринадцать животных. Геринг, охваченный отвращением, стрелять не стал.
     Он был также против захвата Австрии и Чехословакии и особенно  возражал
против вторжения в Польшу. Мысль о войне угнетала его - он испытывал  упадок
духа и перед первой, и перед второй мировыми  войнами.  Однако  он  и  здесь
остался верен своему любимому вождю. Так было  и  раньше,  когда  Геринг  не
выступал публично против преследования евреев, но по  просьбам  жены  спасал
десятки евреев от заключения.
     В 1939-м Гитлер назначил Германа фельдмаршалом и сделал  его  министром
экономики. Геринг остался министром военно-воздушных сил  и,  следовательно,
их главнокомандующим. Он носился с проектом постройки стратобомбардировщика,
который мог бы подниматься на двадцатимильную высоту и долетать до  Америки,
но не преуспел.
     Несмотря на все свои высокие посты, он был  склонен  отворачиваться  от
реальности. В 1939-м он заявил во всеуслышание: "Если  хоть  один  вражеский
бомбардировщик  долетит  до  Рура,  зовите  меня  не  Германом  Герингом,  а
Майером". (Майером в немецком фольклоре звался простофиля-неудачник.)
     Вскоре Геринга и в высших нацистских кругах, и  в  народе  стали  звать
Майером. И это прозвище не имело любовного оттенка, в отличие от Der  Dicke.
Британские и  американские  бомбардировщики  превращали  немецкие  города  в
руины. Люфтваффе не удалось усмирить Англию перед предполагаемым вторжением,
а теперь не удавалось отогнать орды железных птиц,  роняющих  на  рейх  свои
смертоносные яйца. Гитлер винил Геринга и за то и за другое, хотя это Гитлер
решил бомбить английские г