ают по-разному, чаще -  "ворчуном".  Это  на  удивление  медлительная
тварь, главный санитар Реки,  поедающая,  как  свинья,  все  без  разбора;
главная ее пища - человеческие фекалии.
     Часто на берегу в густом тумане люди приходили в ужас, споткнувшись о
склизкую рыбину с огромными выпученными  глазами,  роющуюся  в  требухе  и
человеческих испражнениях. Подстать ее  отвратительному  виду  и  мерзкие,
похожие на карканье звуки, которые она издает.
     В тот день 25 года п.в. одна  из  подобных  вонючих  тварей  подплыла
близко к берегу, где течение слабее, чем на середине. Ее плавники-лапы еле
двигались. Нос нацелился на мертвую рыбью тушку,  покачивающуюся  у  самой
травы. Ворчун разинул пасть, ожидая, когда рыбу прибьет поближе. Вместе  с
ней в пасть попал и другой предмет, плывущий следом.  Рыбка  проскользнула
легко, но та, другая добыча на минуту застряла в глотке и лишь  с  большим
усилием была проглочена.
     Пять лет  плыл  по  течению  водонепроницаемый  бамбуковый  футляр  с
письмом Фригейта Роригу. И пятью днями раньше он миновал  берег,  где  жил
долгожданный адресат. Но в тот момент Рориг сидел у себя в  хижине,  среди
каменных и деревянных фигурок, изготовленных  им  для  обмена  на  вино  и
сигареты.  То  ли  по  случайному  совпадению,  то  ли  в  силу   каких-то
психических законов, но между отправителем и адресатом протянулась  тонкая
связующая нить, -  этим  утром  Рориг  вспоминал  о  Фригейте,  вернувшись
памятью к 1950 году. Он был студентом-выпускником,  существующим  за  счет
государственных льгот для демобилизованных и заработка жены.
     В тот теплый майский день он сидел в крошечной комнатке лицом к  лицу
с тремя профессорами. Пришел миг расплаты.  После  пяти  лет  напряженного
труда он, наконец, сможет  получить  -  или  потерять  -  звание  магистра
гуманитарных наук в области английской литературы. При удачном раскладе он
выйдет в мир преподавателем колледжа;  если  провалится  -  ему  предстоит
корпеть еще полгода и вторично рискнуть на защиту.
     Сейчас он являлся мишенью для трех инквизиторов,  обстреливающих  его
залпами нескончаемых вопросов. Боб переносил атаки спокойно; вряд  ли  его
тема - валлийская поэзия - хорошо знакома  преподавателям.  Но  среди  них
была Элла Разерфорд, интересная сорокашестилетняя дама с  ранней  сединой,
затаившая на него злобу. Несколько лет назад они были любовниками и дважды
в неделю встречались у нее дома. Однажды  вечером  между  ними  разгорелся
нелепый и яростный спор  о  поэтическом  даре  Байрона.  Рориг  равнодушно
относился к творчеству великого барда,  но  восхищался  его  человеческими
качествами и считал, что подобной судьбе может завидовать любой поэт. Элла
вела себя довольно едко; он разбушевался, наговорил ей гадостей и  заявил,
что больше не желает с ней встречаться.
     Элла была уверена, что он вступил в связь с ней ради высокой  отметки
по ее курсу и сейчас использовал  спор  как  повод  для  разрыва.  Но  она
ошибалась. Рориг искренне привязался к стареющей женщине.  Правда,  вскоре
она утомила  его  излишними  любовными  притязаниями;  он  больше  не  мог
одновременно  выполнять  обязательства  перед  ней,  своей  женой,   двумя
сокурсницами, двумя женами своих друзей и привратницей дома, где он жил. С
пятью он бы справился, но с семью - нет, ему  не  по  силам.  Рориг  терял
время, энергию и сперму, проваливаясь в сон во время занятий.  Поэтому  он
решительно порвал с "миссис профессор", с одной из сокурсниц (прошел слух,
что она больна триппером) и женой друга (сплошная похоть).
     Зло сощурив глаза, миссис Разерфорд произнесла:
     - Ну, что же, пока вы хорошо отбивались, мистер Рориг. Пока!
     Она сделала  паузу.  Рориг  замер,  что-то  сдавило  в  желудке,  пот
заструился по лицу и  спине.  Ему  представилось,  что  Элла  опять  хочет
овладеть им, но каким-то чудовищным и унизительным способом.
     Доктор Дьюрхем и доктор Парр с интересом уставились на них.  Ситуация
становилась занятной. Их коллега тигром бросалась на привязанного к креслу
ягненка.  Сейчас  ударит  молния,  а  незадачливый  кандидат,  похоже,  не
позаботился о заземлении.
     Рориг стиснул ручки кресла. Пот струился по лбу, рубашка  у  подмышек
взмокла. Черт, что происходит?
     - Мне кажется, - вновь начала Разерфорд, - вы хорошо знаете свою тему
и  проявили  достаточные  познания  в  малоизученной  области  поэзии.  Мы
гордимся вами, Рориг. Видимо, наши усилия - по крайней мере на  лекциях  -
не пропали даром.
     Эта вероломная сучка намекала, что зря потратила на  него  время  вне
занятий. Но она нанесла лишь предупредительный удар, способный ранить,  но
не убить, и теперь готовилась разобраться с ним до конца.  Что  за  пытка!
Может быть, кафедра все-таки за него проголосует, и он проскочит?
     - А теперь... скажите мне, - она опять помолчала, -  ответьте  только
на один вопрос, мистер Рориг: где находится Уэльс?
     В нем что-то  оборвалось  и  провалилось  в  желудок.  Сжав  пальцами
подбородок, Рориг выругался:
     - Матерь Божья! Ну и влип! Вот дерьмо-то!
     Доктор Парр, настоятель женской общины, побелел от ужаса.  Впервые  в
жизни он услышал подобную мерзость! Доктор Дьюрхем,  обливавшийся  слезами
при чтении стихов студентам, был близок к обмороку.  А  доктор  Разерфорд,
вызвавшая гром среди ясного неба, безмятежно улыбалась - без всяких следов
сочувствия к своей жертве.
     Рориг взял себя в руки. Нет, он не унизится и  отступит  с  поднятыми
знаменами, под звуки оркестра, играющего "С нами Бог". Вскинув голову,  он
ясно улыбнулся.
     - Не знаю, как вам удалось, но вы меня добили! Ладно,  я  никогда  не
утверждал, что являюсь знатоком географии. Так что меня ждет?
     Вердикт: не защитил. Приговор: шесть месяцев работы над другой  темой
и новая инквизиция в конце срока.
     Когда позже в  вестибюле  они  остались  вдвоем  с  Эллой,  она  мило
улыбнулась:
     - Я-то полагала, что вы учили географию, Рориг. Так вот, Уэльс -  это
возле Англии. Сомневаюсь только, что вам это  поможет.  Вы  потеряли  свой
шанс, хотя вам его преподнесли на блюдечке.
     В стороне маялся  в  ожидании  его  друг  -  Пит  Фригейт.  Он  также
принадлежал к группе старших студентов, прозванных "бородачами".  Все  они
учились в колледже после демобилизации и, вместе  с  женами  и  подругами,
вели весьма богемный образ  жизни,  став  предтечами  будущих  битников  и
хиппи. Сейчас Пит пристально смотрел на приближающегося к нему Рорига.
     У злосчастного  соискателя  глаза  были  полны  слез,  но  он  широко
улыбался и, подойдя ближе, разразился истерическим смехом.
     - Пит, ты ни за что не поверишь!
     Конечно, трудно было  поверить,  что,  после  шести  лет  обучения  в
колледже, можно не  знать,  где  находится  Уэльс.  Фригейт  тоже  смеялся
взахлеб.
     - Нет, - кричал Рориг, - как эта старая лиса умудрилась нащупать  мое
уязвимое место?
     - Не знаю, - смеялся  Пит,  -  но  она  молодец!  Послушай,  Боб,  не
переживай. Я знаю выдающегося хирурга, который никак не мог вспомнить:  то
ли солнце кружит вокруг Земли, то ли - Земля вокруг солнца. Он заявил, что
когда ему приходится копаться в человеческих внутренностях, это не  важно.
Однако, скажу тебе, если профилирующий предмет - английская литература, то
следовало бы знать кое-что и об Англии... о-о-о... ха-ха-ха!
     Рориг встретился с Питом в одном из своих  странных  снов,  рожденных
фантазией  неведомых  сценаристов.  Он   блуждал   в   тумане,   преследуя
великолепную бабочку. Ее непременно надо было поймать - другой такой Рориг
не встречал. На крылышках у нее перемежались голубые и золотистые полоски,
торчали пурпурные усики, глаза горели изумрудным блеском.  Не  иначе,  как
предводитель гномов вылепил ее в своей пещере Черногорья, а  волшебник  из
страны Оз окропил живой водой.
     Сейчас она порхала в дюйме от вытянутой руки и уводила его все дальше
и дальше.
     - Стой, сучья дочь, стой!
     Он бросался за ней раз за разом; казалось, что  проделано  уже  много
миль, но бабочка не давалась в руки. На бегу краем глаза Рориг уловил едва
просвечивающие  сквозь  туман  силуэты,  недвижные  и  безмолвные,  словно
выточенные из кости. Дважды он  разглядел  их  более  отчетливо  -  голова
одного увенчана короной, у другого вместо лица вытянутая лошадиная морда.
     Внезапно  он  натолкнулся  на  какое-то  препятствие.  Рориг   замер,
сообразив, что не в силах его обойти. Бабочка на минуту зависла в воздухе,
потом опустилась  ниже.  Ее  изумрудные  глаза  сверкали,  передние  лапки
насмешливо теребили усики.
     Медленно двинувшись вперед, Рориг разглядел, что дорогу ему загородил
Фригейт.
     - Не вздумай ее тронуть, - свирепо зашипел Рориг. - Она моя!
     Лицо  Фригейта  осталось  неподвижным.   Такое   безразличие   всегда
приводило Боба в ярость, и сейчас он был на грани бешенства.
     - Прочь с дороги, Фригейт, или я тебя двину!
     Бабочка встрепенулась и отлетела в сторону.
     - Я не могу, - отозвался Питер.
     - Это почему? - Рориг в нетерпении переминался с ноги на ногу.
     Фригейт протянул руку вниз.  Он  стоял  в  центре  большого  красного
квадрата, вокруг - другие квадраты, красные и черные.
     - Меня сюда поставили. Я не знаю, что меня  ожидает.  Это  совершенно
против правил - держать меня  в  красном  квадрате.  Но  разве  кто-нибудь
думает о правилах? Кроме старых дев, разумеется...
     - Могу я тебе помочь? - спросил Рориг, остывая.
     Фригейт указал на что-то поверх его плеча.
     - Тебя сейчас тоже  поймают.  Пока  ты  ловил  бабочку,  тебя  самого
готовились схватить.
     Рорига охватил смертельный  страх.  Сзади  надвигалась  опасность!  В
отчаянии он попытался сдвинуться с  места,  обойти  Фригейта,  но  красный
квадрат держал его цепко, как и однокашника.
     - Ну и влип!
     Он еще видел улетающую бабочку; она превратилась в точку, в пылинку и
исчезла. Навсегда.
     Туман сгущался, и Фригейт проступал в нем неясным пятном.
     - Я живу по собственным законам! - закричал Рориг.
     Из мрака донесся еле слышный шепот:
     - Тише! Тебя могут услышать.
     Внезапно он проснулся. Его подруга пошевелилась.
     - Что случилось, Боб?
     - Меня уносит прибоем, и ему нет конца.
     - Что?
     - Нет, вот он - конец.
     Рориг погружался на дно первозданного океана,  туда,  где  затонувшие
боги нелепо барахтались в тине, тараща холодные рыбьи глаза под  торчащими
венцами корон.
     Фригейт не знал, что его приятель мог бы ответить на один из вопросов
письма. При воскрешении Рориг очнулся  на  далеком  севере.  Его  соседями
оказались доисторические  скандинавы,  индейцы  из  Патагонии,  монголоиды
ледникового   периода   и   сибиряки   двадцатого   века.   Он   отличался
необыкновенной способностью к языкам  и  вскоре  бегло  болтал  на  доброй
дюжине  наречий;  правда,  с   чудовищным   произношением   и   абсолютным
пренебрежением к синтаксису. У него повсюду были друзья; за недолгое время
он снискал славу шамана. Но  шаманство  требует  серьезной  подготовки,  а
Рориг увлекался лишь своими занятиями скульптурой. Кроме того, его безумно
тяготил  холод.  По  своей  природе  Рориг  был  солнцепоклонником.  Самые
счастливые дни выпали ему в Мексике, куда он приплыл со своей подругой  на
маленьком каботажном судне, перевозившем мороженых креветок из  Юкатана  в
Браунсвиль, Техас. Там он оказался замешанным в дела шайки контрабандистов
и даже провел несколько дней в мексиканской тюрьме.
     Рориг уже был готов уплыть в челноке вниз  по  Реке  в  теплые  края,
когда появилась Агата Крумс,  чернокожая  женщина,  родившаяся  в  1713  и
умершая в 1783 году. Она была рабыней, которой гражданская война  принесла
освобождение; затем стала баптистским  проповедником,  четырежды  выходила
замуж, родила десятерых детей. Славная  толстушка  Агата  любила  выкурить
трубочку,  прикладываясь  между  делом  к  чарке.  После  воскрешения  она
оказалась  за  много  тысяч  грейлстоунов  от  этих  мест,   но   получила
божественное откровение - Господь призвал ее в свою  обитель  на  северном
полюсе, где посулил распахнуть врата Его царства.  Там  она  станет  вечно
прославлять Его, познавать сущность времени  и  вечности,  пространства  и
бесконечности, созидания и разрушения, жизни и смерти. Она станет одной из
тех, кому удастся низвергнуть дьявола в преисподнюю, запереть  его  там  и
выбросить ключ.
     Рориг решил, что Агата сумасшедшая, но заинтересовался ею. К тому  же
он подозревал, что главные тайны этого мира скрыты у истоков Реки.
     Он знал, что еще никто не отважился проникнуть  в  подернутые  вечным
туманом северные  земли.  Если  он  примкнет  к  Агате  и  одиннадцати  ее
спутникам, то будет одним из первых, кто доберется  до  северного  полюса;
возможно - даже первым. Завидев полюс, он бросится вперед бегом и поставит
там каменную статуэтку, на которой высечено  его  имя.  Любой,  кто  потом
доберется сюда, обнаружит, что первым здесь побывал Роберт Ф.Рориг.
     Агата не хотела брать его с собой - он не верил в  Бога  и  Священное
Писание; Рориг  ненавидел  ложь  и  чистосердечно  признался  ей  в  своих
атеистических грехах.  Правда,  в  глубине  души  он  почитал  Бога,  хотя
колебался в том, как правильно его назвать: Иегова или  Р.Ф.Рориг.  Библия
же, как и всякая книга, содержит лишь ту  правду,  которую  исповедует  ее
автор. Еще  не  кончилась  цепь  грейлстоунов,  как  пятеро  их  спутников
повернули обратно. Еще  четверо  отказались  продолжать  путь  у  входа  в
огромную пещеру, из которой изливалась Река. Рориг двинулся дальше  вместе
с Агатой и Винглатом, выходцем из древнего сибирского племени, в  каменном
веке перебравшегося на Аляску. Иногда он и сам подумывал о возвращении, но
не мог допустить мысли, что у сумасшедшей чернокожей бабенки и  дикаря  из
палеолита больше храбрости, чем у него. К тому  же,  проповеднический  дар
Агаты  постепенно  подталкивал  твердыню  его  неверия;  может  быть,   он
действительно  должен  предстать  перед  всемогущим  Богом  и  милосердным
Иисусом в положенный ему срок?
     Когда  они  пробирались  по  узенькой  тропке   к   пещере,   Винглат
поскользнулся и полетел в Реку. Теперь Рориг окончательно  понял,  что  он
такой же безумец, как Агата, - и решил продолжать путь.
     Они добрались до места, где тропка резко  спускалась  и  пропадала  в
тумане, скрывавшем море; из белесого марева доносился едва слышный  плеск.
Рориг с Агатой еле держались на ногах  от  голода.  Если  сегодня  они  не
найдут еды, то завтра их не будет в живых. Но Агата заявила, что пища ждет
их впереди - в пророческом сне  ей  привиделась  пещера,  забитая  хлебом,
овощами и мясом.
     Рориг смотрел, как  она  уползала  от  него  вниз  по  тропе.  Собрав
последние силы, он двинулся следом, оставив свою чашу,  в  которой  лежала
заветная статуэтка. На миг он замер в нерешительности - не вернуться ли за
ней? Но страшная слабость охватила его, тело налилось  тяжестью,  и  Рориг
понял, что не сможет сделать назад ни шага.
     Его убил не голод,  а  жажда.  Какая  ирония  судьбы!  Внизу  мчалась
многоводная Река, а у него не было веревки,  чтобы  спуститься  к  потоку.
Море билось у подножья скал, но  он  уже  не  имел  сил  подползти  к  его
холодным волнам.
     "Это смог бы понять лишь Колридж, - мелькнуло у него в голове, и еще:
- Ну вот, я уже никогда не получу ответов на свои вопросы. Возможно,  и  к
лучшему: они могли бы меня не устроить".
     Сейчас Рориг спал в хижине на берегу Реки в  экваториальной  зоне.  А
Фригейт, стоя на теплых, нагретых солнцем досках палубы весело  хохотал  -
ему вспомнилась диссертация Боба и фиаско, которое его  приятель  потерпел
на защите.
     Что вызвало у них одновременно это воспоминание? Телепатия? Память  о
прошлом не исчезает; она, как лезвие Оккама, становится  острее  с  каждым
годом.  Впрочем,  совпадение  их  мыслей  было,  скорее   всего,   простой
случайностью.
     Ворчун перегородил  путь  дохлой  рыбешке.  Ее  тельце  скользнуло  в
широкую пасть амфибии, за ним последовал футляр с письмом Фригейта. Чудище
легко справлялось с требухой, экскрементами  и  разложившейся  плотью,  но
бамбуковую фибру переварить не смогло.  Долгое  время  ворчун  корчился  в
муках и подох в тщетных попытках исторгнуть из желудка инородное тело.
     Письма зачастую убивают; иногда это удается и конверту.



42

     Со всех сторон к Джил неслись поздравления.  Ее  окружили,  обнимали,
целовали - и, странное дело, она впервые  этому  не  противилась.  Правда,
подобный  взрыв  чувств  следовало  частично  отнести  за  счет   обильных
возлияний, однако  в  нем  ощущалась  истинная  приязнь,  а  не  прикрытая
лицемерием враждебность. Сама Джил  пребывала  в  приподнятом  настроении;
даже Давид Шварц, обычно называвший ее "дикой собакой  динго",  подошел  с
поздравлениями.
     Анна  Обренова  стояла  поодаль  с  Барри  Торном.   Они   почти   не
разговаривали. Анна улыбалась; чужой успех как будто радовал ее, хотя Джил
подозревала, что внутри она кипит от  ярости.  Джил  ошиблась  -  Обренова
разумно оценивала ситуацию. Она была здесь  новичком,  а  Голбира  вложила
много труда и в разработку проекта, и в подготовку команды.
     Великое событие  свершилось  четверть  часа  назад.  Сначала  Файбрас
потребовал тишины. Громкая болтовня и пение затихли,  и  он  сообщил,  что
сейчас будет зачитан список офицеров "Парсефаля". Его  ухмылка  в  сторону
Джил не предвещала ничего хорошего; она побледнела, стиснув  переплетенные
пальцы. Теперь он отплатит  ей  за  несговорчивость,  размолвки  и  споры!
Пусть! Она готова спорить хоть до утра, если считает себя правой! И никому
из мужчин не позволит себя унизить!
     Файбрас начал зачитывать список. Он был мужчиной, но  Джил  не  могла
отказать ему в справедливости. Возможно, он являлся исключением?
     Улыбаясь, она двинулась сквозь толпу, подошла к Файбрасу, обняла  его
и разразилась  слезами.  Американец  без  церемоний  чмокнул  ее  в  губы,
похлопав по спине. Джил  не  противилась  этой  непрошеной  фамильярности.
Все-таки он не остался равнодушным к ее чарам, а что касается размолвок...
Всякое бывает во время работы.
     С улыбкой подошла Анна и протянула ей руку.
     - Примите мои самые искренние поздравления, Джил.
     Пожимая   холодные   тонкие   пальцы,   Джил   почувствовала    почти
непреодолимое  желание  стиснуть  их  изо  всей   силы.   Вздрогнув,   она
постаралась ответить спокойно:
     - Чрезвычайно вам признательна, Анна.
     Торн обернулся и что-то крикнул - видимо, тоже поздравил  ее.  Однако
канадец не двинулся с места.
     Сейчас  Джил  ненавидела  себя  за  слезы,  за  проявленную  минутную
слабость. Никогда в жизни не плакала она на людях, даже на похоронах своих
родителей.
     Слезы высохли, и мысли ее неожиданно обратились к матери и отцу.  Где
они сейчас? Чем заняты? Как чудесно  было  бы  повидать  их...  но  только
ненадолго. Жить рядом с ними она уже не сможет. Джил запомнила их старыми,
седыми и морщинистыми; казалось, этот возраст соответствовал их  основному
предназначению - нянчить детей своего многочисленного потомства. Здесь они
выглядят столь же молодо, как сама Джил; тем не менее,  между  ними  лежит
пропасть  -  ее  жизненный  опыт,  столь  не   похожий   на   их   тусклое
существование. Прошло бы два-три дня, и они надоели  бы  друг  другу.  Да,
видимо, нельзя навеки сохранить связи между родителями и детьми...
     Мать всегда казалась лишь придатком своего мужа, а  он  был  сильным,
шумным, волевым человеком.  Джил  никогда  не  стремилась  ни  понять,  ни
полюбить отца, хотя и горевала после его смерти.
     Она знала, что в Мире Реки они умерли для нее вновь.
     Так в чем же дело? Откуда новый поток слез?



43

     Репортаж специального радиокорреспондента "Ежедневных Вестей".