ли
это, что этики присутствовали на Земле в 1848 году? Кто знает, как долго они
ходили по Земле, собирая информацию? И с какой целью?
     - Но почему Джеймс назвался твоим именем? - спросил Hyp.
     - Потому что я - страстный поклонник Бертона.  Я  даже  написал  о  нем
роман. Может, так проявилось у  Джеймса  чувство  юмора.  У  меня  оно  тоже
имеется. Вся наша семья известна... несколько  странным  чувством  юмора.  И
Джеймсу показалось  забавным  сделаться  собственным  братом,  тем  Питером,
которого он никогда не видел. Может, он хотел прожить таким  образом  жизнь,
которой ему было отказано на Земле. Может, он думал,  что  сойдет  за  меня,
встретившись с каким-нибудь знакомым Фрайгейтов. А может, верны все причины,
которые я перечислил.  Уверен,  что  он  разделался  с  мошенником-издателем
Шарко, чтобы отомстить за меня - это доказывает, что ему многое  известно  о
моей земной жизни.
     - Но как отнестись к рассказу агента  Спрюса?  -  спросила  аса.  -  Он
говорил,  что  явился  из  семьдесят  второго  века,  и  что-то  толковал  о
хроноскопе, с помощью которого можно видеть прошлое.
     - Спрюс мог и солгать, - сказал Бертон.
- Я лично не верю ни в хроноскоп, ни в какие бы то ни было  путешествия
во времени, - заявил Фрайгейт. - Впрочем, это я зря. Мы все путешествуем  во
времени. Но только вперед - иного пути нет.
     - Никто из вас не сказал, - заметил Hyp, - что детей кто-то  долен  был
воскресить. Возможно, это были люди из семьдесят второго века, а возможно, и
нет. Скорее это сделали сопланетяне Моната. Вспомните: Спрюса  допрашивал  в
основном Монат. Может быть, это он научил Спрюса, что говорить.
     - Но зачем? - спросила Алиса.
     На этот вопрос нельзя было ответить, если не принять  рассказ  Икса  за
истину. Пока что его рекруты склонялись к тому, что он такой же лжец, как  и
его собратья.
     Hyp закончил партию замечанием, что агенты, севшие на пароход  в  самом
начале, не скрывали, что жили после 1983 года. Агенты же, попавшие  на  борт
позже, знают, что это подозрительно, и не прибегают  к  этой  легенде.  Так,
здоровенный галл Мегалосос (что  значит  "великий")  заявляет,  что  жил  во
времена Цезаря, но это только его слова. К тому же галл, кажется,  сдружился
с Подебрадом  -  Hyp  никогда  бы  не  подумал,  что  такое  возможно.  Есть
вероятность, что Мегалосос тоже агент.


        " * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ * "
     НА БОРТУ "ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ". НОВОБРАНЦЫ И КОШМАРЫ КЛЕМЕНСА

        "ГЛАВА 13"

     Глаза де Марбо доказывали, что механика воскрешения не всегда  работала
как надо.
     Жан Батист Антуан Марселей, барон де  Марбо,  родился  в  1782  году  с
карими глазами. И лишь долгое время спустя после Дня Воскрешения  обнаружил,
что их цвет изменился - когда одна женщина назвала его голубоглазым.
     - Sacre bleu! - выругался он. - Неужели?  Он  позаимствовал  у  кого-то
слюдяное зеркальце, недавно привезенное  торговцем  по  Реке  -  слюда  была
редкостью, - и впервые десять лет увидел свое лицо. Лицо было все  то  же  -
веселое,  круглое,  с  вздернутым  носом,  улыбчивое,  отнюдь  не   лишенное
привлекательности. Только глаза светились голубизной.
     - Merde! - опять выругался он и перешел на эсперанто:  -  попадись  мне
только эти отвратительные создания, проделавшие со мной -  я  нанижу  их  на
шпагу!
     Он вернулся, кипя гневом, к  своей  сожительнице  и  повторил  ей  свою
угрозу.
     - Но у тебя же нет шпаги, - сказала она.
     - Ты все понимаешь слишком  буквально!  А  шпага  у  меня  когда-нибудь
будет. На такой каменистой планете должно быть железо.
     В ту же ночь ему приснилась огромная птица с ржавыми перьями  и  клювом
стервятника - она глотала камни и испражнялась  стальными  катышками.  Но  в
этом мире не было птиц, тем более oiseau de fer [Железных птиц (фр.)]
     Теперь у де Марбо были  сабля,  кортик,  шпага,  стилет,  длинный  нож,
топор, копье, пистолеты и винтовка. Он был  генералом  десантной  бригады  и
вынашивал честолюбивый замысел стать полным генералом. При этом  к  политике
он питал отвращение и не имел  ни  интереса,  ни  склонности  к  бесчестному
интриганству. Однако командиром десантников  он  мог  бы  стать  лишь  после
смерти Эли С. Паркера, которая  очень  опечалила  бы  его.  Де  Марбо  любил
славного индейца-сенеку.
     Все  первобытные  воины  на  борту  ростом  превышали  шесть  футов,  а
некоторые были настоящие великаны. Даже те, что были пониже, не нуждались  в
высоком росте, поскольку обладали мощными костяком  и  мускулами.  Де  Марбо
среди них выглядел настоящим пигмеем, будучи  росточком  пять  футов  четыре
дюйма, но Сэм Клеменс любил его, восхищаясь задором и отвагой француза. Сэму
нравилось слушать рассказы о походах де Марбо, нравилось иметь  у  себя  под
началом бывших генералов, адмиралов, государственных мужей.
     - Им полезно подчинение, оно закаляет их характер,  -  говорил  Сэм.  -
Этот французик - первоклассный военачальник, и я забавляюсь, глядя,  как  он
командует своими большими обезьянами.
     Де Марбо,  бесспорно,  был  опытным  и  одаренным  воином.  Вступив  во
Французскую республиканскую армию  в  возрасте  семнадцати  лет,  он  быстро
продвинулся,  став  адъютантом  маршала  Огро,  который  командовал  Седьмым
корпусом во время войны 1806-1807 годов против Пруссии и  России.  Де  Марбо
сражался в Испании  под  началом  Ланна  и  Массены,  участвовал  в  русской
кампании 1812 года, пережив страшное отступление из Москвы, а после принимал
участие в германской кампании 1813 года. Он был ранен одиннадцать  раз,  при
Ганау и Лейпциге тяжело. Наполеон, вернувшись  с  острова  Эльбы  сделал  де
Марбо бригадным генералом, и тот получил очередную рану в кровавой битве при
Ватерлоо. Бурбон отправил де Марбо в изгнание, но в 1817 году он вернулся на
родину. При Июльской монархии он участвовал в осаде Антверпена  и  несколько
лет спустя получил за это чин генерал-лейтенанта. С  1835  по  1840  год  де
Марбо служил в алжирских войсках  и  в  свои  шестьдесят  лет  был  ранен  в
последний раз. После падения короля Луи Филиппа в 1848 году де Марбо ушел  в
отставку и написал свои мемуары, которые так восхитили Артура  Конан  Дойла,
что он создал на их основе "Похождения бригадира  Жерара".  Главная  разница
между вымышленным персонажем и его прототипом  заключалась  в  том,  что  де
Марбо был умен и проницателен, тогда как Жерар, при  всей  своей  храбрости,
умом не блистал.
     В семьдесят два года бравый наполеоновский солдат скончался в Париже, в
своей постели.
     Мерой привязанности к нему Клеменса служило то, что  Сэм  рассказал  де
Марбо о Таинственном Незнакомце, этике-ренегате.
     Пароход стоял на якоре, и Клеменс набирал рекрутов. Со времени кровавых
беспорядков после отказа питающих камней на правом берегу прошло два месяца,
и Река освободилась от затора зловонных трупов.
     Де Марбо в дюралюминиевом шлеме с плюмажем из вздыбленных клеем полосок
рыбьей кожи и  в  дюралюминиевой  кирасе,  похожий  на  троянского  воина  с
картинки,  прохаживался  вдоль  кандидатов.  Ему  было   поручено   провести
предварительный опрос, чтобы отсеять неподходящих и сберечь капитану время и
силы.
     В середине ряда де Марбо  заметил  четверых  мужчин,  которые,  похоже,
хорошо  знали  друг  друга.  Он   остановился   около   первого,   высокого,
мускулистого и темнокожего,  с  огромными  руками.  Судя  по  цвету  кожи  и
курчавым волосам, это был квартерон - так и оказалось.
     На вежливые расспросы де Марбо он ответил, что зовут его Томас  Миллион
Терпин. Родился он в Джорджии году в 1873-м - точно он не знает, - но вскоре
его родители переехали в Сент-Луис, штат Миссури.
     Отец держал таверну "Серебряный доллар" в квартале Красных  Фонарей.  В
молодости Том с братом Чарльзом купили себе пай на шахте "Большая  луковица"
близ Серчлайта, Небраска, и  стали  ее  разрабатывать;  не  найдя  золота  в
течение двух лет, они откочевали запад, но потом вернулись в Сент-Луис.
     Терпин обосновался  в  родном  квартале,  работая  по  совместительству
вышибалой и  пианистом.  К  1899  году  он  стал  там  самым  важным  лицом,
контролируя музыку, спиртное и игру. Его кафе  "Розовый  бутон",  центр  его
маленькой империи, славилось на всю страну. Внизу помещался бар-ресторан,  а
наверху "отель", то есть публичный дом.
     Однако Терпин был не только боссом темного бизнеса. Он, по его  словам,
был великим пианистом, хотя и признавал,  что  до  Луи  Шовена  все-таки  не
дотягивал. Пионер синкопированной музыки, он прославился  в  Сент-Луисе  как
отец рэгтайма, и его "Гарлемский рэг" вышедший  в  1897  году,  стал  первым
рэгтаймом, который сочинил и опубликовал негр. Терпин написал еще знаменитый
"Сент-Луисский рэг" к открытию в городе всемирной ярмарки,  но  этот  уже  в
свет не вышел. Умер Терпин в 1922 году и всю свою жизнь в Мире Реки бродил с
места на место.
     - Я слыхал, у вас на пароходе есть рояль, - с ухмылкой  он.  -  Здорово
было бы побренчать по костяшкам.
     - У нас их десять, - ответил де Марбо. - Вот, возьми.  -  И  он  вручил
Терпину дощечку длиной в шесть дюймов с буквами М.Т.  -  Когда  подойдешь  к
столу, отдай это капитану.
     Сэм будет счастлив. Он любит  рэгтайм  и  как-то  говорил,  что  у  них
недостаточно исполнителей популярной музыки. И потом, Терпин крупный и,  как
видно, крутой мужчина - иначе не стал бы боссом в квартале Красных фонарей.
     За ним стоял свирепого вида китаец по имени  Тай-Пен,  ростом  примерно
пять  футов  десять  дюймов,  с  большими  горящими   зелеными   глазами   и
демоническим лицом. Его черные волосы; украшенные тремя цветками "железного"
дерева, доходили до пояса. Китаец заявил пронзительным  голосом,  что  он  -
прославленный фехтовальщик, любовник и поэт своего времени, то есть династии
Тан, правившей в восьмом веке.
     - Я был одним из Шести Бездельников Бамбукового Ручья и одним из Восьми
Бессмертных Винной Чаши. Я могу слагать стихи экспромтом на турецком  языке,
на китайском, корейском, английском, французском и на эсперанто. В  сражении
на мечах я скор, как колибри, и опасен, как гадюка.
     Де Марбо рассмеялся и пояснил, что сам рекрутов не набирает. Однако  он
дал китайцу табличку и перешел к следующему.
     Этот был мал ростом, хотя и выше де Марбо,  темнокожий,  черноглазый  и
толстый, с животом, как у Будды. У него были чуть  раскосые  глаза,  орлиный
нос и массивный подбородок с глубокой выемкой.  Он  сказал,  что  зовут  его
Ах-К'ак, а родом он с восточного побережья страны, которую де  Марбо  назвал
бы Мексикой, а народ Ах-К'ака называл Страной Дождя. Ах-К'ак не знал  точно,
в какое время по христианскому календарю он жил, но  один  сведущий  человек
сказал ему, что это было лет за сто до новой  эры.  Его  родным  языком  был
майя, и он принадлежал к народу, который  более  поздние  культуры  называли
ольмеками.
     - Да, я слышал об ольмеках, - сказал де Марбо. - У нас  за  капитанским
столом имеются очень ученые люди.
     Де Марбо усвоил, что ольмеки основали первую цивилизацию в  Центральной
Америке, а все остальные доколумбовы племена произошли от них -  и  майя,  и
тольтеки, и ацтеки, и прочие. У этого человека,  хотя  он  и  древний  майя,
голова не сплющена искусственно и глаза не скошены, как было у них принято в
те времена - однако де  Марбо  по  здравом  размышлении  решил,  что  этики,
конечно, все это исправили.
     - Давненько не встречал я такого толстяка, - сказал де Марбо. -  Мы  на
"Внаем не сдается" ведем очень активную жизнь, и у нас нет места  лодырям  и
обжорам. Кроме того, кандидат должен выделяться чем-то из общего ряда.
     Ах-К'ак ответил высоким,  хотя  и  не  таким  тонким,  как  у  китайца,
голосом:
     - Жирный кот, когда надо,  бывает  сильным  и  скорым.  Сейчас  я  тебе
покажу.
     Он  взял  свой  кремневый  топор,  насаженный  на  рукоятку   из   дуба
восемнадцати дюймов длиной и двух в толщину и  переломил  эту  рукоять,  как
леденец. Потом предложил французу прикинуть кремень на вес.
     - Фунтов десять, - сказал де Марбо.
     - Смотри! - И Ах-К'ак метнул топор, точно  бейсбольный  мяч.  Де  Марбо
следил за его полетом, вытаращив глаза - топор взмыл  очень  высоко  и  упал
вдали на траву.
     - Mon Dieu! [Боже мой! (фр.)] Никто, кроме Джо Миллера,  не  сделал  бы
такого броска! Поздравляю, синьоро. Держи.
     - Еще я прекрасно стреляю из лука  и  дерусь  на  топорах,  -  спокойно
сказал Ах-К'ак. - Вы не пожалеете, если возьмете
     Человек рядом с Ах-К'аком был такого же роста, приземист и сложен,  как
Геркулес. Он даже  внешне  походил  на  Ах-К'ака  орлиным  носом  и  круглым
раздвоенным подбородком. Но жира на нем не  было,  и  он  не  принадлежал  к
американским индейцам, хотя имел почти столь же  темную  кожу.  Назвался  он
Гильгамешем.
     - Мы с Ах-К'аком соревновались, кто кому прижмет руку, - сказал он, - и
никто не смог победить. Еще я превосходный лучник и боец на топорах.
     - Отлично! И капитан с удовольствием послушает твои рассказы о  древнем
Шумере - у тебя их, я уверен, в достатке. Ему приятно будет иметь  на  борту
царя и бога. Царей он уже встречал, хотя ему с ними, как правило, не  везло.
Боги - другое дело. Боги капитану пока не попадались! На, держи.
     Де Марбо двинулся дальше и, отойдя  туда,  где  шумер  -  если  он  был
таковым - уже не мог видеть и слышать его,  со  смеху  повалился  на  траву.
Потом встал, вытер слезы и продолжил опрос. Четверо этих и еще шесть  других
были  приняты.  Взойдя  по  трапу   на   котельную   палубу,   они   увидели
Моната-инопланетянина, который стоял у борта и сверлил их взором. Новобранцы
испугались, но де Марбо велел им следовать дальше. Позже он объяснит им, что
это за странное существо.
     Но вечером новичкам не пришлось познакомиться с Монатом, было задумано.
Две женщины не поделили мужчину и принялись палить друг в друга. Прежде  чем
их разняли, одна получила тяжелую рану, а вторая прыгнула за борт с  Граалем
в одной руке и пожитками - в другой.  Мужчина  тоже  решил  уйти,  поскольку
предпочитал беглянку. Пароход остановили, и он сошел. Сэм  так  расстроился,
что отложил церемонию презентации в большом салоне до завтра.
     А ночью Монат Грраутут исчез.
     Никто не слышал крика, никто не заметил ничего подозрительного.
     Осталось только кровавое пятно  на  кормовых  поручнях  палубы  которое
могло сохраниться по недосмотру команды уборщиков после боев за камни левого
берега.
     Клеменс подозревал, что к исчезновению приложил руку кто-то из  четырех
новобранцев - однако они твердили, что ночью  спали  своих  койках,  а  улик
против них не было.
     Пока Сэм разбирал дело, жалея, что на борту нет Шерлока Холмса,  "Внаем
не сдается" шел вперед. Через три дня после пропажи Моната на Реке объявился
Сирано де Бержерак и подал сигнал, чтобы его приняли на борт. Сэм выругался,
увидев его. Он надеялся, что они пройдут мимо Сирано ночью - однако вот  он,
француз, и его видели человек пятьдесят из команды.
     Француз весело взошел на борт и перецеловал всех своих друзей: мужчин в
обе щеки, а женщин неспешно в губы. Войдя в рубку, он воскликнул:
     - Капитан! Что я вам расскажу!
     "Вот разуважишь, если расскажешь", - сердито подумал Клеменс.

        "ГЛАВА 14"

     Мужчина и женщина лежали рядом. Тела их соприкасались, но сны  блуждали
за много световых лет друг от друга.
     Сэму Клеменсу снова снилось, как он убил Эрика Кровавого  Топора.  Или,
точнее, взбудоражил других, один из которых и вонзил копье в живот норвежцу.
     Упавший метеорит нужен был Сэму, поскольку состоял из никеля  и  стали.
Без них Сэм не построил бы огромный пароход, который так часто  виделся  ему
во  сне.  Сэм  давал  указания  Лотару  фон  Рихтхофену.   Джо   Миллер   не
присутствовал - его предательски  захватил  в  плен  бывший  король  Англии.
Неприятельский флот плыл с низовьев Реки, чтобы завладеть  упавшей  звездой.
Король Иоанн готовил свой флот в верховьях для той же цели.
     Армия Сэма оказалась меж двух огней и была слабее обеих. Враги  обещали
размолоть ее, как жерновами. Победить  можно  было,  лишь  заключив  союз  с
Иоанном. Союз нужен был и для того, чтобы спасти жизнь Джо Миллеру.
     Но Эрик Кровавый Топор, компаньон Сэма, наотрез  отказался  вступать  в
сделку. Он  ненавидел  Джо  Миллера,  единственного,  человека,  к  которому
испытывал страх - если считать Джо человеком. Кровавый Топор заявил, что его
и Сэма люди встанут насмерть  и  одержат  блистательную  победу  над  обоими
войсками. Это была глупая похвальба, хотя сам норвежец, возможно, и верил  в
нее.
     Эрик  Кровавый  Топор   был   сыном   Харальда   Хаарфагера   (Харальда
Пышноволосого), который впервые объединил Норвегию и чьи  победы  привели  к
массовым миграциям в Англию и Исландию. Со смертью  Харальда,  последовавшей
около 918 года, Эрик стал  королем.  Но  популярностью  он  не  пользовался,
считаясь суровым и жестоким государем даже по тем временам. Его кровный брат
Хокон,  которому  в  ту  пору  было  пятнадцать,   с   годовалого   возраста
воспитывался при дворе английского короля Ательстана. При поддержке англичан
Хокон поднял норвежское войско против своего брата. Эрик бежал в  Англию,  в
Нортумберленд, где передал права на свое королевство Ательстану, но  недолго
прожил после этого.
     Норвежские хроники повествуют, что он погиб в 954 году, совершая  набег
на Южную Англию. Английская же летопись  гласит,  что  Эрик  был  изгнан  из
Нортумберленда и убит в битве при Стэйнморе.
     Эрик сказал Клеменсу, что верна первая версия.  Клеменс  объединился  с
норвежцем потому, что тот владел редчайшим оружием - стальным  топором  -  и
разыскивал руду, из которой топор был сделан.  Клеменс  надеялся,  что  руды
хватит и на то, чтобы построить большой пароход, на котором он  доплывет  до
истоков Реки. Эрик был невысокого мнения о Сэме и взял  его  к  себе  только
из-за Джо Миллера. Эрик не любил Джо, но  признавал,  что  в  бою  титантроп
незаменим. А потом король Иоанн захватил Джо в заложники.  Отчаявшийся  Сэм,
боясь, что король убьет Джо и метеорит будет  потерян,  обсудил  ситуацию  с
Лотаром, младшим братом "Красного барона". Сэм предложил убить Эрика  и  его
викингов - тогда можно будет вступить в переговоры с Иоанном, который должен
понять, что ему выгодно объединиться с Клеменсом. Вместе они могут  выстоять
против сил фон Радовица, идущих верх по Реке.
     Сэм подкрепил свои  аргументы  тем,  что  Кровавый  Топор  скорее  сего
намерен убить его самого после победы над врагом.  Кто-то  из  их  неизбежно
должен умереть.
     Лотар фон Рихтхофен согласился с Сэмом. Расправиться  с  предателем  не
значит совершить  предательство.  Кроме  того,  логика  не  оставляет  иного
выхода. Будь Кровавый Топор истинным другом - дело другое.  Однако  доверять
ему можно не больше, чем гремучей нее, у которой болят зубы.
     И злодеяние совершилось.
     Да, это было злодеяние, как бы ни оправдывали его обстоятельства.
     Сэм так и не смог избавиться от сознания своей вины.  В  конце  концов,
можно было просто плюнуть на метеорит и отказаться от своей мечты.
     Сэм с Лотаром и несколькими  надежными  людьми  пришли  к  хижине,  где
Кровавый Топор занимался любовью с женщиной. Бой охраной длился всего минуту
- превосходящие силы захватили викингов врасплох.
     Голый Эрик выскочил наружу со своим большим топором, и Лотар пригвоздил
его копьем к стене хижины. Сэма чуть не вырвало, но его поддержала  мысль  о
том, что все крайней мере кончено. И когда  сильная  рука  схватила  его  за
лодыжку, он едва не лишился чувств от ужаса. Сэм посмотрел  вниз:  умирающий
Эрик держал его мертвой хваткой.
     - Bikkja, - чуть слышно, но ясно выговорил викинг.
     Это значило "сука" - Эрик часто обзывал так Клеменса,  которого  считал
женоподобным.
     - Кал Рататока