лоне "Рекса", много лет шутили,  смеялись,
флиртовали, плели интриги, играли - для забавы, а то  и  на  полном  серьезе
здесь назначали свидания любящие и ненавидящие, здесь великие мастера  Земли
сочиняли и исполняли музыку, здесь играли на подмостках драмы и  комедии.  А
теперь... Постыдный конец, достойный горьких сожалений.
     Бертон пошел через салон, но  остановился.  Какой-то  человек  вошел  в
противоположную  дверь.  Он  увидел  Бертона  и  тоже  остановился.   Потом,
улыбаясь, двинулся навстречу. Он был на пару дюймов  выше  Бертона,  тонкий,
как борзая, ч с необычайно длинными руками. Кожа у него почернела от копоти,
нос был очень большой, а подбородок - слабый. Но улыбка  делала  лицо  почти
красивым.
     Блестящие черные волосы кольцами падали на плечи.  На  нем  был  только
черный кильт и красные, до колен, сапоги из кожи "речного дракона", а правая
рука сжимала эфес шпаги.
     Бертон испытал приступ "дежа вю" - чувство, что  он  уже  встречался  с
этим человеком при сходных обстоятельствах. Нет, он  действительно  когда-то
встречался с ним и надеялся, что встретится опять. Долго не заживавшая  рана
на бедре отпечаталась в памяти.
     Человек остановился в двадцати пяти футах от  Бертона  и  заговорил  на
эсперанто с легким французским и едва уловимым англо-американским акцентом:
     -  Ах,  синьоро,  это  вы!  Одареннейший,  возможно,  даже   гениальный
фехтовальщик, с которым я скрестил шпагу во  время  десанта  на  ваше  судно
столь много лет назад! Тогда я представился вам, как  подобает  благородному
человеку. Вы же угрюмо отказались назвать себя. Возможно, вы поступили  так,
полагая, что ваше имя мне неизвестно. Но теперь...
     Бертон  сделал  шаг  вперед,  держа  шпагу  почти  отвесно,  и   сказал
по-французски, с чисто парижским выговором времен 1650 года:
     - Я не был уверен, мсье, когда вы представились, что вы  тот,  за  кого
себя выдаете. Вы могли быть и самозванцем.  Но  теперь  я  признаю,  что  вы
действительно великий маньяк Савиньен де Сирано Второй де  Бержерак  -  либо
его брат-близнец, столь же искусный в фехтовании.
     Бертон, поколебавшись, решил, что с  тем  же  успехом  может  назваться
своим настоящим именем - в псевдониме больше не было нужды.
     - Знайте же, мсье, что я Ричард  Фрэнсис  Бертон,  капитан  десантников
корабля "Рекс грандиссимус". На Земле я был посвящен в рыцари ее величеством
Викторией, королевой Британской империи. И  не  за  то,  что  я  нажил  себе
состояние коммерческими операциями, а за мои исследования отдаленных  частей
Земли и за многочисленные заслуги перед своей страной и всем  человечеством.
Был  я  также  небезызвестен   среди   фехтовальщиков   своего   времени   -
девятнадцатого века.
     - А красноречием своим вы не были известны?
     - Нет - и нос меня также не прославил.
     На закопченном лице де Бержерака блеснули зубы.
     - О, я так и знал, что без ссылки на нос не обойдется. Но знайте, мсье,
что хотя мой суверен Людовик XIII не посвящал меня в рыцари, меня  посвятила
королева, стоящая выше вашей - сама Фортуна. Я написал несколько философских
романов, которые читались, как мне стало известно, и много позже моей смерти
- и, как должно быть известно вам, выделялся среди величайших фехтовальщиков
своего времени, от которых произошли великие фехтовальщики  всех  времен.  -
Француз снова улыбнулся, а Бертон сказал:
     - Не хотите ли вручить мне вашу шпагу? У меня нет желания вас  убивать,
мсье.
     - Я как раз собирался предложить вам, мсье, отдать мне  ваше  оружие  и
сдаться мне в плен. Но вижу, что вам, как и мне, хочется выяснить, кто же из
нас сильнее в фехтовании. Я много думал о вас, капитан Бертон, с тех пор как
пронзил шпагой ваше бедро. Из сотен, а  возможно,  и  тысяч  тех,  с  кем  я
сражался, вы были лучшим. Готов признать, что  наш  небольшой  спор  мог  бы
обернуться и по-иному, если бы  вы  не  отвлеклись.  Во  всяком  случае,  вы
продержались бы дольше.
     - Сейчас увидим, - сказал Бертон.
     - О да, увидим, если пароход затонет не слишком быстро. Я, мсье, медлил
с уходом, желая напоследок выпить за души славных мужчин и женщин, павших  в
бою за это некогда великолепное судно, последнее  из  величайших  достижений
человеческой  науки  и  техники.  Quel  dommage!  [Какая   жалость!   (фр.)]
Когда-нибудь я сочиню на это оду. По-французски, разумеется - ведь эсперанто
не создан для высокой поэзии и ни в коей мере не  может  сравниться  с  моим
родным языком. Давайте же вместе поднимем тост за тех, кого мы любили и кого
уж больше нет.  С  воскрешениями  покончено,  мой  друг.  Умершие  останутся
мертвыми навеки.
     - Возможно. Во всяком случае, я выпью с вами.
     Необъятные буфеты с напитками за баром были заперты перед боем, но ключ
лежал в одном из ящиков, и  де  Бержерак,  зайдя  за  стойку,  отпер  буфет,
оглядел ряд бутылок, достав затем из углубления одну.
     - Эта бутылка была сделана в Пароландо и уцелела во  множестве  боев  и
множестве попоек. Она  наполнена  отменным  бургундским,  которое  время  от
времени находили в разных Граалях, но не пили, а сливали сюда  ради  особого
случая. Я полагаю, теперь этот случай настал  -  хотя  торжество  получилось
весьма печальным.
     Бержерак отпер другой буфет, резной, где стояли  хрустальные  кубки,  и
поставил два на стойку, куда положил  и  шпагу.  Бертон  тоже  положил  свою
справа от себя. Француз налил кубки до краев и поднял свой, а Бертон - свой.
     - За дорогих усопших! - сказал де Бержерак.
     - За них, - сказал Бертон, и оба выпили немного вина.
     - Я небольшой приверженец  спиртного,  -  сказал  де  Бержерак.  -  Оно
низводит человека до уровня скота, я же предпочитаю постоянно помнить о том,
что я - человек. Но теперь действительно особый случай. Еще один  тост,  мой
друг, а затем приступим к делу.
     - За раскрытие тайны этого мира, - сказал Бертон, и они снова выпили.
     Сирано поставил свой кубок.
     - Что ж, мсье Бертон, капитан бывших десантников бывшего  "Рекса"  -  я
ненавижу войну и кровопролитие, но долг свой  знаю  и  выполняю  его,  когда
нужно. Мы оба с вами - прекрасные люди, и стыдно будет,  если  один  из  нас
умрет, стараясь доказать, что он лучше  другого.  Платить  за  истину  ценой
своей гибели противоречит  здравому  смыслу.  Поэтому  я  предлагаю  считать
победителем того, кто первый пустит  другому  кровь.  И  если,  о  чем  молю
Творца, которого нет, первая  рана  не  будет  роковой,  победитель  возьмет
побежденного в плен, после чего мы спешно, но  с  достоинством  покинем  это
судно, пока оно не затонуло.
     - Клянусь честью, так и будет, - сказал Бертон.
     - Прекрасно! Защищайтесь же!
     Отсалютовав  друг  другу,  оба  приняли   классическую   оборонительную
позицию: левая нога позади правой под прямым углом к  ней,  колени  согнуты,
тело  повернуто  боком,  чтобы  уменьшить  площадь  попадания,  левая   рука
приподнята, плечо параллельно земле, предплечье под  прямым  углом  к  нему,
кисть свободна; правая рука опущена,  и  шпага  служит  ее  непосредственным
продолжением.  Круглая  coquille,  чашка  эфеса,  в  этой  позиции  защищает
предплечье.
     Де Бержерак с  возгласом,  соответствующим  английскому  "ха",  прыгнул
вперед. Двигался он быстро, как молния, как было  известно  Бертону  из  его
биографии и из прошлой дуэли  с  ним.  Но  и  Бертон  отличался  необычайной
быстротой. После многолетней практики на Земле и  здесь  он  на  каждый  вид
атаки отвечал почти автоматически.
     Бержерак метил Бертону  в  плечо.  Бертон  отразил  удар  и  перешел  в
контратаку. Бержерак тоже отразил и сделал выпад поверх  шпаги  Бертона,  но
тот совершил встречный  выпад,  отведя  чашкой  острие  противника  и  почти
одновременно направив свое острие противнику в плечо.
     Де Бержерак снова парировал  и  сделал  быстрый  выпад  в  обход  эфеса
Бертона, снова целя ему в руку. Этот прием назывался "тычок" или "клевок".
     Бертон отклонил острие - при этом край клинка проехался ему по руке, но
кровь не выступила.
     Дуэль  на  рапирах  или  шпагах  напоминает  попытки  продеть  нитку  в
движущуюся  иглу.  Острие  шпаги  атакующего  -  это  конец  нити,  а  шпага
обороняющегося - ушко иглы. Ушко должно быть как можно уже и в данном случае
таким и было. Но проходит секунда - и вот игла с ниткой меняются  ролями.  В
защите  двух  славных  фехтовальщиков  почти  не  было   просветов   -   она
приоткрывалась лишь  на  миг,  когда  шпага,  переходя  в  атаку,  описывала
небольшой круг,
     В спортивном фехтовании не разрешается целить в голову, руки, ноги,  но
выпады ниже пояса допускаются. В настоящем же бою наносят удары и в  голову,
и по всему телу. Проткнуть можно что угодно, даже большой палец ноги -  лишь
бы противник не насадил тебя при этом на шпагу.
     Считается аксиомой, что фехтовальщик с безупречной защитой проиграть не
может. Ну а если защита безупречна у обоих дуэлянтов? Что же тогда  -  нашла
коса на камень? Нет. Человек - не коса и  не  камень.  Один  из  противников
непременно устанет раньше другого, или обстановка будет помогать  одному  из
бойцов. Всегда можно поскользнуться на полу, а в данном случае - на щепке от
мебели, на бутылке или споткнуться о мертвое тело. Чей-нибудь крик, как было
при первой дуэли Бертона с Бержераком, может на долю секунды отвлечь бойца -
и его быстрому, как кошка, и зоркому, как орел, противнику этой доли хватит.
     Бертон думал об этом  краем  сознания,  основная  часть  которого  была
занята пляской клинков. Противник был выше его и руки имел длиннее.  Но  это
еще не означало, что Бертон был в невыгодном положении. Если поединок пойдет
на более близкой дистанции, длинная рука француза утратит свое  значение,  а
Бертон получит преимущество.
     Бержерак это знал - он все знал о фехтовании - и  держал  выгодную  для
себя дистанцию.
     Звенела сталь,  и  дыхание  со  свистом  вырывалось  из  груди  бойцов.
Бержерак, продолжая вести бой выпрямленной рукой, сосредоточил свои атаки на
кисти и предплечье Бертона, чтобы тот не мог достать его шпагой.
     Англичанин держал  руку  согнутой,  делая  наклонные  выпады,  стараясь
связать шпагу противника, "обойти" ее. Для этого шпагу нужно было  отклонить
в сторону боковым ударом. При "обходах" конец шпаги Бертона описывал  полный
круг.
     Тем временем он искал слабые места Бержерака, точно так же как  француз
изучал его. Искал и не находил. И надеялся, что де Бержерак, в свою очередь,
не найдет никакого изъяна.
     Как  и  в  первом  поединке,  они  установили  ровный  ритм   атаки   и
парирования, рипоста и контрпарирования.  Даже  финты  стали  частью  ритма,
поскольку ни один не поддавался на них и не открывался.
     Оба ждали момента, когда  противник  откроется  и  недостаточно  быстро
загородится. По лицу де Бержерака лился пот, промывая ручейки  в  копоти.  И
Бертону пот ел глаза. Когда становилось невмоготу,  он  отскакивал  назад  и
быстро  вытирал  лоб  и  глаза  левой  рукой.  Француз   пользовался   этими
перерывами, чтобы самому тереть пот платочком,  засунутым  за  пояс  кильта.
Перерывы делались все чаще -  не  только  чтобы  утереть  пот,  но  и  чтобы
отдышаться.
     В одну из таких передышек Бертон сорвал  нагрудную  повязку  с  мертвой
женщины, чтобы промокнуть ею пот. Потом, следя, не предпримет ли де Бержерак
"флеш" - атаку с разбега,  -  он  обвязал  эту  тряпицу  вокруг  головы.  Де
Бержерак, следуя его примеру, снял повязку с другого  тела  и  обвязал  себе
голову.
     У Бертона пересохло во рту, и язык сделался  большим  и  шершавым,  как
огурец.
     - Минутное перемирие, мсье  Де  Бержерак,  -  прохрипел  он.  -  Выпьем
чего-нибудь, пока не померли от жажды.
     - Согласен.
     Бертон зашел за стойку, но в кранах не было воды. Тогда он  |достал  из
открытого французом буфета бутылку  "пурпурной  страсти"  и  вытащил  зубами
пластмассовую пробку. Первый  глоток  он  предложил  де  Бержераку,  но  тот
отказался. Тогда Бертон напился и передал  бутылку  через  стойку  французу.
Напиток обжег ему горло, согрел грудь и  нутро  и  немного  утолил  жажду  -
полностью утолить ее могла только вода.
     Де Бержерак посмотрел сквозь бутылку на свет:
     - Ага! Вы проглотили три унции, мой друг. Я  выпью  столько  же,  чтобы
степень нашего опьянения была одинаковой. Будет нехорошо, если  я  убью  вас
из-за того, что вы окажетесь пьянее меня. Вы могли бы тогда пожаловаться  на
мое нечестное поведение, и вопрос о том, кто же лучше фехтует, так и остался
бы без ответа.
     Бертон рассмеялся по-своему - сквозь зубы. Де Бержерак вздрогнул.
     - Вы точно кот, мой друг.
     Он выпил и поставил бутылку, кашляя и обливаясь слезами.
     - Mordioux! [Проклятье! (фр.)] Нет, это не французское вино! Такое пьют
только северные варвары - англичане!
     - Неужели вы ни разу его не пробовали? За все длинное путешествие?
     - Я же говорил вам, что очень мало пью. Helas! [Увы! (фр.)] Ни  разу  в
жизни я не дрался на дуэли, не  будучи  трезвым,  как  стеклышко.  Теперь  я
чувствую, как поет во мне кровь, как возвращаются силы - и знаю, что все это
фальшь, обман, вызванный спиртным. Чу что  ж.  Если  я  несколько  навеселе,
отчего реакция у меня стала медленнее и глаз слабее, то ведь и вы в  том  же
положении.
     - На алкоголь все реагируют  по-разному,  -  заметил  Бертон.  -  Очень
возможно, что я, любящий крепкие напитки, больше  привык  к  ним.  И  теперь
получу преимущество.
     - Посмотрим, - улыбнулся де Бержерак. - А теперь, мсье, не  выйдете  ли
вы из-за стойки, чтобы мы могли возобновить наш маленький спор?
     - Разумеется. - Бертон обошел бар.  Почему  бы  сейчас  не  попробовать
флеш? Если он промахнется или его удар с налету будет отражен,  он  потеряет
равновесие и станет легкой добычей для Бержерака. Есть, однако,  возможность
прорвать защиту француза.
     Нет, нет. Пришла бы ему в голову эта мысль, не влей он в себя три унции
пятнадцатиградусной "пурпурной страсти"? Нет. Нельзя.
     Ну а если взять бутылку и швырнуть ее,  одновременно  предприняв  флеш?
Противнику придется пригнуться, и это он утратит равновесие.
     Бертон остановился рядом с винной бутылкой. Де  Бержерак  ждал.  Бертон
разжал левую руку и вздохнул. Француз с улыбкой отвесил ему легкий поклон.
     - Мои поздравления, мсье. Я надеялся, что вы не поддадитесь искушению и
не прибегнете к бесчестному приему. Это разногласие должно  улаживать  одной
лишь шпагой. Я салютую вам за то, что  вы  это  понимаете.  И  салютую,  как
лучшему  противнику  из  всех,  что  мне  встречались,  а  встречались   мне
сильнейшие из сильных. Как это прискорбно, какая это жалость, что  при  этой
дуэли, великолепнейшей дуэли всех времен и мест, присутствуем  только  мы  с
вами.  Какая  драма!  Нет,  не  драма  -  трагедия,  величайшая  потеря  для
человечества!
     Бертон  заметил,  что  француз  стал  говорить   несколько   бессвязно.
Следовало ожидать. Или он,  хитрец,  преувеличивает  свое  опьянение,  чтобы
усыпить бдительность Бертона?
     - В принципе я с вами согласен, - сказал Бертон, - и благодарю  вас  за
комплименты. Я тоже должен сказать, что вы - лучший фехтовальщик, которого я
встречал. Однако, мсье, незадолго до этого вы намекнули на мое  красноречие.
Так вот, если в фехтовании мы и равны, то в умении трепать  языком  вы  меня
превосходите.
     - Языком я орудую столь же легко, сколь и шпагой, - улыбнулся  француз.
- Мои  читатели  и  мои  слушатели  получали  не  меньше  удовольствия,  чем
свидетели моих поединков. Я  забыл  о  вашей  англосаксонской  сдержанности,
мсье. Пусть же за меня впредь говорит моя шпага.
     - Пусть. Защищайтесь!
     Шпаги скрестились снова - атака, отражение,  рипост,  контррипост.  Оба
были безупречны в точности дистанции, в ритме, в  расчете,  в  тактике  и  в
координации.
     Усталость и хмель одолевали Бертона - он знал, что из-за  них  движется
медленнее и глазомер у него уже не тот. Однако противник  должен  испытывать
то же, если не в большей степени.
     И вот, когда Бертон отразил выпад, направленный в его  левое  плечо,  и
ответил выпадом, метящим в живот Бержераку, он увидел  что-то  на  пороге  у
главной лестницы. Бертон отскочил назад и крикнул:
     - Стойте!
     Де Бержерак, видя, что Бертон  смотрит  ему  за  спину,  тоже  отскочил
подальше, чтобы не быть застигнутым врасплох. И увидел воду, тонкой струйкой
текущую через порог.
     - Итак, мсье Бертон, - сказал он, тяжело  дыша,  -  вода  поднялась  до
нашей палубы. Времени у нас немного. Пора заканчивать, да поскорее.
     Бертон очень устал и с трудом переводил дух - его точно  ножами  кололи
под ребра.
     Он подступил к французу, собравшись атаковать с разбега. Но де Бержерак
опередил его и ринулся вперед, невесть  откуда  почерпнув  энергию  в  своем
щуплом теле. Возможно, он наконец-то заметил брешь в  защите  "Бертона.  Или
решил, что его противник обессилел больше, чем он сам.
     Как бы там ни было, он просчитался. Точнее, расчет его был, возможно, и
верен, но Бертон вдруг понял - по телесному языку Бержерака,  по  сокращению
некоторых мускулов, по легкому прищуру глаз, - что намерен сделать  француз.
Понял еще и потому, что сам готовился к тому же и  подавлял  сигналы  своего
тела, чтобы не выдать себя.
     Де Бержерак бросился вперед, стараясь отжать в сторону  шпагу  Бертона.
Этот прием иногда использовался при внезапных атаках и мог бы удаться,  если
бы Бертон не ждал его, если бы Бертон, так сказать,  не  видел  перед  собой
своего зеркального отражения, выполняющего тот же маневр.
     Для успешного  флеша  требуется  внезапность,  быстрота  и  преодоление
защиты противника. Быстрота у Бержерака была, но внезапности не  получилось,
поэтому защиту преодолеть он не смог.
     Знающий зритель отметил бы, что де Бержерак  пользуется  преимуществом.
Он держался прямее Бертона, рука его была выше, что позволяло более  сильной
половине его клинка, от эфеса до середины, отвести в  сторону  более  слабую
половину клинка Бертона - от середины до острия.
     Но Бертон подставил верхнюю часть шпаги, сбил шпагу де Бержерака вниз и
тут же пронзил противнику левое плечо.  Лицо  де  Бержерака  в  не  покрытых
копотью местах сделалось серым, но шпаги он не выпустил. Бертон мог бы убить
его в тот момент.
     Бержерак в шоке, покачиваясь, все же нашел в себе силы улыбнуться.
     - Первая кровь за вами, мсье. Вы победили. Я  признаю,  что  победа  за
вами, однако не стыжусь...
     - Позвольте мне помочь вам, - сказал Бертон, и тут кто-то из-за  порога
выстрелил из пистолета.
     Бержерак споткнулся и тяжело упал лицом вниз. Пуля попали ему  в  спину
около поясницы.
     Бертон взглянул в сторону двери.
     Там стояла Алиса с дымящимся пистолетом в руке.
     - Боже! - вскрикнул Бертон. - Зачем ты это сделала, Алиса?
     Алиса бросилась к нему, шлепая по  воде.  Бертон  присел  и  перевернул
француза, положив его голову себе на колени. Алиса стала рядом.
     - В чем дело? Ведь это же враг?
     - Да, но он только что сдался. Знаешь, кто это? Сирано де Бержерак!
     - О Господи!
     Де Бержерак открыл глаза и взглянул на Алису:
     -  Вам  следовало  бы  сначала  выяснить,  как  обстоят  дела,   мадам.
Впрочем... люди так редко дают себе этот труд.
     Вода быстро прибывала, и палуба  перекашивалась  -  этак  де  Бержерака
скоро покроет с головой. Он закрыл глаза и открыл их снова.
     - Бертон?
     - Да?
     - Теперь я вспомнил. Как же глупы  мы  были  оба.  Ведь  вы  тот  самый
Бертон... Клеменс говорил, что вас... завербовал этик.
     - Да.
     - Зачем же мы... тогда дрались? Я... слишком поздно вспомнил .  нам  ..
следовало бы отправиться... в башню... вместе. Теперь... я...
     Бертон наклонился, чтобы расслышать угасающий голос.
     - Что вы говорите?
     - ...ненавидел войну... и гл