ить о прощении! Ну и  пусть  толкует  о  нем  хоть  до
Судного дня - его дело! От проповедей еще никому  вреда  не  бывало,  бывает
даже и польза - если охота вздремнуть.
     Но я не затем проделал такой путь, преодолев  все  трудности,  душевные
муки и измены, чтобы погладить Иоанна по  головке  и  признать,  что  он,  в
сущности, хороший мальчик, несмотря на все свои пакости - а потом поцеловать
его и помириться.
     "Ты, Иоанн, потрудился на славу, чтобы  уберечь  мой  пароход  от  всех
злодеев-грабителей, что пытались отнять у тебя столь дорого доставшееся тебе
судно. Какого черта, Иоанн - я ненавидел, презирал и проклинал тебя, но  все
это в прошлом. Я не злопамятен - я добродушный простачок".
     - Черта с два! - взревел Клеменс. - Я потоплю его пароход, который  так
любил когда-то! Теперь он мне не нужен! Иоанн обесчестил  его,  превратил  в
бордель, провонял его! Я потоплю его, чтобы не видеть больше. И так ли, этак
ли, но избавлю мир от Иоанна Безземельного. Когда я покончу с ним, он станет
Иоанном Бездыханным!
     - Мы надеялись, - сказал Герман, - что после стольких лет -  через  два
поколения, как считали раньше - ваша ненависть остыла, а то и угасла совсем.
     - Еще бы, - саркастически отозвался Клеменс.  -  Бывали  такие  минуты,
дни, недели, месяцы, да что там - и годы, когда я не  думал  об  Иоанне.  Но
когда я уставал от бесконечного странствия по Реке и мне хотелось  сойти  на
берег и остаться там, чтобы отдохнуть от шума колес, от всей этой рутины, от
трехразовой ежедневной подзарядки Граалей и батацитора,  от  вечных  споров,
которые надо улаживать, и вопросов, которые надо решать,  когда  мое  сердце
останавливалось при виде женщин, похожих на мою любимую Ливи, или Сюзи,  или
Джин, или Клару - но это были не они... Тогда  я,  невыразимо  усталый,  уже
готов был сказать: "Принимай судно, Сирано, а я  сойду  на  берег,  отдохну,
развлекусь и позабуду об этом прекрасном чудовище - уведи его вверх по  Реке
и не приводи обратно..." И вот тут я вспоминал об  Иоанне,  о  том,  что  он
сделал со мной, и о том, что я сделаю с ним.
     И я, собравшись с  силами,  кричал:  "Вперед  без  страха  и  сомненья!
Вперед, пока не схватим Иоанна-злодея и не отправим его на дно Реки!"  Мысль
о моем долге и самое горячее мое  желание  -  услышать,  как  будет  визжать
Иоанн, прежде  чем  я  сверну  ему  шею  -  вот  что  поддерживало  меня  на
протяжении, как вы изволили выразиться, двух поколений!
     - Мне грустно это слышать, - только и сказал Герман.
     Продолжать разговор на эту тему было бесполезно".

        "ГЛАВА 25"

     Бертон, снова мучаясь проклятой бессонницей, тихо вышел из каюты. Алиса
не проснулась. Он прошел тускло освещенным коридором с техасской  палубы  на
летную. Туман подбирался к палубе "Б". Палубу "А"  уже  затопило.  Небо  над
головой сияло звездами, но с запада быстро надвигались тучи. Небо здесь было
узким - его закрывали горы по обе стороны  долины.  "Рекс"  стоял  в  заливе
двумя милями выше ущелья,  но  долина  тут  была  немногим  шире.  Холодное,
мрачное, наводящее тоску место. Иоанну стоило трудов поддерживать в  команде
боевой дух.
     Бертон зевнул, потянулся и подумал, не закурить ли ему сигарету, а то и
сигару. Черт бы драл эту бессонницу! За шестьдесят лет  жизни  в  этом  мире
пора бы научиться бороться с этим бедствием, от которого  он  пятьдесят  лет
страдал на Земле. (Ему было девятнадцать, когда его  поразил  этот  страшный
недуг.)
     Ему предлагали множество способов излечиться. У  индусов  дюжина  таких
средств, у мусульман не меньше. У диких племен  Танганьики  существуют  свои
испытанные методы. Да и в этом мире  он  уже  перепробовал  с  десяток.  Hyp
эль-Музафир,  суфи,  обучил  его  методике,  которая   оказалась   несколько
поэффективнее прочих. Но за три года, продвигаясь  на  дюйм-другой  ночь  за
ночью, старая ведьма-бессонница вновь отвоевала свой плацдарм. Порой  Бертон
почитал себя счастливцем, если ему удавалось проспать две ночи из семи.
     - Ты мог бы победить бессонницу, - сказал ему Hyp, - если бы знал,  что
ее вызывает. Бороться нужно с первопричиной.
     - Да. Знай я, в чем она, первопричина, и как ее искоренить -  я  бы  не
только бессонницу победил, но и весь мир в придачу.
     - Сначала тебе нужно победить самого себя. Но когда это произойдет,  ты
увидишь, что завоевывать мир не стоит.
     Двое часовых у заднего входа на техаску двинулись в обход по полутемной
летной палубе, сошлись на  середине,  отсалютовали  винтовками  друг  другу,
повернулись, снова  зашагали  в  конец  палубы,  повернулись  и  начали  все
сначала.
     Здесь несли свой четырехчасовой караул  Том  Микс  и  Грапшинк.  Бертон
заговорил с ними без опаски, зная, что в передней  части  техаски  есть  еще
двое часовых, двое в рубке и еще множество по всему пароходу.  После  налета
Клеменса Иоанн по ночам ставил часовых везде.
     Бертон поболтал немного с Грапшинком,  американским  индейцем,  на  его
родном языке, желая выучить и этот. Том  Микс  внес  свой  вклад,  рассказав
сальный анекдот. Все посмеялись, а Бертон сказал, что слышал другую версию в
эфиопском городе Хараре. Грапшинк сознался, что и он слышал  нечто  подобное
на Земле - а было это за тридцать тысяч лет до Рождества Христова.
     Бертон сказал, что проверит другие посты, спустился на  главную  палубу
"Б" и пошел на корму. Проходя мимо светлого пятна в тумане, он краем  левого
глаза уловил какое-то движение. Не успел он обернуться, как получил удар  по
голове.
     Очнулся он, лежа на спине и  глядя  в  туман.  Выли  сирены,  некоторые
совсем близко. Затылок страшно болел.  Бертон  ощупал  шишку,  поморщился  и
поскорей убрал руку. Шатаясь, он поднялся на ноги и  увидел,  что  по  всему
пароходу зажглись огни. Люди с криками пробегали мимо. Кто-то остановился  -
это была Алиса.
     - Что случилось? - крикнула она.
     - Я знаю только, что меня кто-то оглушил. - И он двинулся  на  нос,  но
принужден был ухватиться за стенку.
     - Пойдем, я отведу тебя в лазарет.
     - К черту лазарет! Веди меня в рубку. Надо доложить королю.
     - С ума сошел. А если у тебя контузия или череп  поврежден?  Тебе  даже
ходить нельзя. Нужно лечь на носилки.
     - Чепуха, - буркнул он и заковылял дальше.
     Она заставила его опереться на нее,  и  они  вместе  зашагали  на  нос.
Бертон слышал, как поднимают якоря и скрежещут  цепи  в  клюзах.  У  паровых
пулеметов и ракетных установок выстроились расчеты. г
     - Что случилось? - спросила у кого-то Алиса.
     - Не знаю! Говорят, большой катер увели. Вверх по Реке.
     Тогда, подумал Бертон, меня огрел тот, кто стоял на стреме.
     Он был уверен,  что  кражу  совершили  свои  же.  Вряд  ли  кто-то  мог
пробраться на борт незамеченным. Со времен  налета  по  ночам  здесь  всегда
работают сонары, радар, инфракрасные  детекторы.  Операторы  не  смеют  глаз
сомкнуть. Последнего, кто уснул на посту десять лет назад,  скинули  в  Реку
через две минуты после разоблачения.
     В рубке Бертону пришлось подождать, пока король  найдет  минуту  и  для
него. Выслушав доклад о происшедшем, Иоанн не проявил  никакого  сочувствия:
он был вне себя, бранился, отдавал приказы, топотал по рубке.
     - Ступай в лазарет, Гвалхгвинн, - велел он. - Если доктор  сочтет  тебя
негодным для службы, пусть тебя заменит Демагтс. Все  равно  от  десантников
теперь толку чуть. -
     - Да, сир, - сказал Бертон и отправился в госпиталь на палубе "В".
     Доктор Дойл просветил ему череп рентгеном, очистил и перевязал рану  на
голове и велел полежать.
     - Ни контузии, ни трещины нет. Нужен только покой.
     Бертон лег. Вскоре в динамиках раздался голос  Струбвелла.  Отсутствует
двенадцать человек: семеро мужчин и пятеро женщин.
     Тут  включился  Иоанн,  слишком  злой,  как  видно,   чтобы   позволить
перечислить их имена первому помощнику.  Трясущимся  голосом  он  аттестовал
пропавших как "неверных собак,  мятежных  свиней,  подлых  вонючих  хорьков,
трусливых шакалов и желтобрюхих гиен".
     - Прямо зверинец, - сказал Бертон Алисе.
     Последовал  список  имен.  Все  они  были  предполагаемые  агенты,  все
говорили, что жили после 1983 года.
     Иоанн считал, что они сбежали из страха перед боем.
     Не будь он так взбешен, он сообразил бы,  что  эти  двенадцать  не  раз
доказывали свое мужество на деле.
     Бертон-то знал, почему они сбежали. Они хотят  побыстрей  добраться  до
башни и не хотят участвовать в ненужном им бою. Поэтому они угнали  катер  и
несутся вверх по Реке со всей возможной скоростью. И надеются, конечно,  при
этом, что Иоанн не погонится за ними, опасаясь Клеменса.
     Иоанн действительно боялся, как бы "Внаем не сдается" не  прошел  через
пролив, пока "Рекс" будет гоняться за катером. Однако у часовых на тропе над
проливом была рация, и они сразу доложили бы,  если  бы  противник  вошел  в
ущелье. Но если "Рекс" уйдет слишком далеко вверх, он не  успеет  вернуться,
чтобы блокировать Клеменса.
     Учитывая все это, Иоанн все же решил рискнуть. Он  не  даст  дезертирам
уйти безнаказанно. Катер нужен ему для  боя.  Кроме  того,  королю  отчаянно
хочется догнать и покарать беглецов.
     В былые времена на Земле он велел бы их пытать. Он бы и  сейчас  охотно
предал их дыбе, колесу и огню, но знал, что его команда - большинство ее  во
всяком случае - такого варварства не потерпит.
     Ему позволят разве что расстрелять этих двенадцать, хотя  и  с  тяжелым
сердцем - надо же поддерживать дисциплину. Да и кража катера усугубила  вину
беглецов.
     Бертон застонал.
     - Что с тобой, милый? - спросила Алиса.
     - Ничего, уже прошло.
     Здесь были другие сестры, поэтому он не сказал ей  о  том,  что  только
сейчас пришло ему в голову: ведь  Струбвелл-то  остался  на  борту.  Почему?
Почему он не ушел с другими агентами?
     А Подебрад? Подебрад, чешский инженер, главный подозреваемый? Его  тоже
не было в списке.
     Вот еще один вопрос из тех многих, которые Бертон  задаст  когда-нибудь
схваченному агенту. Может, и не нужно ждать этого "когда-нибудь". Почему  бы
не пойти к Иоанну теперь же и не  сказать  ему  всю  правду?  Иоанн  посадит
Струбвелла и Подебрада под замок и подвергнет их  допросу  без  всякого  там
крючкотворства и проволочек.
     Нет. Сейчас нельзя. Иоанн не успеет допросить их. Надо подождать,  пока
не кончится бой. Кроме того, эти двое могут просто покончить с собой.
     Пойдут ли они на это - теперь, когда воскрешений больше нет?
     Все возможно. Если жители долины больше не оживают, это еще не  значит,
что не оживают агенты. Они  могут  воскреснуть  далеко  отсюда,  в  обширных
подземельях башни.
     Но Бертон в это не верил. Если бы агенты воскресали там, они  сразу  бы
прибегли к самоубийству, а не садились бы на колесный пароход, чтобы доехать
до башни.
     Бертон  собирался,  если  переживет  бой  вместе   со   Струбвеллом   и
Подебрадом, захватить их врасплох и оглушить, не дав им  включить  мысленный
код, выпускающий яд из черного шарика в мозгу - а когда они начнут приходить
в себя, гипнотизировать их.
     Все это хорошо. Но пока остается вопрос: почему те двенадцать  сбежали,
а эти двое остались?
     Не для того ли, чтобы совершить диверсию в случае, если Иоанн погонится
за беглецами?
     Похоже, это единственное объяснение.  Значит,  надо  идти  к  Иоанну  и
разоблачать их.
     Но поверит ли ему Иоанн? Не подумает ли, что удар  по  голове  повредил
Бертону мозги?
     Возможно - но он поверит, когда  Бертон  призовет  в  свидетели  Алису,
Казза, Лоху, Фрайгейта, Нура, Лондона и Умслопогааса.
     К тому  времени,  однако,  Струбвелл  и  Подебрад  могут  догадаться  о
происходящем и скрыться. Хуже того, они могут взорвать пароход - или что они
там еще замышляют.
     Бертон  поманил  пальцем  Алису  и  тихо   велел   ей   передать   Нуру
эль-Музафиру, чтобы тот приставил кого-нибудь из их  группы  к  Подебраду  в
котельной и к Струбвеллу в рубке. При подозрительных  действиях,  угрожающих
судну, подозреваемых  следует  оглушить  ударом  по  голове.  А  если  такой
возможности не представится, то застрелить их или заколоть.
     - Но почему? - округлила глаза Алиса.
     - После объясню! - рявкнул Бертон - Иди, не то поздно будет!
     Hyp поймет, что означает этот приказ. И постарается его  выполнить.  Не
так-то легко будет послать кого-то в котельную и в рубку. Сейчас  все  стоят
на своих местах. Уйти с поста без разрешения было бы  тяжким  преступлением.
Нуру придется придумать что-нибудь, и быстро.
     - Есть! - сказал вдруг Бертон. И соединился по госпитальному телефону с
рубкой. Связист хотел позвать Струбвелла, но Бертон настоял на  разговоре  с
королем. Иоанн, придя в большое раздражение, все же внял просьбе  Бертона  и
спустился в наблюдательную. Там он отключил связь с рубкой - теперь их никто
не услышит, если на линии нет подслушивающих "жучков".
     - Сир, - сказал Бертон, - вот что я думаю. А вдруг  дезертиры  заложили
бомбу где-то на пароходе? Если они увидят, что мы их  вот-вот  схватим,  они
передадут по радио кодированный сигнал, и бомба взорвется.
     Иоанн помолчал и спросил голосом чуть выше обычного:
     - Думаешь, такая возможность есть?
     - Если я додумался до этого, почему не могли додуматься они?
     - Я сейчас же объявлю поиск. Если ты в силах, присоединяйся.
     Иоанн  повесил  трубку.  Минутой  позже  в  динамиках  загремел   голос
Струбвелла, приказывающего обследовать каждый дюйм судна на предмет взрывных
устройств. Офицерам предписывалось немедленно организовать поисковые партии.
Струбвелл назначил каждому свой участок.
     Бертон улыбнулся. Вот и не пришлось ничего открывать  Иоанну;  пусть-ка
теперь Струбвелл с Подебрадом займутся  поиском  тех  самых  бомб,  которые,
возможно, сами же и заложили.

        "ГЛАВА 26"

     Бертон вышел из лазарета.  Поскольку  ему  не  назначили  определенного
сектора,  он  решил  действовать  в  качестве  вольного  стрелка:  пойти  на
котельную палубу и обследовать машинное отделение и склады боеприпасов.
     Спускаясь по лестнице на палубу,  он  услышал  пистолетную  стрельбу  и
крики. Шум, похоже, доносился снизу, и Бертон заспешил, морщась от  боли  на
каждой ступеньке. На середине палубы "А"  у  борта  толпился  народ.  Бертон
подошел и стал проталкиваться к предмету всеобщего внимания.
     Это был смазчик Джеймс Маккенна. Он  лежал  на  боку,  с  пистолетом  у
раскрытой руки. В голове у него торчал томагавк.
     Огромный ирокез Дойийи вышел вперед, нагнулся и выдернул томагавк.
     - Он стрелял в меня, но промахнулся, - сказал он.
     Королю следовало бы отдавать приказы лично, а не  по  селектору.  Тогда
Маккенну, возможно, поймали бы с поличным, когда он прилаживал десять фунтов
пластиковой взрывчатки к корпусу в темном углу машинного отделения. Впрочем,
какая разница Маккенна  ушел  оттуда,  как  только  услышал  по  радио,  что
объявлен поиск. Он сохранял хладнокровие и вел себя как ни в чем не  бывало.
Но помощник электрика заметил его и окликнул, и тогда Маккенна  выстрелил  в
него. Потом побежал и убил двоих, мужчину и женщину, стараясь  прорваться  к
борту. Поисковая партия, бегущая в  его  сторону,  обстреляла  его,  но  без
успеха. Маккенна ранил еще одного, но в Дойийи  не  попал.  Теперь  Маккенна
лежал мертвый и уже не мог сказать, почему пытался взорвать пароход.
     Король Иоанн спустился посмотреть на бомбу. К запалу были  присоединены
проводами часы и блок взрывчатки. Стрелка стояла на десяти - через  двадцать
минут произошел бы взрыв.
     - Этого хватило бы, чтобы проделать дыру шире, чем весь правый борт,  -
весело сказал эксперт-взрывник. - Прикажете убрать, сир?
     - Да, и немедленно, - спокойно ответил Иоанн. - Постой. Ведь радио  при
ней нет?
     - Нет, ваше величество.
     - Странно. Ничего не понимаю, - нахмурился Иоанн.  -  Почему  дезертиры
поручили одному из своих заложить бомбу с часовым механизмом, если  ее  куда
проще взорвать по радио? А Маккенна мог  бы  уйти  с  ними,  не  подвергаясь
опасности. Бессмыслица какая-то.
     Бертон, примкнув к группе офицеров, сопровождавших Иоанна, молчал.
     Стоит ли раскрывать Иоанну глаза, если можно  назвать  раскрытием  глаз
то, что он, Бертон, скажет?
     Маккенна явился к ним сразу после  десанта  с  "Парсеваля",  вызвавшись
заменить одного из убитых. Теперь  Бертону  представлялось  очевидным  -  во
всяком случае, очень  возможным,  что  Маккенну  сбросили  на  парашюте  или
планере с борта "Парсеваля". Как это называли таких людей в двадцатом  веке?
Да... "пятая колонна". Клеменс заслал к ним своего человека в ожидании  того
дня, когда "Внаем не сдается" сойдется с "Рексом",  и  с  приказом  взорвать
судно, когда день настанет.
     Бертон не понимал одного - почему Клеменс приказал Маккенне  так  долго
ждать. Почему было не взорвать корабль при первом удобном случае? Зачем было
тянуть сорок лет? Существовала ведь возможность, что Маккенна,  сжившись  за
столько лет с "Рексом", перейдет на сторону врага. Он не имел никакой  связи
с "Внаем не сдается" - трудно хранить верность тем, кто существует только  в
воспоминаниях.
     Но, возможно, Клеменс об этом не подумал.
     Странно. Всякому, кто читал книги Клеменса, известно, какой  он  тонкий
психолог.
     Тогда, быть может, Клеменс приказал Маккенне не уничтожать  "Рекс"  без
крайней на то необходимости?
     - Выкиньте эту дрянь в Реку, - сказал Иоанн, кивнув на труп.
     Так и сделали. Бертон не нашел предлога, чтобы попросить перенести тело
в морг. Там он мог бы вскрыть череп и посмотреть, нет  ли  в  мозгу  черного
шарика. Но теперь уж поздно. Теперь Маккенну вскроют рыбы.
     Как бы ни обстояли дела, для Маккенны все кончено. Поиск продолжался  -
одна  бомба  нашлась,  но  могли  быть  и  другие.  Через  некоторое   время
выяснилось, что на судне нет больше  взрывных  устройств  -  ни  внутри,  ни
снаружи. Водолазы обследовали каждый дюйм обшивки.
     Бертон подумал, что дезертирам, будь у них голова на плечах,  следовало
бы позаботиться о потоплении судна  перед  своим  отплытием.  Тогда  ни  сам
пароход, ни его авиация не смогли бы преследовать их. Но  они  агенты  и  не
выносят насилия, хотя и прибегают к нему в крайних случаях.
     И был один верный способ выяснить, кто такой Маккенна: агент этиков или
агент Клеменса.
     Одно, во всяком случае, ясно: Подебрад и Струбвелл - не диверсанты.
     Зачем же они тогда остались на борту?
     Бертон долго думал об этом и наконец воскликнул: "Ха!"
     Они остались  добровольно.  Вызвались  сами,  поскольку  на  "Внаем  не
сдается" есть один или несколько человек,  с  которыми  им  надо  связаться.
Друзья там плывут или враги, у этих двоих есть веская причина для встречи  с
ними. Поэтому они и приняли рискованное решение остаться на "Рексе" во время
боя. Если "Рекс" победит, что возможно - хотя  шансы,  казалось  бы,  против
него - и если эти двое выживут, им представится  случай  заполучить  любого,
кто плавал с Клеменсом.
     Но вот откуда они могут знать, что нужные им лица находятся  на  "Внаем
не сдается"?
     Возможно, у них имеется какая-то  тайная  техника  связи  -  Бертон  не
представлял себе, что это может быть.
     Он стал думать о дезертирах. Известно ли им о лодках в пещере на берегу
полярного моря и о двери у подножия башни?
     Он надеялся, что они не слышали рассказа Пахери. Насколько Бертону было
известно, только он, Алиса,  Фрайгейт,  Логу,  Hyp,  Лондон,  Микс,  Казз  и
Умслопогаас знали об открытии древних египтян. Во всяком случае,  здесь,  на
пароходе. За его пределами, конечно, полно  таких,  что  слышали  Пахери  из
первых рук, а также из вторых, третьих и четвертых.
     Но Икс, по всей  вероятности,  тоже  среди  дезертиров,  и  он  сообщит
агентам о тайном ходе.
     Хотя не обязательно. Икс, наверное, то