Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
щих. Питер встал следом за тремя мужчинами и
одной женщиной. Он внимательно прислушивался к задаваемым вопросам и
прикидывал, что же ему следует отвечать своим нанимателям.
30
Сидя на бамбуковом стуле и покуривая сигарету, Фриско Кид внимательно
осматривал Фригейта с ног до головы.
- Питер Джайрус Фригейт, э? Американец. Средний Запад. Правильно? Вы
смотритесь достаточно выносливым парнем. Когда-нибудь плавали?
- На Земле - немного, обычно на небольших судах по реке Иллинойс. Но
здесь - вполне достаточно: три года на катамаране и год - на двухмачтовой
шхуне вроде вашей.
Все это было совершеннейшим враньем. Ему удалось лишь три месяца
попутешествовать на паруснике; времени хватило лишь для того, чтобы
запомнить терминологию.
- Гмм... А что - эти суда ходили в короткое или долгое плавание?
- Некоторые - в долгое, - Фригейт обрадовался, что его не спросили о
разнице между шхуной и катамараном; моряки очень любили это выяснять. Для
Фригейта все, что плавало по реке, называлось лодкой; Фарингтон же был
истинным мореплавателем, хотя и лишенным здесь моря.
- В этих краях, - добавил Питер, - ветер обычно дует вверх по Реке.
Поэтому большей частью мы шли против ветра.
- Ну, некоторые ходят и по ветру, - отозвался Фарингтон.
- Что вас заставляет наниматься на судно? - спросил Райдер.
- Я по горло сыт здешней жизнью. Мне больше невмоготу это монотонное
существование. Я...
- Но на судне не легче, вы же прекрасно знаете, - прервал его
Фарингтон. - Теснота, скученность, людей мало, но со всеми нужно
уживаться. То же самое однообразие.
- Конечно, я понимаю. Но мне хотелось бы добраться до конца Реки.
Катамаран, на котором я плавал, сгорел, когда его команду пытались
захватить в рабство. Шхуну потопил речной дракон...
- Так. А капитаны этих двух судов? Кто они?
- Катамараном командовал француз, де Грасс. А капитаном шхуны был
сукин сын Ларсен, не то норвежец, не то датчанин. По-моему, на Земле он
занимался охотой на тюленей.
В том, что он сказал о Ларсене, не было ни слова правды, но надо
отбивать атаки Фарингтона. Тот улыбнулся, прищурился и медленно спросил:
- У Ларсена было прозвище - Волк?
Питер сохранял полную невозмутимость. Нет, он не попадет в эту
ловушку и не станет выкручиваться. Стоит Фарингтону уловить хоть малейшую
фальшь, он ни за что не возьмет его на судно.
- Нет, его прозвали Ублюдок. Ростом он был шести с половиной футов и
слишком темноволос для скандинава. А глаза у него черные, как у араба. Вы
его знали?
Фарингтон отмолчался. Он придавил в пепельнице сигарету и прикурил
другую.
- Владеете ли вы луком? - спросил Райдер.
- Конечно, я не Робин Гуд, но за двадцать секунд выпущу шесть стрел с
весьма приличной точностью. Я изучал это искусство два десятилетия. Не
стану выдавать себя за великого воина, однако я участвовал примерно в
сорока крупных операциях и множестве мелких. Четырежды тяжело ранен.
- Когда вы родились? - продолжал Райдер.
- В 1918 году.
Мартин Фарингтон посмотрел на своего помощника.
- Полагаю, в детстве вы посмотрели множество фильмов?
- Не больше других.
- А ваше образование?
- Я получил степень бакалавра по английской литературе, занимался
философией, но читал лишь временами, от случая к случаю. Боже, как я
всегда старался уклониться от чтения!
- Я тоже, - бросил Фарингтон.
Наступило молчание, и Райдер медленно произнес:
- Да, наши земные воспоминания с каждым днем тускнеют.
Это означало, что даже если Фригейт и видел Райдера в его фильмах, а
портреты Фарингтона на его книгах, он должен об этом забыть. Вопрос
капитана о его образовании, возможно, был связан с желанием иметь на судне
достойного собеседника. На Земле его товарищи по плаванию обычно являлись
людьми грубыми, необразованными и не могли разделять его духовных
интересов.
- Нам остается еще поговорить примерно с двадцатью претендентами, -
сказал Фарингтон, - а потом сделать выбор. Решение вы узнаете к вечеру.
Фригейту нестерпимо хотелось попасть на судно, но он боялся, что
излишняя настойчивость отпугнет капитана и его помощника. Они
странствовали под чужими именами, а потому осторожно подбирали людей. Чем
это было вызвано, он еще не понимал.
- Мы забыли еще кое о чем, - заметил Райдер. - На судне есть лишь
одно место, и вашу подругу мы принять не можем. Это вам подходит?
- Вполне.
- Попытайтесь закрутить роман с Абигайл, - посоветовал Райдер, - если
не имеете ничего против трех остальных ее поклонников и если, разумеется,
она вам понравится. Пока что она не проявляла слишком большой
неприступности.
- Абигайл - женщина привлекательная, - ответил Питер, - но она не в
моем вкусе.
- Может быть, в вашем вкусе Мустафа? - усмехнулся Фарингтон. - Во
всяком случае, сам он на вас посматривает.
Фригейт бросил взгляд на подмигнувшего ему турка и, вспыхнув,
отрезал:
- А это меня привлекает еще меньше!
- Тогда, чтобы избавиться от посягательств Бинса и Мустафы, дайте им
это понять. - Фарингтон заговорил серьезно. - Я - не гомик, хотя это
участь многих моряков. Любое судно - военное или торговое - змеиное гнездо
содомского греха. Эти двое - настоящие мужчины, но совершенно безразличны
к прекрасному полу. Они отличные моряки. Если вы уверены, что сумеете их
отвадить, мы оставим вас в списке претендентов. Но предупреждаю заранее,
на судне - никаких свар и грызни. Можете сводить счеты на берегу, и если
мы кого-то потеряем, вы прихватите любую бабенку, которая вам приглянется.
Но она обязательно должна быть хорошим матросом - на судне нет места для
балласта.
- Ну, если как следует приглядеться, то Абигайл выглядит вполне
заманчиво, - ответил на это Питер.
Все рассмеялись, и Фригейт отошел.
Вскоре он оказался возле причала, тянувшегося вдоль мелкой
искусственной бухты. Ее с большим трудом вырубили в плотном прибрежном
дерне и выложили по краям каменными глыбами. Обычно здесь стояли мелкие
суденышки и катамараны, но сейчас на воде покачивались два огромных плота,
предназначенных для охоты на речных драконов. Вдоль берега тянулся ряд
боевых каноэ, принимавших на борт до сорока человек, но служивших в
настоящее время рыболовецкими судами. Повсюду на Реке виднелось множество
малых и крупных лодок.
"Раззл-Даззл" не могла подойти к пирсу. Она стояла на якоре у входа в
бухту, за выступом огромных черных скал. Это было прекрасное, длинное и
низкое судно, построенное из дуба и сосны без единого металлического
гвоздя. Тонкие, но прочные паруса из шкуры речного дракона просвечивали на
солнце. На носу вздымалась фигура сирены с факелом в руке. Шхуна казалась
диковинной игрушкой. Как экипажу удалось сберечь ее? Большинство судов,
плавающих на дальние расстояния, рано или поздно становились добычей
мародеров.
Подгоняемый беспокойством, Питер вернулся к Фарингтону и Райдеру.
Переговоры шли полным ходом; около двух десятков мужчин и женщин
дожидались своей очереди. Если так пойдет дело, то на болтовню будет
потрачен весь день. Ничего не попишешь, придется идти домой.
Он заглянул в хижину; на его счастье, Ева еще не вернулась, и
Фригейту не пришлось с нею объясняться.
Сегодня утром его ждала рабочая смена на фабрике по производству
спирта. Прекрасный повод отвлечься от снедающих его мыслей! Фригейт
направился туда по тропинке, что извивалась меж холмов. Деревья редели,
хижин здесь почти не было. Поднявшись по склону самого высокого холма, он
остановился у подножия горы; скалистая стена круто вздымалась над ним на
высоту более трех тысяч футов. Сверху низвергался водопад, его прозрачные
чистые струи наполняли вырубленный в камне бассейн. В просторном сарае,
расположенном между бассейном и утесами, находилась фабрика.
Фригейт миновал ее, поглядывая на множество перегонных аппаратов из
стекла и бамбуковых трубок. Здесь стояла нестерпимая жара, от
невыветрившегося запаха спирта было трудно дышать. Поднявшись выше, к
поросшим лишайником склонам, Питер подошел к мастеру, чтобы получить
скребок и разграфленную сосновую планку, на которой были выжжены его
инициалы. На ней отмечались отработанные дни.
- Скоро будем скрести камень деревяшками, - угрюмо пробурчал мастер.
- Сланец и кремень придется оставить для оружия.
Да, запасы кремня истощались. В долине Реки развитие техники шло в
обратном направлении: от каменного века к деревянному. Человечество
повернуло вспять.
Фригейт подумал, сумеет ли он вывезти отсюда свое оружие с кремневыми
наконечниками. Если его возьмут на шхуну, то по законам страны кремень
нужно сдать.
Пару часов он усердно трудился, соскребая зеленовато-серые стебли с
каменистой почвы и складывая их в бамбуковые корзины. Другие рабочие
спускали их вниз и опрокидывали содержимое в чаны. К полудню они прервали
работу; близилось время обеда. Прежде чем спуститься вниз, Фригейт бросил
взгляд на берег - там виднелся белый корпус шхуны, залитый солнечным
светом.
Нет, ни за что на свете он не упустит такого случая!
Питер направился в хижину. Она была пуста. Ева пока не вернулась, и
он вновь поспешил к берегу. За время его отсутствия очередь не стала
короче. Он прошел до края равнины, где у подножий холмов короткую жесткую
траву внезапно сменяли непролазные заросли. Кто провел эту демаркационную
линию? Казалось, земля на склонах холмов ничем не отличается от почвы
низины, но на возвышенностях трава доходила ему до груди.
В полумиле от причала находилось стрельбище. Минут тридцать Фригейт
стрелял из лука в травяную мишень, торчавшую на бамбуковом треножнике,
затем перешел на гимнастическую площадку. Он сделал несколько коротких
пробежек, потом долго прыгал и почти два часа упражнялся в каратэ и дзюдо.
В конце концов, он совершенно выбился из сил, но зато вновь обрел
уверенность и вкус к жизни. Его юное тело не знало, что такое ревматизм,
ожирение, одышка; тут он избавился от всех болезней, что мучили его на
Земле в зрелые годы.
В прошлой жизни с тридцати семи лет и до пятидесяти он просидел за
столом. Кабинетная работа почти прикончила его. Зря он расстался с местом
на сталеплавильном заводе. Труд там был монотонным и нелегким, но он
хорошо переносил жару и тяжелые нагрузки. Его мозг непрерывно генерировал
новые сюжеты, он мог писать целыми ночами. Но стоило ему бросить завод и
плотно усесться за письменный стол, как он начал пить. После восьми часов
выстукивания на пишущей машинке проще всего было просидеть весь вечер
перед телевизором, потягивая бурбон или виски. Воистину, телевизор - это
худшее, что изобрело человечество в двадцатом веке, если не считать
атомную бомбу и демографический взрыв! Он понимал это, и все же не мог
оторваться от дурацкого ящика, торчал перед ним, как замороженный.
31
Вытирая с лица пот, Фригейт быстро спускался к Реке. Он миновал
пустынный участок побережья и вышел к причалу, где протолкался до обеда,
болтая со знакомыми. В толпе ему встретились два матроса с судна; там все
еще шли переговоры. Когда же, наконец, кончится эта очередь?
В назначенный час Фарингтон встал и громко объявил, что прием
окончен. В очереди зашумели, но капитан остался непреклонен. К нему
подошел глава Руритании "барон" Томас Буллит с помощниками. Буллит не
удостоился большой славы на Земле. В 1775 году он исследовал водопады на
реке Огайо в Кентукки - вблизи тех мест, где позднее вырос Луисвилл; потом
его имя забылось. С Буллитом пришел его помощник Пауль Байс, датчанин
шестнадцатого века. Согласно обычаю, они пригласили команду "Раззл-Даззл"
на вечеринку, устраиваемую в честь прибытия судна. Повсюду на Реке люди с
удовольствием принимали путников, приносивших свежие новости, слухи и
занятные истории - лучшую плату за гостеприимство.
Фарингтон принял приглашение, но заметил, что четверо членов экипажа
останутся охранять судно. Вслед за толпой Фригейт направился к площадке с
навесной крышей - местной ратуше. Фарингтон и Текс стояли в окружении
власть имущих, болтая с их женами. Питер не был приобщен к избранному
кругу, но знал, что позже строгий этикет нарушится - виски и вино уравняют
всех. Он занял очередь за спиртным и тут увидел свою подругу.
Ева Беллингтон стояла неподалеку от него. Она была высокой,
черноволосой и голубоглазой женщиной - типичной красавицей из южных
штатов. Ева родилась в 1850 году и умерла, не дожив лишь двух лет до
своего столетия. Ее отец, богатый помещик-южанин, в годы войны служил в
кавалерии Конфедерации в звании майора. Во время похода Шермана на
Джорджию их плантация сгорела, и Беллингтон разорился. Он уехал в
Калифорнию и стал там компаньоном богатого судовладельца. Ева вновь жила в
достатке, но вскоре отец бросил семью - чего она не могла простить ему
никогда.
Женщины поселились у брата отца, красивого мужчины лишь на десять лет
старше своей племянницы. Когда Еве стукнуло пятнадцать, он изнасиловал
девушку - правда, как она сама признавалась, без большого сопротивления с
ее стороны. Мать, узнав о беременности дочери, выстрелила в насильника,
целясь в гениталии. Он прожил евнухом несколько лет в тюрьме и там же
скончался.
Стыдясь огласки, миссис Беллингтон переехала в Ричмонд, где ее нашел
раскаявшийся муж. Сын Евы, которого она обожала, вырос красивым и стройным
малым. После жесточайшей ссоры с дедом, он покинул Ричмонд и отправился на
Запад в поисках удачи. Последнюю весточку от него Ева получила из
Силвер-Сити; затем он пропал навсегда - во всяком случае, ни одно сыскное
агентство не смогло обнаружить его следов. Вскоре миссис Беллингтон
погибла при пожаре, а отец Евы, пытавшийся спасти ее, тут же умер от
сердечного приступа. Ее первый муж скончался от холеры вскоре после этого
несчастья. К пятидесяти годам она потеряла двух супругов и семерых из
десяти детей. Если бы Маргарет Митчел и Уильям Тенесси сочинили в
соавторстве роман, то вполне могли бы выбрать ее своей героиней. Питер
часто повторял эту шутку, но Ева не находила ее забавной.
За семь лет жизни в долине Ева избавилась от презрения к неграм и
ненависти к северянам. Она даже полюбила одного из мерзких янки, однако
Пит, дабы не подвергать ее любовь излишним испытаниям, воздерживался от
рассказа о своем прадеде, участнике "подлого" марша Шермана.
Получив свою порцию спиртного, он направился к Еве, все еще стоявшей
в очереди. Питер спросил, где она пропадала целый день. Оказывается, ей
нужно было о многом подумать, и она отправилась прогуляться.
Предмет ее размышлений не был секретом для Фригейта - между ними
назревал разрыв; уже несколько месяцев они, внезапно охладев, все больше
отдалялись друг от друга. Питер тоже задумывался об их отношениях, но пока
не начинал решающего разговора.
Предупредив Еву, что они увидятся позже, он стал кружить около
Фарингтона. Райдер отправился танцевать; он лихо отплясывал с женой
Буллита и распевал во все горло.
Питер покорно ждал, пока капитан кончит рассказ о своих злоключениях
на золотых приисках Юкона в 1899 году. Поведав о потере нескольких зубов
от цинги, он перешел к более веселым подробностям. Наконец, Фригейту
удалось спросить:
- Мистер Фарингтон, вы пришли к какому-то решению?
На языке у капитана уже вертелась следующая история, и он недоуменно
моргнул покрасневшими веками.
- О-о! Да, да. Вас... ммм... зовут Фригейт, верно? Питер Фригейт.
Тот, что много читал. Да, у нас с Томом все решено. В конце вечеринки мы
объявим о своем выборе.
- Надеюсь, я вам подошел. Мне действительно очень хочется отправиться
с вами.
- Энтузиазм - весьма ценное качество, - отозвался Фарингтон, - но
опытность еще дороже. Нам нужен человек, в котором сочеталось бы и то, и
другое.
Питер глубоко вздохнул и с отчаянием произнес:
- Значит, меня отвергли. Ну, а если бы я был неграмотным, то что бы
вы сказали? Мне остается только пожалеть, что я такой, какой есть.
- Вам на самом деле это так важно? - улыбнулся капитан. - Но почему?
- Потому, что я хочу добраться до конца Реки.
- Вот как? И вы надеетесь найти там решение всех ваших проблем?
- "Мне не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить", - сказал
Фригейт. - Это слова одного из персонажей "Братьев Карамазовых"
Достоевского.
- Грандиозно! Я много слышал о Достоевском, но мне не довелось его
читать. Думаю, в мое время еще не было английских переводов его романов.
- Ницше утверждал, что русские романы многое открыли ему в
психологии, - добавил Питер.
- Э-э, Ницше? Вы хорошо его знаете?
- Я читал его на английском и на немецком... Он - великий поэт.
Немецкие философы писали обычно водянистой, размытой прозой; а читая
Шопенгауэра и добираясь до сути, рискуешь или заснуть или получить нервное
расстройство. Но Ницше - другое дело. "Человек - это мостик над пропастью,
лежащей между животным и сверхчеловеком", - процитировал он. - Возможно, я
что-то уже забыл; я читал "Так говорил Заратустра" черт знает когда...
Пожалуй, я готов поверить в эту концепцию, но сверхчеловека я понимаю
иначе, чем Ницше. Истинный сверхчеловек, мужчина или женщина - неважно, -
это личность, которая полностью реализовала свои возможности и живет по
законам добра, сострадания, любви. Личность, независимая в своих суждениях
и лишенная стадности. Только тогда это истинный и несгибаемый
сверхчеловек.
- Наверное, вы считаете воплощением идей Ницше роман Джека Лондона
"Морской волк"?
Питер на минуту замолк.
- А вы его разве читали?
- Неоднократно, - усмехнулся Фарингтон. - Так как же насчет Волка
Ларсена?
- Мне думается, что он - сверхчеловек скорее в понимании Лондона, чем
Ницше. Это воплощение его идеала. Ницше отпугнула бы жестокость Ларсена.
Помните, Лондон заставил его умереть от опухоли мозга - возможно, он хотел
внушить читателям мысль, что сверхчеловек Волк Ларсен изначально обречен.
Но Лондон явно переоценил способности литературных критиков - они просто
не заметили эту деталь. Кроме того, он показал человека - пусть,
сверхчеловека - сущностью которого являлось животное начало. Он - часть
Природы и, несмотря на свой ум, не может избежать воздействия своих
страстей. Он - животное, зверь, а потому и подвержен такой болезни, как
опухоль мозга. "Так рушится могущество".
- Однако, - продолжал Фригейт, - в Ларсене было и то, что ценил сам
автор. Лондон жил в жестоком мире и считал, что выжить в нем можно лишь с
помощью сверхжестокости. Но он был и провидцем. Изыскивая возможности для
людей вырваться из пропасти инферно, он видел выход в социализме и
надеялся, что в нем человечество обретет избавление от страданий. В то же
время, Лондон - крайний индивидуалист, и эта его особенность всегда
вступала в противоречие с идейными убеждениями. В конце концов, он утратил
веру в социализм - за что был осужден собственной дочерью в ее книге
воспоминаний [Джоан Лондон "Джек Лондон и его время", 1968 г., на русский
не переводилась].
- Этого я не знал, - задумчиво произнес Фарингтон. По-видимому, она
написала ее после моей смерти.