ой  теме  он  и  хотел
задержаться. Пожевав губу, промямлил:
   - Ну, если отягчающие обстоятельства: возраст  там,  повреждения,  особая
жестокость… И наказание подбирается соразмерное. Не  обязательно  же  каждый
раз умерщвлять?
   - Ладно, в теории просветил.  Может,  скажешь  теперь  по  существу?  Что
передать Грабарю - что вы не отрицаете участия?
   - Отрицаем, - решился наконец Хвощ. - Слово даю: мы тут  ни  при  чем.  А
слово мое…
   - Крепче гранита, знаю. Но вас пока не вычеркиваю - имей в виду.
   - Обижаешь, - нахмурился он. - Мы ж не шакалы, Предел чтим.
   Я все не мог отделаться от  ощущения,  будто  разговариваю  с  нормальным
человеком. Хвощ не казался ни грозным, ни даже  опасным.  Хороший  семьянин,
деток любит. Ну работа у него  такая  -  убивать.  Еще  один  карающий  меч,
палачик эдакий - ничего особенного. У нас же всякий труд почетен.
   - Меня еще не обсуждали в вашем трибунале? - полюбопытствовал я. - Чем  у
вас карается, к примеру, превышение необходимой обороны?
   - Да ну тебя! - совсем обиделся Хвощ. - За кого держишь нас?
   - За душегубов, - ответил я. - Одно дело - Защищаться, другое - карать. А
интересно, почем нынче правосудие?
   - В смысле?
   -  Сколько  нужно  заплатить,  чтобы   вы   отступили   от   правил?   За
ненормированные убийства особый тариф, да?
   - Думаешь, ты один честный? - кривя  губы,  спросил  он.  -  А  прочие  -
слякоть?
   Самое забавное, что примерно так  я  и  думал.  Хотя  на  дух  не  выношу
самозваных элитчиков. Боже, темны твои пути.
   - Может, вы и мстители, - выдал я под занавес, - однако уловимые -  помни
о том. Как бы и с вами не захотелось кому  свести  счеты.  Или  направить  к
великой цели. А может, ваш Совет уже поставили под контроль, ты не думал?
   Уезжал с пустыря я не в лучшем настрое: похоже,  и  эта  нить  никуда  не
ведет.  Для  поднятия  тонуса  включил  музыку.  Передо  мной,  на   дисплее
проигрывателя,  завораживающе   плясали   огненные   столбцы   спектрального
анализатора, но я  глядел  больше  по  сторонам.  Не  та  обстановка,  чтобы
расслабляться. Пожалуй, теперь пора потолковать с главным  подозреваемым.  А
где найти его, я знал и раньше.
   Новый  дворец  Калиды,  возведенный  совсем   недавно   посреди   старого
городского парка, подле затянутого ряской пруда, сильно смахивал  на  модель
египетской  пирамиды,  причем  изрядных  размеров.  И,  судя  по  сведениям,
собранным мною в разных местах, путь  к  здешним  покоям  тоже  лежал  через
лабиринт. Вообще здание смотрелось чудно  -  что  называется,  ни  окон,  ни
дверей.  За  исключением  единственной,  выходившей  к   нарядным   мосткам,
протянутым над прудом. Не мудрствуя лукаво, я сунулся прямо туда. Еще  вчера
мне это в голову бы не пришло.  Видно,  очень  разозлили  меня  ночью,  если
решился на такое. К тому ж и скафандр хотелось опробовать.
   В  вестибюле  меня  встречали,  и   прием   оказалась   теплым.   Четверо
сторожевиков  уже  околачивались  тут,  а  из  дверей   выскакивали   новые,
выстраиваясь в  полукруг.  Никто  тут  не  забивал  себе  голову  рыцарскими
бреднями -  они  бросились  на  меня  стаей,  пытаясь  смять  общей  массой,
ошеломить лавиной ударов. И  это  вполне  бы  им  удалось,  если  б  не  мой
скафандр. Пришлось включить усилители, чтоб выравнять силы и  добавить  себе
скорости. Сравняться в числе ударов, правда, не получилось, зато каждый  мой
стоил десятка их, пробивая брешь в окружившей  меня  живой  стене.  Конечно,
брешь тут же заделывали -  пока  хватало  резервов.  Я  ощущал  себя  то  ли
терминатором,  то  ли  робокопом,  настолько  превосходил  сейчас   среднего
человека. А мои противники не слишком выходили за норму, разве ярились сверх
меры.
   И в упорстве сторожевикам не  откажешь:  они  отступили  не  раньше,  чем
поредели вдвое. Уверясь, что силой  меня  не  остановить,  переключились  на
пальбу. Из-под просторных, как у заговорщиков, плащей  возникли  огнестрелы,
коротенькие, хищные, с  торчащими  рукоятями,  с  объемистыми  насадками  на
дулах. И почти сразу машинки пошли в ход.
   На такой дистанции приличный стрелок должен вколачивать пули как гвозди -
сторожевики  и  вколачивали,  проверяя  на  прочность  каждый   стык   моего
скафандра. Сколько я ни уворачивался, пули оказывались быстрей.  К  счастью,
латы держали исправно, подтверждая заверения производителей, - я ощущал лишь
тупые, хотя болезненные  толчки,  заставлявшие  меня  вздрагивать.  Поневоле
пришлось и мне включаться в пальбу. Вражины добивались  моей  смерти  -  тем
хуже для них. Но становиться с ними на одну доску я не, желал и  стрелял  по
ногам, оставляя  за  собой  раненых.  Может,  я  уступал  здешним  гардам  в
меткости, но угодить в спичечный коробок с пяти метров,  даже  и  навскидку,
вполне способен. А благодаря "стрекозам" я прекрасно "видел  поле",  замечая
каждого противника еще до того, как он вступал в  драку.  Я  продвигался  от
комнаты к комнате, укладывая одного за другим, и удивлялся: сколько  же  их!
Как и полагалось трусливому ничтожеству,  Калида  окружил  себя  не  лучшими
бойцами, зато многими.  Хорошо,  я  неуязвим,  точно  герой  боевика,  иначе
пробиваться пришлось  бы  куда  дольше,  а  Калида  тем  временем  успел  бы
улизнуть.
   Но, оказалось, он не  собирался  ударяться  в  бега,  а  поджидал  гостя,
рассевшись на возвышении, в вычурном кресле, - видимо, в  его  представлении
эта конструкция смахивала на  трон.  Вырядился  Калида  в  подобие  монарших
одежд, свободных и цветистых, - которые, впрочем, могли  сойти  за  домашний
костюм. В открытом вороте виднелась мягкая грудь, поросшая русым волосом,  -
и никаких признаков кольчуги. Вдобавок он был босой,  а  отросшие  ногти  на
пухлых пальцах отблескивали лаком. Наряд скорее подчеркивал дефекты сложения
-  дескать,  принимайте  меня,  какой  есть.  Это  мне,  чтоб  не   потерять
самоуважение, приходилось по миллиметру, год за годом,  наращивать  мускулы,
растягивать связки, удлинять кости. А Калида любил себя и таким: нескладным,
пузатеньким, сутулым - позавидуешь.
   Как человек чести, толстячок встречал меня один - если  не  считать  двух
слоноподобных истуканов, громоздившихся по обе его стороны и  упакованных  в
тяжелые доспехи. Они впрямь походили бы на статуи, если  бы  за  прозрачными
щитками не двигались зрачки, неотступно нацеленные на меня. Каждый сжимал  в
руках двуствольный убойник, заряжаемый и гранатами, - уж их я  не  хотел  бы
испытывать на себе. Хотя исполины и без гранат могли меня сокрушить - одного
я даже узнал, по свежим ссадинам. При том, что походили друг на друга, точно
// двойняшки. Инкубаторские, что ль?
   И сразу мне захотелось убраться отсюда. Если эта встреча  не  готовилась,
то я никогда не принимал гостей. Или то была  проверка  охраны  в  условиях,
максимально приближенных  к  боевым?  На  всякий  случай  я  решил  пока  не
удаляться от двери.
   - Не опоздал? - спросил у Калиды. - Прием еще не закончен? Сэ-эр!..
   Скривив губы, он взирал на меня, точно на блоху, хотя при его росте  даже
с пьедестала трудно глядеть  свысока.  Внешне-то  Калида  остался,  каким  я
помнил: низеньким, пухлым, с  невыразительным  щекастым  лицом,  обрамленным
шкиперской бородкой. Но в глазах появилась  пронзительность,  будто  он  уже
налился властью по брови и теперь изливал ее через взгляд. И зубы стали  как
у акулы, крупные да блестящие, - а ведь прежде гнили  через  один.  Он  даже
помолодел, хотя с последней нашей встречи прошло  немало  лет.  На  самом-то
деле звали его Игорь, и с имечком этим мне не везло с детства, будто на него
наложили проклятие.
   - Убивать пришел? - спросил Калида фальцетом  и  захихикал  довольно-таки
мерзко, словно желал утвердить меня в этом намерении. - Ведь ты не  состоишь
в гильдии - у тебя и права нет!
   - Назрела необходимость, - пояснил я сурово. - Уж извини.
   - Может, поговорим? - предложил он. - Не бойся, нам не помешают.
   - Если вздумал купить меня или запугать, не трать  слов.  И  про  трудное
детство не трынди - поздно тебя жалеть.
   Хамил я не от избытка смелости. Подобным типчикам  за  чужим  бесстрашием
чудится сила. Тут уж кто кого сильнее напугает.
   - Хочу просветить, - объявил Калида важно. ("Слушайте, слушайте!")  -  Но
сперва скажи, кто тебя науськал? Ты так стараешься мне напакостить!
   - Когда  "так  стараются",  делают  для  души,  -  пояснил  я.  -  А  кто
проплачивает, не твоего ума дело.
   - Будто я не знаю: Аскольд! Тогда зачем спрашивать?
   - А почему не Грабарь? - пустил наудачу. - Ты ж подстрелил его сынка!
   - Кто - я? - изумился толстячок с чрезмерной экспрессией.
   - Или я работаю на федералов - такое тебе не приходило в голову?  Откуда,
по-твоему, моя оснастка?
   Вот это Калиду проняло - оторопев, он даже захлопал ресницами.
   - Ведь ты методист, - возразил он неуверенно. - Все знают!
   - А вы - жмоты, - парировал я. - На вас разве заработаешь много?
   Я не слишком надеялся, что блеф сработает, но Калида вроде  бы  заглотнул
наживку.  Наверно,  высокое  покровительство  вполне   объясняло   ему   мое
нахальство.
   - Я ж говорил, - сказал он почти довольно, - нам есть что обсудить.
   Движением ладони главарь велел своим истуканам отступить к  самой  стене,
демонстрируя доверительность, и указал на креслице, притулившееся возле  его
пьедестала. Ага, щас! Не хватало мне сюрпризов с люками, распахивающимися  в
полу.
   - Не хочу скрывать: ты симпатичен мне, - произнес Калида.  -  Мне  вообще
нравятся люди, почитающие правила.
   - Еще бы, - поддакнул я. - Они ведь дают тебе такую фору!
   - Но ты сильно промахнулся, выбирая хозяина, -  продолжал  он,  будто  не
слыша. - Аскольду недолго осталось корчить из себя державного князя.  Грядут
перемены, после которых ему уготована скромная роль.
   Ну прямо мысли мои читает!.. Привалясь спиной к стене, я  приготовился  к
длинной лекции. Калида славился умением подолгу и со вкусом трепаться  ни  о
чем, но, может, теперь в его речах прибавилось смысла?
   Сперва-то, как и встарь, он излил  на  меня  немало  мутной  воды.  Затем
прорезалось новое - я даже стал вслушиваться.
   - Человечество вырождается, - убежденно вещал толстячок, будто  знал  это
по себе. - Оно сделалось  беззубым  и  бессильным,  разучилось  бороться  за
выживание. Требуется порода хищников, вожаков, чтобы встряхнуть это стадо. И
численность его пора сокращать, пока не разразился всеобщий  голод.  Или  за
дело не  принялась  старушка  Земля.  Знаешь,  что  делает  пес,  когда  ему
досаждают блохи? Неспроста ж последнее время так разгулялись стихии!
   Надо  ж,  и  этот  подвел  базу  под  свое  скотство.  А   замах   каков!
Человечество, никак не меньше.
   - Затем и устраиваешь свои шоу? - спросил я. - Чтоб выявить хищников.  Но
те пожирают скот, а вожаки ведут за собой. По-твоему, нет разницы?
   - Можно жрать слабых и больных, а прочих  гнать  на  сочные  пастбища,  -
осклабился Калида. - Пора, пора заняться селекцией! Для общего блага.
   - Может, начнем с тебя?
   - Думаешь, это я слабый? - Он снова ухмыльнулся, будто  рассчитывал  меня
крепко удивить.
   - Что больной - точно. Психушку давно не навещал?
   Вот теперь я действительно бил по больному: в юные  годы  Игорек  попадал
туда не однажды. До истоков я не докопался, но  подозревал,  что  причина  в
маменьке, слишком возлюбившей единственное чадо. Обычно на такие напоминания
психи реагируют бурно, но этот и бровью не повел.
   - А что, - заметил он радостно, - там собраны недурные  болванки.  Вон  и
Алмазин не брезгует!
   - Еще бы. Куда ж дерьму стекать, как не в клоаку?
   Калида энергично замотал головой, даже ладонью похлопал по локотнику: "Ты
не прав, Вася!" Он не научился еще говорить как Аскольд, веско и без  суеты,
и не пропитался могуществом, точно силой. Хотя  звонил  складно.  Ученый  же
человек - из универа выперли.
   - Не путай божий дар с…  тем  самым,  -  призвал  он.  -  Помянутые  мной
болванки не отходы, просто - иная порода. Так уж  ребята  устроены,  и  что?
Надо же быть терпимей!
   - К людоедам, что ль, к серийщикам? Не эти "болванки" ты разумеешь?
   - Как поется в известном шлягере: "Темные силы  нас…  нас!  -  подчеркнул
Калида, - злобно гнетут". То есть приходят-то они изнутри, и с  этим  ничего
не поделать. Думаешь, у "нашистов" в  штурмовиках  кто?  Такие  же  любители
убивать, хотя прикрылись пышными словесами. Уж про карателей не говорю.
   - То есть хищников ты собираешься набирать из маньяков?
   - А что маньяки? - вскинул он бровки. - Ну что? Из-за чего такой  шум,  я
не пойму! Самый удачливый из этих бедолаг за годы самоотверженных  стараний,
каждодневно рискуя жизнью, ухайдокает с полсотни бродяжек, шлюх либо  дурищ,
напрочь лишенных самосохранения, - и  все  стоят  на  ушах.  А  какой-нибудь
безмозглый фанатик взрывает квартал, разом отправляя на небеса  тысячи,  без
разбора полов, возрастов, достоинств, и  он  уже  борец  за  идею,  народный
мститель. И ведь сколько энергии уходит в пар! Где справедливость?  Да  если
маньяков должным  образом  организовать,  они  станут  полезнейшими  членами
общества, этакими селекционерами. Поискать же таких умельцев!  Если  угодно,
это защитный механизм  человечества,  направленный  против  перенаселения  и
деградации. Но до сих пор им лишь не хватало хозяина.
   - И ты решил заполнить вакансию, - предположил я. -  Хотя  погоди…  Ты  ж
имел в виду жизненную энергию, да? Как раз ту, какой питаются маньяки.  Ведь
все они "рабы лампы", то есть Голода.
   - Вот-вот, и стоит получить над "лампой" контроль, - подхватил толстячок,
одобрительно кивая, - как весь урожай, который  они  собирают  по  губернии,
станет стекаться сюда. -  Калида  ткнул  пальцем  вниз,  едва  не  угодив  в
причинное место. - Конечно, за вычетом расходов на собственную подпитку.
   - Осталось завладеть "лампой". И как обстряпаешь это?
   - А догадайся! - хитренько улыбаясь, предложил он. - Условия задачки тебе
известны.
   Но я-то видел, как невтерпеж Калиде поделиться знанием. Следовало  только
дать ему хороший разгон.
   - Судя по способности серийщиков аккумулировать чужую энергию, - начал я,
- они подключаются к жертвам некими каналами. Вдобавок многие из этих психов
"слышат голоса"… то есть  контактируют  еще  с  кем-то.  Похоже  на  зачатки
телепатии.
   - Их беда, что они не могут сохранить  свою  жизнесилу,  -  не  выдержав,
вступил Калида, - а потому  вынуждены  забирать  у  других.  Серийных  убийц
величают энерговампирами, но скорее они проводники. Потому что кто-то,  куда
более могущественный, откачивает у  них  энергию,  впечатления  -  отсюда  и
Голод. И сколь ни вылавливай серийщиков, их не  станет  меньше,  потому  что
загвоздка-то не в них, а во Всадниках.
   - Выходит, и тут надо искать заказчиков? Как говаривал Геббельс: вы, мол,
убивайте там, не сомневайтесь, а все угрызения беру на себя.
   - Наш человек, - одобрил толстячок. - С размахом действовал.
   - Такой же урод, как прочая ваша шатая, - подтвердил я.  -  От  Адика  до
Йоси - сборище неполноценных. Небось и методы их тебе нравятся?
   Калида пожал женственными плечами:
   - Почти всем требуется плетка.
   - Эдак распугаешь вокруг всех.
   - "Распугаешь" - ха! Да их за уши от меня не - оттащишь. Настоящие  звери
жить не могут без плети.
   - Тут ты, наверно, прав. Я было подумал: речь о людях… И чем приманиваешь
предаторов?
   Толстячок вдруг визгливо гоготнул, захлебнувшись от ликования.
   - Может, я посланник Бога на Земле? - спросил он игриво.
   Глянув на него с брезгливостью, я возразил:
   - А я никого на Землю не посылал.
   Вообще это старая песнь Калиды, исполняемая уж не первый год.
   - Впрочем, суть в ином, - добавил он. - Наконец Бог вернулся на Землю.
   - Снизошел, что ль?
   - Скорее восходит, - поправил Калида с лукавой  ухмылкой,  будто  находил
радость в разбрасывании намеков.
   - Помнится, лет двенадцать назад ты уже предрекал пришествие.
   - Я ошибся лишь в сроке, -  с  жаром  возразил  толстячок.  -  Что  такое
десяток-другой годков в сравнении с вечностью!
   - Расскажи это пацанве, которой задурил тогда головы.
   - Я наставил их на Путь, -  снова  не  согласился  он.  -  Посмотри,  что
творится вокруг, - повальный  разврат.  Священнодействие,  ритуал  продления
рода они превратили в пошлое отправление потребностей, как еда  или  сон,  в
непотребные игрища, в похабщину.  Господи  помилуй,  они  даже  не  стыдятся
заниматься этим на людях, а партнерами обмениваются, точно дисками!..
   Теперь возразил я, больше из духа противоречия:
   -  Зачем  усложнять?  При  надежной  контрацепции   процесс   больше   не
ассоциируется с начальной целью. Источник удовольствия - и только. Чего  тут
стыдиться, что скрывать?
   - Потому и следует запретить контрацептивы! -  вскричал  Калида.  -  Люди
забыли настоящие чувства…
   - Имеешь в виду инстинкты?
   - И должны вернуться к истокам!
   - И плодить по штуке в год? - спросил я.  -  Больше  детишек,  хороших  и
разных, - на радость тебе и прочим педофилам. А  сам  не  желаешь  проходить
полжизни беременным? Из тебя вышла бы образцовая свиноматка.
   Откинувшись в кресле, Калида закинул ногу на ногу  и  покачал  в  воздухе
напедикюренным мягким копытом, уставясь на меня, точно гипнотизер. Но хоть я
и ощущаю взгляды как немногие, его "магнетизм" не оказывал на меня действия.
Уж этому не подвержен.
   - А если я все же пророк? - спросил он с той же хитрой усмешкой. - Может,
я один вижу Истину? И черпаю в ней Силу, и делюсь с апостолами!
   - Сколько их у тебя?
   - Двенадцать, как и положено. А у тех - свои.
   Калида умолк, будто в азарте сболтнул лишнего.  Его  беда:  больше  любит
говорить, чем слушать. Хотя кто этим не грешит? И я молчал,  прикидывая,  не
поехала ли у толстячка крыша. Вообще в его внешности будто менялось  что-то,
штришок за  штришком,  а  голос  становился  гуще  и  медленней,  словно  бы
тормозилась запись.
   - Но дело даже не в том, - свернул говорун. -  Ведь  это  та  Истина,  по
которой строится мир, а Бог дает мне Силу исполнить предначертание.  До  сих
пор такое не удавалось ни Иисусу, ни Мохаммеду, ни Гаутаме. А вот я стану  в
божьем царстве истинным помазанником!
   - Из грязи в князи, да? - спросил я. - Ведь так не  бывает,  тюфячок.  Из
дерьма пулю не вылепишь.
   Но Калиду было не прошибить.
   - Все начинается с малого, - заметил  он  рассудительно.  -  Знаешь,  как
рождалась Османская империя? Один мелкий бей, Осман, подмял своего соседа. И
пошло, пошло!.. А что получилось в итоге?
   - Значит, и тебя греет империя?
   - Так ведь без нее не будет порядка! -  убежденно  воскликнул  Калида.  -
Нашему люду не обойтись без твердой руки.
   Кажется, он и впрямь видел себя во главе страны - для  начала.  Толстячок
только коснулся власти, а уж вознесся за облака. Это что, тоже сродни мании?
   - А почему не оставить других в покое? - спросил я. - А, толстун?
   С сожалением Калида покачал головой: мол, и рад бы, но "труба зовет".
   - Человечество губит эгоизм, - посетовал он. - Все пекутся лишь  о  себе…
ну и о самых близких. А кто будет трудиться на общество?
   - Папа Карло, - пробурчал я, но Калида не услышал,
   - Каждому здравомыслящему должно быть ясно…
   - Еще про "людей доброй воли" вспомни! - оборвал я. - И  что  это  каждый
тупарь собственную мысль считает самой здравой?
   - Включая тебя, да? - хмыкнул толстяк, нажимая клавишу на локотнике.
   Из боковой дверцы возникла худенькая  девочка  в  прозрачных  одеждах,  с
рассыпанными по плечам золотистыми локонами. Лицо у нее было свежим и ясным,
кожа сияла белизной. Радостно улыбаясь, она засеменила ко мне, бережно  неся
перед собой гравированный поднос с  парой  высоких  бокалов  и  фруктами  на
блюде. Конечно, я отказался. Да еще прощупал кроху взглядом,  с  макушки  до
пят, - в поисках подвоха. Тут можно ожидать  всего,  включая  взрывчатку  на