акой сыч? Как поется в другой песне: "Ах, какое блаженство - знать, что  ты
идеал!" А что делать  прочим?  Сохнуть  от  зависти  либо  исходить  слюной?
Слишком она хороша, чтобы это не кололо глаза очень многим.
   Ее черты вряд ли можно назвать  безупречными,  зато  их  наполняла  такая
нестерпимая, пронзительная прелесть, что к горлу подступал комок, а на глаза
наворачивались слезы, - это у меня, битого жизнью  циника!..  Точеный  носик
слегка вздернут, губы припухлые, яркие, глаза длинные, чуть  раскосые,  кожа
матовая, бархатная, без единого пятнышка, лоб, пожалуй, великоват.  Или  его
следовало прикрыть челкой, а у девушки по сторонам  сужающегося  книзу  лица
спадали песчаные пряди. И все равно, другого не хотелось, даже боязно что-то
менять. Пусть все останется как есть - такой шедевр можно лишь испортить.
   А фигура и вовсе сказка. Девица из породы долгоногих, но при  этом  имела
узкие колени и маленькие ступни - редкое сочетание. Зад  неширок,  однако  в
комплекте с тонким  станом,  задорно  торчащими  грудками  и  талией,  будто
стянутой  невидимым  корсетом,  гляделся   изумительно.   Бронзовый   загар,
насколько я мог судить, покрывал малышку сплошь, подчеркивая игру  мышц,  на
диво упругих, хотя изящных. Я застал  ее  на  переломе,  который  так  любят
ню-операторы:   сочетание    подростковой    свежести    с    завораживающей
сексапильностью. Словно бы она обзавелась уже полным  набором  для  любовных
игр, но еще не научилась им пользоваться. Впрочем, это  лишь  впечатление  -
скорее всего обманчивое.
   Одежды на ней был минимум: коротенькая юбка, сквозь которую  просвечивали
условные трусики, да куцая рубаха, едва покрывавшая грудь. Для такой  погоды
в самый раз, если не  напяливать  на  себя  кондиционер,  но  жара,  похоже,
совершенно не трогала кралю: кожа оставалась  сухой,  походка  -  танцующей.
Кстати, девушка оказалась босой - действительно, к чему  обувь,  когда  есть
машина?
   Засмотревшись на экран, я едва  не  пропустил  момент,  когда  она  вновь
возникла на виду, тут же исчезнув в  салоне.  В  следующую  секунду  "капля"
сорвалась с места, на сей раз припустив шустрей, будто решила погонять  меня
на разных режимах. Черт, эта девочка умела водить! Когда на дорогах мало кто
придерживается правил, уберечься от аварии непросто. И  как  раз  сейчас  на
улицах сделалось тесно, словно бы все городские авто разом покинули  стоянки
и ринулись по домам. Собственно, так и  было:  час  пик,  господа,  -  конец
службы.
   Ближе к центру мы попали в затор. Очень постаравшись, я притулился вблизи
от девушки: в соседнем ряду, на пару машин  сзади.  У  нее  хватило  ума  не
снимать затемнения,  а  может,  нарывалась  уже  -  с  такой-то  внешностью.
Разбросав руки по  сторонам,  я  направил  слухач  на  "каплю",  не  слишком
представляя, на что рассчитываю, - ведь малышка  там  одна.  Разве  вздумает
куда позвонить.
   Эти окна  оказались  проницаемы,  но,  к  счастью,  не  настолько,  чтобы
пробиться сквозь них без усилителя. Потому что  девушка  тихонько  напевала,
отстукивая пальцами ритм - наверное, по рулю.  Звуки  изливались  из  нее  с
волшебной легкостью, и вытворяла девочка с ними, что хотела,  словно  бы  ее
диапазон зашкаливал в ультра, а внизу доходил до контральто. Мало что  голос
был чист и послушен, красив и сочен, - его наполняли чувства, удивительные в
юном создании. Как  попадала  она  каждой  интонацией,  каждой  паузой,  как
держала ритм! И песня настолько гармонировала с девушкой, будто  и  была  ею
написана, - к тому ж я слышал это впервые, хотя новье обычно не пропускаю.
   Я оцепенел, страшась  шевельнуться.  На  лице  застыла  маска,  мало  что
выражающая, но в горле стоял комок, а  глаза  постыдно  наполнились  влагой,
пока капли не покатились по щекам. Я и раньше считал, что голосом,  вкупе  с
мелодией, можно  пробрать  человека  до  нутра,  затронуть  самые  глубинные
струны, а ныне получил тому убедительное подтверждение. Конечно, в музыке  я
лишь потребитель, зато из самых разборчивых, а  будущую  звезду  угадываю  с
ходу - уже не раз подтверждалось. Черт возьми, тут и полный лох  просек  бы:
это - сокровище.  Бриллиант,  который  даже  не  требует  огранки,  -  такое
обличье, грация, голос!.. Да стоит деляге поухватистей наложить  на  певунью
лапу и слегка поусердствовать, раскручивая ее по стране, как  в  его  карман
хлынут миллионы. Но лучше бы ее оставили в покое - мне  кажется.  Во  всяком
случае, от меня эту подсказку не получит никто.
   Затор вскоре рассосался, и мы опять слегка поиграли в  догонялки.  Честно
сказать, у меня сложилось ощущение, что девонька давно  приметила  слежку  и
теперь развлекалась, играя со своим "хвостом", точно котенок. При этом вовсе
не старалась его сбросить, словно бы тот больше забавлял  ее,  чем  заботил.
Уважаю людей, которые хоть что-то делают качественно. А если  они  исполняют
по высшему разряду всё, за что  ни  возьмутся…  Раньше  я  думал:  таких  не
бывает.
   Больше красотка никуда не заезжала, зато  на  одном  из  перекрестков  ее
поджидал худой парень, вполне  затрапезного  вида,  тут  же  втиснувшийся  в
"каплю", притормозившую на  секунду.  Через  несколько  кварталов  он  снова
выпрыгнул на тротуар и тут же сгинул в подворотне, хотя никто  не  собирался
его преследовать. После чего машинка покатила обратно, через  десяток  минут
вернувшись в исходную точку, где ее поглотил тот же гараж. Ну и я на сегодня
наигрался - довольно изображать из себя сыщика!.. Вдобавок и противно.
   Пришло время сделать что-нибудь  для  души  -  к  примеру,  повидаться  с
единственным человеком в губернии,  которому  я  друг,  а  не  приятель  или
партнер. Другое дело, что на него вряд ли стоит полагаться, как на себя.  То
есть он не из тех, с кем хорошо отбиваться спиной к спине, хотя кое  в  чем,
пожалуй,  смелее  меня.  Звали  его  Гай,  и  был  он  вольным   репортером,
действительно не  подчиняясь  никому,  а  руководствуясь  лишь  собственными
пристрастиями, благо впрямую работал на Океан.
   Вообще Гай славный человечек -  из  лучших,  кого  я  знаю.  В  нем  даже
присутствует совесть, что и вовсе редкость. Из него не сотворить ни подлеца,
ни завистника - он устойчив, как ванька-встанька. Но, как и  того,  склонить
Гая можно к чему угодно - простым волевым напором, даже не прибегая к пыткам
или угрозам, - и тогда Гай способен предать самых близких, включая себя. Это
потом он вернется к прежней позиции и жестоким  угрызениям,  но  дело-то  уж
сделано, поезд ушел. И так же беззащитен Гай перед соблазнами. Это  счастье,
что средств у него едва хватает на прокорм - избыток их превратил бы беднягу
в обжору или пьяницу. А не дай бог, Гай станет "получать по способностям"  -
его же приберет к рукам первая хищница, встреченная  на  пути.  И  уж  тогда
упьется кровушкой непротивленца!..
   Но пока он оставался невостребованным. То есть ужиться с  Гаем  пытались,
однако долго не выдерживали: слишком он "не от мира". Гай никого  не  обижал
и, уж конечно, пальцем не трогал, а  к  уходам  подруг  относился  с  полным
сочувствием.  Вообще  понимал  людей,  как  немногие,  хотя  сам  вел  себя…
неординарно, скажем так. Кстати, и внешность у него примечательная. При том,
что голова чересчур  велика  для  такого  щуплого  тела,  вдобавок  лысая  и
шишковатая, уродливым Гай не выглядел. Скорее инопланетянином или  сказочным
гномом. Может, фокус заключался в его глазах,  улыбке,  голосе.  Наконец,  в
том, что Гай был добряком и умницей.
   А сколько ходило про него смешных баек! Притом беззлобных,  на  что  мало
кому везет. Еще Гай вопиюще беспечен, подчас влезая в  такие  авантюры,  что
даже я бы остерегся. Трудился-то он не разгибаясь, а его репортажи;  обзоры,
комментарии уже пользовались в Океане немалым спросом, судя по счетчику. Вот
только доходов это  не  приносило,  поскольку  связываться  с  рекламой  Гай
отказался   наотрез.   Впрочем,   мне   удалось   убедить   Аскольда,    что
камикадзе-правдолюбцы, вскрывающие здешние нарывы, ему  полезны,  и  втихаря
тот финансировал Гая, даже компруху подбрасывал  -  предусмотрительный,  как
всегда, главарь  охотно  топил  местные  власти  в  их  собственном  дерьме,
высвобождая пространство для себя. А  что  первый  удар  наносят  обычно  по
"рупору", его мало заботило.
   Обитал Гай недалеко от центра, но в таком глухом месте, где  ни  один  из
городских воротил не имел настоящей власти, а  заправляли  больше  "шакалы",
терроризируя тех, кто не успел или не решился еще  переселиться  в  одну  из
слобод. Дома тут на три четверти опустели, а в своем подъезде  Гай  и  вовсе
остался один, упрямо не желая сменить дислокацию. Как мог, я обезопасил  его
гнездо, даже добыл  для  репортера  броневичок,  старенький,  но  добротный,
вполне умещавшийся в  вестибюле,  который  приспособили  под  гараж,  заодно
надежнее перекрыв подъезд. И взял с Гая слово, что на все опасные встречи он
будет ездить с охраной, а все подозрительные посылки не станет вскрывать без
сапера - пусть уж Аскольд и это  оплачивает.  А  после  того,  как  репортер
замахнулся на "самое  дорогое":  на  лучезарного  нашего  президента,  Клопа
вонючего, - я, не полагаясь больше на слово Гая, навесил ему  круглосуточный
"хвост", подрядив на это охранное агентство, лучшее в городе. Конечно,  если
за Гая примутся всерьез, это вряд ли его спасет, но по крайней мере убережет
от дешевых наездов.
   Оставив "болид" перед входом, я вступил в подъезд и  по  узкой  лестнице,
вокруг неработающего лифта, поднялся к четвертому этажу. Здешние стены давно
требовали ремонта, но Гая это не трогало, к тому же он  видел  их  редко.  С
квартирной дверью оказался порядок,  и  я  проник  внутрь,  воспользовавшись
своими ключами. Очутился в захламленной прихожей,  истомившейся  по  влажной
уборке, оттуда прошел в комнату, служившую одновременно кабинетом, спальней,
столовой, библиотекой, гостиной. Зато и грязи тут скопилось впятеро. По полу
разбросаны огрызки яблок, апельсиновые корки,  клочки  бумаг,  вокруг  компа
громоздятся грязные тарелки и  кружки  с  присохшими  остатками  кофе  -  уж
аккуратностью Гай не отличался. Мне надоело засылать сюда уборщиц, тем более
что едва не каждую оголодавший репортер  пытался  склонить  к  сожительству.
Время от времени Гай собирался с духом и сам перемывал посуду, даже подметал
полы, однако порядок сохранялся до первой трапезы.
   По мере того как я выбивался  в  зажиточные,  к  Гаю  перекочевывала  моя
мебель  -  с  потёртой  обивкой,   разболтанными   креплениями,   жвакующими
пружинами, но еще годная. Теперь он восседал в бывшем моем кресле, а дрых на
старом диване, завалясь в продавленную мной ямищу. И  складировал  книги  на
этажерке, склеенной мною же из дешевых  полок,  а  шмотки  -  в  трехдверном
полированном шкафу с антресолями под потолок. А уж мои табуреты стояли у Гая
по  всем  углам  и  применялись  под  самые  разные   нужды.   Одевался   он
исключительно в  "секонд-хенде",  а  кормежку  прикупал  на  ближнем  рынке,
подешевле. И совершенно не брал всю эту ерунду в голову.
   - Затворнику от затворника! - сказал я, озираясь. - И  как  ты  выживаешь
тут?
   Душок и впрямь стоял тяжелый: пахло пылью, горелым табаком, потом, -  это
не считая общегородской духоты. И даже если  открыть  окно,  в  квартире  не
станет прохладней.  Все-таки  придется  навязать  ему  кондиционер,  устроив
принудительную вентиляцию.
   - Куда? - невпопад откликнулся Гай, не отрывая глаз от экрана старенького
Мака. - Погоди, ща вернусь.
   По всему видно,  он  уже  много  дней  не  покидал  квартиры  и  подъедал
последнее, оттягивая неизбежный поход за продуктами. Справа  от  замызганной
клавиатуры дымился густой  чай,  наверняка  несладкий,  слева  возлежала  на
блюдце корочка хлеба, присыпанная изюмом. И кажется, Гай  опять  захворал  -
для него дело обычное. Несмотря на жару, напялил на себя  пару  футболок,  а
поверх, на плечи, набросил свитер. Он вообще хилый - неудивительно при таком
распорядке. От сидячей работы, продолжавшейся круглосуточно, с перерывами на
обрывочный сон, Гай сделался сутулым, даже  отрастил  пузико.  Кожа  у  него
стала землистой, лицо - одутловатым. Когда Гай забывался,  и  вовсе  начинал
разговаривать с собой, пугая непривычных. Он дневал и ночевал  в  Океане,  а
живого моря не видел. И стоило тогда селиться на южном побережье?
   - Кранты! - вдруг объявил Гай, толчком, разворачивая кресло. -  Потехе  -
время.
   Вскочив, он ходко засеменил на  кухню,  шаркая  по  тусклому  паркету,  а
оттуда уже тянуло сочными ароматами, хоть  как-то  облагораживая  атмосферу.
Все же к моему приходу хозяин подготовился, не пожалев  ради  такого  случая
последних запасов. В отличие от многих, Гай не придерживался традиций  и  не
считал прием гостей обязанностью - просто хотел  сделать  мне  приятное.  Он
даже прибрался тут на скорую руку, судя по неспешно оседающей пыли.
   Пройдя к окну,  я  не  без  сложностей  его  распахнул,  задержавшись  на
минутку, чтобы оглядеть окрестности.  Перед  домом,  к  счастью,  раскинулся
старинный парк, и здешние деревья разрослись настолько, что верхушками  крон
прикрыли квартиру. И все ж броневые стекла не помешают.  Заодно  кондиционер
присобачим - не отвертится, стервец!
   Задернув плотнее шторы, я расселся в широком кресле, обтянутом коричневым
бархатом, - вот оно гляделось новым, поскольку использовалось лишь  гостями.
А Гай уже спешил обратно,  неся  в  руках  знакомый  мне  поднос,  груженный
чашками и блюдцами из сервиза,  тоже  бывшего  когда-то  моим.  Пожалуй,  из
своего у Гая осталась лишь само жилье да библиотека,  собранная  за  прежние
десятилетия, когда такое собирательство еще имело смысл.
   - Со сластями проблема, - посетовал хозяин, кивая на полупустую  пиалу  с
изюмом. - Видишь сам.
   - Никаких проблем, - возразил я и стал выкладывать на столик  свои  дары,
ощущая себя Дедом Морозом, развозящим гостинцы.
   - Ух ты, - только и сказал Гай, но лицо его озарилось. - Живем!
   И принялся  разливать  по  чашкам  кипяток,  остальное  предоставив  мне.
Видимо, он имел в виду, что теперь сможет продержаться взаперти еще  неделю.
Ну и мне будет спокойней. Лишь бы его опять не выманили наружу  какой-нибудь
блискучей цацкой.
   - Итак, - спросил Гай, утвердясь в кресле напротив  и  с  интересом  меня
разглядывая, - на кого идешь войной в этот раз?
   - На всех, - ответил я. - Потом разделю трупы по кучкам - кто  прав,  кто
виноват, кто просто случился рядом.
   - Уже страшно, - согласился он, вдумчиво дегустируя новые лакомства.
   - Со многими переговорил за два дня, - продолжил  я,  -  многое  повидал.
Что-то неладно в королевстве.
   - Только сейчас заметил?
   - Раньше не выходило за рамки, теперь - пожалуй. Поплыла картинка-то.
   - И где, по-твоему, главные искажения?
   - Пока нащупал три таких узла.
   - Угу, - подбодрил Гай, не открывая набитого рта.
   - Первый - наши чинуши.
   - Что ж в них запредельного? - прошамкал он.
   - Ведут себя странно, будто не люди вовсе. Ей-богу, проще японцев понять.
Образуется новая порода,  этакие  Чужие  в  человечьем  обличье.  Со  своими
приоритетами, нормами, логикой.
   - Так это и  есть  иная  порода!  -  убежденно  воскликнул  Гай,  наконец
дожевав. - И мыслят не по-людски - это точно. Пока не столкнулся с западными
чинодралами, считал их образцом  для  наших.  Оказалось,  такое  же  дерьмо,
только пахнет меньше. И несут ту же околесицу, оправдывая дурости  госмашины
едва не теми же доводами. Их не переделать, поверь. Одно спасение - короткий
поводок.
   С минуту я глядел на него в раздумье, потом сообразил:
   - Это у тебя образы  такие,  да?  Иная  порода,  нелюди!..  Ты  ж  натура
творческая, в эмпиреи воспаряешь, а я от земли отрываюсь редко, да и  порхаю
низенько - бяк-бяк, бяк-бяк. И если говорю о  нечеловечьей  логике,  имею  в
виду как раз это.
   Теперь и Гай задумался, недоуменно хмурясь.
   - Ладно, едем дальше, - предложил он затем. - Что у нас на второе?
   - С верхами, будем считать, разобрались, хотя не ясно, не могут  они  или
не хотят…
   - На революционную ситуацию намекаешь?
   - Так ведь и низы взбеленились! Ты не  смотрел  статистику?  Если  раньше
большинству было плевать на других, а многие даже желали ближним  добра,  то
теперь отношения явно сместились в сторону  садизма.  Пока  что  они  больше
созерцают, но каждый спрос, как известно,  рождает  предложение.  И  тут  мы
плавно подходим ко второму узлу искажений, некоему Калиде.
   - Послушай, а ты в самом деле считаешь,  будто  здешний  люд  озверел?  -
обеспокоенно спросил Гай. - С такими обвинениями лучше не спешить.
   - Только не надо доказывать, что нет плохих народов, -  огрызнулся  я.  -
Нации как люди: в каждой намешано всякого, и время от времени  наверх  такое
всплывает!.. А если еще и старания приложить…
   - Что, опять заговор? Некая чужая, но жуткая сила…
   - Зачем? И в своей среде хватает отребья.
   - Не слишком ли ты строг к людям?
   - С других нужно требовать, - отрезал я. - Однако не больше, чем с  себя.
А у нас исстари - в одни ворота. Чужих колом  по  голове,  а  себя  лишь  по
шерстке. И чего добились? Другие-то уж выплыли, а мы  барахтаемся.  Зато  на
своем болоте - первые. Правда, никто о том  не  знает,  кроме  нас.  Хоть  и
квакаем во все воронье горло.
   - Н-да, - озадаченно сказал Гай. - Эк тебя завернуло. Начал  за  здравие,
кончил про бузину. Накипело, да?
   - Дык ума нет - считай калека. А когда не можешь оценивать трезво,  какой
уж тут ум - соображение одно. И уж так его напрягаем, чтобы себя  оправдать,
будто от этого вправду станет лучше.
   - Конечно, генофонд  нам  подпортили,  -  согласился  Гай,  с  сожалением
покосясь на себя в зеркало. - Спасибо дедушке Сталину - броневой был  мужик.
Сидел у себя в Кремле, как в танке, и палил по площадям. Заметь, уж  полвека
прошло, как схоронили Усатого, а его дело "живет и побеждает".
   - Пора кончать это блудство и закопать Кобу обратно. Сколько можно с  ним
трахаться?
   - Сколько нужно, - хмыкнул Гай. - Коба боготворил Грозного  да  Петра,  а
наш козлик обожает Кобу. У каждого собственные предтечи.  Кстати,  и  судьбы
схожи. В юности сей моралист, говорят, привлекался за  изнасилование,  затем
долго пребывал в стукачах. Но в ГБ его так и не взяли, побрезговали.
   - Откуда знаешь?
   - Ну, - скромно улыбнулся Гай, - все ж у Клопа  не  те  возможности,  что
были у Таракана. И сведения нынче  сложней  утаить.  Чуть  кто  надыбает  на
тайное, тут же выплескивает в Океан. И пресечь уж никак - при веем желании.
   - Значит, придется отсечь - от Океана. В конце концов, не он первый.
   - Знаешь, что удручает? - спросил Гай. -  Что  нами  правят  ничтожества.
Думаешь, Клоп напустил туману на свое прошлое, потому что скрывает страшное?
Да просто он был никем,  плесенью,  и  остался  ею  же,  только  возможности
изменились. Вот этой правды Клоп боится, и люди пропадают пачками,  лишь  бы
она не всплыла.  Он  переписывает  биографию  наново,  как  и  все  бездари,
прорвавшиеся к власти. Это даже скучно, насколько они одинаковы: Адик, Йося,
Саддам, Сашок… Дети разных народов.
   - Может, губер не так и глуп? Пока  что  Клоп  ведет  свою  линию  вполне
толково, не повторяя ошибок предшественников.
   - Значит, он хорошо вызубрил уроки прошлого. Приличная память  -  еще  не
ум, тем более не талант.
   - Ну да, первый ученик!.. С-скотина.
   У Гая я отдыхал  душой.  Нам  почти  не  приходилось  спорить,  разве  по
пустякам, - редкое единомыслие. Вообще, общаясь  с  ним,  я  убеждался,  что
умные люди - это те, кто во всем согласен со мной.
   - Слыхал про его последние закидоны? - сказал он, хихикая. - Распорядился
"пресечь безобразие" на диком  пляже,  где  кучкуются  натуристы.  Ну,  копы
нагрянули и рассеяли голышей, некоторых  даже  повязали.  Больше  им  делать
нечего, а? Будто в остальном  тут  тиш