авлении  -  к
примеру, заинтриговал Аскольда, вывел на  производителя.  Но  пока  их  сюда
доставят!
   Ворота гаража разъехались, открыв впереди сияющую  голубизну,  словно  бы
распахнулись  в  небо.  Из  подвала  я  плавно  взмыл  на   узкую   дорожку,
извивающуюся вдоль  ручья.  Торжественный  выезд  отшельника  из  берлоги  -
событие чрезвычайное. Во всяком случае, редкое.
   Сейчас же очнулся и замигал индикаторами бортокомп, вступая  в  неслышный
диалог с Дворецким. Теперь связь не прервется до  моего  возвращения  -  тем
более я не поленился установить антенну на вершине ближней  горы.  В  случае
чего Дворецкий не постесняется меня вызвать, но до этого пока не доходило. А
вот я обращался к нему частенько - за сведениями либо консультацией.
   Теперь жарило крепко: не меньше сорока в тени. На небе ни облачка,  ветер
отсутствовал вовсе - и слава богу, от него только хуже. В такие дни лучше не
вылезать  из  морской  глуби,  меняя  баллон  за  баллоном,  но  и  в  своем
холодильнике на колесах, затенив окна,  я  ощущал  себя  комфортно.  Миновав
ограду  и  проехав  по  коротенькому  шоссе,  я  вырулил  на   шестиполосную
магистраль, еще сохранявшую былое величие. Но транспорта по ней катило  куда
меньше, чем в прежние времена, и почти сплошь  то  были  фуры,  забитые  под
завязку. Машины  в  большинстве  старые,  однако  модернизированные  в  духе
времени: борта усилены бронещитами, спереди наварены решетки из рельс.  А  в
каждой кабине припасен огнестрел,  если  не  два.  Остановить  такую  махину
сложно.  К  тому  ж  гильдия  дальнобойщиков  славится   взаимовыручкой.   И
покровительство  Аскольда  стоит  немало:  кто  захочет  связываться  с  его
Семьей?
   Я отыскал на кишащем станциями укавэшном диапазоне мелодийку поприятней и
только затем прибавил скорость. Магистраль плавно изгибалась по-над берегом,
а между ними, за полосой непролазных кустов, скоро возникла высоченная стена
с надстроенным поверх нее проволочным забором. Что  творится  за  стеной,  с
магистрали не углядишь -  тем  более  сразу  за  оградой  высятся  кипарисы,
посаженные в несколько рядов. А  через  редкие  ворота,  больше  похожие  на
крепостные, без приглашения не пропустят даже копов. Охрану тут организовали
на совесть, как в образцовом лагере,  -  кстати,  привлекали  вохровцев  для
консультаций. А дело в том, что все прилегающее к  городу  побережье  занято
под коттеджи новых богатеев, более или  менее  уживающихся  друг  с  другом.
Разумеется, меж участками они тоже настроили  оград  и  всячески  стереглись
соседских подлостей, но настоящие разборки устраивали редко  -  своеобразное
"водяное перемирие".
   По другую  сторону  магистрали,  выше  по  склону,  уступами  поднимались
делянки земледелов. Эти тоже заслонились от дороги  стеной,  хотя  не  такой
внушительной, и чужаков отваживали всеми способами. За свое  кровное  пахари
рвали глотку любому, а  беспределыциков,  время  от  времени  наведывавшихся
сюда, лупили смертным боем, смыкаясь в немалые отряды. Многие вели хозяйства
родовыми общинами, у некоторых и  семьи  разрослись  настолько,  что  вполне
заменяли клан. Общая кровь сплачивала земледелов не  хуже,  чем  сицилийских
мафиози, - даже крутари избегали задевать их обозы, приезжавшие на городские
рынки. И слава богу, что губернские власти оставили село в покое, -  без  их
опеки защищать себя стало легче.
   Еще выше и глубже в скалы, где  почва  уже  не  так  плодородна,  издавна
селились муселы. В горах жизнь не сахар, зато  и  добраться  туда  трудно  -
вытворяй,  что  захочешь.  Вот  муселы  и  вытворяли,  под  шумок   возродив
рабовладение. Поначалу захватывали туристов, кто глупей  (умные  в  горы  не
сунутся), а потом и вовсе  принялись  красть  подряд,  даже  из  городов.  И
прежняя профессия возродилась - торговля живым товаром.
   Как-то я расстрелял мотор дальнего катера,  через  подзорник  углядев  на
палубе связанных людей. Пришлось истратить ракетку с  лазерной  наводкой,  а
потом несколько минут держать на прицеле главаря работорговцев  -  пока  они
темпераментно решали: то ли шустрее сбегать на моторке, то ли утопить добычу
и попытаться выдать себя за рыбарей. К счастью, возобладал если не гуманизм,
то благоразумие, и они поспешили убраться из зоны обстрела, бросив суденышко
на  произвол  стихий.  А  уж  я  затем  догнал  его  на  своем   катамаране,
отбуксировав к берегу.
   Пару раз и ко мне подкатывали абреки. Ну как же, дом на отшибе, охраны не
видать - такой заманчивый кус!.. Чем они думали, интересно? Надеюсь, надолго
запомнят свои визиты и детям закажут.
   До города оставалось уже немного, когда, обогнув очередной выступ горы, я
увидел пролом  в  дорожной  ограде,  будто  кто-то  из  ехавших  впереди  не
справился с управлением. Это ж  как  надо  боднуть,  чтобы  прошибить  такую
стенку!.. Невесть откуда успела набежать публика, сгрудившись возле  обрыва.
А вот машин затормозило немного, словно бы у водил хватало своих забот.
   Выбравшись из "болида", я протолкался к обочине. Разбитое  авто  валялось
метрах в двадцати ниже по склону, рухнув крышей на приземистые деревца. Судя
по всему, она спикировала туда, пробив ограждение на немалой скорости, будто
водитель даже  не  пытался  тормозить.  А  если  прикинуть  число  ротозеев,
произошло это не меньше  получаса  назад.  Однако  спуститься  к  машине  не
удосужился ни один. Вряд ли опасались взрыва - это в кино не бывает крушений
без пламени, - просто всем плевать. Мне, в общем, тоже, но есть же правила!
   Перемахнув заборчик, я встал снаружи, примериваясь, куда спрыгнуть. И тут
кто-то ухватил меня за рукав: дескать, не порти шоу, паря,  а  вдруг  все  ж
полыхнет? Не глядя, я крутанул рукой назад, поймав наглеца в болевой захват.
Однако суставы крушить не стал: он ведь не нападал, - просто отпихнул прочь,
подальше в толпу. И даже на лицо не взглянул - зачем?
   Сбежав по крутому склону, я продрался  через  заросли  к  машине,  сквозь
разбитое окно заглянул внутрь. Водила оказался один  -  совсем  еще  молодой
парень, довольно смазливый, шикарно выраженный. Обмякнув на ремнях, он висел
вниз головой. Лицо окровавлено, хотя повреждений не видно, а  кровь  натекла
скорее всего с груди. Она и сейчас сочилась из раны - едва-едва. Правая рука
сжимала рацию, будто он говорил  с  кем-то  в  момент  аварии  либо  пытался
звонить уже потом. Кривые упругие  стволы  смягчили  удар,  иначе  бы  крыша
вмялась в сиденья, - но водителя это не спасло. Возможно, после  падения  он
еще жил некоторое время, но в такой позе и здоровый долго не продержится.
   Сжав челюсти, я оглянулся на  сосредоточенные  лица,  пялившиеся  сверху.
Ишь, вурдалаки! Им что, телеужасов  не  хватает?..  Кстати,  надо  уматывать
отсюда, пока на душок не  слетелись  репортеры.  Обычно-то  они  попроворнее
копов. Работа у них, вишь, такая, как у навозных мух. А в роли дерьма на сей
раз выступаю и я - скромный герой, поспевший к шапочному разбору.
   Оставив мертвеца, я вскарабкался по осыпающемуся обрыву к дороге -  никто
даже не дернулся мне помочь -  и  вторично  пронизал  толпу,  по-моему,  еще
разросшуюся. Загрузился в "болид", зло рванул  с  места,  вдавливая  себя  в
кресло. Та-ак, недурственно для начала. Не успел  въехать  в  город,  а  уже
столкнулся с первым убитым. Мальчонку ведь спровадили на тот свет! И кому он
мешал настолько?  Прикид-то  у  него  богатый,  и  машинки  такие  в  городе
наперечет. Хорошо хоть, номера еще не вышли из обращения.
   Через бортокомп я послал запрос Дворецкому  и  в  ту  же  минуту  получил
ответ, невольно присвистнув: вот так-так!.. Тут были и  фото,  подтвердившие
мои подозрения. И причина убийства нарисовалась: опасное родство.  Папаша-то
- из самых крутых. До Аскольда, правда, не дотягивает, однако и  Семья,  что
под ним, имеет в губернии большой вес. А  спайка  в  его  разросшемся  клане
попрочней, чем у любого  братства.  Неохотно  я  набрал  номер,  произнес  в
микрофон:
   - Сипай? Плохие новости. Передай Грабарю, что  его  меньшой  разбился  на
седьмом километре магистрали.
   - Насмерть? - прохрипели на том конце.
   - Именно. Хотя, может, не сразу.
   - Считаешь, случай?
   - Похоже, заказ. У парня пробита грудь, в ветровике дырка.
   - Снайпер, что ль?
   - Откуда мне знать? Что видел, то говорю. А пулю ищите сами. И поспешите,
пока не наехали копы!
   - Принято, - Сипай вздохнул. - Мало старому проблем… А ты хитрый! Чего  ж
не позвонил напрямую?
   - Нервы берегу. Мое дело прокукарекать.
   - Хитрый! - повторил он. - Ну, бывай,
   Насколько знаю, парнишка в общем-то безобидный… был. Ну  разве  иной  раз
сдернет с тротуара приглянувшуюся деваху - так сейчас это грех невеликий. Во
всяком случае, шума никто не поднимал… Тогда за что? Впрочем, не мое дело.
   Ближе к окраине машин прибавилось. Сам-то город невелик, однако уютен,  а
в прежние времена был сравнительно тих. Пока крутари  не  завладели  здешним
портом и не наладили выгодные связи с кем только  можно,  от  западников  до
федералов. А потом и  Алмазин,  неизвестно  с  чего,  перетащил  сюда  Двор,
приведя с собой толпу чинуш,  копов,  сторожевиков,  притягивая  и  привечая
самую пеструю публику, вплоть до улыбчивых товарищей из КНДР. И  образовался
такой котел!..
   Чем  дальше,  тем  сильнее  деформировался  дорожный   асфальт,   нередко
проваливаясь до земли. Окраинные дома и прежде не блистали, а сейчас  пришли
в полное запустение, лишившись хозяев. Как обычно на  юге,  многие  кварталы
тут смахивали на село. И вдоль шоссе тянулись глиняные заборчики  вперемежку
с белеными стенами одноэтажек, поблескивающих мутными окнами. Зелени хватало
по обе стороны заборов - в этих широтах любят тень.
   Сбавив скорость, я вырулил на крайнюю полосу и приоткрыл  правое  оконце,
впуская здешние ароматы, А вместе с ними в кабину  проник  наружный  воздух,
окатив меня сухим жаром. Зато опасности  не  ощущалось.  Где-то  за  дворами
самозабвенно тявкала шавка будто заведенная. Под одним из заборов я приметил
кошку, облезлую и бесхвостую, крадущуюся по  своим  делам.  В  куче  старого
мусора копался угрюмый  боров,  брезгливо  расшвыривая  куски.  Чуть  погодя
увидел и людей. На скамеечке, рядом  с  калиткой,  расположилась  аккуратная
старушка и приветливо щебетала сама с  собой,  время  от  времени  заливаясь
счастливым смехом. Потом на дорогу выбежал замызганный  оборванец  и  злобно
погрозил кулаком вслед моей машине. Развелось, понимаешь, психов!..
   Но вообще здесь было пусто. Многие  растерялись,  нежданно  очутившись  в
Приграничье, и постарались  убраться  поглубже  в  страну.  Раньше-то  из-за
каждого забора брехала собака, а вдоль дороги кормилась живность, от коз  до
гусей, - но теперь одичавшие слобожане слопали всех, кого  сумели  изловить.
Даже голубей, похоже, приговорили, и только неудобоваримые  вороны  нахально
каркали из тенистых крон. По-моему, их стало тут еще больше, словно бы  и  в
этой экологической нише произошла смена состава.  Выживает  сильнейший,  да?
Все, как у нас.
   Затем пошли обжитые кварталы, хотя унылые и тусклые,  где  обитал  народ,
подчиненный Двору. По улицам тут слонялись немногие - самый разгар  рабочего
дня, да и жарко, - однако в тенистых площадях-парках слонялись или  дремали,
точно в тихих заводях, "лишние люди", выброшенные на обочину жизни. Пока  их
скапливалось не много, но в прошлом году было куда меньше. А  что  станет  в
следующем?
   Потом, ближе к центру, стали возникать нарядные строения,  иногда  целыми
гроздями, - словно бы здешние  дома,  как  и  люди,  все  сильней  разнились
благополучием. В этих местах асфальт  сиял  свежестью,  а  народу  крутилось
больше. И  тут  еще  не  главные  стремнины,  просто  пересеклись  несколько
губернских потоков, от поднимающихся торговых  империй  до  обустраивающихся
губернских структур. И городские власти, во главе со старым и  искушенным  в
аппаратных сражениях мэром, еще  удерживали  оборону,  несмотря  на  засилье
Двора. Почему-то Алмазин не спешил их задавить - может,  не  хотел  на  свою
голову лишних забот.  У  муниципалов  даже  своя  полиция  оставалась,  хотя
губернские копы явно преобладали.
   Миновав суетливый центр, насыщенный  учреждениями,  торгпредствами,  даже
немногими пока посольствами,  я  въехал  в  район,  населенный  совсем  иной
публикой, вполне приноровившейся к новым условиям. В этих  кварталах  обычно
тихо. Тут не осталось брехливых шавок, самозабвенно тявкающих у подъездов, и
трескучих мопедов, на которых дурковатые подростки оглашали спящие улицы,  и
мощных  динамиков,  гремящих  с  подоконников,  -  их  попросту  расстреляли
вооруженные ревнители безмолвия, иногда прямо из квартир. Но могли  пальнуть
и в окно за слишком позднюю или шумную гулянку. А зычные дворники, с раннего
утра перекликавшиеся через улицы, сгинули как класс либо затаились.  Тут  не
любили  старых  авто,  взревывающих,  дребезжащих,  воняющих.  И  даже  дети
опасались слишком горланить перед домами. Мало ли у кого могут сдать нервы -
а ну как швырнет гранату? Вольница!
   Тут жили сытно, но опасно - за все  своя  плата.  На  здешних  стремнинах
легко дышится, однако любой промах чреват гибелью. И рассчитывать приходится
больше на себя, в особенности мне, одиночке без-Семейному. И потому  еще  на
подходе к Вольным Кварталам я стал настраивать  себя  на  круговую  оборону,
рассеивая внимание во все стороны. Я от рождения неплохо "вижу поле", однако
специально раскопал в Океане способ довести  это  свое  дарование  до  почти
мистической чуткости. Чем не раз удивлял  ухарей,  пытавшихся  застать  меня
врасплох.
   Городская база Аскольдовой Семьи помещалась в домине, высившемся недалеко
от гавани, так что с верхних этажей можно было приглядывать  за  портом.  По
местным  меркам  здание  могло  сойти  за  небоскреб:  двадцать  два   этажа
как-никак. Это не считая пентхауса на крыше, где располагался офис  главаря.
Громадой этой Аскольд обзавелся по случаю, и поначалу большинство  помещений
пустовало.   Но   мало-помалу   комнаты   оживали,    заполняясь    мебелью,
оборудованием, служащими. А на нескольких этажах даже устроили гостиницу для
федеральных и зарубежных партнеров, все чаще наведывавшихся сюда.  Дом  стал
верхушкой айсберга, которую Аскольд намеревался  предъявить  властям,  чтобы
сойти за респектабельного. Хотя и тут, насколько  я  знал,  многие  дела  не
афишировались.
   На въезде в  подземный  гараж  я,  опустив  стекло,  приставил  ладонь  к
контрольному сканеру, выставленному вблизи дорожки. А из постовой будки меня
прощупали взглядами двое сторожевиков,  прежде  чем  пропустить.  Гараж  был
просторный, на весь подвал, однако машины стояли густо, причем в большинстве
броневые, раскрашенные в цвета Семьи, - значит, и братков наехало немало. То
ли подвалила срочная работенка, то ли Аскольд решил подстраховаться.  Уж  не
вызревает ли в городе новый передел? Похоже, главарь  не  все  говорит  мне…
что, в общем, неудивительно.
   Отсюда, из гаража, лифт не ходил. Чтобы попасть наверх, следовало  сперва
прогуляться  пешком  по  двум  нижним  этажам,  залитым  уютным  светом.   В
оборудованных закутках поджидали посетителей  приветливые  милашки,  готовые
направить по нужному адресу, а вокруг слонялись вооруженные братки - это  не
считая обычной охраны. Через такой заслон чужаку пробраться сложно. Но  меня
тут знали многие,  некоторые  даже  приветствовали,  молча  вскидывая  руку.
Особый шик заключался в синхронности движений  -  это  как  бы  подтверждало
равенство.
   К слову сказать, кое-кого из здешних знакомцев мне пришлось в свое  время
поколотить, чтоб "уважать себя заставить". Средство  оказалось  действенным:
битые едва не полюбили меня и нахваливали перед приятелями куда больше,  чем
я заслуживал. Да ради бога - лишь бы другие не  вязались!  Впрочем,  в  этом
здании можно не опасаться наездов. Всеми  способами  Аскольд  поддерживал  в
Семье дисциплину и препятствовал стычкам среди своих. Тем более возбранялось
задевать гостей.
   В шикарной приемной Аскольда меня встретили две близняшки-метиски, Мила и
Тина,  улыбчивые,  ухоженные,  нарядные,  точно  куколки.  Они  и  выглядели
спортивно, несмотря на изящные пропорции, а вдобавок были выдрессированы  на
диво. Так что могли ошеломить даже серьезного бойца, не  знай  тот  об  этом
сюрпризе.  Их  преданность  шефу  подкреплялась  почти  родственными  с  ним
отношениями, а ревность исключалась собственной близостью. К тому же главарь
никогда не скаредничал с подружками - чтобы их не перекупили на стороне.
   С десяток минут мне пришлось обождать - как же без этого? Но в такую игру
мы играли не первый раз, и Аскольд знал, что более четверти часа терпеть  не
стану, если только он сам не выйдет и не объяснит задержку. И после недолгой
трепотни с двойняшками (паршивки и на сей раз  не  сболтнули  лишнего)  меня
допустили в кабинет
   Обстановка тут была на  зависть,  хотя  без  излишеств.  Сквозь  закрытые
жалюзи проникал бледный свет. На столе, за которым устроился главарь,  рядом
с широким монитором, приткнулся поднос с пузатой бутылью, парой  хрустальных
рюмок и неизменными солеными  орешками.  В  сторонке,  у  стены,  притулился
полированный шкаф, где даже имелась полка с книгами,  в  основном  дареными.
Насколько я знал, любимыми томами Аскольда, которые он  иногда  перечитывал,
были "Наполеон" Рабле и романы Ильфа  и  Петрова,  связанные  общим  героем.
Первая книга о прославленном властолюбце, впрочем неважно кончившем,  вторая
об обаятельном мошеннике, мечтавшем о легкой наживе, но от  всего  богатства
сохранившем только орден Золотого Руна. Интересно, Аскольда не настораживает
такое совпадение финалов?
   Как и обычно, главарь был при полном параде, только мундир  пока  сбросил
на спинку кресла.
   - За скафандром пришел? -  спросил  он  со  всегдашней  своей  прохладной
ухмылкой. - Тут такое дело, Шатун: накладка вышла.
   - То есть?
   До сих пор Аскольд меня не подводил - по крайней мере в делах.
   - Я уж отправил его к тебе - катером. Не  думал,  что  ты  выберешься  до
обеда.
   - По-моему, мы договаривались иначе. Или забыл?
   - Ну, извини, промахнулся, - не стал  оспаривать  он.  -  Какой  наложишь
штраф?
   - "Стрекозу" тоже услал?
   - Естественно.
   - Тогда реквизирую вторую, - решил я.
   - На время расследования, да?
   - Если выживет.
   Аскольд хмыкнул. Ему не жаль было "стрекозы", но поторговаться  -  святое
дело. Так и сколотил капиталец;  зернышко  к  зернышку.  Зато  теперь  может
клевать их, пока не опустится сам собой с двадцать третьего этажа на первый.
Эдакий амбарище!.. Хотя, если  прорвет  где,  таким  потоком  главаря  может
вынести на улицу и дальше - до ближнего оврага.
   - Что-нибудь  прояснилось?  -  полюбопытствовал  он.  -  Наверняка  ж  ты
поплавал вчера по Океану.
   Общаться со мной Аскольд предпочитал без  свидетелей.  Мало  ли,  чего  я
опять выкину, - придется реагировать. Вообще я стараюсь  не  нарываться,  но
кто поручится, что мне не попадет вожжа под хвост?  Или  что  меня  муха  не
укусит. (А я виноват, что они тут летают!)
   - Немного, - ответил я. - Слухи, сплетни, статистика… Странная, однако.
   - Мистика не проглядывает?
   В его ухмылке что-то изменилось, будто возникла натужность. А ведь сейчас
он не шутит!
   - Это последнее, во что поверю, - ответил я. - Когда не останется  других
версий.
   - Ну-ну, - сказал Аскольд небрежно. - Главное: не затяни следствие.
   Я посмотрел на него внимательней, спросил:
   - Ты  в  церкви-то  давно  не  был?  Или  крестик  у  тебя  для  блезиру?
Православие, чтоб ты знал, отвергает суеверия.
   - Как и коммунисты, - хмыкнул он. - Правда, суеверия от  этих  заклинаний
не исчезают. Может, и есть где корни?
   - В психике, - ответил я. - Прежде всего.  Слабые  умы  легче  впадают  в
ересь. И крайности им больше свойственны.
   - Ты что, тоже заделался верующим? -