о-то потихоньку вырисовывается. Немного, но все-таки.
     К этому Джоанна могла добавить некоторые интуитивные предположения, которые появились у нее уже в Клиффсайде. Кэролайн наверняка была хорошей матерью, раз она не поленилась отыскать и поставить в одном из самых любимых своих мест карусельную лошадку для удовольствия дочки. И если прислушаться к замечаниям Риген, становится очевидным, что из двух родителей более заботливой и любящей была именно Кэролайн.
     Риген... Джоанна очень тревожилась за нее. Видно, что девочке отчаянно не хватает матери. И хотя Риген, казалось, признала, что Джоанна почти во всем от матери отлична, внешнего сходства может оказаться достаточно, чтобы возникла привязанность. И если сейчас такая привязанность способна поддержать Риген, то, когда Джоанна уедет, это вызовет новую боль.
     С одной стороны, Джоанна хотела именно по этой причине избегать ребенка. Но с другой - Риген ведь еще не примирилась со смертью матери. Эта маленькая печальная девочка внушала странное беспокойство, неодолимо влекущее к ней Джоанну. Хотелось обнять этого ребенка, приласкать, защитить...
     Защитить?!
     "Как узнать, когда взрослые боятся?"
     - Кэролайн погибла в автомобильной катастрофе, - произнесла Джоанна вслух твердо и размеренно. - Машина была исправна. Это была просто авария.
     "Когда я боюсь, мне снятся дурные сны. Я думаю, маме тоже. Летом ей часто снились дурные сны. Перед аварией".
     - А Риген - просто несчастная девочка, которая пытается понять, почему она лишилась матери. Пытается найти логическую причину того, что случилось, найти смысл в том, что заведомо лишено смысла.
     "...шериф буквально с лупой просмотрел все, что осталось от машины после аварии..."
     - Он просто исполнял свой долг, вот и все. Хотел точно выяснить, почему Кэролайн потеряла управление автомобилем, ибо твердо знал, как она осторожна. И делал он это вовсе не потому, что подозревал чью-то злую волю. А если я буду продолжать разговаривать сама с собой вслух, особенно так громко, то меня изолируют от общества.
     "Возможно, это сделает именно шериф. Он был бы счастлив", - подумала она.
     Более чем счастлив. То ли потому, что он просто не верил ей, то ли по другой причине - она не поняла, - но он определенно не хотел, чтобы она бродила по городу, расспрашивая о Кэролайн.
     Почему? То ли он оберегает чувства жителей города, то ли просто боится, что она что-то обнаружит? Вдруг это "что-то", ужасное и чудовищное, действительно существует? В конце концов, он шериф; он должен лучше, чем кто бы то ни было, знать все подробности "аварии". Может быть, в смерти Кэролайн действительно было нечто подозрительное, с очевидностью показывающее, что дело нечисто? Может быть, это явное преднамеренное убийство? И шериф молчит об этом, потому что... А почему? С чего бы шерифу маленького прибрежного городка скрывать преднамеренное убийство? Потому что он сам в нем замешан? Потому что он покрывает кого-то еще?
     Джоанна села в постели и тихо застонала. Господи, это же смешно! Проехать три тысячи миль, чтобы узнать побольше о женщине, которой нет в живых, и теперь сводить себя с ума, воображая, что авария была подстроена, исходя из какого-то смутного намека... Ничего смешного, все гораздо хуже - это безумие!
     Джоанна не имела привычки судить скоропалительно, но почему-то к этому городку и всем его жителям она относилась с явным подозрением. Но почему? Потому что ее долго мучил повторяющийся кошмар, связанный именно с этой точкой на карте? Потому что вопреки всем доводам рассудка она была убеждена, что неспокойная душа Кэролайн каким-то образом добралась до нее, чтобы просить о помощи? Потому что Риген со своим страшным всепоглощающим горем напомнила Джоанне ту девочку, какой была она сама в тот жаркий июньский вечер, навсегда изменивший ее жизнь?
     Она устало закрыла глаза. Ложиться спать в десять часов слишком рано, но прожитый день казался таким длинным, он вместил в себя так много непривычно тягостных чувств. И нерадостных встреч. С Риген. С Гриффином. С девочкой, застывшей от горя, и с сильным мужчиной, у которого самые темные в мире глаза. Какого они цвета? Она не могла сказать.
     Джоанна понимала, что, глядя на нее, он видит Кэролайн, как и все остальные. Но, может быть, не только? Может быть, подумала она, он немножко видит и ее, Джоанну...

***

     Она шла вдоль обрыва к беседке, стараясь держаться подальше от зарослей, потому что знала - в зарослях небезопасно. У нее за спиной слышался настойчивый крик чайки - она оглянулась через плечо и увидела девушку с длинными светлыми волосами, которая легко прыгала со скалы на скалу, словно пытаясь взлететь. Она хотела закричать, но было уже поздно - девушка взлетела и камнем устремилась вниз... вниз... А на обрыве, где только что была девушка, спиной к ней стоял какой-то мужчина; он стал медленно поворачиваться, и она ощутила леденящий ужас...

***

     Джоанна проснулась - задыхаясь, с колотящимся сердцем. На часах было около полуночи; за окнами завывал ветер. "Дождя нет, - подумала она, - но прогноз погоды обещал ночью шторм, вот он, похоже, и начинается".
     Она села в постели, обхватив голову руками. Перед ее мысленным взором живо стоял только что оборвавшийся сон, который внушил ей еще более тягостное чувство, чем даже тот, заставивший ее проехать через всю страну в поисках тех мест, где жила погибшая женщина.
     - Боже мой, Кэролайн, - прошептала она, - так вот в чем дело! Тебе снилось, что бедную девочку сталкивают со скал. Ты этого боишься?
     Ответа не было - только рев ветра.

Глава 4

     Сначала Холли думала, что это сон. Она мирно дремала под вой ветра, полубессознательно ожидая, когда начнется шторм. Она любила шторма; в такие ночи под рев океана ей особенно крепко спалось. Вдруг кровать под ней тяжело осела, и с недовольным мычанием Холли повернулась на спину.
     Губы ощутили нежное прикосновение - теплое, упругое, слабо пахнущее кофе. Издав краткий нечленораздельный звук, несомненно выражающий удовольствие, она решила, что этот сон ей нравится. Ее целовали, легко касаясь губами, и это было ужасно приятно. Это возбуждало, увлекало, соблазняло. Ей стало жарко; медленная пульсация желания просыпалась в сокровенных глубинах ее тела. Ее рот терзали и мучили, нежно покусывали нижнюю губу, проникали искусным языком все глубже - пока она не высвободила руки из-под одеяла, ища источник своих наслаждений.
     Ее запястья тотчас были нежно схвачены, соединены и накрепко пригвождены к подушке - Холли хотела протестовать, но у нее не хватало дыхания: завладев ее губами, их так и не отпустили; ей казалось, что она сгорит - или взорвется - или расплавится - от разгоравшегося все сильнее и сильнее неистового, уже совершенно нестерпимого желания.
     Наконец чья-то рука достигла ее груди и медленно описала круг, скользя по шелку ночной рубашки. Холли судорожно втянула в себя воздух, всем существом своим ожидая продолжения. Неспешно, словно впереди у них целая вечность, призрак ее сна целовал ее губы и ласкал грудь. Она выгнула спину, стремясь сильнее прижаться к этой томительно медлящей руке; дразня ее, рука отпрянула, и, не в силах справиться с собой, Холли выдохнула:
     - Кейн...
     - Я рад, что ты меня узнала, - прошептал он, сжав ее грудь ладонью и медленно большим пальцем водя по напрягшемуся соску. - А то я уже начал думать, что ты не проснешься. Открой глаза, Холли.
     Она открыла глаза и окунулась в темное мерцание его взгляда. Сделав еще одну слабую попытку освободить руки из нежного плена, она попыталась вернуться к действительности.
     - Ты в моей комнате, - запоздало сообразила она.
     - Ты забыла запереть дверь на террасу. Это никуда не годится, малыш, даже в маленьком городке.
     Ничего сказать в свое оправдание она не успела - он снова стал целовать ее, и Холли с жадностью отвечала на его поцелуи. Ей казалось, что это длится уже целую вечность, и не было сил бороться со всепоглощающим желанием, охватившим ее.
     Тем не менее она проворчала:
     - Черт возьми, нельзя же врываться в мою комнату, когда тебе в голову взбредет!
     - Хочешь, я уйду? - кротко спросил он, слегка сжимая ее сосок большим и указательным пальцами.
     Поскольку Холли была уверена, что он действительно на это способен - пусть и в ущерб себе, - она не пыталась даже пошутить на эту тему.
     - Если ты сейчас уйдешь, я никогда тебе этого не прощу! - яростно сказала она, и это была правда.
     Он поцеловал ее уже всерьез, не дразня, и отпустил ее руки на волю. Но она не успела его обнять. Он привстал и, откинув одеяло, застыл, любуясь ею в сумраке спальни. Из холла, где она обычно оставляла горящую лампу, просачивался слабый свет - его вполне хватало, чтобы видеть друг друга.
     Но ей хотелось, чтобы света было больше, ей хотелось на него смотреть. Но память дорисовывала то, чего она сейчас не видела, а могла лишь осязать, обняв его наконец, - твердые рельефные мышцы, гладкая упругая кожа; она гладила его руки, плечи, грудь...
     Холли знала его тело наизусть, как свое, но каждый раз, когда она к нему прикасалась, это было открытие, словно за время их разлуки он становился немножко другим.
     - Я так рада, что ты пришел, - прошептала она.
     - Правда? - Он опустил узкую бретельку ночной рубашки и прижался губами к ее плечу. - Я хотел, чтобы ты пришла ко мне, но...
     - Но?
     Он опустил и вторую бретельку, теплый шелк рубашки заскользил к ее талии, и она почти забыла, о чем спрашивала, когда он медленно провел пальцами по ее ключице, потом по впадинке между грудями, спускаясь все ниже и ниже, к животу.
     - Но я понял, что ты уже не придешь, а ждать больше не мог. Я просто с ума сходил, понимаешь? - Его голос стал низким и хриплым; вдруг заторопившись, он рывком стащил с нее рубашку и отбросил прочь.
     Холли хотела что-то объяснить или по крайней мере спросить, отчего он сходил с ума, но он уже снова целовал ее губы, шею, грудь - и единственный звук, который она смогла исторгнуть из себя, был стон нескрываемого наслаждения.
     Желание волнами накатывало на нее, нарастая от волны к волне, - и когда наконец их тела слились воедино, ей показалось, что она жаждала этого целую вечность. Она раскрылась ему навстречу, повторяя упоительный ритм его движений. До встречи с Кейном Холли и не представляла себе, на какие восторги способно ее тело, - интересно, знает ли он об этом? И имеет ли это для него значение?
     Она всегда удивлялась, почему Кейн так внимательно и отрешенно смотрит на нее, что он хочет отыскать в ее глазах в сокровенный миг наивысшего наслаждения и беспомощного блаженства.
     И этот миг настал, и она забыла обо всем, кроме слепого, глухого и немого восторга тела. С самообладанием, сводившим ее с ума, Кейн оставлял собственные желания на потом, выжидая, когда она придет в себя, и лишь после этого позволил себе испустить хриплый ликующий стон.
     Некоторое время они лежали без движения, потом Кейн перекатился на спину, и Холли оказалась сверху. Он поступал так в тех редких случаях, когда они проводили вместе всю ночь. Холли отнюдь не противилась - ей тоже это нравилось. Она уютно устроилась у него на груди, подложив руки под голову.
     - Останешься? - спросила она.
     - Хотелось бы. Слышишь, какой там шторм?
     И только когда он это сказал, она услышала раскаты грома и шелест дождя по крыше. Этот звук всегда успокаивал ее и усыплял, но сейчас, хотя она была расслабленно спокойна, спать не хотелось.
     - Если бы шторма не было, я все равно бы тебя не отпустила.
     - Да?
     - Да. - Она улыбалась. - Но впредь я буду запирать дверь террасы, имей в виду.
     - Чтобы я ждал, пока пригласят? - усмехнулся он.
     - Я должна заботиться о своей репутации, - мрачно заявила Холли. - В том, что я живу в отеле, есть свои недостатки. Кстати, один из них тот, что я постоянно у всех на глазах.
     Кейн играл ее волосами, разбрасывая шелковистые пряди по ее плечам и спине.
     - Ты действительно думаешь, что в Клиффсайде найдется хоть один человек старше двенадцати лет, который не был бы уверен, что мы любовники?
     - Может и так. Но я не собираюсь подтверждать их подозрений.
     - И утром я снова уйду, как вор? - гневно спросил он.
     - Ну... ты вполне можешь незаметно пройти через террасу, и мы встретимся за завтраком. Все подумают, что ты пришел из дома. Кстати, ты пришел из дома?
     - Да.
     Она помолчала.
     - Мне показалось, - поколебавшись, добавила Холли, - вчера мне показалось... у меня было такое чувство, что тебе что-то не нравится...
     Вспышка молнии на секунду осветила комнату и отразилась в его блестящих, как у кошки, глазах.
     - Не нравится, - ответил он чуть сухо. - Я же сказал, ты сводишь меня с ума.
     - Тем, что должна зарабатывать себе на жизнь?
     - Нет. Потому что Скотт Маккенна заслонил для тебя весь свет.
     Холли вздохнула.
     - Что ты несешь, Кейн? Что плохого ты видишь в наших отношениях со Скоттом? В чем же дело?
     - Он потребитель, Холли. Всегда таким был и всегда будет.
     - Потребитель? Не понимаю, что ты имеешь в виду. - Холли, переменив позу, легла рядом с Кей-ном, удобно устроившись под одеялом.
     Кейн, повернувшись на бок, подпер голову рукой, чтобы лучше ее видеть.
     - Не понимаешь? Ты не заметила, что Скотт тщательнейшим образом устроил свою жизнь так, чтобы почти ни о чем не беспокоиться самому? Ты занимаешься "Гостиницей", Дилан Йорк и Лисса Мейтленд другими предприятиями - и если их нет в городе, то ты, очертя голову и все бросив, мчишься помогать бедному Скотту.
     - Кейн, это наша работа...
     - Ты всегда у него под рукой, он может позвонить в любое время суток с какой угодно проблемой. Экономка, прислуга и садовники занимаются его домом. И если ты думаешь, что у его ребенка было двое родителей, а не одна только Кэролайн, подумай еще раз. Теперь ее нет, и что же? Риген стала бояться машин и даже школьного автобуса - он хотя бы попытался помочь ей? Он хоть раз ее обнял, он взял ее за руку хоть раз с тех пор, как похоронили ее мать? Нет. Он нанимает человека, на сей раз учительницу, чтобы она или экономка раскрыли объятия бедной малышке.
     Холли была слишком честна, чтобы полностью отрицать его правоту, но и соглашаться ей было не очень приятно.
     - Пусть так - и он именно тот, кем ты его назвал. Но, Кейн, я тем не менее работаю на этого человека. И мне... неприятно, что ты так враждебно настроен по отношению к нему.
     Помолчав минуту, Кейн погладил ее по щеке.
     - Меня беспокоишь ты, малыш. Если бы ты просто, как это принято, выполняла свои обязанности, я бы слова дурного о нем не сказал.
     - Но мои обязанности...
     - Ты - управляющая "Гостиницей", в этом и состоит твоя работа. В твои обязанности вовсе не входят ни пререкания с поставщиками материалов для нового крыла больницы, ни поливка рассады в питомнике, ни проблемы лесопилки. Тебя наняли управлять отелем, вот и управляй им. И в следующий раз, когда бедный Скотт попросит тебя ввести в его компьютер очередные данные, потому что он не умеет нажимать на клавиши, посоветуй ему нанять кого-нибудь специально для этой цели. Или пусть заведет секретаршу на полный рабочий день, похоже, ему это необходимо, тем более что он вполне может себе это позволить.
     Холли закусила нижнюю губу.
     - Через несколько дней Лисса и Дилан должны вернуться, и тогда станет полегче...
     - Не в этом дело, Холли.
     - Черт возьми, ты загоняешь меня в угол!
     Кейн покачал головой.
     - Господи, как же ты упряма! Послушай, я ведь прошу совсем немногого. Сейчас дело обстоит так, что мы с тобой видимся от силы раз в неделю. Согласись, что это ненормально. А если ты ограничишься только своей работой, не хватаясь за все сразу, мы могли бы проводить вместе немножко больше времени. Разве не так?
     - Я тоже этого хочу, но...
     - Но что? Следующая выставка у меня будет весной; в основном я пишу свои картины днем, когда ты работаешь в отеле, и, значит, все вечера и уик-энды - наши, если, конечно, ты согласна. - Он спокойно посмотрел на нее. - Разве мы этого не заслужили?
     Разумеется, Холли была согласна; впервые за восемь месяцев их связи Кейн столь явно выказал желание расширить рамки их отношений, не ограничиваясь время от времени проводимыми вместе ночами и совместными ленчами, - и она даже не пыталась притвориться, что это для нее не имеет значения.
     - А, Холли?
     Она кивнула.
     - Ладно. С этого момента обещаю, что постараюсь выполнять только ту работу, для которой Скотт меня нанял, и не кидаться на каждый его зов. Хорошо?
     В ответ он поцеловал ее и, устроившись на подушках, заключил в свои объятия.
     - Заметь, я отнюдь не торжествую победу, - сказал он.
     - И это мудро, - ответила она, поудобнее пристраиваясь к нему под бок. - Нет ничего хуже мужчины, который еще и торжествует, когда ему удается сделать по-своему.
     Кейн засмеялся.
     Она закрыла глаза, слушая, как под ухом бьется его сердце, и начала было засыпать. Но как только он заговорил вновь, лениво и без особого интереса, сон как рукой сняло.
     - Ты ничего не рассказала мне о Джоанне Флинн. Она действительно так похожа на Кэролайн, как мне твердят сегодня целый день?
     Холли приложила некоторые усилия, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.
     - Поразительно похожа. Если не считать светлых волос, желтоватых глаз и южного акцента, просто-таки двойник Кэролайн.
     - M-м. Наверняка столкнусь с ней где-нибудь. Такое удивительное совпадение.
     - Я думаю. - Холли помолчала и неожиданно спросила:
     - Кейн, а почему ты не написал мой портрет?
     Кейн ответил немедленно, не задумываясь, словно давно ждал этого вопроса:
     - Я еще недостаточно хорошо тебя знаю, малыш.
     - А. - Больше Холли ничего не сказала, но долго еще после того, как Кейн уснул, она лежала и слушала, как за окном бушует шторм. И такие мысли теснились у нее в голове, что хотелось заплакать в голос, чтобы хоть как-то ослабить внутреннее напряжение.
     Ей хотелось верить, что враждебность Кейна по отношению к Скотту происходит, как он сказал, от того, что она зависит от этого человека. Ей очень хотелось верить в это. Но она не переставала бояться, что это не правда. Она боялась, что женщина, которую не поделили эти двое мужчин, вовсе не она, а Кэролайн.
     Кейн не знал о том, что как-то через неделю после гибели Кэролайн Холли пришла к нему; его не было дома, но через окно она увидела в его студии портрет Кэролайн - один-единственный раз, потом картина куда-то исчезла.
     По-видимому, Кэролайн он знал достаточно хорошо.

***

     К утру четверга шторм утих. Позавтракав в своем номере, Джоанна вышла на веранду. Солнце сияло вовсю. Она стояла на краю веранды, вдыхая свежий ветерок и любуясь океаном за грядою скал. Вид был прекрасный, и погода прекрасная, но она никак не могла заставить себя искренне этим наслаждаться.
     Она плохо спала этой ночью, а когда наконец заснула, ей опять приснился сон - но не женщина, которую сталкивали со скал, - ей приснился прежний сон, тот, что привел ее в этот городок, сон с домом над обрывом и карусельной лошадкой, с розами и картиной, сон, в котором тикали часы и жалобно всхлипывал ребенок. Отсутствовал только указатель, но Джоанна рассудила, что в этом есть смысл: в конце концов, она уже здесь, стало быть, и указатель ей не нужен.
     Как всегда, сон оставил после себя беспокойство и нервозность, так что ей этот солнечный день казался вполне пасмурным, и шум прибоя, доносящийся из-за скал, мучительно отдавался в ушах. Ей хотелось стряхнуть с себя раздражение и отгородиться чем-нибудь от навязчивых мыслей об этих полных опасностей скалах. Нужно было срочно придумать, чем заняться.
     Она испытывала большое искушение вернуться в библиотеку и закончить просматривать подшивку местной газеты. Как раз когда она нашла интересный, на ее взгляд, материал о том, как Скотт Маккенна положил начало местной оранжерее, потому что его жена очень л