может  быть  крепкого
фундамента. Строительство больших домов во  всех  отношениях  (подразумевая,
что они воздвигаются в таком большом городе, как Лондон) представляется  мне
гораздо  более  целесообразным,  чем  строительство  маленьких  домишек.   А
преимущества, которые Вы дадите их обитателям, в огромной мере восполнят тот
недостаток, что дома эти в определенные часы дня  будут  погружать  улицу  в
тень.
     В Манчестере и в большинстве подобных ему городов я знаю всех.  Но  мне
кажется, что тут больше нужны люди,  связанные  со  строительством  железных
дорог, проходящих через дальние пустоши Йоркшира, где  им  пришлось  строить
школы и  церкви  и  устанавливать  среди  полного  беспорядка  упорядоченную
систему, как, например, в Йоркшире, где уже несколько  лет  строят  туннель.
Или  крупные  фабриканты  железных  изделий  -  среди  них  есть   несколько
примечательных личностей, - которые действовали по собственной инициативе  и
с помощью своих рабочих сделали чудеса. Есть в отдаленных районах  и  другие
фабриканты, которые в один прекрасный день поняли, что очутились среди массы
рабочих,  которых  стремительный  поток  мчит  к  неминуемой   гибели.   Они
преградили путь этому потоку, направили его в иное русло, выстроили  сносные
жилища, школы, сберегательные кассы, небольшие  библиотеки.  В  моей  памяти
встает ряд таких примеров, когда я пишу эти строки, и я не  сомневаюсь,  что
мы можем использовать опыт подобных начинаний, просто запросив о них...


                                  268

     Де СЭРЖА

                                                      Лондон, Тэвисток-хаус,
                                                             Тэвисток-сквер,
                                                      суббота, 8 мая 1852 г.

     Дорогой Сэржа,
     Ваше второе милое письмо было бы для меня настоящим укором, если  бы  я
так часто не пытался ответить на первое  (которое  явилось  одним  из  самых
приятных рождественских воспоминаний) и так часто не терпел неудачи  в  этом
начинании за всеми моими писаниями. Мне уже порою казалось, что Вы обладаете
месмерическим видением того, что я писал Вам  -  в  своей  душе,  невидимыми
чернилами на незримой бумаге - почти каждый день моей жизни.
     Не могу  передать,  как  я  был  обрадован  Вашим  сообщением  о  нашем
замечательном друге. Мы с Уотсонами говорили и о нем и о всех вас только  на
днях и я был несказанно рад получить все эти сведения. Слава  богу,  что  он
по-прежнему может оставаться самим собой. А это все, что ему нужно для того,
чтобы оставаться одним из самых обаятельных людей в мире. Мне бы ничего  так
не хотелось, как вновь поспорить с ним хотя бы  полчаса!  Мы  тут  составили
заговор (мы - это я и Уотсоны), махнуть в середине лета в Лозанну,  оставить
там  наших  дам  на  неделю,  похитить  Вас  в  горы  и  устраивать   оттуда
великолепные вылазки! Боюсь,  что  заговор  этот  под  угрозой,  в  связи  с
выборными проектами Уотсона и еще другими помехами, о  которых  г-жа  Уотсон
туманно упомянула в письме позавчера. Но меня еще не покидает  бледная  тень
надежды, и я не оставлю ее, пока могу держаться за  эту  последнюю  ниточку.
Сейчас я, как Вы  можете  себе  представить,  очень  занят;  но  думаю,  что
все-таки смогу осуществить наш замысел, как-то  сведя  концы  с  концами.  В
следующую  среду  мы  устраиваем  торжественный  совет  в  Бирмингеме.   Моя
любительская труппа выступает там в ратуше, и Уотсоны  тоже  приедут,  чтобы
посмотреть спектакль. Видит бог, как я хочу, чтобы и Вы с миссис Сэржа могли
приехать!  Это  будет  очаровательное  зрелище;  декорации  выполнены  очень
изящно, костюмы богатые и красивые, освещение великолепное, и все в целом  -
чудесная картина времен Георга II. Но я уклонился от рассказа  о  совещании,
на котором решится (насколько я понял миссис Уотсон), должен ли наш  замысел
занять  место  в  ряду  свершившихся   или   несвершившихся   деяний   этого
предприимчивого мира.
     Моя жена уже поправилась после того,  как  наградила  меня  (я  мог  бы
обойтись без этой награды) номером десять. Нашего предпоследнего ребенка  мы
назвали Дорой, в память о Копперфилде, но имя это оказалось  злополучным,  и
малютка последовала за своей предшественницей в Страну теней.
     Надеюсь, что "Холодный дом" в последних  выпусках  понравится  Вам  еще
больше. Успех его необычен; весь  престиж  "Копперфилда"  (а  он  был  очень
велик) распространился на него, и спрос на роман больше, чем на  другие  мои
книги. Я очень увлечен ею. Только что закончил очередной, четвертый выпуск и
предвкушаю много интересного  в  дальнейшем,  для  чего  ныне  закладывается
основа.
     Здесь все по-прежнему. В области политики - все взбудоражены  всеобщими
выборами, предстоящими между сенокосом и жатвой. Из новостей  музыкальных  -
чудесная итальянская опера в Ковентгардене и перепалка (о чем, как видно, Вы
осведомлены лучше  меня)  между  конкурирующими  импресарио  из-за  немецкой
певицы. Из новостей художественных - выставка, а на  ней  несколько  (совсем
немного)  хороших  картин.  Недавно  перед  ее  открытием  я  видел  герцога
Веллингтона на званом обеде. Вы не представляете, до чего  он  стар  на  вид
(ему уже исполнилось 83 года) и с каким трудом он  судорожно  выталкивал  из
себя (как цепочку военных команд!) коротенькую речь. Роджерс * (на пять  лет
старше) из-за несчастного случая охромел и жизнь  свою  проводит  в  кресле,
которое ставят в экипаж и извлекают оттуда, подкатывают к столу,  втаскивают
вместе с ним по лестнице, если он выбирается куда-нибудь (что  бывает  очень
редко); надо думать, даже  в  постель  Роджерса  укладывают  вместе  с  этим
креслом. Во всем остальном он точно такой же. Довольно говорливый и довольно
сварливый - рассказывает одни и те же истории одним и тем же людям, в тех же
самых словах по двадцать раз в день, и устраивает небольшие званые обеды  на
четверых, во время которых приходит в ярость, если кто-нибудь не беседует  с
ним. Том Мур оставил для публикации очень любопытные дневники  лорду  Джону,
который показал мне  их  недавно.  Они  чрезвычайно  хороши  как  небольшие,
непринужденно рассказанные картинки о людях его времени; я считаю их лучшими
дневниками после Пеписа. Миссис Остин пишет биографию Сиднея Смита, которая,
я уверен, получится очень интересной, - это был такой благородный ум, а  она
такая умная женщина.
     Вот Вам, дорогой Сэржа, скучный перечень разных  событий,  но  я  не  в
силах оживить его. Я пишу эти строки и вижу, как мы с Вами,  покуривая,  под
вечер прогуливаемся у отеля Мартиньи, а наши дамы играют и поют в  гостиной,
помните? Кстати о них, я видел леди Вирджинию Тайлор позавчера вечером - она
выглядит просто старой, если Вы можете представить такое  сверхъестественное
превращение. Боюсь (точно не знаю, но подозреваю), что  леди  Мэри  лишилась
рассудка. Джорджина еще не вышла замуж (переходя к дамам) и пока что  отнюдь
не собирается. Она необычайно разборчива. Она посылает миссис  Сэржа,  всему
Вашему семейству и Вам лично заверения в самой нежной любви. Миссис  Диккенс
от всей души присоединяется к ней. И я также. Передайте, пожалуйста, от всех
нас самые нежные пожелания Холдимэнду. Прошу верить, дорогой Сэржа, что я  с
глубоким уважением остаюсь Вашим преданным другом.


                                  269

МИССИС ГАСКЕЛЛ

                                                             Тэвисток-хаус,
                                                    вторник, 29 июня 1852 г.

     Дорогая миссис Гаскелл!
     Я прочитал эти рукописи  со  смешанным  чувством:  в  них  очень  много
ценного, но много и совершенно непригодного, такого, что  явно  способствует
воспитанию лицемеров. Не скажу, чтобы рукопись в  целом  произвела  на  меня
благоприятное впечатление. Вряд ли мистер Гаскелл согласился бы учить  детей
по такому методу. Зато Вы совершенно убедили  меня  в  вопросе  о  повторной
постановке комедии Бульвера в Манчестере, что я решил не играть ее. Мы дадим
"Обессиленный", "Карл  Двенадцатый"  и  "Дневник  мистера  Найтингела".  Две
первые пьески очаровательны, в особенности первая. Это,  безусловно,  лучшее
из всего,  что  мы  ставили.  Она  из  французской  жизни,  по  замыслу  она
восхитительна.

                                                       Всегда преданный Вам.


                                  270

НЕИЗВЕСТНОМУ

                                              Тэвисток-хаус, Тэвисток-сквер,
                                                             9 июля 1852 г.

     Сэр!
     Я получил Ваше письмо, помеченное  вчерашним  числом,  и  позволю  себе
ограничиться довольно кратким ответом.
     Продолжительное время благотворительные общества тратили огромные суммы
денег на миссионерство за границей, даже не задумываясь,  есть  ли  в  самой
Англии такая вещь, как бесплатные школы для бедных детей, и в дальнейшем эти
общества не предпринимали никаких совместных усилий проникнуть  в  ужасающие
трущобы, в которых эти школы ютятся ныне, и где они, насколько мне известно,
не были ни размещены, ни обнаружены "Обществом распространения слова божия в
чужих странах".
     Если Вы находите, что в  расходовании  средств  на  благотворительность
внутри страны и за границей соблюдена справедливая пропорция, то я этого  не
нахожу.
     Не стану приводить поражающие сравнения, которые можно было бы провести
между суммами, которые расходуются в наши дни на то,  чтобы  рассеять  самое
темное невежество и нищету и отогнать их от  нашего  порога,  ибо  я  нахожу
известное оправдание ошибкам, порожденным искренним желанием творить  добро.
Но я даю общее представление о все еще существующей аномалии  (в  том  самом
абзаце, который оскорбил Ваши чувства),  надеясь  побудить  некоторых  людей
задуматься над этой проблемой и установить  более  справедливое  соотношение
затрат. Я твердо уверен, что два вида работы миссий - внутри страны и за  ее
пределами - проводятся не на равной основе и что нужды  внутри  страны  куда
острее и насущнее, нежели за ее пределами.
     Более того, я самым серьезным  образом  сомневаюсь,  может  ли  могучая
торговая держава, имеющая связь со всеми странами  мира,  наилучшим  образом
христианизировать пребывающие в духовной тьме области вселенной  иначе,  чем
отдавая свои богатства и энергию делу  воспитания  добрых  христиан  у  себя
дома, а также стремлению  оградить  безнадзорных,  невежественных  детей  от
влияния улицы. А именно об этом и нужно думать, прежде  чем  отправляться  в
другие страны. Ибо если такая страна будет упорно продолжать работу  в  этом
направлении,  неуклонно  опускаясь  к  низам  общества,  то  и  любого  рода
посланцы,  которых  она  направляет  за   границу,   будут   добродетельными
миссионерами по сути своей, а не губителями  того,  что  могли  бы  принести
миссионеры профессиональные.
     Таковы мои взгляды, сложившиеся, я полагаю, на основе знания  фактов  и
наблюдений. И если бы страх перед столь легко  расточаемыми  эпитетами,  как
"антихристианский" и "антирелигиозный", заставил  меня  отказаться  от  моих
взглядов, то я бы заслужил подобные обвинения  в  их  истинном  значении.  Я
тщетно искал на странице 312  "Домашнего  чтения"  издевку,  на  которую  Вы
обращаете мое внимание, и  смею  заверить,  что  у  меня  нет  ни  малейшего
представления, в каком месте ее можно отыскать.
     Остаюсь, сэр, Вашим покорным слугой.


                                  271

ЧАРЛЬЗУ МЭЙНУ ЯНГУ

                                                Редакция "Домашнего чтения",
                                               Веллингтон-стрит, 16, Стрэнд,
                                           в среду вечером, 21 июля 1852 г.

     Дорогой Янг!
     Я внимательно прочитал все рукописи, которые прилагаю, но, к прискорбию
моему, вынужден сказать, что не могу их использовать.  Они  не  обладают  ни
одним качеством, необходимым для "Домашнего  чтения".  Написаны  они  весьма
неплохо, не без дамского изящества, но нет в них ни оригинальных наблюдений,
ни обаяния формы, ни четкой целеустремленности, ни выразительной  краткости,
которые отличали бы их от сотен и сотен  подобного  рода  опусов,  постоянно
наводняющих редакцию. Рассказ "Лев и спаниель" вовсе не  нов,  как  полагает
автор, и с успехом мог бы быть изложен на двух страницах вместо  десяти.  (К
тому же,  конечный  вывод  предполагает,  как  нечто  несомненное,  что  лев
чрезвычайно  смелое  животное,  тогда  как  современные  ученые  имеют   все
основания это оспаривать.)  "Цапля"  -  самый  заурядный  очерк,  в  котором
читателю не сообщается ничего нового. Он мог бы быть принят,  если  бы  тема
была изложена красочно и оригинально.
     Те же возражения, почти в  равной  степени,  вызывают  "Победы  любви".
"Сельский дом" и "Брат и сестра" - рассказы для детей и ни в  коей  мере  не
подходят для нашего  издания,  предназначенного  для  столь  широкого  круга
читателей, - издания, неуклонно стремящегося подавать каждый материал  таким
образом, чтобы он одновременно  представлял  интерес  для  разных  категорий
читателей с разными умонастроениями.
     Я подробно останавливаюсь на всех этих скучных мелочах потому лишь, что
Вы, заинтересовавшись рукописями, как-то выделяете их из обычной  категории,
и еще потому, что заинтересовали меня рассказом об их авторе. Я думал о том,
какой журнал мог бы  их  использовать,  но  не  могу  предложить  ни  одного
издательства (имеющего возможность и желающего заплатить за них), которое бы
их приняло. Сочтут ли возможным использовать их такие издатели, как Дартон и
Кo на Холборн-хилл или Гаррис в Сент-Полс Черчъярд -  весьма  сомневаюсь  и,
честно говоря, не могу надеяться на лучшее. Быть может, я ошибаюсь, и  тогда
буду весьма рад узнать, что это так.
     Если  бы  Вы  видели  корзину  моего   помощника,   набитую   подобными
произведениями, поступившими в редакцию всего  за  одну  неделю,  вы  бы  не
удивлялись - если удивляетесь теперь, - почему я  испытываю  тяжкое  чувство
ответственности,  поощряя  писателя,  не  имеющего  достаточных  данных  для
литературного поприща.

                                  Ваш, дорогой Янг, преданный и верный друг.

     P. S. Если эта дама пожелает послать мне еще что-нибудь  через  Вас,  я
прочту материал с готовностью и искренним желанием принять его (так же,  как
и эти рукописи), если это будет возможно.


                                  272

МИСС МЭРИ БОЙЛЬ

                                                  Дувр, Кэмден-кресчент, 10,
                                                            22 июля 1852 г.

     Дорогая Мэри!
     Поистине чудесное письмо от Вас. Описание семейства просто изумительно.
Я должен ответить тем же, чтобы доказать, как оно мне понравилось.
     Второго сентября  собираюсь  поставить  "Обессиленного"  в  Манчестере.
Подумайте только! С другой Мэри!!!
     Как я произнесу: "Дорогой  Джо,  если  вам  так  угодно!"  Голос  может
солгать, но сердце... сердце, мистер Вурцель, останется безучастным.
     Дорогая Мэри, в отношении Дувра Вы не совсем справедливы. Правда, город
не слишком в моем вкусе, чересчур шумливый и  до  приторности  светский.  Но
зато прекрасное море и очаровательные прогулки. К Фолкстону ведут две дороги
- обе поразительно хороши. А какие повсюду холмы  и  долины,  и  проселочные
дороги, и множество всего прочего. Скажу Вам по секрету: не  вполне  уверен,
нравилась ли мне прежде и понравится ли в будущем какая-либо книга так,  как
"Копперфилд". Но тем не менее я предвижу  несколько  очень  хороших  мест  в
"Холодном доме". Уотсон, когда я видел его в  последний  раз,  ухватился  за
рождественские спектакли, как за якорь спасения.  И  тогда!  О  восторг!  Но
успокойся, мое трепещущее сердце. Сегодня один из моих, как  я  их  называю,
бродяжьих дней, перед тем как погрузиться в работу. В  такие  дни  я  всегда
словно бы ищу то, чего не нашел в жизни и, быть может,  найду  только  через
несколько тысячелетий в каких-то других краях  совсем  другой  планеты.  Кто
знает? Но я не хочу этим настраивать Вашу пасторальную свирель  на  грустный
лад. Я отправляюсь на поиски по Кентерберийской дороге, среди  хмельников  и
фруктовых садов.

                                                   Всегда преданный друг Ваш
                                                                       Джо.

                                  273

МИСС КУТС

                                                Ливерпуль, отель "Адельфи",
                                                          2 сентября 1852 г.

     ...Если бы Вы только видели сегодня открытие  Бесплатной  Библиотеки  в
Манчестере! Столь благородное  начинание,  осуществленное  с  таким  умом  и
скромностью, столь поразительно рассчитанное на то, чтобы  создать  гармонию
между одной частью этой ужасной машины - огромного рабочего города и  другой
его  частью.   Вчера   вечером   мы   выступали...   перед   четырехтысячной
аудиторией...


                                  274

ДЖОНУ УОТКИНСУ

                                                               Понедельник,
                                                         11 октября 1852 г.

     Сэр!
     По возвращении из города я нашел письмо, которое Вы любезно  адресовали
мне, как полагаю, - дата на нем не указана, - несколько дней назад.
     Я отношусь к памяти Гуда с той же глубокой нежностью, какую испытывал к
нему  самому.  Однако  я  не  слишком  одобряю  посмертные  почести  в  виде
памятников, и мне  было  бы  чрезвычайно  неприятно  увидеть  опубликованным
задуманное Вами обращение, особенно когда  я  вспоминаю  встретившее  отклик
другое обращение, опубликованное после смерти Гуда.  Полагаю,  что  я  лучше
выполню свой долг перед покойным другом и лучше выражу ту любовь и уважение,
с которыми я его вспоминаю, если откажусь поддерживать какие-либо начинания,
которые  Вы  (несомненно,  с  самыми  благородными  целями  и  побуждениями)
предлагаете. Мне доставит горестное  удовлетворение  внести  свою  лепту  на
сооружение простого надгробия над прахом большого писателя,  которое  должно
быть столь же скромным, сколь  скромен  был  усопший,  и  я  считаю  ошибкой
сооружение иного вида памятников на месте его земного упокоения.

                                        Остаюсь, сэр, Вашим покорным слугой.


                                  275

УИЛСУ

                                                       Булонь, Отель де Бэн,
                                                четверг, 12 октября 1852 г.

     Дорогой Уилс!
     Я еще не получил номера,  о  котором  Вы  упоминаете  в  Вашем  письме,
датированном вчерашним днем. Я просмотрю его, как только получу.
     О рождественском номере я размышлял, но не слишком успешно, потому  что
постоянно был занят (и занят  до  сих  пор)  "Холодным  домом".  Предполагаю
вернуться домой в воскресенье или в понедельник, - как  позволит  работа,  -
после чего мы сразу же устроим в редакции обед и побеседуем о  номере,  -  с
тем чтобы Вы уже могли распределить задания.
     Недостаток  поэмы  Принса  *,  помимо   ее   литературного   убожества,
заключается еще и в том, что она  чересчур  громко  подпевает  одной  весьма
удобной идее (изрядно докучавшей нам со времен беспорядков  на  континенте),
внушая нам, что человеку надлежит кротко и смиренно сидеть в своем углу, как
бы с ним  ни  обращались.  Поэме  не  хватает  страстного  призыва  ко  всем
правителям предоставить людям возможность  сохранять  спокойствие,  хотя  бы
тем, чтобы эти правители справедливо и хорошо  ими  управляли.  А  здесь  мы
видим нечто иное, как образец политического морализирования. И  не  думайте,
что следует подлаживаться под вкусы какой-то особой группы наших  читателей.
Я всегда считал такую тактику величайшей ошибк