на,  не  удастся  сохранить,  если  только
больница не получит более широкой известности. Я ограничусь  этим  словом  -
известности, ибо я не допускаю мысли, что в христианском обществе, состоящем
из отцов и матерей, сестер и братьев, она  может,  получив  известность,  не
получить щедрой поддержки.
     Вот так обстоит дело, леди и джентльмены. Я изложил вам это прискорбное
дело  просто,  без  прикрас  -  от  них  я  с  самого  начала  твердо  решил
воздержаться; изложил его, памятуя  не  только  о  тысячах  детей,  ежегодно
умирающих в нашем  огромном  городе,  но  и  о  тысячах  детей,  что  живут,
малорослые и чахлые, терзаемые  болью,  которую  можно  было  бы  облегчить,
лишенные столь естественных в их годы здоровья и радости. Если эти ни в  чем
не повинные создания сами не могут вас разжалобить, то могу ли  я  надеяться
сделать это их именем?
     В самом восхитительном, самом прелестном из очерков, порожденных нежным
воображением Чарльза Лэма, он пишет  о  том,  как  зимним  вечером  сидит  у
камелька,  рассказывая  всякие  семейные  истории  своим   милым   детям   и
наслаждаясь   общением   с   ними,   а   потом   внезапно   возвращается   к
действительности: сам он - одинокий старый холостяк, а  дети  -  всего  лишь
призраки, они могли бы быть, но их никогда не было.  "Мы  ничто,  -  говорят
они, - мы меньше, чем ничто: призраки, грезы. Мы только могли  бы  быть,  но
еще долго, еще миллионы веков, мы должны ждать на унылом берегу  Леты,  пока
нам дана будет жизнь и имя". - "Я тотчас проснулся, - добавляет автор,  -  и
увидел, что сижу в своем старом кресле". Мне хочется, чтобы каждому из  вас,
в соответствии с обстоятельствами вашей жизни, явились сейчас  дети-призраки
- пусть это будет  ребенок,  которого  вы  любите,  или  еще  более  любимый
ребенок, которого вы потеряли, или ребенок, который мог бы у вас  быть,  или
ребенок,  которым  вы  сами  были  когда-то.  И   пусть   каждый   из   этих
детей-призраков крепко держит за руку одного из тех  малюток,  что  лежат  в
Детской больнице или погибают, потому что там  не  нашлось  для  них  места.
Пусть каждый из них говорит вам:  "Ради  меня,  во  имя  мое,  помоги  этому
маленькому страдальцу!" (Возгласы, крики.) Ну, так, а теперь  проснитесь,  и
вы увидите, что находитесь в Зале масонов, что вы благополучно  досидели  до
конца немного затянувшейся речи и поднимаете бокалы за Больницу  для  детей,
твердо решив добиться ее процветания. (Громкие возгласы одобрения.)

     [Тост за Диккенса. Казначей огласил список пожертвований -  свыше  3000
фунтов стерлингов, из которых 900 - от женщин. Одна из них пожертвовала  500
фунтов, подписавшись просто "Мэри-Джейн". Диккенс предложил последний тост -
за дам:]

     Поднимая этот бокал, мне хочется отдельно воздать должное  "Мэри-Джейн"
и от души  пожелать  всем  спокойной  ночи.  Мало  хорошего  можно  было  бы
осуществить, не будь на свете женщин. В свое  время  мне  указывали  на  то,
сколько  сумел  сделать  Робинзон  Крузо,  будучи  холостяком.   Однако   я,
основательно изучив авторитетные источники, обнаружил, что на самом  деле  у
этого достойного человека было целых две жены.


       ^TРЕЧЬ В КОРОЛЕВСКОМ ТЕАТРАЛЬНОМ ФОНДЕ^U

                             29 марта 1858 года

     Джентльмены! Все мы,  часто  посещая  театр,  научились,  я  в  том  не
сомневаюсь,  предсказывать  по  разным  мелким  признакам  и  приметам,  как
развернутся события на подмостках.  Например,  когда  молодая  девица,  дочь
адмирала, остается на сцене одна и облегчает свою  душу  замечаниями  общего
порядка, не имеющими прямой связи с ходом пьесы, и когда из недр земли прямо
у  нее  под  ногами  раздается  бодрое,   вдохновляющее   постукивание,   мы
предсказываем, что сейчас будет исполнена песенка. {Смех.) Когда  появляются
два джентльмена, которых,  по  счастливому  совпадению,  ожидают  ровно  два
стула, не больше и  не  меньше,  мы  заключаем  из  этого,  что  между  ними
состоится разговор и что в разговор  этот,  скорее  всего,  будут  вкраплены
воспоминания биографического  свойства.  (Смех.}  Точно  так  же,  когда  мы
замечаем, что два других джентльмена, в особенности если они  принадлежат  к
сословию моряков, грабителей или контрабандистов, успели с последнего своего
выхода вооружиться очень коротенькими кинжалами с очень  длинной  рукояткой,
то предсказываем с некоторой  долей  уверенности,  что  такие  приготовления
закончатся дракой. (Смех.) Так  вот,  джентльмены,  эти  ассоциации  мыслей,
которые мы так часто приносим с собою в театр,  можно  вынести  и  за  стены
театра, а если так - вам, возможно, уже пришло в голову, что когда я  просил
у моего старого друга, нашего председателя, разрешения  предложить  тост,  я
имел в виду не кого иного, как моего старого друга и  что  именно  о  нем  и
пойдет сейчас речь. (Возгласы одобрения и смех.)
     Джентльмены,  обязанности  попечителя   Театрального   фонда,   каковую
должность я имею честь исполнять, не столь  многочисленны,  как  его  права.
Иными словами, он - не более как  персонаж  без  слов  (смех),  с  той  лишь
прискорбной разницей, что ему не по ком вздыхать. (Смех.) Если бы  его  роль
можно было в этом смысле немного подправить, я ручаюсь, что играть  ее  было
бы гораздо приятнее и что он уже не чувствовал  бы  себя  таким  потерянным.
Обязанности этого странного персонажа состоят в том,  чтобы  раз  в  полгода
наведываться в банк и ставить свою подпись в  большущей,  громоздкой  книге,
тем свидетельствуя получение  двух  документов,  о  которых  ему  ничего  не
известно и которые он тут же передает бутафору, после чего уходит со  сцены.
(Смех.)
     Зато права у него немалые. Он наделен правом наблюдать рост и  развитие
общества, к которому проявлял интерес с самого его  зарождения,  он  наделен
правом  по  всякому  подходящему  поводу  воздавать  должное   бережливости,
доброте, самопожертвованию и собственному  достоинству,  присущим  категории
людей, которых невежды не ценят по заслугам и  которым  долго  отказывали  в
этих добродетелях в силу глубоко укоренившегося глупого,  невежественного  и
низменного предрассудка. (Громкие возгласы одобрения.) И наконец, он наделен
правом время от времени предлагать тост за председателя на ежегодном  обеде;
а когда председатель - это человек, чьим талантом он горячо  восхищается,  в
то же время глубоко его уважая (крики, возгласы), когда этот председатель  -
человек, который служит украшением  литературы  и  в  чьем  лице  мы  славим
литературу (возгласы), тогда он чувствует,  что  это  последнее  -  поистине
высокое право. (Громкие крики.) Джентльмены!  С  первых  дней  существования
этого  общества  я  позволил  себе  внушать  его  руководителям  мое  личное
убеждение, что для содействия его влиянию и успеху им следует возможно  чаще
выбирать  председателя  из  числа  лиц,  прикосновенных   к   литературе   и
искусствам. (Правильно!) Я позволю себе сказать, что ни в  одном  учреждении
подобного рода не  председательствовало  столько  выдающихся,  замечательных
людей. (Крики "браво".) И я убежден, что никогда  не  бывало  и  никогда  не
будет - просто потому, что не может быть, - человека,  который  выполнял  бы
эти обязанности с большим  блеском,  чем  благородный  английский  писатель,
занимающий  председательское   кресло   сегодня.   (Громкие   приветственные
возгласы.)
     Джентльмены! Я не возьму на себя смелость - сейчас для этого не время и
не место - листать перед вами зачитанные страницы романов мистера  Теккерея,
не возьму на себя смелость обращать ваше  внимание  на  то,  сколько  в  них
заключено остроумия, сколько в них мудрости, как много автор  открыл  нам  в
своих книгах - и притом, как они бесстрашны  и  как  беспристрастны.  (Крики
"браво".) Но одно я могу сказать, отдавая им  скромную  дань  уважения:  мне
представляется  совершенно  правильным  и  в  порядке  вещей,  чтобы   такой
писатель, как мой друг, и такое искусство, как театр,  встречались  лицом  к
лицу, как то случилось сегодня. (Крики одобрения.) Ведь всякий хороший актер
идет по стопам всякого хорошего автора, а каждый  писатель-беллетрист,  если
даже он не избирает драматическую форму, в сущности, пишет для сцены.  Пусть
он пишет только романы, пусть  не  написал  ни  одной  пьесы,  но  правда  и
мудрость, живущие в нем, должны проникнуть в искусство сцены, самую сущность
которого  составляют  правда  и  страстность,  и  в  какой-то  мере   должны
отразиться в  том  большом  зеркале,  которое  оно  держит  перед  природой.
(Возгласы одобрения.) Джентльмены, среди присутствующих здесь представлены и
актеры, и директоры театров, и писатели. Мы можем  без  труда  предположить,
что все они изучали тайны человеческого сердца  во  многих  и  разнообразных
театрах, больших и малых, но я уверен, что  ни  один  из  них,  ни  в  одном
театре, начиная с повозки Феспида *, не изучал  этих  таинственных  движений
души с большей пользой для нас, чем в веселых балаганах "Ярмарки тщеславия".
Этому искусному кукольнику, который доставил нам столько радости и чьи слова
сегодня  нас   так   очаровали,   нам   предстоит   сейчас   выразить   нашу
признательность и приветствовать его среди нас,  и,  желая  ему  счастливого
пути через многие годы и многие ярмарки, которые, как мы от  души  надеемся,
еще дождутся прикосновения его могучего искусства, я, с  вашего  разрешения,
предлагаю выпить за здоровье председателя, и да хранит его бог! (Овация.}


       ^TРЕЧЬ В КОРОЛЕВСКОМ ОБЩЕСТВЕ МУЗЫКАНТОВ^U

                             8 марта 1860 года

     Леди и джентльмены! Я, вероятно,  не  ошибусь,  если  скажу,  что  всем
известно следующее любопытное обстоятельство:  когда  люди  частным  образом
собираются за обеденным столом, сговорившись обсудить  какой-нибудь  деловой
вопрос, неизменно получается так,  что,  сколько  ни  старайся,  не  удается
заставить их подойти к этому вопросу, и как раз касательно этого предмета  -
и только этого предмета - никакими уловками невозможно вытянуть из них  хотя
бы слово. Поскольку все человечество убедилось  в  этом  на  горьком  опыте,
устроители тех обедов, на одном из коих мы сейчас присутствуем, благоразумно
ввели в обычай приступать  к  делу  немедля,  в  самом  начале  вечера.  Они
излагают подлежащее обсуждению дело на бумаге, и не успевает еще  несчастный
председатель раскрыть рот, как вот оно, черным по белому,  уже  лежит  перед
ним. (Смех.) Два длинных ряда почтенных граждан,  сидящих  по  правую  и  по
левую руку от председателя, надежно его охраняют, следя за тем, чтобы он вел
себя как должно, и вынуждают-таки его говорить на нужную тему, хотя  ни  для
кого не секрет, что втайне он мечтает от нее увильнуть,  а  в  ушах  у  него
звучит  голос,  проникновенный  голос,  который,   подобно   вещему   голосу
древнеримского раба, напоминает ему на всем пути триумфального шествия,  что
он - всего лишь смертный председатель и что общая  участь  его  и  всей  его
братии - "сказать свое слово и умереть".
     Сегодня, леди и джентльмены, мы празднуем сто двадцать вторую годовщину
Королевского  общества  музыкантов.   (Громкие   приветственные   возгласы.)
Учреждено  оно  было  благодаря  тому,  что  сто  двадцать  лет  назад   два
джентльмена, стоя в дверях кофейни в полумиле от того места, где  мы  сейчас
находимся,  случайно  загляделись  на  двух  бедных  мальчиков,  гнавших  по
лондонским улицам пару ослиц. Эти два мальчика были сыновьями  скончавшегося
музыканта; два щедрых сердца,  сжалившихся  над  ними,  были  сердцами  двух
скончавшихся музыкантов; а благородный человек, поспешивший  им  на  помощь,
был тоже ныне скончавшийся музыкант  Гендель  *,  известный  среди  истинной
аристократии духа - среди людей искусства - не  громкими  титулами,  а  лишь
своим даром, полученным, как я разумею, из рук самого господа  бога.  (Крики
"браво".) Так  вот,  леди  и  джентльмены,  этот  "Гармонический  кузнец"  *
принялся так ретиво ковать железо своего братства, пока оно было горячо, что
выбил из него искры самоуважения, независимости  и  процветания  -  качеств,
которые отличают это учреждение и поныне. Все девятнадцать лет, что ему  еще
оставалось прожить, он трудился ради Общества музыкантов у наковальни своего
искусства, трудился не жалея сил  и  с  искренней  верой,  а  перед  смертью
завещал ему царское наследство - тысячу фунтов стерлингов. (Громкие возгласы
одобрения.) Теперь мы видим, что такое  доброе  семя  и  что  такое  хорошая
музыка. Миновало сто двадцать два года; ушли  в  прошлое  кружевные  жабо  и
пудреные парики, ушли в прошлое белые плащи, шинели с  пелеринами,  огромные
шейные платки и ботфорты, но из  доброго  семени  выросло  пышное,  цветущее
дерево, под сенью которого мы нынче  сидим;  и  хорошая  музыка  по-прежнему
молодо звучит в молодых ушах, в молодых голосах  и  пальцах  каждого  нового
поколения. (Одобрительные возгласы.)
     Леди и джентльмены, когда мне выпадает  честь  председательствовать  на
подобных обедах, я  обычно  стараюсь  объяснить  тем  из  собравшихся,  кто,
возможно, незнаком с деятельностью данного общества,  из  каких  соображений
сам я это общество поддерживаю. Так позвольте мне  вкратце  рассказать  вам,
почему я  с  особенным  сочувствием  и  уважением  отношусь  к  Королевскому
обществу музыкантов.
     Во-первых, потому что оно - подлинное (браво!) - не только по названию,
но и на самом деле это общество музыкантов:  не  разношерстное  сборище  лиц
неопределенных занятий, в которое  затесались  несколько  музыкантов,  чтобы
как-то  оправдать  злоупотребление  высоким   этим   словом,   но   общество
профессионалов, связанных любовью к своему искусству и ставящих  себе  цели,
важные для этого искусства. (Возгласы) Потому что эти люди объединились -  а
они только так и могли объединиться независимо  и  с  пользой  -  на  основе
взаимной помощи (крики "браво") и заранее обеспечивают  на  время  старости,
болезни или несчастья если не самих себя, то  своих  собратьев,  их  вдов  и
сирот. Потому что общество это не только дает средства на  образование  этих
бедных детей и на обучение их профессии, но и после того по-отечески  о  них
печется: тех из них, кто успешно прошел ученичество, поощряют возвращаться в
лоно общества, награждают за успехи и прилежание, а  также  наставляют  и  в
дальнейшем следовать стезей правды и приверженности  долгу.  (Аплодисменты.)
Потому что общество это не замкнутое, оно предоставляет  самым  новым  своим
членам те же преимущества, что и самым старым, и  охотно  принимает  в  свои
ряды музыкантов-иностранцев, постоянно проживающих в Англии. Потому что  оно
действует по особым, им самим созданным правилам (одобрительные возгласы)  и
притом ведет дела  по  системе  чрезвычайно  неразумной  и  не  пользующейся
признанием, а именно - платит небольшое жалованье  всего  лишь  двум  лицам,
действительно работающим, в то время как директоры даже расходы, связанные с
собраниями, покрывают из своего  кармана.  (Громкие  аплодисменты.)  Леди  и
джентльмены, вы и представить себе не можете, какой переполох поднялся бы  в
некоем литературном обществе, если бы кровожадный субъект, ныне обращающийся
к вам с этой немудрой  речью,  попросил  бы  там  слова  и  предложил  взять
Общество  музыкантов  как  пример  для  подражания.  (Смех  и  одобрительные
возгласы.) И наконец, леди и джентльмены, я рекомендую это общество  тем  из
вас, кто с ним незнаком, потому что это  общество  артистов,  основанное  на
правиле: все за одного и каждый за всех.  Каждый  из  его  членов  с  самого
начала  считает  своей  обязанностью  перед   всеми   остальными   бесплатно
участвовать в  любом  концерте,  который  устраивается  в  пользу  Общества.
Каждому  при  вступлении  в  члены  Общества  официально  и   недвусмысленно
напоминают, что  он  берет  на  себя  обязательство  по  мере  своих  сил  и
способностей участвовать в большой работе,  и  с  этой  минуты  его  считают
связанным  этим  обязательством.  Таковы,  леди   и   джентльмены,   главные
отличительные черты общества профессионалов, которое  сегодня  миновало  сто
двадцать вторую веху на своем жизненном пути, - главные его черты, но к  ним
можно прибавить еще одну, а именно, что ежегодный доход,  получаемый  им  из
одного только источника  -  от  ежегодных  членских  взносов,  -  составляет
немногим больше одной десятой доли той суммы, какую оно ежегодно  тратит  на
осуществление своих превосходных целей. На обложке лежащей передо мною книги
я читаю "Вечер сто  двадцать  второй",  и  я  погружаюсь  в  сладкие  грезы,
вспоминая те чудеса, которые с раннего детства рождала для меня музыка.  Мне
грезится, что я воротился к ночи сто двадцать  второй  замечательных  сказок
"Тысячи и одной ночи" и  слышу,  как  Динарзада,  за  полчаса  до  рассвета,
говорит сестре: "Сестра Шахразада, если ты еще не спишь и если будет  на  то
милость нашего повелителя-султана, прошу тебя,  доскажи  мне  сказку  про...
английских музыкантов!" (Смех и одобрительные возгласы.)  На  что  Шахразада
отвечает, что охотно исполнила бы ее просьбу, но  сдается  ей,  что  у  этой
сказки нет конца (одобрительные возгласы), ибо, по ее  мнению,  до  тех  пор
пока люди будут жить на земле, любить и  надеяться,  до  тех  пор  не  может
исчезнуть  музыка,  поднимающая  их  над   превратностями   судьбы   и   над
собственными заблуждениями. (Крики, возгласы.) И  вот  султан,  который  для
этого случая на время изменил свое имя, опоясался не  ятаганом,  а  косой  и
удалился, милостиво порешив - пусть сказка длится и сто двадцать вторую ночь
и пусть братство музыкантов живет вечно. (Громкие аплодисменты.)
     Леди и джентльмены, вы можете счесть это праздной игрой воображения, но
ведь каких только фантазий  не  рождает  музыка!  Вы  знаете,  что  ей  дано
воскрешать мертвых; ей дано привести  к  вашему  камельку  родное  существо,
которое если и жило когда, так только в вашем сердце. Вы знаете, что  музыка
дает слепому зрение, а тяжелобольному - надежду; что мертвые слышат  ее.  Мы
все слышим ее и в смене времен года, и в шуме  вод,  по  которым  ходил  наш
Спаситель. А в заключение я прошу вас, прислушайтесь и еще к одному напеву -
вы наверняка расслышите его среди звуков сегодняшней музыки. Не  может  рука
навсегда сохранить свою власть над смычком, струнами, клавишами;  и  дыхание
рано или поздно  слабеет.  Искусное  сочетание  многих  инструментов  всегда
требует и таких музыкантов, которые не могут надеяться ни на большой  успех,
ни на большую плату, а между тем без  их  участия  наслаждение,  которое  вы
испытываете, не было бы полным. Так прислушайтесь и к этому напеву: "Я -  из
их числа; я был молод, теперь я стар; пальцы мои утратили гибкость;  дыхание
ослабело. Ради того многого, что дала вам музыка, дайте мне хоть немного!"
     Я  предлагаю  тост  за  Королевское   общество   музыкантов.   (Громкие
аплодисменты.)
     [Позднее, предлагая тост "за дам", Диккенс, как всегда, возмущался тем,
что они сидят отдельно, на галерее.]
     Почему мужчины располагаются со всеми  удобствами,  почему  перед  ними
дымятся яства и сверкают графины, а дамы должны сидеть наверху  и  оттуда  с
довольным видом взирать на это зрелище? Даже на Сандвичевых  островах  и  на
Таити дикари допускают представительниц прекрасного пола на свои банкеты. Не
стоит ли нам изменить нынешнее положение вещей?  Я  со  своей  стороны  могу
сказать, что если устроители пообещают в будущем году, или еще через год, по
случаю очередного торжественного обеда пригласить к столу дам и посадить  по
даме  справа  и  слева  от  председателя,  то  я  охотно  соглашусь   занять
председательское кресло. (Возгласы одобрения.)


       ^TРЕЧЬ В ПЕНСИОННОМ ОБЩЕСТВЕ ПЕЧАТНИКОВ^U

     6 апреля 1864 года

     Не знаю, составляю ли я в этом смысле исключение, но я отчетливо помню,
что с первых моих школьных дней