к  подобным  женщинам  с
большой мягкостью и осторожностью _и ни в коем случае не считал бы один, два,
три, четыре или даже шесть уходов из  приюта  непреодолимым  препятствием  к
тому, чтобы вновь принять туда такую женщину_.  Решение  в  каждом  отдельном
случае я предоставил бы руководителям приюта, причем наибольший  вес  должно
было  бы  иметь  постоянное  хорошее  поведение,   предшествовавшее   такому
припадку.
     Я начал бы с относительно  небольшого  числа  -  например,  с  тридцати
человек - и изо дня в день внушал бы им, что успех опыта зависит  только  от
них и что их поведение решает, будут  ли  спасены  сотни  и  тысячи  женщин,
теперь даже еще не родившихся. Насколько  успешен  будет  этот  эксперимент,
предсказать очень трудно, однако  мне  кажется,  что  если  в  приюте  будет
введена хорошо продуманная система и он будет хорошо  управляться,  половина
его обитательниц будет спасена с самого начала, а в дальнейшем пропорция эта
будет возрастать. Мне кажется,  подобный  подсчет  должен  оказаться  весьма
близким к истине.
     Основная трудность заключается в том, чтобы  как-то  обеспечить  их  до
конца жизни (если не удастся добиться помощи правительства), начиная с  того
момента, когда их можно будет считать исправившимися. Если предположить, что
система  отметок  и  воспитания  окажется  успешной  и  постепенно   завоюет
общественное доверие и уважение, можно,  я  полагаю,  надеяться,  что  очень
многие охотно будут брать этих женщин в услужение. Однако для  очень  многих
из этих несчастных очень нужна была бы возможность  начать  жизнь  заново  в
совершенно новой обстановке, так как тогда не  было  бы  опасности,  что  их
узнают, оскорбят или что прежние знакомые снова толкнут их на прежний путь.
     Не  знаю,  захотите  ли  Вы  доверить  мне  какую-то  долю  надзора   и
руководства этим приютом, но незачем говорить, что я вложил  бы  в  подобное
дело всю душу. И в этом отношении, как и во всех остальных,  мною  руководит
только  искреннее  и  ревностное   желание   всеми   скромными   средствами,
находящимися  в  моем  распоряжении,   помочь   вам   в   устройстве   этого
благодетельного заведения.
     Во  всяком  случае,  Вам  для  начала  следует  ознакомиться  со  всеми
результатами предыдущих экспериментов в этой области  -  с  их  устройством,
планами, руководством, а также с необходимыми расходами.  Мне  кажется,  все
эти данные я мог бы получить и изложить  ясно  и  понятно  не  хуже  всякого
другого. Я предложил бы вам  следующий  план  действий:  _все,  связанное  со
школой и церковью, на некоторое время отложить_. Когда я  буду  в  Париже  (с
божьей помощью, я надеюсь там быть до рождества),  я  ознакомлюсь  со  всеми
существующими там заведениями подобного рода и соберу  все  сведения,  какие
только возможно. Я убежден, что именно в Париже можно собрать гораздо больше
полезного материала, чем в любом другом месте. Этот материал  с  добавлением
нашего английского опыта я изложу в наипростейшей и наияснейшей  форме,  так
что Вы сможете ориентироваться в нем, как на карте. Тем временем у Вас будут
следующие преимущества:
     1. Учреждая свою школу и аптеку, Вы сможете использовать  все  то,  что
может оказаться полезным при устройстве этого приюта.
     2.  Тем  временем  окончательно  созреют,  а  может  быть,  даже  будут
осуществлены кое-какие проекты, которые сейчас затеваются  в  Лондоне.  Хотя
они делают лишь несколько шагов по тому же пути, но  их  успех  или  неудача
будут равно поучительны.
     3.  Весьма  вероятно,  что  в  ближайшее   время   парламент   займется
рассмотрением всей системы ссылки и -  что  особенно  важно  -  в  различных
предварительных докладах, касающихся этого предмета (с которыми мне довелось
недавно ознакомиться) признается первостепенная важность вопроса  о  посылке
женщин в различные колонии.
     Я высоко ценю, дорогая мисс Кутс, Ваше доверие в подобном деле  и  Ваше
чистое, возвышенное великодушие, и от всего сердца желаю, чтобы  та  помощь,
которую Вы надеетесь оказать Вашему  полу,  с  самого  начала  получила  всю
возможную поддержку, и чтобы исполнение Вашего  замысла,  если  ему  суждено
исполниться, послужило прославлению Вашего  имени  и  Вашего  отечества.  И,
чувствуя все это, я даю Вам  совет,  который,  мне  кажется,  должен  помочь
осуществлению этой цели. Поверьте, если Вы согласитесь, я никогда не  забуду
об этом деле, не остыну к нему и не перестану отдавать ему все свои  силы  и
мысли. Но если Вы предпочтете какой-либо иной путь и сообщите мне  об  этом,
Вы найдете во мне такого же ревностного помощника, которому  так  же  лестно
будет оказаться хоть чем-то Вам полезным...


                                  161

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                    Лозанна,
                                                              18 июля 1846 г

     ...Мне кажется, что замысел "Домби" интересен  и  нов  и  таит  в  себе
большие возможности. Однако мне не хотелось бы писать Вам об этом,  пока  Вы
не прочтете первого выпуска, а то я боюсь испортить Ваше впечатление.  Когда
он будет окончен - в среду или в четверг, с божьего соизволения, - я  отошлю
его Вам в ближайшие  два  дня  по  семь  писем  с  каждой  почтой.  Если  Вы
немедленно пошлете его в типографию, то боюсь, что Вы сумеете  прочесть  его
только уже напечатанным.  Я  полагаюсь  на  то,  что  Вы  внушите  Б.  и  Э.
необходимость сохранять строжайшую тайну. Даже если станет известной  только
фамилия,  это  уже  будет  губительно.  Меня  очень  тревожат   детали   для
иллюстраций, которые требуют необычайной  тщательности.  Образцовой  моделью
для Домби, если бы только Брауну удалось его увидеть, мог бы  послужить  сэр
А. Э. И3 Д. Очень много  стараний  потребует  мисс  Токс.  Семью  Тудлей  не
следует особенно окарикатуривать из-за Полли. Мне хотелось бы,  чтобы  Браун
обдумал Сьюзен Нипер, которая в первом выпуске не потребуется. После второго
выпуска они все станут лет на девять-десять старше, но  это  не  приведет  к
значительным изменениям характеров, за исключением, конечно,  детей  и  мисс
Нипер. Как чудесно называть все эти имена, когда они Вам ничего не  говорят!
Мне это очень нравится. Между прочим, надеюсь, Вам понравится  знакомство  с
Соломоном Джилсом. Мне кажется, он живет в неплохом домишке... Еще одно. Как
вам понравится такое название для рождественской повести: "Битва жизни"? Я с
этим названием вовсе не возился - оно только что пришло мне в голову в связи
с одной смутной мыслью. Если удастся, я, пожалуй, возьмусь затем  за  нее  и
избавлюсь от нее. Если бы Вы знали,  как  она  ко  мне  привязалась,  Вы  бы
сказали то же самое. Каким  облегчением  было  бы  покончить  с  ней,  чтобы
"Домби" ничто не мешало!..


                                  162

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                   Лозанна,
                                                             25 июля 1846 г.

     ...Последние  два  дня  я  все  подумываю,  что  из  истории  человека,
приговоренного к десяти или пятнадцати  годам  тюремного  заключения,  можно
было бы сделать удачную основу для  хорошей  рождественской  повести.  Годы,
проведенные в тюрьме, легли бы пропастью  между  людьми  и  обстоятельствами
первой части и изменившимися людьми и обстоятельствами второй, не говоря уже
о той перемене, которая произойдет  в  его  собственной  душе.  Впрочем,  я,
пожалуй, буду продолжать возиться с этим замыслом "Битвы". А что Вы  думаете
о нем?
     ...Теперь я  собираюсь  сообщить  Вам  в  общих  чертах  мои  ближайшие
намерения относительно "Домби". Я собираюсь показать, как мистером Домби все
больше и больше овладевает всепоглощающая  мысль  о  "сыне",  все  больше  и
больше  разжигающая  его  гордость  и  высокомерие.  Едва   мальчик   начнет
подрастать, я покажу, как у отца не хватает терпения ждать, как он  требует,
чтобы учителя давали ему побольше работы и все прочее.
     Однако естественная привязанность мальчика обратится на его сестру, и я
намерен показать, как она будет самостоятельно  и  по  доброй  воле  учиться
самым разным вещам, чтобы иметь возможность помогать ему в его уроках, и как
она всегда будет делать это. Когда мальчику будет лет  десять  (в  четвертом
выпуске), он заболеет и умрет, и во время болезни, когда он  будет  умирать,
он всегда будет, как и раньше, льнуть  к  сестре,  сторонясь  суровой  любви
отца. Так что мистер Домби, несмотря на все  свое  величие  и  на  всю  свою
привязанность к мальчику, даже тогда не почувствует  себя  ближе  к  нему  и
убедится, что вся любовь и доверие мальчика отданы сестре, на которую мистер
Домби - да и сам мальчик, если уж на то  пошло,  -  смотрел  только  как  на
существо, предназначенное  служить  удобствам  его  сына.  Смерть  мальчика,
разумеется, наносит смертельный удар всем излюбленным планам и надеждам  его
отца, и "Домби и Сын", как скажет мисс Токс в конце этого выпуска, "все-таки
оказался дочерью"... С этого времени я собираюсь изменить  его  неприязнь  и
равнодушие к дочери на подлинную ненависть, ибо он  не  сможет  забыть,  как
мальчик, умирая, обнимал ее, что-то ей шептал,  соглашался  брать  лекарство
только из ее рук и даже не вспоминал об отце... В то же время ее  чувство  к
отцу я превращу в еще более глубокое желание любить его и быть  им  любимой,
так как это подскажет ей глубокое сочувствие  к  его  горю  и  ее  любовь  к
умершему, которого он по-своему тоже горячо любил. Вот так я собираюсь вести
повествование дальше, через все ответвления, боковые дорожки и извивы, через
разрушение и гибель семьи и банкротство Домби, когда его единственной опорой
и сокровищем, его тайным и неизменным добрым гением окажется эта отвергнутая
дочь, которая в конце концов станет ему дороже любого сына,  и  чья  любовь,
когда он наконец поймет ее и оценит, будет для него горчайшим  упреком.  Ибо
его борьба с самим собой, неотъемлемая от  подобных  упрямых  натур,  придет
тогда к концу, и чувство собственной  несправедливости,  никогда  в  нем  до
конца не угасавшее, перестанет наконец делать его еще более  несправедливым,
а, наоборот, смягчит его душу... Я очень надеюсь,  что  Сьюзен  Нипер,  став
взрослой, а также полугорничной и полукомпаньонкой Флоренс, до  конца  книги
останется сильным характером. Я очень надеюсь также на Тудлей и на Полли,  -
мистер Домби обнаружит, что и она, как все остальные, перешла на сторону его
дочери и привязалась к ней. Это говоря языком кухни,  "основа  супа".  Кроме
того, к нему еще будет добавлено много всякой всячины.
     Что касается мальчика, который появляется  в  последней  главе  первого
выпуска, то я думаю обмануть все ожидания, которые может внушить эта глава о
его счастливой роли в  романе  и  в  судьбе  героини,  и  показать,  как  он
постепенно и естественно от любви к приключениям и мальчишеского легкомыслия
дойдет до безделья, распущенности, бесчестья  и  гибели.  Короче  говоря,  я
покажу это обычное, заурядное, грустное падение, которое мы так часто  видим
в  окружающей  нас  жизни,  раскрою   его   философию,   когда   покладистая
легкомысленная натура не может противостоять соблазнам, и покажу, как  добро
постепенно превращается в зло. Если при этом я буду где-то  в  глубине  души
хранить воспоминание о Флоренс, эта история может, на мой взгляд, получиться
очень сильной и очень нравоучительной. А как Вам кажется?  Как  Вы  думаете,
можно это сделать, не рассердив читателей? Соломон Джилс и капитан  Катль  с
честью выйдут из всех этих  испытаний,  и,  во  всяком  случае,  я  предвижу
возможность интересных сцен между капитаном Катлем и  мисс  Токс.  Вопрос  о
мальчике очень важен.
     ...Я очень хочу услышать все, что Вы об этом думаете. Услышать! Если бы
это было возможно...


                                  163

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                   Лозанна,
                                                           24 августа 1846 г

     ...Не получив, как обыкновенно, Вашего письма, я сел писать Вам  наугад
вчера, но погрузился в мысли с "Домби" и проработал над  ним  весь  день.  С
прошлого вторника непрерывно льет настоящий горный  дождь.  После  обеда,  в
начале восьмого, я расхаживал взад и вперед под маленькой колоннадой в саду,
ломая голову над всякими "Домби" и "Битвами жизни", когда увидел двух людей,
покрытых грязью дальнего пути, из  которых  один  -  в  весьма  раскисшей  и
грустной соломенной шляпе - то и дело кланялся мне, приближаясь по  дорожке.
Я долго не мог их узнать, и только когда они  приблизились  почти  вплотную,
разглядел, что это А. и (в соломенной шляпе) Н. Они приехали  из  Женевы  на
пароходе и кое-как пообедали на борту. Я угостил их превосходным рейнвейном,
а также бесчисленными сигарами, А. был очень доволен и чувствовал  себя  как
дома. Н. (странный приятель для гения) - несомненный  сноб,  но  и  он  был,
кажется, доволен и исполнен добродушия. У А. в кармане нашлась  пятифунтовая
банкнота, которую он, беззаботно таская с собой, до того истер, что  от  нее
осталось только две трети, и стоило ее вынуть из  кармана,  как  над  столом
закружились ее кусочки - так она истрепана. "О господи, знаете  ли...  право
же... словно Гольдсмит, знаете ли... или кто-нибудь еще из этих великих",  -
сказал Н.: та самая "отрывистая речь и грубый голос", которые  напомнили  Ли
Ханту Клотена... * Облака, как всегда здесь  в  такую  погоду,  стлались  по
земле. Наши друзья  совсем  не  разглядели  Женевского  озера.  Пожалуй,  не
разглядели и Мэр де Глас, ибо их разговоры о нем весьма напоминали заявление
той особы, которая, побывав на Ниагаре, сказала, что это всего только вода -
и больше ничего...
     ...Меня приводит в ужас  трусость  и  нерешительность  вигов.  Не  могу
представить себе ничего более подлого и робкого, чем то, как они  предложили
этот билль о вооружении, выдержали все  атаки,  изъяли  наиболее  неприятные
пункты, продолжали его поддерживать и в конце концов взяли назад. Я не  могу
им доверять.  Лорд  Джон  *,  наверное,  чувствует  себя  среди  них  совсем
бессильным. Они почему-то никогда не умеют  разобраться  в  своих  картах  и
разыгрывают их вслепую. Я согласен с Вами, что сравнение с Пилем далеко не в
их пользу. Я не верю теперь, что они отменили бы хлебные законы,  даже  если
бы могли...
     Надеюсь, Вы не оставите свою мысль о  недостаточности  защиты,  которую
закон предлагает женщинам, и подкрепите  ее  замечаниями  о  недостаточности
наказания, которому был подвергнут негодяй,  игриво  прозванный  газетчиками
"Оптовым  брачным  спекулянтом".  Я  считаю,  что  в  любом  благоустроенном
обществе с передовым социальным законодательством  он  получил  бы  не  одну
трепку (частным образом) и был бы приговорен по меньшей мере  к  пожизненной
ссылке. Несомненно, субъект, выбросивший жену из окна, был нисколько не хуже
его.
     Я  приписываю  это  тайной  вере  в  благородный  принцип  политической
экономии" гласящий, что излишнее население непременно должно голодать *; сам
же я видел в этом учении только залог несчастья для тех, кто ему поверит.  Я
убежден, что его проповедники погубят любое правительство, любое дело, любую
доктрину, какими бы правильными они ни были. Здравый  смысл  и  человечность
масс в конце концов их не потерпят, а они всегда будут губить своих  друзей,
как погубили их при разработке "закона о бедных". Все  цифры,  какие  только
могла  бы  изготовить  счетная  машина  Баббеджа  на   протяжении   двадцати
поколений, не могли бы противостоять сердцу общества.


                                  164

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                   Лозанна,
                                                          30 августа 1846 г.

     Вы не можете себе представить, скольких трудов мне это стоит и как  мне
трудно двигаться  вперед  быстро.  Выдумывать,  слава  богу,  кажется  легче
легкого,  а  после  этого  долгого  отдыха  мое  чувство  смешного  до  того
обострилось, что мне то и дело приходится удерживаться от нелепых гротесков,
которые  доставляют  мне  истинное  наслаждение.  Но  вот   продвигаться   с
быстротой, которая меня удовлетворяла бы,  необыкновенно  трудно,  чтобы  не
сказать - невозможно. Вероятно,  сказываются  два  года  отдыха,  а  отчасти
отсутствие людных улиц. Я не могу выразить,  до  чего  мне  их  не  хватает.
Словно они давали какую-то пищу моему мозгу, без которой он  не  может  быть
деятельным.  Неделю  или  две  я  могу  писать  чрезвычайно  плодотворно   в
каком-нибудь уединенном месте (вроде Бродстэрса), а потом день,  проведенный
в Лондоне, обновляет мои силы. Но до чего же, до чего трудно писать день  за
днем без этого волшебного фонаря! И у меня вовсе не дурное настроение -  нам
здесь очень удобно, город этот мне очень нравится, и относятся  ко  мне  тут
даже более дружески и с большей любовью, чем в Генуе.  Я  упоминаю  об  этом
просто как о любопытном факте, который обнаружил только сейчас.  Вот  и  мои
герои склонны увядать, если их не окружает толпа. Я писал в Генуе очень мало
(только "Колокола"), и порой мне приходило в голову  нечто  подобное,  но  -
боже мой! - там у меня было по крайней мере две мили освещенных  по  вечерам
улиц, где я мог прогуливаться, и большой театр, где я мог  проводить  каждый
вечер.
     ...Я с радостью соглашаюсь на любые изменения или  сокращения,  которые
Вы  собираетесь  предложить.  Браун,  видимо,  продвигается  очень  неплохо.
Крещение Поля даст ему хороший материал. Мистер Чик похож на Д. Упомяните об
этом, если не забудете. Главку о мисс Токс и майоре,  которую  Вы,  увы  (но
совершенно правильно), изгнали из первого выпуска, я изменил для  заключения
второго. Среднюю главу я  пока  еще  не  кончил  -  для  ее  завершения  мне
понадобится примерно три хороших рабочих дня. Однако я надеюсь,  что  второй
выпуск будет достойным преемником первого. Я вышлю его, как только кончу...


                                  165

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                   Лозанна,
                                                          6 сентября 1846 г.

     ...Так как погода упрямо прояснялась, мы в прошлый вторник  отправились
в большой монастырь св. Бернарда и вернулись в пятницу днем.  Общество  наше
состояло из одиннадцати человек и двух слуг: Холдимэнд *,  мистер  и  миссис
Сэржа с дочерью, мистер и миссис Уотсон, две дамы Тэйлор, Кэт, Джорджи и  я.
Мы были во всем удивительно  единодушны  и  веселы.  Отправились  отсюда  на
пароходе и, высадившись, нашли целый дилижанс,  который  нас  ожидал  -  его
нанял мой славный Рош (он отправился вперед все подготовить). Доехали на нем
до Бекса, где нас ждали две большие кареты, доставившие нас в Мартиньи.  Там
мы переночевали, а на следующее утро  отправились  в  горы  на  мулах.  Хотя
монастырь св. Бернарда, как Вы, вероятно, знаете, вторая по высоте точка  на
земле, где еще живут люди, подъем очень удобен и легок - ни единой трудности
до последних трех миль, но зато  там  путь  проходит  через  так  называемую
"гибельную долину" и  становится  чрезвычайно  страшным  и  неудобным  из-за
каменных осыпей и  тающего  снега.  Этот  монастырь  -  удивительное  место,
настоящий лабиринт сводчатых коридоров, отделенных друг от друга  сводчатыми
решетками. В нем множество удивительных крошечных спален, где окна так  малы
(из-за холодов и снега), что в них с трудом можно просунуть голову.  Там  мы
переночевали,  поужинав  втридцатером  в  специально  для  этого  отведенной
старинной комнате, где пылал камин; блюда разносил угрюмый монах  в  высокой
черной остроконечной шапке с большой шишкой наверху. В  пять  часов  утра  в
часовне уныло ударил к заутрене  колокол,  и  мне  (моя  спальня  находилась
совсем