ом, июль 1837 г,

     Сэр,
     Я умышленно не отвечал до сих пор на Вашу записку, для  того  чтобы  Вы
могли с чистой совестью сказать, что ничего от меня не  получали,  в  случае
если мистеру Кларку вздумалось бы Вас об этом спросить.
     И вот почему: если бы я, хотя бы  и  в  самой  незначительной  степени,
позволил себе использовать полученные таким образом сведения, то, как  бы  я
ни украсил эти факты своей фантазией, в один прекрасный день -  может  быть,
после моей смерти - свету стало бы известно, что я не  являюсь  единственным
автором "Записок Пиквикского клуба" и что  некий  джентльмен  из  тюрьмы  на
Флит-стрит прекрасно помнит, как он почти слово в слово рассказывал то-то  и
то-то, и так далее. Короче говоря, я предпочитаю в этих случаях прибегать  к
собственной  фантазии.  Историю  самого  мистера  Кларка  я  вложил  в  уста
башмачника, который расскажет ее в следующем номере; во всем, что я  пишу  о
Флит-стрит, - только это и взято мной непосредственно из жизни.  Вымышленные
истории выставляют общественное зло в  еще  более  ярком  свете,  в  них  не
задеваешь  личностей,  и  можно  избежать  миллиона  нелепостей,  в  которые
неминуемо впадаешь, когда пользуешься рассказом какого-нибудь живого лица об
обидах, которые ему довелось претерпеть.
     Если из  того  же  источника  Вы  получите  еще  какие-либо  сообщения,
скажите, пожалуйста, что первый рассказ Вы мне передали, и дело с концом.
     Передайте мой нижайший поклон миссис и мисс Биднелл.

                                                               Искренне Ваш.


                                   29

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                Даути-стрит,
                                                вторник утром, июль 1837 г.

     Дорогой Форстер, сижу я дома в куртке  и  домашних  туфлях  и  не  могу
никуда выйти, как тот самый скворец, которого сейчас почти совсем забыли.
     Я спешу "как на пожар", и, думаю, следующая часть "Пиквика"  превзойдет
все написанное мной о нем. Жду Вас в час.
     Если у Вас есть знакомые в соборе св. Павла, пожалуйста,  пошлите  туда
кого-нибудь и попросите, чтобы там не звонили так громко в  колокол,  потому
что я почти не слышу, как в голову мне приходят мысли и что они говорят.

                                                               Искренне Ваш.


                                   30

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                               Бродстэрс, 3 сентября 1837 г.

     ...Мне сейчас гораздо лучше,  и  я  надеюсь,  что  смогу  приступить  к
восемнадцатому выпуску "Пиквика". Вы только  тогда  поймете,  как  мне  было
плохо, когда я сообщу Вам, что целых 24 часа у меня во рту не было ни  капли
пива!!! И все-таки я выдержал это испытание... Я обнаружил,  что  у  хозяина
"Альбиона" имеется запас восхитительной голландской водки  (но  что  Вам  до
того, ведь Вы не понимаете моих страданий!)  и  что  живущий  напротив  меня
сапожник - католик, который каждое утро проводит полтора часа за молитвой  в
задней комнате. Во время отлива я дошел по песчаной отмели  до  Рамсгета,  а
когда вода поднялась, сидел там, пока холод не пробрал  меня  до  костей.  Я
видел леди и джентльменов, которые гордо  шествуют  по  земле,  не  отягощая
своих ног обувью, и резвятся в море, не  обременяя  своего  тела  купальными
костюмами. Я видел солидных  джентльменов,  которые  часами  разглядывают  в
мощные подзорные трубы пустоту и, наконец, увидев облачко дыма,  воображают,
что за ним скрывается пароход, и уходят домой, совершенно довольные собой  и
вполне счастливые. Я обнаружил, что в доме у другого нашего соседа живут под
одной крышей, вместе с прочей мебелью,  его  собственная  жена  и  еще  одна
особа, - жена совершенно слепая и глухая, а особа пьет горькую.  И  если  Вы
все-таки дочитаете это письмо до конца, то Вам-то  уж  станет  ясно,  что  я
подписываюсь не только на периодические издания, но и на письма (может быть,
хоть это обстоятельство отчасти объяснит,  почему  письмо  такое  длинное  и
бессвязное).


                                   31

     Т. Н. ТАЛЬФУРУ *

                                                                Даути-стрит,
                                              среда вечером, октябрь 1837 г.

     Марри *, полагая, что от  одного  упоминания  в  "Квортерли"  *  всякий
молодой человек должен непременно сойти с ума от радости, прислал мне  вчера
выпуск этого журнала. Сдается мне, что Хейуорд * никак не может забыть того,
что я в свое время отклонил его дружбу. Впрочем, я на рецензию не в обиде, и
многое в  ней  нахожу  справедливым,  а  то,  что  не  нахожу  справедливым,
вероятно, тоже  справедливо,  ибо  я  не  могу  себя  считать  в  этом  деле
беспристрастным судьей.
     Трудно, я думаю, сыскать писателя, у которого было бы меньше авторского
тщеславия, чем у меня, и если я и дорожу мнением публики, то это оттого, что
сочинительство для меня является, к сожалению, не только  призванием,  но  и
ремеслом.
     При всей  Вашей  скромности  Вам  совсем  незачем  краснеть,  вспоминая
"другое дело", и я только жалею, что не знаю лучшего способа заверить Вас  в
том, что являюсь вашим искренним, сердечным и преданным другом.


                                   32

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                   Брайтон,
                                                   пятница, 3 ноября 1837 г.

     ...Сегодня чудесный день, и мы этим воспользовались, а до  этого  ветер
был такой сильный, поднимались такие штормы, что Кэт едва  осмеливалась  нос
высунуть на улицу. В среду налетел настоящий  ураган,  он  разбивал  стекла,
срывал ставни, сшибал людей с ног и задувал огонь в очагах, вселяя  страх  и
ужас  в  сердца.  Несколько  часов  кряду  в  воздухе  было  черно  от  шляп
(подержанных),  кои,  если  верить  слухам,  были  сорваны  ветром  с  голов
неосторожных пассажиров во всех концах города,  а  впоследствии  старательно
подобраны рыбаками. Как гласила афиша, Чарльз Кин  *  должен  был  играть  в
"Отелло" "по случаю бенефиса миссис Сефтон,  любезно  согласившись  отложить
свой отъезд в Лондон на один день". Не знаю, добрался ли до театра  он  сам,
но уверен, что никто, кроме  него,  туда  не  попал.  Сегодня  вечером  дают
"Медовый месяц", и я по этому случаю решил поддержать старуху драму.  У  нас
тут прекрасная гостиная с огромным итальянским окном и  видом  на  море,  но
брат нашего Б., который обещал показать мне  местные  достопримечательности,
ни разу не появлялся,  вследствие  чего  мое  представление  об  этом  месте
несколько сужено и ограничивается павильоном,  молом  и  морем.  Впрочем,  я
довольствуюсь последним, и если только ко мне не  присоединится  некое  лицо
мужского пола (а  как  по-вашему,  присоединится  или  нет?),  то,  по  всей
видимости, круг моих знакомств не расширится.
     Я рад, что Вам нравится последний выпуск Оливера, и особенно  рад,  что
Вы отмечаете первую главу. Я возлагаю большие надежды на Нэнси. Если  только
мне удастся написать ее так, как  я  задумал,  и  если  еще  один  персонаж,
который должен служить ей контрастом, получится, тогда мне уже, пожалуй,  не
страшен ни мистер....., ни его дела. По вечерам я с трудом удерживаюсь - так
и тянет расправиться с Феджином и компанией;  но  так  как  я  приехал  сюда
отдыхать, я не поддаюсь соблазну и со всем прилежанием предаюсь  труднейшему
занятию - праздности. Читали  ли  Вы  (впрочем,  конечно,  читали)  "Историю
сатаны" Дефо? Какая великолепная вещь! Я купил ее за  пару  шиллингов  вчера
утром и не могу  от  нее  оторваться.  Надо  было  быть  такими  безмозглыми
гениями, как мы, чтобы не предвидеть, что ответит М. Передайте ему сердечный
привет от меня. Но вот идет X. Я должен быть на  репетиции  его  оперы.  Это
будет лучше всякой комедии. Кстати о комедиях. Надпись "Проезда нет" все еще
мозолит мне глаза, когда я бываю на той улице. Я взял  билеты  на  следующий
вторник. Мы будем дома к шести, и я надеюсь увидеть  Вас  хотя  бы  вечером.
Боюсь, что восемь пенсов покажется Вам  чрезмерно  большой  ценой  за  такое
письмо *; впрочем, если самые горячие уверения  в  дружбе  и  преданности  и
радость, которую я ожидаю от встречи с Вами, чего-нибудь да  стоят,  бросьте
их на чашу весов вместе с сотней добрых пожеланий и еще  одним  сердечнейшим
заверением в том, что я и т. д. и т. п.  Остаюсь  Ваш  _Чарльз  Диккенс_.  Для
завитушки не хватило места  -  в  следующий  раз,  когда  буду  писать  Вам,
пририсую ее.


                                   33

МИССИС XЬЮ3

                                                   Лондон, Даути-стрит, 48,
                                              понедельник, 29 января 1838 г.

     Сударыня,
     Я  прочитал  статью,  которую  Вам  было  угодно  прислать  мне,  и,  к
прискорбию своему,  должен  сообщить  Вам,  что  использовать  ее  не  могу.
Сочинения такого рода не подходят для  "Альманаха",  редактором  которого  я
являюсь, начать же новую серию я сейчас не в состоянии.
     Я надеюсь, что Вас не обидит мое сообщение: я глубоко тронут, поверьте,
тем теплым, поистине женским чувством, которое  пронизывает  Вашу  небольшую
повесть, а также похвальными причинами, побудившими Вас написать ее.
     Если  позволительно  мне  дать  Вам  совет,  то  я  самым  искренним  и
настоятельнейшим образом хотел бы убедить  Вас  поискать  каких-либо  других
средств помочь Вашему другу. Вы не можете себе представить, сколько забот  и
неприятностей Вы уготовите себе, если вступите на путь писательства, сколько
досады и горечи проникнет  в  Вашу  жизнь,  судя  по  Вашему  письму,  столь
уединенную. Никакое денежное вознаграждение, поверьте, никогда не  возместит
Вам потери душевного покоя.
     Я верну Вам рукопись,  как  только  Вы  укажете  мне,  куда  и  как  ее
направить. Позвольте мне уверить Вас, что эти несколько слов я  набросал  со
всей искренностью, ибо тон Вашего письма таков, что я  не  мог  ограничиться
сухим деловым ответом.

                                   Остаюсь, сударыня, Вашим покорным слугой.


                                   34

КРУКШЕНКУ



     Мой дорогой Крукшенк, на очаге должен быть маленький чайник, а на столе
маленький черный чайник для заварки с подносом и прочим и  жестяная  баночка
для хранения чая - на две унции. Кроме того, висит шаль, а  перед  очагом  -
играет кошка с котятами.
     Всегда преданный Вам.


                                   35

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                           9 февраля 1838 г.

     ...Первая  глава  "Николаса"  окончена.  Пришлось  повозиться,  но  мне
кажется, что она удалась...


                                   36

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ



     ...Только меня выкинет на берег и я  принимаюсь  мужественно  атаковать
"Оливера", как поднимается волна моей ежемесячной работы и  затягивает  меня
снова в море рукописей...


                                   37

РИЧАРДУ ВЕНТЛИ

                                                         11 февраля 1838 г.

     ...Я много думал последнее время о "Барнеби Радже". Гримальди  *  отнял
столько времени от короткого промежутка, который у меня был между окончанием
"Пиквика" и началом новой работы, что, боюсь, я не доведу ее  к  намеченному
мною сроку до такого состояния, которое удовлетворило бы меня и годилось  бы
для Вас. Я хотел бы, чтобы Вы поразмыслили над  следующим  предложением:  не
кажется ли Вам, что Вам было бы выгоднее, а мне много проще начать  печатать
"Барнеби  Радж"  в  "Альманахе"  тотчас  по  окончании  "Оливера  Твиста"  и
выпускать его в течение того же срока, что и предыдущий роман, с  тем  чтобы
впоследствии издать его  в  трех  томах?  Рассудите  сами.  Для  того  чтобы
"Альманах" удержался на том же уровне, необходимо продолжать печатать в  нем
какую-либо мою повесть, - после того, как закончится "Оливер". Если я засяду
за "Барнеби Раджа" и примусь  писать  его  урывками  в  свободное  время  (а
учитывая мои многочисленные обязательства, таким образом я мог  бы  окончить
его очень нескоро), ясно, что я никак не могу одновременно начать какой-либо
новый роман в выпусках для "Альманаха". Писать  три  разные  повести  сразу,
давая в печать ежемесячно по большой порции каждой,  было  бы  не  по  плечу
самому  Скотту.  Между  тем,  если  мы  начнем   публиковать   "Барнеби"   в
"Альманахе", мы восполним берешь, которая образуется с окончанием "Оливера",
а у Вас будет еще то преимущество, что новая работа безусловно поднимет цену
на "Оливера Твиста". Поразмыслите об этом на досуге. Я действительно  пекусь
о том, чтобы поступить наилучшим образом не только по отношению к себе, но и
к Вам, и если бы Вы приняли мое предложение, все материальные выгоды были бы
на Вашей стороне...


                                   38

ФОРСТЕРУ

                                                          21 февраля 1838 г.

     ...Вчера написал двадцать страниц "Николаса", - остается еще четыре  на
утро (встал в восемь!), - и заказал лошадь на час.


                                   39

     ФОРСТЕРУ 9 марта 1838 г.

     ...Вчера до обеда обдумывал "Оливера", но как только я принялся за него
всерьез, меня позвали к Кэт *. Впрочем, я успел  сделать  восемь  страниц  и
надеюсь сегодня утром довести их число до пятнадцати.


                                   40

     ДОКТОРУ КЮНЦЕЛЮ *

                                                               Даути-стрит,
                                           понедельник вечером, июль 1838 г.

     Дорогой сэр,
     Держите, пожалуйста, "Английских  писателей",  сколько  Вам  угодно.  Я
жалею только о том, что этот сборник не столь полон и занимателен,  как  мне
бы того хотелось.
     К стыду своему, должен признаться, что  в  постоянной  спешке  чуть  не
забыл о Вашей просьбе. Чтобы не забыть ее совсем,  расскажу  Вам  сейчас  же
"все, что мне известно".
     Я родился седьмого февраля 1812 года в Портсмуте,  английском  портовом
городе, замечательном главным образом большим количеством  грязи,  евреев  и
матросов.
     Отец мой по долгу службы - он числился в расчетной части Адмиралтейства
- был вынужден время от времени менять место жительства, и таким  образом  я
двухлетним ребенком попал в Лондон, а в шесть лет переехал в другой портовый
город, Чатам, где прожил лет шесть или семь, после  чего  снова  вернулся  в
Лондон вместе со своими родителями и полдюжиной братьев и сестер, из которых
я был вторым.
     Свое образование я  начал  кое-как  и  без  всякой  системы  у  некоего
священника в Чатаме, а закончил в хорошей лондонской школе,  -  длилось  оно
недолго, так как отец мой был небогат и мне рано пришлось вступить в  жизнь.
Свое знакомство с жизнью я начал в конторе юриста, и надо сказать,  что  она
показалась мне довольно убогой и скучной. Через два года я оставил это место
и в течение некоторого времени продолжал свое образование сам  в  Библиотеке
Британского  музея,  где  усиленно  читал;  тогда  же  я  занялся  изучением
стенографии, желая испытать свои силы на поприще репортера - не газетного, а
судебного, в нашем церковном суде. Я хорошо справлялся с этим делом, и  меня
пригласили работать в "Зеркале парламента" - листке, который в ту  пору  был
посвящен  исключительно  дебатам;  затем  я  сделался  сотрудником  "Морнинг
кроникл",  где  работал  до  появления  первых  четырех  или  пяти  выпусков
Пиквикских записок; на страницах этой же газеты впервые увидела свет большая
часть моих  коротких  очерков.  Кое-что  появлялось  в  старом  "Ежемесячном
журнале". Должен Вам сказать, что в "Морнинг кроникл" я был на хорошем счету
благодаря легкости пера, работа моя весьма щедро оплачивалась, и расстался я
с газетой в тот период, когда Пиквик начал достигать апогея  своей  славы  и
популярности. Моя дальнейшая карьера Вам известна.  Но  раз  уж  Вы  взялись
собирать сведения для моей "Жизни и приключений", прибавлю, что в детстве  я
был страстным читателем и к десяти годам  имел  порядочное  представление  о
наших  романистах,  сочинял  трагедии,  которые  давал   разыгрывать   своим
сверстникам, в школе прославился тем, что постоянно получал призы и,  должно
быть, имел незаурядные  способности;  женат  я  на  старшей  дочери  мистера
Хогарта из Эдинбурга, известного двумя трудами о музыке и тесной  дружбой  с
сэром Вальтером Скоттом; в настоящее время, имея двадцать семь лет от  роду,
я надеюсь, с божьей помощью, сохранить еще на много лет  здоровье,  бодрость
духа, силу воображения и упорство  (в  той  мере,  в  какой  я  ими  обладаю
сейчас).
     Возможностей для  наблюдений  у  меня  было  много.  С  детских  лет  я
познакомился с жизнью, жил в Лондоне,  не  раз  пускался  путешествовать  по
Англии и побывал почти во всех ее уголках, немного поездил по Шотландии, еще
меньше по Франции, но где бы  ни  был,  держал  глаза  широко  открытыми.  Я
надеюсь, что в скором времени какой-нибудь благодатный ветер занесет меня  и
в Германию.
     Ну вот, я рассказал столько  о  себе  в  этом  одном  письме,  сколько,
наверное, и за двадцать лет не рассказал бы. Если Вы  можете  разобраться  в
моем беспорядочном рассказе, а главное, заинтересовать им кого-либо, то Ваше
искусство, дорогой сэр, выше темы, которую Вам было угодно избрать.
     Если это может утешить немецких дам, расскажите им,  что  у  меня  двое
детей.
     "Очерки",  я  забыл   сказать,   вышли   отдельной   книжкой,   которая
пользовалась удивительным успехом и выдержала несколько изданий.


                                   41

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                             Вторник вечером, август 1838 г.

     ...Работаю по-прежнему вовсю. Нэнси больше нет. Вчера вечером я показал
то, что сделал, Кэт, и она пришла в неописуемое "расстройство  чувств";  это
подтверждает мое собственное ощущение и  дает  мне  надежду  на  успех.  Как
только отправлю Сайкса в преисподнюю, представлю эту часть на Ваш суд...


                                   42

ДЖОРДЖУ КРУКШЕНКУ

                                                               Даути-стрит,
                                              суббота утром

     Мой дорогой Крукшенк,
     После того как я написал сцену побега Сайкса, я убедился в том, что она
не подходит для иллюстрации. Сцена эта так сложна, в ней такое обилие фигур,
такое бурное действие да еще факелы, что на  маленькой  картинке  невозможно
дать даже отдаленное представление о ней.
     Жду Вас с эскизами. Когда  встретимся,  поговорим  о  возможной  замене
этого эпизода. Я кончу  (с  божьей  помощью)  на  следующей  неделе.  Всегда
преданный Вам.


                                   43

     У. Ч. МАКРИДИ *

                                                               Даути-стрит,
                                         понедельник утром .

     Мой дорогой Макриди, я не виделся с Вами уже несколько  недель,  потому
что надеялся  при  нашей  следующей  встрече  собственноручно  принести  Вам
"Фонарщика" (сейчас он был бы уже окончен). Но мне пришлось сначала заняться
"Никльби", над которым я работаю в настоящее время и которого,  как  это  ни
печально, не в силах написать так же быстро, как  все  остальное,  в  чем  я
убедился, старательно и ревностно поработав над этой книгой  весь  последний
месяц. Как бы там ни было, но она должна быть сдана не позже 24-го (утешение
весьма сомнительное), и в тот момент, когда  она  будет  готова,  я  займусь
фарсом. Боюсь называть определенный день, но ручаюсь, что в  ноябре  Вы  его
получите. В этом Вы можете положиться на мое слово. Посылаю Вам копию фарса,
который я написал для Гарлея в связи с его  уходом  из  Друри-Лейн.  В  этом
фарсе Гарлей играл что-то около семидесяти раз. Это его лучшая  роль.  Если