все,  не
знает, что такое Мумбо-Юмбо *. Это вовсе не идол. Это тайна, свято  хранимая
мужчинами некоторых  африканских  племен  и  касающаяся  наказания  их  жен.
Мумбо-Юмбо выходит в ужасном облике из леса, или болота,  или  реки  и  бьет
палкой женщину,  которая  была  строптива,  бранилась  или  домашней  сварой
нарушила общественное спокойствие. Карлейль,  видимо,  считает  его  обычным
фетишем, но это совсем другое. Он - переодетый мужчина, и  все,  что  с  ним
связано,  является  своего  рода  франкмасонской  тайной,  известной  только
мужчинам... Вчера я дочитал "Алую букву" *. После первой великолепной  сцены
она все больше разочаровывает. Психологическая сторона,  по-моему,  чересчур
раздута и фальшива. То, как герои после стольких лет  встречаются  и  решают
бежать вместе, - очень плохо сделано. Как и мистер Чиллингуорс. Девочка ни с
чем не сообразна. И мистер Димсдейл никак уж не мог быть ее отцом...
     Одна трудная просьба: вот если бы Вы приехали сюда  прочесть  лекцию  о
воздержании  уже  иного  рода!  Представьте  себе,   позавчера   таможенники
обнаружили на здешних рифах множество бочонков с коньяком. Разумеется, никто
о них ничего не знает. Их собирались вытащить во  время  следующего  отлива,
когда вода только чуть прикрывала бы их,  но  так  как  отлив  был  особенно
низок, верх бочонков обнажился, таможенники разглядели их в  свои  подзорные
трубы и конфисковали  коньяк.  Не  сомневаюсь,  что  тут  всегда  занимаются
подобными  делами.  И  разумеется,  Б.  пальцем  бы  до  этого  коньяка   не
дотронулся. О, еще бы! Разумеется, нет...


                                  251

УИЛСУ

                                                                 Бродстэрс,
                                              пятница утром, 11 июля 1851 г.
     Дорогой Уилс!
     Я слег из-за жестокой простуды и  ломоты  во  всем  теле.  Вместо  всех
гранок я получил только эту часть, которую и посылаю. Утренняя почта еще  не
приходила. Очевидно, она доставит остальное.
     Желательно, чтобы Ханней * не подражал Карлейлю.  Пожалуйста,  выкиньте
из его статьи бесконечные тире и, бога ради, не  оставляйте  тех  мест,  где
говорится о вере этого человека в  себя  -  на  что  он  не  имеет  никакого
основания и что по аналогии дало бы возможность оправдать все,  что  угодно.
Янки,  мне  думается,  вовсе  не  означает  "американский",  а  относится  к
уроженцам Новой Англии.
     "Во имя пророка Смита" * будет лучшим заглавием.


                                  252

МИССИС РИЧАРД УОТСОН

                                                           Бродстэрс, Кент,
                                                              11 июля 1851 г

     Дорогая миссис Уотсон!
     Я так отчаянно зол на Вас за Вашу коротенькую извинительную  записку  и
за то, что Вы делаете вид, будто верите, что я  при  каких  бы  то  ни  было
обстоятельствах могу без интереса отнестись к  чему-либо  написанному  Вами,
что почти решил обрушить на Вас по-настоящему пространное письмо. Не будь  я
самым мягкосердечным человеком на свете, я бы так и сделал.
     Бедный наш Ходдимэнд! Я так часто о нем думаю. Старческий недуг  такого
рода столь ужасен и жалок, что у меня нет  сил  выразить  мое  сочувствие  и
скорбь. В Абботсфорде я видел одежду,  которую  незадолго  до  смерти  носил
Скотт. Она хранится под препротивным стеклянным колпаком. Была там и  старая
белая шляпа, погнутая, покоробленная; так и  видишь,  как  она  помялась  от
судорожного подергивания трясущейся тяжелой головы ее владельца.  Шляпа  эта
показалась мне такой яркой иллюстрацией к трогательному рассказу Локхарта  о
том, как Скотт пытался писать, опускал перо и плакал, - что  с  той  поры  в
моем сознании она запечатлелась как символ иссякших сил и  слабости  ума.  И
мне представляется, как Холдимэнд в такой же вот шляпе растерянно бродит  по
этим прекрасным местам, и, вспоминая чудесное время, которое  мы  провели  с
ним там, вспоминая его доброту и чистосердечие, я думаю о том сне, в котором
мы живем, пока мне на миг не начинает казаться, что это самый печальный сон,
который когда-либо мог присниться. Прошу Вас,  сообщите  нам  о  Холдимриде,
если Вы что-нибудь узнаете о нем. Мы его очень любили.
     Перехожу к другой стороне жизни и хочу рассказать Вам о том, как неделю
назад я взял Чарли и трех его соучеников покататься  по  реке  на  лодке.  Я
заручился помощью крестного отца Чарли, моего старого друга, который отлично
ладит с такими юнцами, и мы поехали в Слоу в сопровождении двух колоссальных
корзин от Фортнэма и Мэзона, самым дождливым утром, когда-либо  виденным  за
пределами тропиков.
     Когда мы прибыли в Слоу, небо прояснилось. Однако мальчиков, вскочивших
в четыре утра (было у  словлено,  что  мы  приедем  в  одиннадцать),  мучили
страшные опасения,  что  мы  не  приедем,  а  посему  мы  увидели,  что  они
заглядывают в окна всех передних вагонов,  превратившись  в  сплошные  лица.
Только лица, словно тел у них  вовсе  не  было,  -  до  того  вытянулись  их
физиономии. Как только они нас узрели, лица  тут  же  стянулись,  словно  на
упругих пружинах, и жилеты объявились  на  положенном  месте.  Когда  же  из
багажного вагона появилась первая  корзина,  они  пустились  в  пляс  вокруг
носильщиков, а уж когда за ней последовала вторая, с бутылками, они в  диких
позах стояли на одной ноге. Потом мы наняли две пролетки, я усадил мальчиков
в первую, но усидеть на месте хотя бы секунду было свыше их сил - они  то  и
дело подскакивали, будто чертики из коробочек. Таким образом мы добрались до
"Тома Брауна, портного", где все они облачились в  костюмы,  подходящие  для
водного  спорта,  и  пошли  на  пристань.  Там  они  пронзительно  завопили:
"Махогани!" {Махогани - красное дерево (англ).} - сей  джентльмен,  лодочник
по профессии, заслужил прозвище благодаря загорелому лицу.  (В  течение  дня
его величали то "Хог", то "Хогани", и он, но всей видимости, совсем  позабыл
о существовании своего имени.) При ярком солнце мы сели  в  нашу  ладью  под
полосатым тентом, который я велел натянуть, и,  усердно  налегая  на  весла,
пошли вниз по течению. Обедали мы в поле. Как я намучился от страха, что они
опьянеют, какую душевную борьбу я претерпел, подчиняя гостеприимство разуму,
- останется навеки скрытым. Даже  теперь  я  чувствую  себя  постаревшим  от
переживаний. Однако все оказались молодцами.  Правда,  у  одного  юнца  стал
заплетаться язык и глаза полезли на лоб, как у рака,  но  это  явление  было
кратковременным. Он все-таки  пришел  в  себя  и,  как  я  полагаю,  пережил
поглощенный  им  салат.  Во  всяком  случае,  сведений,  опровергающих   мое
предположение, не поступало, иначе меня привлекли бы к  следствию,  если  бы
таковое уже велось. В трактире мы ели грудинку и пили, а на обратном пути, в
пяти или шести милях от  дома,  нас  настигла  сильная  гроза.  Таковы  были
выдающиеся  события  этого  дня,   который   доставил   мальчикам   огромное
удовольствие. Обед у нас был  великолепный,  и  "Махогани",  распив  бутылку
легкого шампанского, заявил, что впредь не станет связываться  с  компанией,
которая пьет пиво или квас. Но  промокнуть  до  костей  -  вот  апогей  всех
радостей. Вам никогда в жизни не видеть подобного зрелища. Уже одно то,  что
им в голову не приходила мысль пойти домой переодеться или мысль о том,  что
какая-то сила может помешать им битых два  часа  торчать  на  вокзале,  дабы
проводить меня, - было поистине поразительным. Что до попыток вернуть их под
присмотр особ женского пола на том основании, что мальчики вымокли до нитки,
то таковые пришлось отбросить. Я счел великим достижением уже  то,  что  они
вполне цивилизованно шествовали по улице, словно были облачены  в  новенькие
костюмы, хотя в действительности казалось, что только дотронься - и  вся  их
одежда расползется в клочья, как намокшая папильотка.
     Жаль, что Вы не смогли посмотреть нашу пьесу, и теперь, надо  полагать,
уже не увидите ее, потому что в понедельник 21 мая Вас, очевидно, не  будет,
а это наш последний спектакль в городе. Ее стоит посмотреть  не  ради  всего
стиля постановки (хвалить который мне не позволяет  скромность),  по,  право
же, это прелестное bijou {Безделушка (франц.).} по  декорациям,  костюмам  и
составу актеров. Больше такой группы уже не собрать, ведь таких  людей,  как
Стэнфилд, Робертc, Грив, Эйдж, Эгг и  другие,  уже  не  объединить  в  одном
спектакле. Всемерная помощь была оказана со стороны всех влиятельных особ, и
спектакль действительно радует глаз.
     Я обессилен выставкой *. Не скажу, что "ничего в  ней  нет",  наоборот,
там всего слишком много. Я посетил ее только два раза. Такое  обилие  зрелищ
меня ошеломило. У меня врожденное отвращение к  зрелищам,  а  такое  скопище
зрелищ в одном месте ничуть его не ослабило. Пожалуй, я  смотрел  только  на
фонтан и на Амазонку. Вынуждать себя притворяться - ужасно,  но  когда  меня
спрашивают: "А  вы  видели?.."  -  я  отвечаю:  "Да",  -  иначе  мне  начнут
пересказывать виденное, а я этого не переношу. X. потащил туда целую  школу.
В ней насчитывается сотня "малюток", которые в толкучке у главного  входа  с
Кенсингтон-гейт вполне безмятежно сновали под ногами  ло-ыадей  и  пролезали
между колесами экипажей. Мне рассказывали, что они так и липли к лошадям  по
всему парку.
     Когда обезумевшие от страха наставники собрали их  и  пересчитали,  все
оказались  живы-здоровы.  Затем  их  усладили  пирожными  и  прочим,  и  они
принялись глазеть на чудеса, рассеявшись по всей территории. Большинство  из
них мусолили пальцы и украшали волнистым узором все доступные  им  предметы.
Один "малютка" заблудился, но  никто  этого  не  заметил.  Девяносто  девять
отправили домой, полагая, что  коллекция  полная,  но  оставшийся  "малютка"
забрел в Хаммерсмит. Ночью его там обнаружила полиция, -  он  кружил  вокруг
заставы,  считая,  что  это  тоже  экспонат  выставки.  Того  же  мнения  он
придерживался о полицейском отделении и о Хаммерсмитском работном доме, куда
его на ночь поместили. Когда утром за ним явилась мать, он спросил  ее,  где
же наконец кончается эта Выставка. Он сказал,  что  Выставка  замечательная,
только больно уж длинная.
     Поскольку у меня возникает опасение, что у  Вас  сложится  подобное  же
мнение об акте мести, каким является данное письмо,  то  я  его  заканчиваю,
посылая самые сердечные приветствия мистеру Уотсону. Передайте  ему,  что  я
глубоко сожалею, что его не было с нами  в  итонской  экспедиции  и  что  он
(совсем забыл об этом написать)  не  слышал  нашей  песни  во  время  грозы.
Запевалой был Чарли,  а  друзья  хором  подхватили.  Это  песня  про  одного
балбеса, которому крепко доставалось  в  колледже.  Каждый  куплет  кончался
припевом:

                   А мне наплевать, что могут сказать, -
                   Наставника только я чту!..

     Сии строки с  веселой  почтительностью  адресовались  мне,  наставнику,
который в тот день свершил доблестное деяние  и  тем  доказал,  что  достоин
всяческого доверия.
     Дорогая миссис Уотсон, всегда преданный Вам.


                                  253

МИСС ЭМИЛИ ГОТШАЛК

                                                    Бродстэрс, Кент, среда,
                                                            16 июли 1851 г..

     Дорогая мисс Готшалк!
     Вчера, на несколько часов наведавшись в Лондон - лето я провожу  здесь,
на побережье, - я отослал Вам экземпляр  "Дэвида  Копперфилда",  подписанный
еще восьмого числа прошлого месяца. Я написал на книге Ваше имя; надеюсь, Вы
ее получите, и она сможет выразить Вам, при всей ее безгласности, мои  самые
лучшие пожелания и то чувство глубочайшей симпатии к Вам,  с  которым  я  ее
дарю.
     Мой милый юный друг, право, я не знаю,  как  ответить  на  Ваш  вопрос,
столь сложный, что он ставил в тупик и сталкивал между собой лучшие умы всех
времен. Я бы не меньше Вас хотел иметь ясность в этом отношении. Если  бы  я
самонадеянно взялся сделать это за Вас, то все равно не смог бы решить его в
душе, а стало быть, не смог бы избавиться от сознания, что я  просто  жалкий
легкомысленный поводырь, ведущий других по пути, который неведом ему самому.
     Мой Вам совет - ради Вашего собственного покоя и счастья, отрешитесь от
слишком отвлеченных размышлений и делайте добро. Не  важно,  что  именно  мы
называем Злом, раз мы знаем, что это зло. Почему Вас должен занимать  вопрос
об определении зла? Великие заповеди нашего Спасителя  ясны  и  определенны,
они содержат в себе, как он сам поведал, все законы и правила. Ваш житейский
путь будет вполне ясным и прямым, когда Вы решитесь с легким сердцем  и  без
колебания управлять своей жизнью с их помощью. Думаю, что это все, что нужно
для такого юного и чистого существа, как Вы. А поступая так, Вы сможете быть
более сострадательной и доброй, сможете лучше понимать и  прощать  тех,  кто
сбился с пути в пустыне житейских бедствий и взывает к Вашему милосердию.
     Для каждого из нас наступит день, когда  станет  ясен  смысл  жизни.  А
покамест один верный свет озаряет нам  единственный  путь  -  путь  служения
долгу. И я уверен, что он не скрыт от Вас.  Тот,  кто  следует  этим  путем,
дорогая мисс Готшалк, увлекает на него и других. Надеюсь, он будет  для  Вас
не тягостным, а длительным и светлым. Вы  слишком  рано  останавливаетесь  у
обочины, предаваясь размышлениям. Возможно, ответ на  пугающие  Вас  вопросы
станет для Вас ясен по мере того, как Вы будете идти дальше по  этому  пути.
Будьте смелы и дерзайте.

                                                            Ваш верный друг.


                                  254

ДЖОРДЖУ ПАТНЭМУ

                                                            Бродстэрс, Кент,
                                                    четверг, 24 июля 1851 г.

     Дорогой мистер Патнэм!
     Я был очень обрадован Вашим письмом, так как  мне  чрезвычайно  приятно
получить еще один знак Вашего дружеского ко мне расположения  и  напоминание
(хотя в нем, право же, нет надобности) о Вашей давней преданности и усердии.
Я часто мысленно путешествовал по суше и  воде  Америки,  и  вновь  и  вновь
вспоминал, как Вы входите под  вечер  с  кувшинчиком  одного  горячительного
снадобья, предназначенного для моей крохотной каюты. Порою (например, в этом
году) мне казалось, что Вы приедете в Англию, и я даже не  был  бы  удивлен,
увидев, как Вы входите в мой кабинет.
     Так ли мы выглядим, как прежде, я, право, затрудняюсь сказать. Я теперь
куда краснее и смуглее,  чем  в  те  времена,  -  поздоровел,  но  подурнел,
полысел, стал более солидным и постарел. Но я много занимаюсь гимнастикой  и
очень силен. Миссис  Диккенс  пополнела,  но  чувствует  себя  не  так,  как
хотелось бы. Энн, которая была с нами в Италии и Швейцарии, все еще у нас  и
выглядит (на мой взгляд) все так же. Обе они  просят  передать  Вам  привет.
Весть о  замужестве  Вашей  дочери  произвела  на  них  чрезвычайно  сильное
впечатление и была встречена с безграничным удовлетворением.
     Я пишу Вам с побережья  -  из  рыбацкой  деревушки  (она  же  маленький
морской курорт), куда мы обычно выезжаем: в это время года. А так мы живем в
Лондоне - наша постоянная резиденция всегда там. У нас восемь детей, и  было
бы девять - если  бы  недавно  скоропостижно  не  скончалась  младшая  дочь.
Портрет четверых наших детей, который мы брали с собой в  Америку,  висит  у
нас в столовой. Теперь он оправлен в хорошенькую круглую раму, и я уже забыл
за эти годы покатую крышку ящичка, который Вы извлекали, чтобы поставить  на
столик в каждой из 24 тысяч гостиниц,  где  мы  останавливались.  Интересно,
помните ли Вы гостиницу в Хартфорде, где собравшиеся  на  "прием"  никак  не
хотели расходиться; или в Нью-Хейвене, где посетители от  нетерпения  топали
на лестнице; или в Колумбусе, где гости под  руку,  попарно,  явились  около
полуночи; или в Сент-Луисе, где у нас, помнится, был бал; или в  Питтсбурге,
где я запомнил человека с громадными пуговицами на  жилете  (его  зажали  за
створкой двери, и он никак не мог оттуда выбраться); или в Филадельфии,  где
нас принимал низенький торговец шляпами с черными  усами?  Я  бы,  право,  с
удовольствием вновь посетил эти города - я даже согласен снова  трястись  по
дорогам и снова сидеть  за  длинным  столом  на  борту  "Мессенджера",  где,
собственно, есть было нечего.
     Здесь,  в  Лондоне,  я  встречаю  многих   американцев,   -   все   это
жизнерадостные, добродушные люди. Мы никогда  не  ссоримся,  а  (как  бы  Вы
сказали) "ладим" ко взаимному удовольствию. Если мне случается столкнуться с
кем-нибудь из американских путешественников, я - в память об  оказанном  мне
когда-то гостеприимстве - стараюсь сделать все, чтобы он чувствовал себя как
дома. Сначала некоторые  склонны  принимать  меня  за  чудовище,  по  вскоре
осваиваются. Следующую страницу я хочу оставить для автографов,  которые  Вы
просили. Поэтому ограничусь тем, что  попрошу  Вас  передать  мой  сердечный
привет Вашей супруге (теперь она, очевидно, уже почтенная дама, по сравнению
с тем временем, когда я виделся с нею в Тремонт-хаус)  и  поцелуй  дочке,  а
также прошу считать меня своим верным другом.
                                                              Преданный Вам.


                                  255

ДЖОНУ ХИЛЛСУ

                                                           Бродстэрс, Кент,
                                                           9 августа 1851 г.

     Сэр,
     Я прочел статью о лечении умалишенных.
     Она суха для "Домашнего чтения" и чересчур специальна и длинна. К  тому
же я не уверен, хорошо ли давать такому правительству, как наше, монополию в
столь  важной  области,  и  не  могу  допустить,  чтобы  высказанное  в  ней
предложение исходило от меня. Однако в статье  есть  немало  важных  мыслей,
очень хорошо изложенных, и я не стал бы отвергать ее, если бы автор разрешил
мне некоторые редакторские вольности.
     Вы, кажется, говорили мисс Хогарт, что автор подумывает напечатать  эту
статью в виде отдельной брошюры и, следовательно, может  не  согласиться  на
изменения, поэтому я не сделаю их, пока Вы не  получите  разрешения  на  эту
правку. Если он хочет, чтобы статья была напечатана в "Домашнем чтении"  без
всяких переделок, я буду вынужден с сожалением отклонить  ее  и  вернуть  ее
вместе с моей благодарностью автору.

                                                               Искренне Ваш.


                                  256

УИЛСУ

                                                            Бродстэрс, Кент,
                                                пятница, 22 августа 1851 г.

     Дорогой Уилс!
     Посылаю  Вам  поправку,  которую  нужно  внести  в  статью  "Труды   во
вселенной" *.
     Вступление к "Солдатским женам" * необходимо  полностью  переписать;  в
нем  должно  быть  ясное  и  решительное  обличение  явной   непристойности.
Пожалуйста, выкиньте из раздела писем  нашего  корреспондента  фразу  насчет
"содрогания от запаха  джина",  которая  заставила  меня  содрогаться  своей
невыразимой уродливостью. "Праздник на троицу" до того слезлив  и  водянист,
что с ним ничего нельзя поделать.
     Я хочу сделать большую статью  о  награждении  титулами  и  званиями  в
Англии. Чрезвычайно любопытно взять  полный  список  палаты  лордов,  список
баронетов и рыцарей и (не указывая имен) разбить самые  последние  титулы  и
звания на группы и выяснить,  за  что  они  были  даны.  Сколько  среди  них
представлено химиков, сколько ученых, сколько писателей, сколько олдерменов.
     Как представлена научная мысль.
     Как - творческое воображение.
     Как - эрудиция.
     Как отражается прогресс всей страны  в  целом:  строительство  железных
дорог, открытие электрического телеграфа,