бсуждаю с
молоденькой продавщицей их фасон, покрой. Я тяну время. Неужели и сейчас
мне не повезет? Но нет. На этот раз везет. В зале неожиданно появляется
человек лет сорока, невысокий, стройный, с длинным холеным лицом, на
тонком носу изящные очки в светлой оправе, темные волосы модно
подстрижены, как у эстрадного артиста, и аккуратно прикрывают уши. Большие
эти вялые уши - единственный, кажется, признак далекого родства с рыночным
верзилой Ермаковым, у того уши точно такие же. На Гелии Станиславовиче
очень красивый костюм, темно-серый, спортивного покроя пиджак и
светло-серые брюки из плотной ткани в "елочку". И еще я обращаю внимание
на глаза Гелия Станиславовича, умные, зоркие, спокойные, чуть ироничные.
Очень неглупый господин, очень. Сейчас он почему-то направляется прямо ко
мне и приветливо улыбается.
  - Здравствуйте, дорогой товарищ, - говорит он. - Удовлетворяет ли вас наш
ассортимент и обслуживание?
  Я рассыпаюсь в комплиментах его магазину, Гелий Станиславович слушает
внимательно и одобрительно. И очень внимательно оглядывает меня, потом уже
другим тоном спрашивает:
  - Ну, а что вам лично требуется?
  - Модная сорочка бежевых теплых тонов. Такой здесь, к сожалению, нет.
  - А костюм вам не требуется, отличный финский костюм?
  - Пока нет.
  - Жаль. Имеется ваш размер. Когда потребуется - заходите. Прямо Ко мне.
Надо дорожить такими покупателями, - улыбаясь, приветливо говорит Гелий
Станиславович, но в глазах его холодок и настороженность.
  И меня вдруг охватывает какое-то беспокойство, ощущение допущенной ошибки.
Но я решительно не могу понять, откуда это ощущение взялось, а понять
необходимо, и потому я не собираюсь пока что заканчивать так легко
завязавшийся разговор.
  - Спасибо, спасибо, - говорю я. - Если буду еще раз в вашем городе, то
непременно загляну к вам.
  - Вот и мне, представьте, показалось, что вы приезжий, - подхватывает,
Гелий Станиславович, продолжая улыбаться. - Вы не из Москвы?
  - Именно. Но и в Москве далеко не каждый магазин так хорош, как ваш.
  - А вы у нас в городе еще долго пробудете? - вежливо интересуется Гелий
Станиславович.
  - К сожалению, завтра улетаю. А впрочем, слава богу. Надоела гостиница,
слякоть, ресторанная еда, скука. Хочется домой.
  Гелий Станиславович сочувственно кивает.
  - Служебная командировка? - усмехнувшись, спрашивает он.
  И усмешка его мне не нравится.
  - Именно. Вот, может быть, летом приедем сюда с женой отдыхать, тогда
другое дело, - говорю я, вздыхая. - Тогда, может, и костюм у вас куплю.
  - Пожалуйста. Заходите.
  Гелий Станиславович любезно прощается со мной и задумчиво смотрит мне
вслед, поглаживая пальцами бритый подбородок.
  Я выхожу на улицу и вижу, как большой автофургон с фирменной надписью
"Готовое платье" осторожно въезжает в соседний двор, куда, видимо, выходят
служебные помещения магазина. И я, проходя мимо ворот, невольно в этот
двор заглядываю. Фургон медленно подается задом к распахнутой двери
магазина, возле которой его уже поджидают двое рабочих в серых халатах.
Сейчас начнется разгрузка.
  Мой взгляд обегает двор, и неожиданно я замечаю чуть в стороне от
двигающегося фургона, возле стены, уже знакомую мне сверкающую синюю
"Волгу", ту самую, что я видел сегодня на улице.
  В это время мне навстречу выходит со двора какой-то небритый человек с
кошелкой в руке, и я восхищенно спрашиваю его, указывая в глубь двора:
  - Это чья же такая красавица стоит, интересно знать?
  - Ну-у, - жмурясь, мечтательно цокает языком человек с кошелкой. - Ясно
чья, директорская. Здесь, брат ты мой, такой директор, что ого-го! Будь
здоров и не кашляй, одним словом. Понял ты?
  - И спокойно живет?
  - А чего ему спокойно не жить, спрашивается, коли такие деньги есть? -
иронически усмехается мой собеседник.
  - Все до поры, - говорю я.
  - Э, браток, пока эта пора настанет, нас с тобой давно закопают. Хотя... -
он оглядывает меня и снова усмехается. - Ну, ты еще, может, и доживешь.
  - Постараюсь, - серьезно отвечаю я.
  И мы, кивнув друг другу, расходимся. Человек, позвякивая чем-то стеклянным
в своей кошелке, торопливой рысцой направляется к расположенному невдалеке
продуктовому магазину.
  Я не спеша бреду по улице и пытаюсь сообразить, какой все-таки промах
Допустил с Гелием Станиславовичем. Не случайно возникло у меня это
ощущение, нет, не случайно. Я даже могу точно передать диаграмму его
состояния в ходе нашего разговора. Сначала была очевидная, подозрительная,
почти враждебная настороженность, словно он ждал этой неприятной для него
встречи. Потом он как будто успокаивается. А под конец вдруг мелькает эта
усмешка, презрительная, мне кажется, усмешка, как бы говорящая: "Ну,
тебя-то я не боюсь, тебя-то, я вижу, бояться нечего". Неужели таким я ему
показался дурачком? Это бы неплохо, совсем неплохо. Прошло время, когда
такая усмешка могла меня задеть и обидеть. И все же вначале-то была
подозрительность, даже опаска! Откуда? Значит, промах был совершен в
момент моего прихода. Или даже еще раньше? Но тогда... Что тогда?
  Вот и управление. Я разыскиваю Давуда, и мы уже вместе обдумываем все с
самого начала. Возможно, кто-то нас с ним видел вместе. Произошла какая-то
не замеченная нами случайная встреча. Как у меня с той синей "Волгой".
Давуда узнали, меня зафиксировали. И об этом, видимо, сразу стало известно
Гелию Станиславовичу. Или же Шпринц сообщил о нашей встрече и описал мою
внешность. Это, пожалуй, самое вероятное. Но все это было бы еще полбеды,
не появись я в магазине. И Гелий Станиславович, конечно, сразу меня узнал.
Ах, какой досадный промах! Придется и об этом доложить своему руководству,
то есть Кузьмичу. Представляю, что он мне при этом скажет.
  Вечером мы с Давудом идем к Хромому. А вслед за нами появляются в
мастерской и мои ребята. Их по-прежнему двое. Но можно считать, что
опасной той компании, в том виде, как она была, уже не существует. Во
всяком случае, она стала куда менее опасной. Хорошую встряску получили
они. А вот в Жуке и в Рыжем, которого, кстати, зовут Сашей, я вообще
уверен. И вижу, что Давуду под конец они тоже начинают нравиться.
  Мы мирно и понемногу выпиваем, закусывая удивительной вяленой рыбешкой,
которую притащил Жук, и дружно дымим, все, кроме Сергея. Он пытливо и
добродушно поглядывает на ребят, слушает и сосет рыбий бочок.
  Долго тянется наш неторопливый разговор. Расходимся поздно. И, по-моему,
довольные друг другом.
  Все-таки некая компенсация за неудачу с хитроумным Гелием Станиславовичем.
  Наутро я улетаю.
  Давуд едет провожать меня в аэропорт. За эти четыре дня мы подружились еще
больше. На память о нашей встрече я увожу две бутылки великолепнейшего
вина. Одну мы разопьем дома со Светкой и нашими стариками. А вторую я
принесу на работу, и поздно вечером, перед тем как разъехаться по домам,
когда уже нестерпимо ломит голова, я попрошу разрешения у Кузьмича
угостить всех по рюмке этого волшебного напитка. В конце концов, в такой
поздний час выпить за здоровье далекого друга не преступление.



                                  Глава VIII

  КОЕ-ЧТО СТАНОВИТСЯ ПОНЯТНО

  В то утро, когда я вылетал из Южноморска в Москву, Валя Денисов дождался
наконец того, что все мы с таким нетерпением ждали уже целую неделю.
  Дело в том, что накануне вечером подошла очередь Вали и его группы
дежурить на даче академика Брюханова. Всего сотрудников в группе было
четверо. План засады был такой. Каждый из четырех по очереди, с момента,
когда начнет темнеть, и до рассвета, два часа дежурит возле ворот. В
валенках, в теплом тулупе, надетом прямо поверх пальто, он прятался в
густом кустарнике. Тонкий шнур тянулся от этого места до дачи к
колокольчику над дверью одной из комнат. Таким образом, неожиданное
появление ночью или вечером Гаврилова и Шершня исключалось, тем более на
машине. Ну, а без машины им тут нечего было делать. Днем же пост возле
ворот был, естественно, не нужен.
  Я забыл сказать, что еще перед самым моим отъездом в командировку было
получено разрешение прокурора на обыск дачи. И тщательный обыск дал
ожидаемый нами результат: в одной из комнат, под полом, был обнаружен
тайник и там вещи и картины с кражи. Как мы и предполагали, не все вещи и
не все картины. Было очевидно, что Шершень и Гаврилов спрятали на даче
лишь свою долю украденного. Так или иначе, но их появление там следовало
ждать в любой момент, как только они найдут надежного и выгодного
покупателя или решат перепрятать свою добычу. Таким образом, засада на
даче стала необходимой.
  И вот вечером в пятницу туда незаметно прибыла на смену товарищам группа
Вали Денисова.
  Роли распределили быстро. Один из ребят немедленно погрузился в огромные
валенки, натянул тулуп и отправился дежурить к воротам. Валя остался у
окна в темной комнате, где над дверью был укреплен колокольчик. Из этого
окна можно было легко заметить на фоне снега появление людей возле дачи,
если они, оставив где-то машину, вздумают пробраться на участок не со
стороны улицы. Ну, а двое других сотрудников перешли в соседнюю комнату,
без окон, где можно было зажечь свет и поиграть в шахматы или почитать.
Ночью этим двоим разрешалось даже дремать.
  Через два часа дежурные сменились, и в шахматы играл уже Валя, потом ему
удалось даже поспать часика два, прежде чем идти дежурить к воротам. Так
без особых происшествий и волнений, хотя все-таки и напряженно, прошла
ночь. Только вот погода выдалась неприятной. Всю ночь, не утихая, выла
свирепая метель, наметая сугробы, швыряя в окна пригоршни снега, и,
пробираясь в щели старой дачи, на все лады свистел ветер. К тому же сильно
похолодало. Выдержать два часа дежурства в снегу возле ворот было совсем
непросто. Ледяные струйки упрямо просачивались даже сквозь огромный тулуп,
который вокруг Вали обертывался чуть не дважды. Поднятый воротник защищал
все лицо, оставляя лишь узкую щелку для глаз. К утру мороз усилился.
  Валя заступил на дежурство еще в темноте, часов в шесть утра. И наблюдал,
как слабый рассвет робко просачивается сквозь недавнюю еще кромешную тьму
и в серой мгле начинают медленно проступать стволы деревьев вокруг,
штакетник забора, а потом и слабые, расплывчатые контуры двух дач на
другой стороне улицы.
  Медленно-медленно ползло время. Валя нашел наконец удобную позу, когда
складки тулупа перекрыли все лазейки, по которым пробирался к нему холод.
Он думал о Нине Вчера Валя первый раз был у нее дома, познакомился с
матерью. Очень славная у Нины мать и совсем молодая, они выглядят как
подруги и ведут себя так же. Валю угостили вкусным обедом, давно он такого
не ел, честно говоря. А потом Нина предложила пойти куда-нибудь. "Может
быть, вы и в самом деле волшебник? - смеялась она. - И можете достать
билеты куда угодно?" Она имела в виду спектакль, который он разыграл перед
ней и Музой, в результате чего и удалось задержать Чуму. Но Вале пришлось
признаться, что через час ему необходимо уйти. Видимо, что-то
проскользнуло в его тоне, напряжение какое-то скорей всего, и Нина
неожиданно заволновалась. Она испуганно умолкла и так посмотрела на
Валю... кажется, еще никто не смотрел на него с такой тревогой и
нежностью. Он подумал, что если он сейчас обнимет ее... А Нина,
смутившись, вдруг поспешно перевела разговор на другое и стала
рассказывать про Музу После всей этой истории Муза несколько дней ходила
испуганная, молчаливая и сторонилась подруги. А вчера вдруг подошла к
Нине, отозвала в сторону и призналась, что ей невыносимо страшно.
Оказывается, какой-то человек приходил к ней, она даже не знает, как его
зовут, она и видела-то его всего раза два, когда он заходил с Николаем
обедать в их ресторан. Но зачем этот человек сейчас приходил, Муза не
сказала, а только заплакала. И стала жаловаться на свою несчастную,
нескладную жизнь. Вот только встретила, только по-настоящему полюбила, и
вдруг оказывается... И Нине стало ее ужасно жалко, она сама чуть с ней
вместе не заплакала. Интересно, подумал Валя, кто же приходил к Музе. Эта
мысль мелькнула у него еще тогда, в разговоре с Ниной. Об этом он
размышлял и сейчас, кутаясь в тулуп и с усилием вглядываясь в пустынную
серую мглу за забором. Все-таки надо будет сегодня же рассказать Кузьмичу
о приходе того человека, сразу, как только они сменятся и приедут в
управление. Это, к сожалению, произойдет только в конце дня, когда снова
стемнеет. Интересно, удастся до этого еще разок поспать, часика два хотя
бы.
  Спать Вале очень хотелось. Несмотря на мороз, слипались глаза, дурела
голова от подступающего сна. Шли самые тяжелые часы дежурства. Валя время
от времени менял все же позу, возился с тулупом, сосал захваченный на этот
случай леденец и судорожно зевал. Где-то далеко вдруг злобно залаяла
собака, и немедленно на другом участке тоже залаял пес, мощно, басовито,
ему ответила визгливым лаем мелкая шавка уже совсем невдалеке от Вали, к
ним присоединились еще две или три собаки, и вскоре разноголосый лай
разнесся по всему поселку. Чтобы побороть подступающий сон, Валя решил
сосчитать, сколько собак сейчас лает одновременно. Однако не успел он
сосредоточиться на этой непростой задаче, как вдруг издалека донесся
слабый шум мотора. По какой-то улице ехала машина.
  Валя, мгновенно забыв о собаках, весь напрягся в ожидании. Однако машина
прошла стороной, и шум ее мотора постепенно стих. Но не успел Валя снова
взяться за собак, как урчанье мотора неожиданно возникло уже в другой
стороне и стало заметно нарастать. Машина как будто приближалась. Валя
снова насторожился.
  Через минуту в серой предутренней мгле мелькнул и сразу же исчез
желтоватый свет фар. Валя ждал. Ему вдруг стало казаться, что темнота
вокруг начала снова сгущаться. Но желтая полоска света возникла вновь в
конце улицы. И уже не исчезала. Наоборот, она приближалась, становясь все
ярче, все шире, захватывая уже чуть не всю улицу, и снег молочно
заискрился перед Валиными глазами. Теперь уже не было сомнений - машина
двигалась по улице, где находилась дача Брюхановых, медленно двигалась,
словно водитель разглядывал номера дач.
  Когда машина поравнялась наконец с соседней дачей, Валя сумел ее неплохо
разглядеть и по силуэту даже догадался, что это "Москвич", но цвет,
конечно, определить было невозможно.
  Неожиданно фары погасли и стих шум мотора, машина темным, безмолвным
пятном застыла посередине улицы, четко выделяясь на белом снегу.
  Валя, не шевелясь, ждал.
  Из машины никто не появлялся, и это уже само по себе было подозрительно.
Валя собрался было подать сигнал тревоги на дачу, но в последний момент
решил все же выждать. Кроме того, сигнал должен был содержать информацию о
количестве приехавших.
  Но вот лязгнула и открылась правая дверца машины, и оттуда вылез какой-то
человек. Он огляделся, потоптался на снегу, потом, пригнувшись, что-то
сказал оставшемуся за рулем человеку и направился к соседней даче. Ловко
перескочив через заваленную снегом канаву, он скрылся за деревьями.
  И Валя решил, что так рано по какой-то причине приехали владельцы соседней
дачи, и ждал, когда стукнет калитка там или начнут открывать ворота. Но
все было тихо вокруг.
  И вдруг вышедший из машины человек неслышно возник возле забора, за
которым находился Валя, как раз возле того места, где он прятался за
кустарником. Человек подошел вплотную к забору, внимательно оглядел дачу,
прислушался и, видимо окончательно успокоившись, беспечно выскочил на
середину улицы и призывно помахал рукой. В ответ немедленно взревел мотор,
и машина, негромко урча и не зажигая фар, медленно подползла к стоявшему
посреди улицы человеку. Он нагнулся к опущенному боковому стеклу, что-то
сказал водителю, и тот вылез из машины. Вдвоем они подошли к воротам и
принялись их открывать. Валя знал, как они это будут делать. Замок,
висевший с внутренней стороны ворот, был сломан, и его легко было
разомкнуть и вынуть дужку из петель, а потом следовало вытянуть заложенную
в железных скобах длинную жердь, подав ее сначала в одну, потом в другую
сторону.
  Пока приехавшие возились с воротами, Валя дал сигнал тревоги, сообщив,
что, как и ожидалось, приехало двое. Он уже знал, что сейчас предпримут
его товарищи, знал и свою задачу. План задержания преступников - а в том,
что приехавшие - это Гаврилов и Шершень, сомнений не было, - план
задержания их, повторяю, был разработан во всех деталях. Задача дежурного
возле ворот заключалась в том, чтобы отрезать преступникам путь к
отступлению в случае, если кому-нибудь из них удастся вырваться. Само
задержание должны были осуществить те, кто находился в доме.
Предварительно следовало дать возможность приехавшим достать из тайника
краденые вещи. А главное, необходимо было убедиться, что в доме нет
других, не обнаруженных во время обыска тайников, где могли бы храниться
все остальные краденые вещи и картины. Именно поэтому арест преступников
нельзя было провести в другом месте.
  Но вот ворота наконец были открыты, машина, по-прежнему с погашенными
фарами, осторожно въехала на участок и остановилась возле заднего крыльца,
так что с улицы ее было почти не видно. Затем один из приехавших вернулся
к воротам, слегка прикрыл их и после этого присоединился к товарищу,
который поджидал его возле машины. Вдвоем они осторожно приблизились к
даче.
  Вале с того места, где он прятался в кустах, были хорошо видны и машина, и
крыльцо, и оба приехавших человека. Подойдя к даче, они снова
прислушались, попытались даже заглянуть в окно, после чего осторожно
обошли дом вокруг. Они словно колебались - заходить им или нет, боялись
чего-то. Особенно один из них. Он даже задержал своего товарища, когда тот
собрался уже было отпереть дверь дачи, и заставил обойти ее вокруг и еще
раз прислушаться. Этот первый был худой, в темном пальто и кепке, а
второй, пониже ростом, был в короткой толстой куртке и меховой ушанке.
Издали Вале видны были только их не очень четкие силуэты, лиц он
разобрать, конечно, не мог. Валя решил, что тот, кто в пальто и кепке, и
есть Гаврилов, он я осторожнее и опаснее второго, и на него следует
обратить особое внимание. Догадаются ли сделать это ребята?
  Вообще Валя начал постепенно все больше нервничать. Выпавшая ему роль была
в какой-то мере второстепенной. Вполне могло случиться, что ему вообще не
придется участвовать в задержании, даже, скорей всего, так и случится, как
бы трудно ни пришлось ребятам в доме. Казалось бы, соотношение три к двум
гарантировало успех, ибо трое - это специально обученные люди, привычные к
схватке и риску, а те двое... Вот на что способны были те двое, никто не
знал. И как они вооружены - тоже. Поэтому риск всегда оставался, и Валя
знал, что такие задержания бывают опасны. Да, произойти могло всякое, вон
какие здоровенные парняги приехали, они не поднимут смирно вверх лапки.
  Одолеваемый всякими сомнениями и опасениями, Валя постарался незаметно
приблизиться к машине, как только приехавшие зашли наконец в дом и
прикрыли за собой дверь. Добравшись до машины, Валя огляделся. Да, если
кому-нибудь из приехавших все же удастся вырваться из дома, он кинется к
машине. Впрочем, нет. Он же сообразит, что машину надо будет еще завести,
развернуть, потом подъехать к воротам, открыть их... Нет, он не будет всем
этим заниматься, пытаясь скрыться. Он кинется... Куда же он кинется? А это
смотря по тому, откуда он выскочит. Все окна на даче, кроме одного, вон
того, возле крыльца, плотно закрыты ставнями. У того окна почему-то вообще
нет ставень. Значит, через все остальные окна, как и через террасу, куда
дверь из комнаты на зиму не только заперта, но и забита, просто не
выскочишь. Следовательно, путь отхода...
  Но Валя не успел додумать. В доме раздались крики, звуки борьбы и...
выстрел! Валя на секунду оцепенел и сразу же, не раздумывая, скинул с себя
тулуп и валенки, потом выхватил из кобуры пистолет. Он знал, оружие
пускается в ход только в самом крайнем случае, когда другого выхода нет.
Значит, что-то случилось!
  В этот