ирует и снова спрашивает:
     - А когда выходил, как себя вел, как выглядел?
     Я прекрасно помню свой разговор с тем швейцаром.  Толстенный такой дядя
с великолепной бородой. Глаза внимательные, острые, хоть и не видно их почти
из-за  лохматых бровей.  Я  его  дотошно  расспрашивал,  меня  самого  очень
интересовало, как этот тип выходил. Поэтому рассказываю я обстоятельно, есть
тут что отметить.
     - Спустился он по лестнице медленно,  неторопливо,  - говорю. - С самым
беззаботным видом. "Как будто выспался и пообедал" - так мне швейцар сказал.
     - Выходит, переиграл малость, - замечает Игорь.
     - Пожалуй, - соглашаюсь я. - Однако не каждый это заметит.
     - А почему, интересно, "пообедал"? Почему ему так показалось, швейцару?
- спрашивает Кузьмич.
     - Вот,  вот, - подхватываю я. - Мне это тоже в голову пришло. Медленно,
говорит, так спускался, тяжело. И даже вроде бы толще стал.
     Всем присутствующим ясно,  что это может означать,  и никто уточнять не
собирается.
     - Ну что ж,  -  говорит Кузьмич.  -  С вопросами как будто все. Давайте
теперь соображать.  Дело  оборачивается серьезно.  Этого гуся  надо  поймать
быстро. Для начала должен сообщить. Ты, Лосев, - он поворачивается ко мне, -
будешь с сегодняшнего дня заниматься только этим делом. Понятно? Ну еще... -
он секунду колебался, - насчет Быка придется с Откаленко контактировать, - и
карандашом указывает на Игоря. - А магазин с тебя снимаем.
     Что ж,  придется,  видимо, заняться этим делом вплотную. Я ни минуту не
сомневаюсь,  что мы того волка обложим и  куда-нибудь он свою лапу да сунет.
Для этого есть, знаете, вполне надежные средства.
     Вот ему,  к примеру,  надо же продать краденые вещи. Как, спрашивается?
Комиссионные  магазины,  скупки,  рынки  -  это  все  мы  перекроем,  будьте
спокойны.  Из Москвы увезти?  Еще того хуже. Чем меньше город, тем скорее он
там погорит на сбыте краденого.  Ведь мы ориентировки с  подробным описанием
вещей во все города разошлем,  и там наши коллеги прекрасно знают, кто у них
в  городе этим делом может промышлять,  к  кому из Москвы "гости" приезжают.
Что же ему остается?  Ну, допустим, начать знакомым продавать. Но порядочный
человек вещь  с  чужого плеча  не  купит,  да  еще,  очевидно,  краденую.  А
"непорядочный"...  он  тратиться не будет,  он скорее сам украдет.  Впрочем,
есть,  конечно,  некие темные личности,  которые, может быть, и купят. Но мы
тоже кое-кого из них знаем и за ними приглядываем. Словом, мы закинем сеть с
достаточно мелкими ячейками, можете не сомневаться.
     Но сидеть на берегу и ждать мы,  естественно, не будем. Мы начнем поиск
и  в  другом направлении.  Энергичный поиск,  главный.  Ведь у  нас есть его
приметы,  хорошие,  кстати,  приметы,  броские, и еще есть его "почерк". Что
касается примет, то ведь где-то и кто-то все же должен его знать, правда? Не
в   безвоздушном  пространстве  человек  живет.   А   где  его  знают,   это
приблизительно представить себе можно.  Скажем,  в каком-нибудь НИИ его вряд
ли знают. На крупном заводе тоже. В школе или институте тем более. К тому же
учтите время совершения преступлений.  Среди дня, если помните. И обеденного
перерыва тут не хватит.  Нет,  этот "деятель" табель по утрам не снимает.  К
тому же руки... Кузьмич не случайно о них спросил, умница он у нас все-таки.
И я сразу после совещания к Татьяне Ивановне съездил.  Поинтересовался. Она,
конечно же, внимание на это обратила. Не те руки оказались. Чистые, розовые,
без единой мозольки.  И кольцо с камнем. Такое кольцо на мужской руке многое
рассказать может.  Словом,  в  храмах науки и техники этого "деятеля" искать
бесполезно,  там  его не  знают,  там его нет и  быть не  может.  Но  есть в
огромном городе и другие места,  где он наверняка появляется.  А как же?  Он
человек общительный,  он и гульнуть наверняка любит. Вот где-то там и кто-то
там знать его должен.  А мы прикинем,  где именно,  нам это особого труда не
составляет. Не первого же ловим.
     Вот все эти,  да и  некоторые другие рычаги я  и  привожу в действие со
своими ребятами.  Должен вам  признаться,  что  в  тот день я  ждал вечера с
немалым напряжением.  Черт его знает, не выкинет ли этот тип еще один номер.
Все-таки вот  уже  три дня подряд я  вечера провожу в  гостиницах.  И  когда
стрелка  часов  стала  подползать  к  шести,  я  почувствовал,  что  начинаю
нервничать. Появилось, знаете, такое ощущение, что уже пора куда-то мчаться,
что уже что-то такое непременно случилось.
     Ладно.  Не буду вас томить.  В тот вечер ровно ничего не случилось.  Ни
одна из гостиниц не подала сигнала "SOS".  Я  даже как-то удивился,  знаете,
когда вдруг взглянул на  часы и  обнаружил,  что  обычное для  этого сигнала
время,  безусловно,  прошло,  а мне мчаться сломя голову некуда и вроде бы я
даже никому не нужен.
     Сам себе не веря,  я предупреждаю дежурного, что ухожу, благо уже часов
девять  вечера.  Дежурный,  тоже  уже  настроенный  всей  этой  кутерьмой  с
гостиницами на самый тревожный лад,  на всякий случай осведомляется, где я в
течение вечера буду находиться.  Больше всего мне хочется находиться в одном
доме на Кропоткинской улице,  но ужасно неловко срываться с места при каждом
телефонном звонке -  к Светке,  между прочим, подружки звонят непрерывно, по
любому пустяку, я уже не раз обращал ее внимание на это - так вот, дергаться
при каждом звонке,  как вы понимаете,  радости мало.  А если придется срочно
уматывать,  это  будет просто трагедия.  Тем более что мне предстоит,  как я
понимаю, серьезный разговор насчет концертов в прошлом, настоящем и будущем.
Словом,  ехать сейчас в  тот  дом на  Кропоткинской просто опасно для жизни,
будущей,  конечно.  И потому я, вздохнув, называю дежурному свой собственный
адрес,  который он,  кстати,  знает и без меня.  Но деликатно отмалчивается,
делает для  солидности какой-то  росчерк на  листке бумаги и  провожает меня
сочувственным взглядом.
     Тем не менее, как я уже говорил, вечер прошел спокойно. Никто меня, как
ни  странно,  не потревожил.  Домашние мои,  тоже уже привыкшие за эти дни к
моим  ночным  возвращениям,  поглядывают на  меня  весьма  настороженно,  но
вопросы задавать опасаются,  по-моему,  из чистого суеверия.  Мама почему-то
затевает вдруг печь пирог,  пока мы с  отцом играем в  шахматы.  А  когда мы
садимся ужинать,  отец с  самым беззаботным видом предлагает выпить по рюмке
водки.  Я  замечаю их приподнятое настроение и  вполне его разделяю.  Уверяю
вас, не так часто взрослый холостой сын, да еще к тому же работающий в такой
"фирме", как я, проводит целый вечер со своими родителями.
     С  утра  мы  продолжаем налаживать сложную машину  розыска.  Для  этого
приходится исписать гору  бумаг,  повидаться с  уймой  людей,  причем  самых
разных. А вечером... представьте, снова ничего такого не происходит.
     И так целую неделю.
     Неужели этот тип  испугался?  Притаился,  ушел на  дно  и  где-то  тихо
пускает пузыри в болотной траве?
     Проходит вторая неделя.  Результатов пока  нет.  Поиск ничего не  дает.
Молчит и спецсвязь с другими городами.
     Между прочим, молчит и Кузьмич. Но я-то знаю, что он беспокоится и ждет
не меньше меня.  И  я  ему через день докладываю о ходе дела.  На третий или
четвертый раз он мне говорит:
     - Ну чего ты ко мне бегаешь?  Я же тебя не вызываю Сиди себе спокойно и
работай. Ищи и думай, понял?
     Легко ему говорить, у него нервов нет.
     И я,  как мне приказано,  "сижу и работаю", "ищу и думаю". И еще я жду,
каждый день жду новой беды. И ничего с собой не могу поделать.
     Проходит третья неделя.


                                Глава II
                     СОВСЕМ НЕ БАНАЛЬНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ

     Все-таки предчувствие -  великая вещь.  Парапсихологи,  я читал,  давно
бьются  над  научной  основой этого  странного явления,  хотя  объяснить его
никому еще,  кажется,  не удалось.  Но что само явление существует, в этом я
лично убедился.  Так  вот,  предчувствие меня  не  подвело.  Реальность даже
превзошла все мои худшие опасения. Но я начну по порядку, хотя самое главное
произошло позже.
     Итак, значит, шла к концу третья "тихая" неделя. Уже октябрь наступил.
     Как  вы  знаете,  у  нас в  Москве октябрь бывает очень разный.  Бывает
роскошный,  действительно эдакое возвратившееся бабье лето. В парках и садах
буйство красок,  от  пурпурно-красных кленов,  ярко-желтой  листвы берез  до
черно-зеленых елей,  и переливов между этими красками множество.  И над всем
этим бледно-голубое, тихое, ласковое небо. И честное слово, в такие дни люди
становятся лучше, спокойнее, даже как-то добрее. Вы не замечали?
     Но бывает и  совсем другой октябрь,  разбойничий какой-то,  враждебный.
Все голо кругом, деревья серые, мокрые, без единого листика, давит холодное,
свинцовое небо, сыплет мелкий, противный дождь, свистит ледяной ветер, гонит
мокрую  грязную листву.  И  вы  ощущаете все  время  какое-то  беспокойство,
раздражение, которое не в силах подавить.
     Вот такой октябрь и  наступил.  И  на  душе у  меня невозможно муторно.
"Повисли" до  сих пор не раскрытые кражи из гостиниц.  Светка сидит в  своем
музее,  клещами ее  оттуда не  вытащишь,  а  вечерами пишет какие-то отчеты.
Правда,  дуться она на  меня перестала.  Как ни  странно,  помогла последняя
кража из гостиницы.  Когда я  ей про ту актрису рассказывал,  Светка чуть не
плакала, и, мне кажется, я в ее глазах даже вырос. Более того, Светка начала
требовать от меня раскрытия этих краж с  такой горячностью,  что наш Кузьмич
по  сравнению с  ней  стал казаться мне  скромным агнцем.  Светка мне просто
житья не  дает  с  этими кражами.  Хорошо еще,  что  я  маме  этот случай не
рассказал.  А  то бы и  дома покоя не было,  это уж точно.  Вообще,  женщины
почему-то  воспринимают такие  истории  слишком  болезненно  и  одновременно
чересчур воинственно - подай им немедленное возмездие, и все.
     Так я  и жил три "тихих" недели,  в постоянной нервотрепке и со всякими
недобрыми предчувствиями.
     И вот кончилась третья неделя -  бац! - кража в гостинице. На следующий
день снова кража! На третий день еще! И опять тихо...
     Первая из  этих краж произошла во вторник.  Психологически она была для
меня  самой тяжелой.  Я  почему-то  про  себя  считал,  что  этот негодяй не
осмелится больше на что-либо подобное. Хотя всякие неясные предчувствия меня
и  одолевали,  как  вы  помните.  Но  оптимистическая моя  натура все же  не
допускала такой  дерзости  с  его  стороны.  Мои  опасения сосредоточивались
вокруг всяких сложностей с расследованием этого дела.
     Три  "тихих"  недели  размагнитили и  работников гостиниц.  Они  успели
забыть о  нашем предупреждении,  и  уж тем более выветрились у них из памяти
приметы того человека.
     Я приезжаю в гостиницу как на место собственного преступления.  Все там
обычно.  Ключ  от  номера,  оказывается,  украден,  дежурной по  этажу  была
преподнесена  очередная  коробка  конфет.   Это,   между  прочим,  уже  иная
коробочка, не то что раньше.
     Кстати, мы выполнили совет Кузьмича. Но ни в одном магазине вокруг тех,
прежних,  гостиниц коробочек с  клюквой в  сахаре не  оказалось.  Мы дотошно
проверили и магазины вдоль всех основных транспортных магистралей, ведущих к
этим гостиницам.  И  тоже ничего не  нашли.  Мы сделали даже еще больше.  Мы
побывали во  всех райторгах,  и  нам сказали,  что в  указанные дни ни  один
магазин не торговал коробочками с клюквой в сахаре. Где этот тип их добывал,
так и осталось невыясненным.
     Ну а на этот раз он запасся какими-то заурядными шоколадными конфетами,
которые имелись во всех магазинах города.  Стоили они,  кстати,  значительно
дороже. Разбогател, подлец!
     Дежурная по этажу оказалась, между прочим, весьма симпатичной женщиной,
молодой,  изящной,  приветливой и  к  тому же  умницей и  вполне откровенным
человеком.  Этот  прохвост со  своими  конфетами не  произвел на  нее  ровно
никакого впечатления,  кроме  брезгливого недоверия.  Конфеты она  отвергла,
комплименты тоже,  и  ничего бы  у  него не  получилось,  если бы  не чистая
случайность:  в  дежурной комнате  горничная неожиданно опрокинула чайник  с
кипятком.  Алла Васильевна кинулась к ней,  вот тогда-то он и утянул ключ. И
сразу ушел, даже не оставил конфеты.
     Жившего в номере человека он обокрал, как всегда, дочиста. К несчастью,
тот почему-то оставил в ящике стола билет и деньги на обратный путь, так что
ему даже уехать в  свой Челябинск было не  на что.  Хорошо еще,  что помогло
предприятие,  куда этот человек приехал в командировку.  Я специально звонил
туда.  Полдня,  между прочим,  потратил, пока уломал замдиректора. "А как мы
эти деньги оформим? - спрашивает. - Товарищ не у нас работает". Понимаете, с
одной стороны,  вроде "товарищ",  а  с другой -  "не у нас работает",  А что
человек в  беду попал,  на это у  них пункта в инструкции нет.  И что дома у
него  денег  в  данный  момент нет,  это  тоже  ни  в  каких  инструкциях не
предусмотрено. Я в таких случаях просто зверею. Словом, деньги нашлись.
     Но я с этой историей провозился чуть не до вечера.  А потом... помчался
на новую кражу,  в  другую гостиницу.  Вторая кража отличалась от предыдущей
только тем,  что ему не удалось довести дело до конца -  помешала горничная.
Ему пришлось удирать из  номера раньше времени.  И  осуществил он это,  надо
сказать,  ловко.  И  то,  что в номере побывал вор,  выяснилось только через
полтора часа, когда пришел хозяин.
     Я  еще не знал,  что нас ждет на третьей краже.  Но у  меня уже лопнуло
терпение.  И  я  решился на  довольно рискованный эксперимент.  Это  было на
следующий день после второй кражи.
     В  то  утро меня вызывает к  себе Кузьмич.  Вид  его ничего хорошего не
сулит. Кузьмич сидит хмурый, как туча, и энергично потирает ладонью затылок.
Как-то странно взглянув на меня, он спрашивает:
     - Ну, уже знаешь?
     Я ничего такого не знаю. Я только что пришел на работу, и наш секретарь
отдела Галочка не успела мне вручить еще ни одной бумаги.
     - Так.  Не  знаешь,  выходит,  -  как будто даже удовлетворенно крякает
Кузьмич,  хотя я  не успел еще ничего ответить.  -  Ну так вот.  Вчера перед
закрытием в комиссионный магазин,  - он называет номер магазина и его адрес,
- было сдано для продажи платье той артистки. Понял? Сдала какая-то женщина.
По чужому паспорту, краденому. Дежурный в тот же вечер организовал проверку.
Приметы той женщины имеются. В общем, на читай.
     Он  протягивает мне бумаги.  Я  их тут же,  у  его стола,  проглядываю.
Внимание мое  привлекают приметы женщины.  Мне начинает казаться,  что я  ее
знаю.  Но  раньше времени мне говорить об этом Кузьмичу не хочется.  Вдруг я
ошибаюсь. Мало ли что мне может показаться. И я молчу.
     Это была моя первая ошибка.
     - Иди и  думай,  -  говорит Кузьмич.  -  Бумаги возьми себе.  Распишись
только у Гали.
     Другой  начальник требует одного:  бегайте,  не  ваше  дело  за  столом
сидеть,  бумаги читать, ваше дело по городу бегать, все видеть, все знать. А
вот Кузьмич нам внушает: "Ноги только волка кормят, а человека должна голова
кормить. Семь раз подумай, один раз беги, понял?"
     Возвращаюсь я,  значит,  к  себе,  еще  раз внимательно перечитываю все
бумаги, думаю и решаюсь на тот эксперимент. Дело в том, что есть у меня один
знакомый. Мне его арестовывать пришлось. На очередном допросе он и говорит:
     - Я,  гражданин начальник,  свой срок,  конечно,  отбуду,  на сухаря не
уйду. И в Москву вернусь. Поможете мне тогда новую жизнь начать, а?
     - Что ж,  -  говорю,  -  помогу.  Человек вы  не потерянный.  Но чтоб в
колонии первым быть. Понятно?
     - Чего ж тут не понять,  - отвечает. - Не чурка. А вот помочь мне потом
нелегко будет, гражданин начальник.
     - Это почему же? - спрашиваю.
     - Вам только и скажу, - вздыхает он.
     Видимо,  доверие я у него вызвал,  даже,  я бы сказал,  симпатию.  И не
случайно.  Это, знаете, всегда между людьми взаимно получается. Не замечали?
Если уж нравится вам человек,  то каким-то образом и  вы ему тоже нравитесь.
Обязательно.  Я это давно заметил.  Вот так и с этим парнем.  Взгляд его мне
понравился сперва. Не бегает, не ускользает, прямой взгляд.
     - Так чем же тебе придется помочь? - снова спрашиваю я.
     А он мне и говорит:
     - От Варьки уйти. Вот чем. А то пропаду.
     Я  уже  знал,  что  это  жена  его.  Бабенка  действительно такая,  что
поискать.
     - Что ж, - спрашиваю, - сам уйти не можешь?
     Другой бы, знаете, что-нибудь придумал, чтобы свое мужское самолюбие не
уронить, А этот нет.
     - Не могу,  -  говорит. - Из-за нее же, падали, сейчас сажусь, не из-за
кого-нибудь.  Вы только,  гражданин начальник,  к ней не цепляйтесь по этому
делу. Как человека прошу.
     Такой,  знаете,  откровенный разговор у нас получился с Пашкой этим.  И
вот ушел он отбывать свой срок.  Написал мне из колонии через полгода. Все у
него,  мол,  хорошо идет. Ну я его "победный рапорт", конечно, перепроверил.
Иначе в  нашем деле нельзя.  Оказалось,  все  точно.  Ответил я  ему.  Пошла
переписка.  Мне этот парень понравился,  хоть и немало натворил.  У меня и в
самом деле надежда есть, что из него толк выйдет. И, думаю, не ошибаюсь.
     И  Варвару его  я  действительно "не  цеплял".  Поговорил только с  ней
серьезно,  предупредил. Красивая, между прочим, деваха, высокая, статная, на
смуглом лице черные брови вразлет,  глаза горячие,  дерзкие,  а зубы,  когда
улыбается,  просто не зубы,  а жемчужины,  одна к одной. Ослепительная у нее
улыбка.  Работает мотористкой на  трикотажной фабрике.  Я  и  там насчет нее
кое-какие справки навел. И по месту жительства тоже. Но слово, данное Пашке,
держу.  И  в  письмах ему кое-что о ней сообщаю,  конечно,  такое,  чтобы не
волновать его.  Потому что  уйти он  от  нее не  сможет,  это мне ясно.  Тут
по-другому надо действовать. Это я ему тоже осторожно в письмах внушаю.
     Короче говоря,  вот об этой самой Варваре я  и вспомнил,  когда приметы
той женщины прочел.  Но сначала надо было проделать одну несложную операцию:
показать фотографию Варвары в  комиссионном магазине.  Опознают они в ней ту
женщину,   которая  платье  сдала,  или  нет.  Причем  показал  не  одну  ее
фотографию, а нескольких женщин, приблизительно схожих между собой. Там двое
эту женщину запомнили:  приемщица и  заместитель директора.  Я их по очереди
приглашаю в отдельный кабинет,  с понятыми, все как полагается, и фотографии
показываю. Приемщица сразу опознает Варвару.
     Я, между прочим, заметил: женщины, как правило, наблюдательней мужчин в
таких  случаях.  Мужчина  лучше  местность,  дорогу  запоминает,  а  женщина
обстановку,  людей.  Чем это объяснить,  не знаю,  но факт,  Особенно хорошо
женщина запоминает женщину.
     А заместитель директора,  пожилой мужчина с брюшком и черными, навыкате
глазами,  эдакий, знаете, весельчак и выпивоха, долго перебирал фотографии -
я там красоток подобрал что надо -  и не очень уверенно, но все-таки тоже на
Варвару указал, Так что сомнений у меня не осталось.
     После этого я прямо к ней домой и поехал.  А вдруг, думаю, застану. Раз
она вчера вечером в магазин пришла,  значит,  в дневную смену работала. Так,
может, сегодня в вечернюю идет?
     Живет Варвара в одном из арбатских переулков,  в старом многоквартирном
доме,  на первом этаже,  и вход туда отдельный,  из подворотни,  очень,  как
видите,  удобный вход.  Кто-то еще задолго до Пашки сообразил отделить часть
большой коммунальной квартиры и  проделать отдельный вход.  Поэтому кухонька
там  получилась не  ахти какая и  санузел тоже,  но  зато своя однокомнатная
квартира, что ни говорите.
     Приехал я  туда  часа  в  два.  Сразу,  конечно,  к  Варваре не  пошел,
понаблюдал некоторое время за  ее  окнами и  подворотней.  Дело в  том,  что
занавески на  окнах оказались задернутыми