е не больно надеть. А
отлеживаться мне показалось унизительным. Я представил на минуту
самодовольную, насмешливую физиономию Чумы, наглую его улыбочку на пухлых
губах, и у меня так зачесались руки, что я рычать был готов от нетерпения
и бессилия. Дома я, естественно, Светке ничего не сказал. Задержался, мол,
потому что собрание было. Другие мужья, между прочим, прикрывают порой
собраниями куда более веселые занятия. Что поделаешь, даже в этом
проявляется некая специфика нашей работы. Никуда от нее не денешься.
  Ночью я долго не мог заснуть. Голова ныла нудно, противно и почему-то
попеременно в разных местах. Я лежал с закрытыми глазами и думал. Сначала
я думал о моей непростительной ошибке, которую совершил, когда доверился
Музе. Потом я начал думать об этих ребятах, о Лехе и о Чуме. Были же,
наверное, самыми обыкновенными мальчишками, как я, скажем, и все мои
бесчисленные приятели. И никто из них не оказался таким жестоким,
коварным, таким враждебным ко всем, таким алчным, как эти двое. Если
рождаются, допустим, белокурые, темноволосые, рыжие или, скажем,
музыканты, великие умельцы всякие, бродяги-геологи, поэты, да мало ли
какие способности оказываются заложенными в человеке самой природой, что
почему бы не родиться... нет, не преступнику еще - хотя всякие
нравственные уроды рождаются тоже, - но просто человеку, который легче,
быстрее, охотнее другого скатится к преступлению, как только попадет в
благоприятные для этого условия или как только их для себя найдет. И вот
эти двое, видно, попали в такие условия. Что же это за шайка, интересно
знать? Чего это их в Москву к нам занесло?.. Ладно, поглядим. Теперь мы
уже от вас не отвяжемся, теперь мы уже на ваш след встали, гады...
  Долго я так ворочался и думал, потом наконец уснул.
  Ну, а утром я, значит, чуть позднее обычного являюсь на работу.
  - Так вот, милые мои, - говорит нам в то утро Кузьмич, - надо, я полагаю,
по этому делу узнать пока что три вещи, которые мы сейчас можем узнать.
Первое - где и кого эти бандиты убили и найти труп. Или же убедиться, что
ничего такого вообще не было. Второе - надо узнать, кому принадлежит та
квартира, куда завели Лосева. Особенная какая-то квартира, раз в ней убить
человека решили. Но все же куда-то привести она должна. И наконец, розыск
той девицы, Музы. По всем ее связям. Может, и она нас к Чуме приведет. А
где-то возле него и Леха окажется. Ну, что скажете?
  Я, помолчав, добавляю:
  - Есть четвертое, Федор Кузьмич.
  - Ну, чего там у тебя, давай-ка.
  - Надо запросить наших товарищей в Южноморске. Небось знают они этих ребят.
  - Дело, - кивает Кузьмич. - Что еще?
  - Денисову надо другой раз сведения все же перепроверять, - хмуро замечаю
я. - Так и вовсе без головы можно остаться.
  - Оба хороши, - сердито произносит Кузьмич. - Вчера уж не хотел тебе
говорить. Этот случай, милые мои, еще разобрать придется. Не каждый день
случается, чтобы одна бабенка двух наших сотрудников так вокруг пальца
обвела. Вот узнает руководство, стыда не оберетесь. Да и весь отдел с вами
вместе. И на Денисова не вали, - строго обращается ко мне Кузьмич. -
Денисов хоть в глаза ее не видел, передал, что ему сказали. А ты... видел,
разговаривал, наблюдал, так сказать... И не смог сути ее понять. Эх...
  Мне мучительно стыдно и за допущенный грубейший промах, который мог ведь
стоить мне жизни, между прочим, и за невольную попытку как бы свалить все
на Валю Денисова. Как Кузьмич мог так подумать!
  - Моя вина, - хмуро цежу я и, забывшись, чуть не закуриваю от расстройства.
  Петя Шухмин сочувственно придерживает мою руку, когда я лезу в карман за
сигаретами. Угадал мое состояние.
  - М-да... - сокрушенно качает головой Кузьмич и спрашивает Валю: - Кому же
это ты доверился, а? Вроде на тебя это не похоже.
  И тут мы все видим, как Валя начинает медленно краснеть и в смущении
отводит глаза, чего с ним в жизни никогда не случалось.
  - Одному товарищу, - негромко говорит он с подчеркнуто безразличным видом
и серьезно добавляет: - Своей вины тут я, Федор Кузьмич, не отрицаю. Ввел,
конечно, Лосева в заблуждение, чего уж тут говорить. Это еще та, видно,
артистка.
  Почему-то мне кажется, что последние слова он произносит с таким чувством,
словно Муза эта своим притворством подвела не только его и меня, но и еще
кого-то, и вот это ему особенно неприятно.
  - Да, - подтверждаю я, - артистка она будь здоров какая.
  - Между прочим, - вмешивается присутствующий тут же Петя Шухмин, - по тому
району, у Елоховской, крупная квартирная кража вчера по сводке прошла.
Помните?
  - Да, - вспоминаю я. - Точно. Была, - и подозрительно смотрю на Петю. -
Ну, и что ты хочешь этим сказать?
  Петя, особенно рядом с щуплым Валей Денисовым, выглядит очень эффектно.
Огромной фигурой своей он немного напоминает мне Леху, только тот
бесформенный какой-то, неуклюжий, а Петя как-никак чемпион московского
"Динамо" по самбо, а потому вид у него подтянутый и спортивный, несмотря
на мешковатый костюм и вечно расстегнутый ворот рубахи на могучей шее.
  А пока что Петя мне отвечает, пожимая широченными плечами:
  - Ничего я не хочу сказать. Просто напоминаю: была кража.
  - Небось с ребятами уже говорил, кто занимается ею? - спрашиваю я.
  - Ну, говорил.
  Вот еще одна Петина особенность. Он всегда все знает. У него всюду
приятели, притом иной раз в самых неожиданных и нужных местах. Контактен
необычайно.
  - И что взяли? - спрашивает Валя.
  - Квартира академика какого-то. Взяли главным образом антиквариат,
картины. Обычные дела.
  - А как вошли? - интересуюсь я.
  - Очень аккуратно вошли, - говорит Петя. - Квалифицированно. Тут никакие
замки не помогут.
  - Вот, кстати, - замечает до этого молчавший Кузьмич, - надо будет
посмотреть, что еще за эти дни в том районе произошло. Да не по сводкам.
Туда надо поехать и на месте поговорить. Вот так, значит...
  Кузьмич на секунду умолкает и, хмурясь, смотрит куда-то в пространство
перед собой, машинально крутя в руках очки, потом, вздохнув, говорит:
  - Ну что ж. Давайте-ка, милые мои, подведем кое-какие итоги. Правда, они у
нас не ахти какие пока. Но поначалу всегда так. И хуже бывало. Однако
раскрывали. Итак, что мы с вами имеем, так сказать, в активе? Первое.
Вышли на след опасной преступной группы. Это бесспорно. Второе. Группа, по
всему видать, приезжая. И в любой момент может из Москвы сорваться. Цель
ее приезда сюда пока нам неясна. Третье. Знаем, можно сказать, в лицо
двоих членов группы. Это очень важно. Оба оставили свои пальчики в той
квартире. Теперь мы их по всем учетам проверим. Оба ведь судимые. Значит,
все мы о них будем знать. И получим фотографии. Следовательно, из Москвы,
по крайней мере, эти двое уже навряд ли уйдут. Мы все выходы из города уже
ночью для них закрыли, пока по приметам.
  - А может, они прямо из квартиры - на вокзал? - спрашивает Петя. - Или в
аэропорт? Вполне может случиться. У них в запасе часов пять было, пока мы
их искать не начали. Так что могли успеть и кое-какие дела закруглить.
Допустим, за этой Музой заехать.
  - Скорее всего, они тут не одни, - говорит Валя. - И сами не решают,
уезжать им или оставаться.
  - А чтобы вся группа сорвалась, - добавляю я, - этим двоим придется о
своих глупостях сообщить кое-кому. Вряд ли захочется. Я Леху уже
предупредил, что выходы из города для него закрыты. Теперь, значит, и для
Чумы. Он и тогда-то испугался. А сейчас, догадавшись, кто я такой, и
подавно никуда сунуться не решится, ни на один вокзал или там аэропорт.
  - Возможно, возможно, - задумчиво соглашается Кузьмич - Будем пока
исходить из того, что оба они еще в Москве. Но на всякий случай... Сейчас,
- он снимает трубку внутреннего телефона, набирает короткий номер и
говорит кому-то: - Подполковник Цветков. Привет. Скажи-ка, вчера с
восемнадцати до двадцати четырех сколько поездов ушло в направлении
Южноморска?.. А самолетов?.. Так. Дайте спецтелеграмму в Воронеж и Ростов.
Пусть проверят поезда на тех двоих, вчерашних. Помнишь?.. Ну, пока, -
Кузьмич кладет трубку и, обращаясь к нам, энергично говорит: - А мы
все-таки будем исходить из того, что они еще в Москве. И беремся, милые
мои, за дело. По всем направлениям сразу беремся, - он оглядывает нас. -
Значит, так. В Южноморск я позвоню сам. И вообще все данные на этих двоих
мы скоро получим. А у каждого из вас есть своя линия работы. - И
обращается к Пете: - Ты, Шухмин, поезжай на квартиру, где Лосева вчера
заперли. Все узнай: чья, где хозяин, что из себя представляет, кого он
знает, кто у него бывает и так далее. Помни, самые неожиданные ниточки
могут от этой квартиры потянуться. Понял ты меня?
  - Понял, Федор Кузьмич, - кивает Петя и добавляет: - На той территории у
меня участковый инспектор знакомый, головастый парень. И еще там есть один
парфюмерный магазин...
  - Ну, это в данном случае тебе вряд ли пригодится, - улыбается Валя. -
Тебе двух мужиков надо искать.
  - А хозяйкой квартиры может быть женщина, даже молодая, - убежденно
возражает Петя. - И ей парфюмерный магазин важней булочной.
  - Ладно. Пойдем дальше, - говорит Кузьмич и смотрит на Валю. - А ты,
Денисов, ищи эту Музу. На работе, дома, у подруг, у знакомых. И все, что
можно, о ней узнай. Видишь, штучка какая? Так что изволь сто раз все, что
узнаешь, перепроверить. Вполне возможно, что дальше Кольки-Чумы она нас не
приведет. Но и это немало. Словом, все тебе ясно?
  - Все, - подтверждает Валя и, в свою очередь, спрашивает: - А на той
квартире ее отпечатков не нашли, интересно?
  - Нашли отпечатки пальцев нескольких человек, - говорит Кузьмич. - Есть
среди них женские или нет, понятное дело, неизвестно. А идентифицировать
можно, как ты знаешь, только судимых. Но вряд ли эту Музу судили, мне
кажется.
  - И мне тоже, - подтверждаю я. - Не похоже.
  - Кроме того, директор бы знал, - добавляет Валя и усмехается. - А он еще
и приударить за ней решил. Красавица, говорят.
  - Это точно, - снова подтверждаю я. - Глаз не оторвешь.
  - Вот по затылку и получил, - смеется Петя. - А Светке расскажу, так и еще
раз схлопочешь.
  - Погоди, Шухмин, - морщится Кузьмич. - Не время сейчас. Вон, видишь, - он
смотрит на часы, - одиннадцатый час уже. - И поворачивается ко мне: - Ну,
а ты, Лосев, отправляйся в район Елоховского собора этого самого и ищи тот
двор и тот сарай. Убитого ищи. Без этого не возвращайся. Сдается мне, было
там убийство. Ох было! И, видимо, приезжего убили. Вот никто и не
спохватился, никто до сих пор и не заявил.
  - Скорей всего, так, Федор Кузьмич, - досадливо киваю я.
  - И тут же постарайся установить, кто он такой, убитый-то, откуда шел, от
кого, к кому. И кто чего там, во дворе, видел. Словом, сам знаешь. Только
ничего не пропусти. Ты ведь первым на месте происшествия окажешься. Тут
каждая мелочь в случае чего может сработать.
  Я знаю, почему Кузьмич все это мне говорит. Осмотр места происшествия не
самая сильная моя сторона. Я лучше умею и, кстати, больше люблю делать
другие вещи. Кузьмич это прекрасно знает и беспокоится.
  - Ну что? - оглядывает он нас - Вроде бы обо всем договорились? Как это он
говорит? - Кузьмич, усмехнувшись, кивает на меня. - Других идей нет?
  - Дай бог, с этими справиться, - смеется Петя.
  Мы выходим из кабинета Кузьмича. В коридоре торопливо и сосредоточенно
закуриваем. Каждый из нас занят своими мыслями и понимает, что надо
торопиться, всегда в таких случаях надо торопиться. С каждой минутой
обстановка как бы "остывает" - следы, память людей, кто-то может уйти или
уехать, что-то выбросят, что-то сознательно уничтожат. Словом, надо
торопиться.

  Петя Шухмин отправился на проспект Мира. Машины не оказалось, и он поехал
на троллейбусе по бывшему Садовому кольцу. Шухмин, хотя и был коренным
москвичом, уже не мог помнить тенистых бульваров, опоясывавших вторым
зеленым кольцом центр города. На его памяти Садовое кольцо, как его до сих
пор называют москвичи, всегда было необъятной и шумной асфальтовой
магистралью, самой, наверное, напряженной в городе. Вообще, как истинному
горожанину, непрерывная людская суета вокруг, лязг, грохот, гудки и
урчанье бесчисленных машин Пете не мешали, наоборот, он чувствовал себя в
родной стихии, она не давала ему расслабиться, рассеяться, держала все
время в напряжении и как бы вливала энергию. Ведь Петя на улице никогда не
отдыхал, здесь он всегда работал, порой даже бессознательно.
  Вот и сейчас Шухмин ехал в полупустом троллейбусе - утренний поток
пассажиров уже схлынул - и думал, как ему начать действовать, приехав в
тот дом. Но одновременно, по чисто профессиональной привычке уже, он все
время приглядывался к тому, что происходит вокруг, цепляясь взглядом за
каждую, казалось бы, мелочь и почти автоматически оценивал ее. Вот идет
женщина, чем-то она расстроена, кажется, глаза красные, плакала, наверное.
Немолодая, скромно одета, торопится. Слишком уж она торопится и по
сторонам не смотрит. Не случилось бы чего... Мужчина идет, приезжий,
конечно, меховая шапка на нем какая-то необычная, вроде малахая, с Севера
небось, тогда при себе, возможно, немало денег, а он по сторонам зевает и,
конечно, в ресторан охотно пойдет, если кто предложит. Ну, а там...
Часовой магазин, фирменный. Интересные часы появились... А это кто? Гляди,
пожалуйста, - Сенька! Похудел, оброс. Значит, снова в Москве? Быстро,
однако, освободился на нашу голову. Небось у Маруськи живет. У нее на
квартире его и брали тогда. Нет, скорей всего, он новую нору нашел. Ох,
через пять минут он непременно с тем приезжим столкнется! Интересно бы
посмотреть. Да, надо будет ребятам сказать, что Сенька вернулся...
  Вот так и катил Шухмин по бывшему Садовому кольцу. На Колхозной площади он
пересел на другой троллейбус, который шел уже по проспекту Мира. Тут ехать
пришлось уже совсем недолго. Остаток пути Петя проделал пешком и, наконец,
достиг нужного дома.
  Поднявшись на лифте, он прежде всего позвонил в интересовавшую его
квартиру. Подождав, он позвонил еще раз, понастойчивей. Однако, как Петя и
ожидал, дверь ему никто не открыл. Квартира была пуста.
  Тогда он позвонил в соседнюю, ту самую, по стене которой я вчера вечером
колотил табуретом. Тут дверь открылась мгновенно, едва Петя прикоснулся к
звонку. Словно кто-то стоял и ждал, когда он позвонит.
  На пороге появился полный, невысокий человек в голубом махровом халате,
тонкий венчик седых взъерошенных волос окружал большую розовую лысину. За
сильными стеклами очков расплывчатые, водянистые глаза с любопытством
смотрели на Шухмина.
  - Милости прошу, голубчик. Милости прошу, - быстро и деловито сказал
человек, не дав Пете даже раскрыть рот и представиться.
  - Что это вы постороннего человека так к себе приглашаете? - укоризненно
спросил Шухмин. - А вдруг...
  - Помилуйте! Вы же из милиции, если не ошибаюсь?
  - Ну, допустим, в данном случае вы действительно не ошиблись.
  - Не допустим, а точно. Я в таких случаях, имейте в виду, никогда не
ошибаюсь, - весело объявил толстяк и, отступив в глубь коридора, добавил:
  - Прошу.
  Петя, пожав плечами, перешагнул порог.
  В передней, закрыв за ним дверь, толстяк протянул ему руку и представился:
  - Артемий Васильевич Белешов. На бюллетене сейчас, - добавил он
извиняющимся тоном.
  Шухмин тоже назвал себя. Но Белешов строго спросил:
  - По званию как?
  - Старший лейтенант, - почему-то смутившись, сказал Петя.
  Затем Белешов провел его в комнату, усадил на диван возле низкого
журнального столика, на котором лежала, видно, только что развернутая
газета, и, усевшись в глубокое кресло напротив, сердито сказал, сцепив на
животе пухлые розовые руки:
  - Все думаю, понимаете, насчет вчерашнего. Это что ж такое делается?
Нарушение основ, я так полагаю. Привлекать надо. Без разговора, понимаете!
Распустились. Мы вот либеральничаем, понимаете. А тут надо, чтобы земля
горела у них под ногами! - Он решительно взмахнул кулаком. - Мало на улице
- они в чужих квартирах... А почему ваш человек открыть не мог?
  - Они снаружи ключ в замок сунули и бородку сломали.
  - Смотри пожалуйста. Додумались, а? Это какую голову надо иметь! Я,
знаете, сам тоже к интеллигенции принадлежу. К рабочей, конечно, А гнилая,
она вот где у меня, - он энергично похлопал себя по жирному загривку. -
Серьезно говорю.
  - А вы где работаете? - поинтересовался Петя.
  - Директор, - со скромной гордостью ответил Белешов. - Дом культуры у
меня. Хозяйство - во, не обхватишь, - он развел в стороны руки. - Зал на
тысячу сто человек. И одной художественной интеллигенции пруд пруди.
Дирижеры, режиссеры, понимаешь, артисты, солисты. Я вот на этом деле
двадцать два года, не ус моржовый, а? И такое сделал насчет ее заключение.
Как до третьего поколения она доходит, так уже никуда. Сначала начинать
надо. Вот, допустим, сам - ничего не скажу, нормально. Старается, не пьет,
создает что надо, ему аплодисменты, почет и все такое. Сын, я скажу, уже
не то. Больше закладывает, чем создает. Ну, а внука уже только в тюрьму,
ей-богу. Вот такие, я скажу, по чужим квартирам и шарят. Как вчера,
допустим. Верно?
  Шухмин счел за лучшее не вступать в дискуссию, хотя оригинальная теория
хозяина квартиры сочувствия у него не вызвала.
  - Ну, а хозяина квартиры не знаете? - решительно переменил он тему
разговора, поняв, что его собеседник самостоятельно к этому вопросу
перейдет не скоро от таких глобальных проблем.
  - Так я ж вам и про него тоже сейчас мнение высказываю, - энергично
подхватил Белешов. - Это же не художник, а так, неизвестно что. Отец вот,
говорят, это мастер был, заслуженный деятель. А этому я как человеку
говорю: "Игорь, создай мне панно для верхнего фойе, озолочу". - "Нет,
говорит, я на натуру сейчас езжу". А? Придумал, понимаешь, себе словечко,
чтобы за него прятаться!
  - Значит, он художник? - удивился Петя. - А в квартире одна картина только
висит, говорят. Да и вообще там...
  - А! - досадливо махнул рукой Белешов. - Год, как эту квартиру получил, а
жил в ней месяц от силы. Ну, три, допустим. Чуть не полгода на одной
Камчатке прожил. Надо же, а? Это имея квартиру в Москве! И сейчас уже
месяца два как его нету. Если там протечет или что, сестре изволь звонить.
И ведь приходят кто хочет. Буквально говорю: кто хочет. Вы же видите.
  - Откуда же они ключ берут?
  - А кто их знает.
  - Может быть, у сестры?
  - Ну что вы. Она кому-нибудь ключ не даст. Я ее знаю, приходила. Строгая
такая, самостоятельная, седая вся. Старше его много будет. "Я, говорит,
Игоря на руках носила". Очень самостоятельная женщина.
  - А тех, кто вчера был, вы, случайно, не видели?
  - Ни, ни. Даже не слышал, как пришли, вот что удивительно. Телек, значит,
смотрел. Очень художественная передача была.
  - Но вообще-то вы кого-нибудь видели, кто в ту квартиру приходил? -
настаивал Петя. - Раньше, допустим.
  - Раньше? А как же! Непременно видел.
  - Вот вы, извините, сколько уже болеете?
  - Я-то?
  - Ну да. Вы.
  - Я-то недели две. Только вы не подумайте...
  - Нет, нет, я не подумаю, - энергично перебил Петя. - Так вот, за эти две
недели кто-нибудь бывал в той квартире? Можете описать? - И, улыбнувшись,
добавил: - По возможности художественно.
  - Ну что ж. Пожалуйста, - приосанился в своем кресле Белешов и поправил
очки. - Чего запомнил, то и скажу. Значит, так. Вот, к примеру, молодой
человек один приходил. Точнее, парень. С ключом возился. Я, конечно,
вышел. Ну, что про него сказать? Высокий такой, рыжеватый, губы красные,
бантиком. На язык очень даже вежливый. "Так, мол, и так, папаша, Игорь
взять просил кое-что". Ну, я, конечно, говорю: "Бери, раз велел. Мне-то
что".
  - И давно он приходил?
  - Да вот... дня два назад, наверное.
  "Не иначе, как Чума приходил, - подумал Петя. - После убийства уже".
  - И еще одного видел, - продолжал между тем Белешов. - Этот раза три
встретился. Я даже подумал, что живет он у Игоря. Из молочной один раз
пришел и с хлебом. Ну, я и подумал.
  - А этот как выглядел? - с интересом спросил Петя.