ы быть чистые руки и душа тоже.  И я вам говорю:
до Свиридова доберусь! Увидите!
     - Одну  речь  выслушал,  теперь  другую,  -  Цветков улыбнулся.  -  А
работать кто будет?  -  Он взглянул на часы.  - Давай, милый, быстренько в
музей,  потолкуй с  Гориной,  -  и,  хитро посмотрев в  просветлевшее лицо
Виталия,  добавил: - Официальное дело у тебя к ней, ясно? А насчет совести
еще поговорим.  Она у меня, милый, тоже есть, не думай. И добираться будем
до этого типа вместе.


     Первый  человек,  которого Виталий  встретил,  зайдя  в  музей,  была
Антонина  Степановна.   Она   показалась  ему  исхудавшей,   усталой,   на
одутловатом лице  под  глазами резко проступили синеватые мешочки,  уголки
рта  скорбно опустились.  "За  дочку,  наверное,  переживает",  -  подумал
Виталий. Ему стало жаль Антонину Степановну. Но что мог он ей сказать, чем
утешить?  Ее Люду,  эту вконец испорченную девчонку, которую на всем свете
любит только одна она,  Антонина Степановна,  будут судить как воровку.  И
она вполне заслужила это.  Только мать может не замечать...  Нет, был ведь
еще и Васька. Он тоже ее любил и тоже не замечал...
     Когда  Виталий  вошел  в  тесную  прихожую  квартиры-музея,  Антонина
Степановна выходила из  гардероба с  кружкой дымящегося чаю.  Она  неловко
кивнула Виталию и отвела глаза.
     Светлана  сидела  за  маленьким столиком  у  окна.  Увидев  входящего
Виталия, она обрадованно всплеснула руками.
     - Это вы?!
     - Я. Вас это удивляет?
     - Ужасно  удивляет!   Знаете,  почему?  -  она,  улыбаясь,  загадочно
посмотрела на Виталия и вдруг спохватилась: - Да вы садитесь!
     Виталий сел и, в свою очередь, спросил:
     - Почему же вы удивляетесь?
     - А  потому!  Я  только что  ломала себе голову,  как  вас разыскать.
Честное слово!
     - Вы... меня разыскать?
     Видно,  у  него был  очень смущенный и  обрадованный вид,  потому что
Светлана вдруг тоже смутилась.
     - Мне ведь по делу надо было... Вы знаете! - оживилась вдруг она. - Я
вчера  держала в  руках этот  портсигар.  Подумайте только!  А  сейчас он,
конечно, не позвонил. Я просто как чувствовала!
     - Вы  держали  портсигар?  -  изумленно  переспросил  Виталий.  -  Но
расскажите же все по порядку!
     И Светлана,  захлебываясь, принялась рассказывать, как появился Павел
Иванович в музее -  она его назвала Иван Иванович и сказала,  что так он и
записался в тот день в книге посетителей, - как потом они поехали на дачу,
как вынес он портсигар, как...
     Виталий слушал, изредка уточняя детали. А когда Светлана сказала, что
у  Павла Ивановича не  хватило денег на покупку портсигара,  он с  досадой
воскликнул:
     - Да купил он его,  купил! У него денег куры не клюют! Целый портфель
привез!
     - Что вы говорите?!
     - Что слышите. Где же вы простились с ним?
     - У гостиницы "Москва". Мне в магазин надо было.
     - Ну, теперь только вы его и видели, - махнул рукой Виталий.
     - А я его в тот же вечер еще раз видела.
     - Как так видели?
     То, что рассказала Светлана, внезапно натолкнуло его на догадку. Надо
было немедленно мчаться к  Цветкову,  поделиться с  ним  этой догадкой.  И
такое  нетерпение отразилось вдруг  на  его  лице,  что  Светлана невольно
засмеялась.
     - Вам надо уезжать, да? - спросила она.
     - Надо.
     - Послушайте,  -  она положила руку на его локоть.  -  Все-таки у вас
ужасная работа, правда?
     - Ну, нет!
     - Ужасная,  ужасная.  И не спорьте.  Но мне очень нравится, что вы ее
так любите.
     - Ну,  так я  вам должен сказать,  что у  вас тоже ужасная работа,  -
улыбнулся Виталий.
     - У меня? Почему?
     - Такие долгие командировки.
     Светлана покраснела.
     - Зато я возвращаюсь из них здоровой.
     Виталию  вдруг  показалось,   что  этот  разговор  вдруг  наполняется
какой-то  неуловимой  радостью,  и,  всеми  нервами  чувствуя,  как  бегут
драгоценные минуты, он сказал:
     - Мне надо торопиться. Но я вам сегодня еще позвоню, можно?
     Светлана улыбнулась.
     - Вы  просто как  маленький,  прощенье просите.  Знаете что?  Вечером
позвоните мне домой.
     - Домой?.. Ну конечно! Я вам обязательно позвоню.
     Он торопливо записал номер телефона.
     Виталий даже  не  подозревал,  в  каком неожиданном месте окажется он
сегодня вечером.
     День,   начавшийся  допросом  Сердюка,   разворачивался  в   обычном,
лихорадочном  темпе,  до  краев  наполненный  делами,  срочными,  важными,
совершенно неотложными.
     - Возможно,  ты и  прав,  -  задумчиво кивнул головой Цветков,  когда
примчавшийся из музея Лосев поделился с ним своей догадкой.  - Бери машину
и  двигай.  -  И когда Виталий был уже в дверях,  спросил:  -  Про отца не
забыл?
     - Ну что вы!  -  Виталий остановился и взглянул на часы.  - Сейчас за
ним, потом сразу еду в гостиницу.
     - Не забудь мне позвонить.
     Виталий улыбнулся.
     - Это уже привычка.
     За  отцом  Виталий должен  был  заехать,  чтобы  везти  в  больницу к
Откаленко.  Шофер  Коля  домчал его  до  института,  где  работал отец,  в
несколько минут.
     - Успеем,  а?  - с тревогой спросил он, тормозя у высокого подъезда с
двумя колоннами по бокам,
     - Ты что, чудак? - улыбнулся Виталий. - Я же только для страховки его
везу.
     Вбежав в кабинет отца, он весело доложил:
     - Профессор, машина вас ждет.
     Лосев-отец сидел на  кончике стула,  в  халате и  шапочке,  и  что-то
торопливо записывал. Увидев сына, он нахмурился.
     - Ты,  Витик,  ставишь меня каждый раз в крайне неловкое положение, -
сказал он,  поднимаясь и снимая халат. - Сначала потащил меня в больницу к
этому пареньку. Ну, хорошо. Там действительно были сомнения.
     - Вот видишь!
     - Да.  Это я  понимаю.  Хотя там имеется и свой консультант.  И,  как
видишь, все обошлось благополучно. Сегодня, кстати, утренняя температура у
этого Васи уже нормальная. Появился аппетит.
     Виталий улыбнулся.
     - Ты, значит, опять звонил туда?
     - Естественно,  -  пожал плечами Лосев-старший.  -  Раз уж я больного
консультировал. Вообще то, что ты рассказал об этом Васе... - И решительно
закончил:  -  Но  сейчас  ехать  консультировать Игоря  -  это  не  только
неэтично,  это,  если хочешь,  смешно.  Врачи там превосходные.  Руднева и
Гинзбурга я знаю лично уже много лет.
     Однако он повесил халат в шкаф и снял со спинки кресла пиджак.
     - Папа, это только для нашего спокойствия. И Алла...
     - Алла,  как-никак,  медик.  Ей все объяснили. Ведь никакой опасности
нет.
     - А она плачет!
     - Так и положено. Она еще и жена.
     - Папа!
     - Ну, видишь, что я собираюсь!
     ...Часа два  спустя,  отвезя отца обратно в  институт и  окончательно
успокоившись за  друга -  отец  заявил,  что  Игорь отделался сравнительно
легко,  - Виталий приехал в гостиницу "Москва". Показав свое удостоверение
дежурному администратору,  он узнал адрес швейцара,  который работал вчера
вечером.  Правда,  швейцаров было двое,  но Виталия интересовал лишь один:
толстый и пожилой, с усами - так его описала Светлана.
     Старый швейцар жил в  одном из арбатских переулков,  и  разыскать его
труда  не  составляло.  Игнатий Матвеевич -  так  звали старика -  "был  в
швейцарах", как он выразился, уже лет сорок, еще в старой "Праге" служил.
     Игнатий  Матвеевич как  раз  томился от  безделья,  коротая последние
полчаса перед  тем,  как  идти  в  очередь за  "Вечеркой",  когда в  дверь
позвонил Виталий.  Усадив гостя, он собрался уже было подробно рассказать,
как,  бывало,  кутил  "у  нас"  Савва и  какие чаевые раздавали "последние
буржуи,  пока их  к  ногтю не  взяли",  но Виталий,  сославшись на спешку,
деликатно    перевел    его    воспоминания   на    вчерашнее   дежурство.
Профессиональная  память  не  подвела  и  тут.   Игнатий  Матвеевич  легко
припомнил величественного Павла Ивановича и сообщил, что тот интересовался
"сто двенадцатым номером".
     - По телефончику туда сперва позвонил.
     - Не слышали, что он сказал?
     - Почему не слышал? Прислушался. Потому он как-то боком разговаривал.
     - Это что значит "боком"? - удивился Виталий.
     Старик хитро усмехнулся.
     - А то значит,  что намеком сказал:  "Все в порядке.  К вам можно?" А
тот,  видать,  сказал:  "Спущусь".  А этот: "Нет, лучше к вам зайду". Ну и
пошел себе.
     Виталий поспешно распрощался и  кинулся к машине.  Через десять минут
он был уже снова в гостинице.
     - В  сто двенадцатом?  -  переспросил его администратор и  заглянул в
книгу  регистрации приезжих.  -  Там  живет  господин  Ласар  с  супругой.
Коммерсант из Нью-Йорка,  -  и,  помедлив,  добавил:  -  Между прочим, они
освобождают номер.
     - Уезжают? - обеспокоенно спросил Виталий.
     - Улетают на родину.
     - А можно узнать точно, каким рейсом?
     - Отчего же... Можно, конечно.
     Получив нужные сведения, Виталий позвонил Цветкову.
     - М-да...  история...  -  задумался тот, потом приказал: - Заезжай за
мной. Поедем в "Шереметьево". Быстро.
     Уже  начинало  темнеть,   когда  машина  пронеслась  мимо  зеленеющих
бульваров Ленинградского проспекта.  Справа промелькнули огни  "Советской"
гостиницы,   стадион  "Динамо",   причудливые  башни   и   зубчатая  стена
Петровского  дворца,   потом  слева,  за  деревьями  бульвара,  выплыли  в
потемневшем  небе   высокие  параллелепипеды  новых   зданий  Центрального
аэропорта, на их крышах рубинами вспыхнули сигнальные огни. Около развилки
машина  нырнула  в  длинный  тоннель  и  выскочила на  поверхность уже  на
Ленинградском шоссе.  И опять по сторонам замелькали светлые громады новых
зданий.  Широченная лента  шоссе  с  разделительной полосой посредине,  на
которой уже пробивалась зеленая россыпь травинок,  вела все дальше.  Слева
потянулась красивая  парковая  ограда  речного  вокзала,  потом  шоссе  по
ажурному мосту  пересекло Москву-реку,  затем под  другим мостом мелькнула
серая лента кольцевой шоссейной дороги. Еще несколько минут езды, и машина
свернула около красивого указателя на дорогу к аэропорту.
     Начальника   Шереметьевской  таможни,   спокойного,   немногословного
человека  в  зеленом  форменном пиджаке,  застали  в  небольшом домике,  в
стороне от здания вокзала.
     Приезжие показали свои удостоверения, затем Цветков сказал:
     - Вот какое дело. Через два часа рейс на Париж.
     - Через два часа пятнадцать минут.
     - Оформление пассажиров еще не начали?
     - Нет еще.
     - Значит,  вовремя подскочили.  Дело в  том,  что этим рейсом улетает
некий  господин Ласар.  И,  по  нашим сведениям,  увозит одну...  как  вам
сказать...
     - Историческую реликвию, - нетерпеливо подсказал Виталий. - Краденую.
Из музея.
     - Что именно?
     - Портсигар писателя Достоевского, - сказал Цветков. - Такой, знаете,
старенький кожаный портсигар.
     - Хорошо.  Я дам указание.  А вы будьте в досмотровом зале. И еще вот
что. Хорошо бы подъехал сотрудник музея. Тут бы на месте и опознал.
     Цветков посмотрел на Виталия.
     - Вы разрешите позвонить в музей? - спросил тот начальника таможни.
     - Пожалуйста.
     Виталий набрал номер и попросил к телефону Светлану Горину.
     - В "Шереметьево"?  -  удивленно переспросила Светлана.  - Это же так
далеко! А что мне там делать?
     - Вы должны будете опознать портсигар Достоевского.  Я за вами сейчас
приеду.
     - Что вы говорите!  Портсигар? И снова опознавать? Просто с ума сойти
можно! Ну, что за разговор! Приезжайте скорее!
     Уже в  темноте,  плутая среди деревьев,  Цветков и Лосев выбрались на
ярко  освещенную площадь перед  международным аэровокзалом.  По  бокам  ее
протянулись длинные  стеклянные павильоны  досмотровых залов  -  один  для
отъезжающих пассажиров,  другой для приезжающих. Наполненные ярким светом,
с  мелькающими там  силуэтами людей,  павильоны эти  на  фоне темного леса
показались Виталию какими-то гигантскими аквариумами.
     - Интересно,  что  мы  там  выудим сегодня,  -  сказал он,  кивнув на
павильон.
     - Выудим портсигар,  -  ответил Цветков.  -  И делу конец. Тут уж без
промаха,  милый.  Чует моя душа.  Даже самый хитрый лисий след должен ведь
где-то кончиться.
     И опять Виталий несся в машине, который раз уже за этот день.
     На обратном пути в аэропорт Светлана сказала:
     - Вы знаете, мне даже немного страшно. Как вы будете отнимать у этого
господина портсигар?
     - Не отнимать, а конфисковывать, - улыбнулся Виталий.
     - Все  равно  страшновато.  И  ужасно  интересно.  А  вообще  с  этим
портсигаром такая история...
     - О, вы даже не знаете, какая с ним история! Скоро я вам ее расскажу.
     - Очень скоро?
     - Очень, - снова улыбнулся Виталий.
     По лицу девушки скользили тени от мелькавших огней. Виталий прибавил:
     - Из-за этого портсигара мы с вами познакомились.
     - Тоже глава в истории с ним, - засмеялась Светлана.
     - И немаловажная, между прочим.
     Оба умолкли.
     Досмотровый зал  встретил их  ослепительным светом,  суетой и  шумом.
Кругом  сновали  возбужденные пассажиры,  носильщики,  гиды,  провожающие,
раздавались возгласы, смех.
     Зал  был  перегорожен во  всю  длину узкой лентой столов для  осмотра
вещей,   прерываемой  высокими  конторками,   где   таможенники  оформляли
документы.  К  этим конторкам тянулись короткие очереди из  пассажиров,  в
руках у них были чемоданы,  картонки,  саки. Возле некоторых из пассажиров
стояли носильщики с вещами.
     Виталий не  сразу  нашел в  толпе Цветкова.  Тот  скромно стоял около
стеклянной стены павильона, напротив одной из конторских стоек, за которой
работал молодой улыбчивый таможенник.
     В свою очередь,  Цветков глазами показал Виталию на невысокого, очень
полного  человека  в   шляпе   и   клетчатом  сером  костюме,   с   желтым
галстуком-бабочкой на  белоснежной рубашке.  Пальто он  снял,  но лицо все
равно  блестело от  пота.  Большие  навыкате глаза  нетерпеливо следили за
работой таможенника.  Это был,  без сомнения,  господин Ласар. Рядом с ним
стояла  тоже  очень  полная,  выше  его  ростом,  седая  дама,  усталая  и
флегматичная.
     Наклонившись к Светлане, Виталий прошептал:
     - Спектакль сейчас начнется. Идемте ближе.
     Вскоре господин Ласар оказался возле таможенника.  Тот бегло взглянул
на его документы и  с любезной улыбкой произнес,  указывая на длинный стол
рядом:
     - Прошу, господин, ваши вещи сюда.
     Три  пестрых,  в  наклейках  чемодана  и  два  сака  легли  на  стол.
Таможенник подошел к ним и попросил:
     - Будьте любезны, откройте.
     Около стола появились еще два таможенника.
     - Я не понимаю,  - нервно возразил господин Ласар по-русски, хотя и с
сильным акцентом. - В чем дело? Почему такие придирки?
     - Это,  господин,  обычный  таможенный  досмотр.  Не  более  того,  -
возразил один из таможенников.
     - Но других пассажиров вы не заставляете открывать вещи! Я протестую!
Я дружу с президентом! Я буду жаловаться вашему министру!
     Он  кричал все громче,  но  чемоданы упорно не  открывал.  Седая дама
болезненно морщилась, потом негромко сказала:
     - Анри, ты меня утомляешь. И потом кругом все смотрят. Стыдно.
     - Они не имеют права! - обернулся к ней Ласар.
     Ему все же пришлось открыть чемоданы.
     Первое,  что  извлекли оттуда,  были две  деревянные,  потемневшие от
времени  иконы.  Они  были  обернуты  в  целлофан  и  тщательно перевязаны
шпагатом.
     - У  вас  есть разрешение на  них  Министерства культуры?  -  спросил
Ласара один из таможенников.
     - При  чем здесь министерство?  -  раздраженно ответил тот.  -  Иконы
куплены у частных лиц.
     - Таков наш закон, господин Ласар.
     Досмотр вещей продолжался.
     Виталий  и  Светлана с  одной  стороны,  Цветков с  другой  стояли  в
небольшой толпе пассажиров и  провожающих и  не спускали глаз с  раскрытых
чемоданов  на   длинном  низком  столе.   Таможенники  быстро  вынимали  и
просматривали их  содержимое.  Здесь были  банки с  икрой,  бутылки водки,
матрешки,  часы "Вымпел",  новенький "Зоркий-4" толстый альбом с  цветными
открытками видов Москвы,  деревянные,  ярко  раскрашенные игрушки,  белье,
вещи.
     Один из таможенников стал просматривать альбом с открытками.  Виталий
и Светлана переглянулись.
     - Не знает, где искать, - с усмешкой шепнул Виталий.
     Внезапно таможенник принялся быстро  и  уверенно вынимать открытки из
альбома.  Почти за  каждой из  них  оказались заложенными советские деньги
достоинством в двадцать пять или пятьдесят рублей.
     Ласар побагровел, но молчал.
     - Придется составить акт о контрабанде,  - сказал таможенник, собирая
и пересчитывая деньги.
     - Пожалуйста,  -  равнодушно пожал плечами Ласар.  -  Видно, есть еще
один закон у вас, с которым я не успел познакомиться.
     Таможенник усмехнулся.
     - Ну,  с  запретом вывозить нашу валюту вы  знакомы,  господин Ласар.
Иначе не стали бы ее так прятать и указали в декларации.
     Ласар  почти  не  слушал его  и  с  нарастающей тревогой следил,  как
перебирают таможенники остальные вещи в чемоданах и саках.
     Наконец он с беспокойством воскликнул:
     - Боже мой, я, кажется, забыл кое-что в гостинице! Да, да, конечно! -
И решительно объявил: - Я должен вернуться!
     - До  отлета  всего  час,  господин Ласар,  -  заметил таможенник.  -
Администрация гостиницы вышлет по почте то, что вы забыли.
     - Нет!  Нет!  Как можно! - волновался тот. - Я хочу очень быстро! Моя
жена...
     - Я поеду с тобой,  Анри,  - объявила та и недоуменно спросила: - Что
ты там забыл?
     Но супруг ее уже решительно натянул пальто и устремился к выходу.
     - Господин Ласар!  - крикнул ему вдогонку таможенник. - Досмотр вещей
окончен! Нам надо еще составить акт!
     - Потом, потом! Сохраните их!
     В гостиницу две машины примчались почти одновременно.
     - Я ручаюсь, он забыл портсигар, - сказал Цветков, усмехаясь.
     А   через  несколько  минут  вспыхнул  грандиозный  скандал.   Ласар,
размахивая кулаками, наступал на перепуганную горничную и яростно кричал:
     - Я  не позволю!..  Отдайте немедленно мою вещь!..  Я  подам в суд!..
Воровство!.. Это взяли вы!.. Вы!.. Вы!..
     - Боже мой,  Анри!  Что  она взяла?..  -  взволнованно спрашивала его
супруга,  прижимая руки к груди.  -  Почему ты так кричишь?.. У тебя будет
удар!..
     - Оставь!.. Ты ничего не знаешь!.. - кричал Ласар. - Это у нее сейчас
будет удар!.. Я подам в суд!..
     В номер заглядывали встревоженные и любопытные лица. Наконец появился
лейтенант милиции и строго спросил Ласара:
     - Что произошло, господин...
     - Ласар, - подсказал администратор гостиницы.
     - Эта... эта женщина... - указал Ласар на горничную. - Украла вещь...
     - Да ничего я не брала!..  Я здесь одиннадцать лет работаю...  - чуть
не плача, сказала пожилая горничная. - Да разве...
     - Какую вещь?  -  перебив ее,  строго спросил лейтенант у Ласара. - Я
спрашиваю: какая вещь у вас пропала?
     Тот на минуту умолк,  обвел выпуклыми глазами окружавших и, помедлив,
уже спокойно заявил:
     - Извините.   Я  погорячился.   Это  всего  лишь  старенький  кожаный
портсигар. Он дорог мне как память об отце.
     Светлана в волнении прижала руку ко рту.
     Все присутствующие недоуменно переглянулись.
     - Боже мой,  Анри!  -  вдруг проговорила супруга Ласара.  - Я же сама
выбросила какой-то  старый,  противный кошелек.  Это  был  совсем  не  наш
кошелек...
     - Ты?..  Выбросила?.. Сама?.. Кошелек?.. - прошептал Ласар, меняясь в
лице, и вдруг снова закричал: - Куда ты его выбросила? Когда?
     - Сегодня утром.  Когда складывала вещи.  Я нашла его в твоем белье и
очень удивилась...
     - Боже мой, "удивилась"! Ну, и что дальше?
     - Я  его  выбросила в  мусоропровод.  Он  так  дурно  пахнул,  -  она
брезгливо повела плечами.
     - Он "дурно пахнул"! - всплеснул руками Ласар.