безлюдье, эта заколоченная дача и
сам Павел Иванович, взвинченный, торопливый. Убежать...
     Светлана даже  сделала  движение,  чтобы  открыть  дверцу  машины.  А
портсигар?..  Она  оглянулась.  За  забором по  улице шли  какие-то  люди,
молодые парни...  Светлана заставила себя успокоиться.  В конце концов тут
ей ничто не угрожает.  А  в дачу она не пойдет,  даже если Иван Иванович -
так ей представился Павел Иванович -  будет теперь просить ее об этом.  Не
пойдет, и все! Но ждать будет, пожалуйста...
     А в даче происходил в это время следующий разговор.
     - Она не зайдет и вас не увидит,  - говорил Сердюку Павел Иванович. -
Чего вы опасаетесь? Вы получите деньги и можете сегодня же уехать.
     - Я не могу сегодня уехать,  -  отрицательно мотнул головой Сердюк. -
Сами знаете.
     - Но он не пришел, вы же видите.
     - Ну, завтра придет.
     - Зачем вам нужен этот тип?  Неужели ради него вы,  набитые деньгами,
готовы на подобное дело? Это абсурд!
     Павел  Иванович  говорил  так   горячо  и   убежденно,   что   Сердюк
заколебался.  Да и чутье опытного преступника подсказывало: надо как можно
скорее отрываться из Москвы, что-то тут неспокойно.
     - Дайте мне его только на две минуты,  - наседал Павел Иванович. - Не
убегу же я с ним!
     - А может, и убежите? - усмехнулся Сердюк. - Давайте так. Вот вам эта
штука,  -  он вытащил из кармана газетный сверток.  -  А  вы пока оставьте
деньги.
     - Хорошо. Вот они. В портфеле.
     Сердюк взял портфель,  открыл его,  увидел пачки с  деньгами и только
после этого отдал Павлу Ивановичу сверток.
     - Ладно. Держите. И обратите внимание: деньги не считаю.
     Павел Иванович махнул рукой и поспешно вышел.
     Светлана  торопливо  развернула  сверток  и,   прижав  руку  к  щеке,
воскликнула:
     - Он! Это же он, вы понимаете?!
     - Очень хорошо. Сейчас я все улажу.
     Павел Иванович,  взяв у  нее портсигар,  снова ушел.  На  этот раз он
вернулся быстро. Вид у него был огорченный и сконфуженный.
     - Вы знаете,  -  сообщил он.  -  У меня не хватило денег.  Обещал ему
завтра привезти.
     Светлана закусила губу и  посмотрела на него с  таким отчаянием,  что
Павел Иванович добавил:
     - Да не волнуйтесь так. Все хорошо. И завтра...
     - Нельзя ждать до завтра!  Надо немедленно привезти сюда милицию!  Он
обязан отдать! Его... его просто арестуют!..
     Павел Иванович с  беспокойством посмотрел на девушку:  такого оборота
дела он  не  ожидал.  Но  тут же  изворотливый ум его подсказал выход.  Он
грустно улыбнулся и сказал:
     - И меня с ним тоже арестуют.
     - Вас?!
     - Конечно.  Он же немедленно скажет,  что мы сообщники.  И  что вас я
привез,  только чтобы удостовериться в  подлинности этой  вещи.  И  пойдет
писать губерния.  Вы разве милиции не знаете? Я же позора не оберусь! Я же
домой вернуться не посмею!
     Он говорил с такой горечью, что Светлана заколебалась.
     - Но что же делать?
     - То, что я говорю. Клянусь, портсигар будет завтра у вас.
     - Но скажите мне хоть адрес этой дачи. На всякий случай.
     - Вы мне не верите? - с упреком спросил Павел Иванович.
     Светлане стало стыдно.  Этот пожилой, солидный человек так благородно
и бескорыстно вел себя и теперь может пострадать из-за нее.  Нет, нет, это
невозможно!
     - Хорошо, - вздохнула она. - Подождем до завтра.
     - Ну и чудесно! - обрадованно сказал Павел Иванович. - Я к вам приеду
с портсигаром ровно в два часа завтра. Вас устроит?
     - Когда угодно!
     Они уселись в машину.
     Через минуту сине-серый "Москвич" вырулил на улицу.
     Когда подъезжали к Москве, Павел Иванович спросил:
     - Вы где живете?
     - Высадите  меня,   пожалуйста,  где-нибудь  в  центре,  -  попросила
Светлана. - Я еще в магазин зайду.
     Вскоре машина уже  ехала  по  проспекту Маркса.  Светлана показала на
гостиницу "Москва".
     - Вот здесь, пожалуйста.
     - Здесь?   -   как-то   странно   переспросил   Павел   Иванович   и,
спохватившись, добавил: - Впрочем, мне все равно.
     Очутившись на тротуаре,  Светлана помахала вслед удалявшейся машине и
почему-то подумала: "Какие красивые зеркальца у нее по бокам!"
     Подземным переходом она прошла на улицу Горького. Бродя по магазинам,
Светлана снова и  снова возвращалась мыслями к  своей странной поездке.  И
чем больше она о ней думала,  тем больше росло в ней беспокойство.  Ей уже
казалась подозрительной и дача,  где она побывала, и в общем-то совершенно
незнакомый  ей  Иван  Иванович,  и  вся  эта  история  вокруг  портсигара.
"Глупости,  -  говорила она себе. - Глупости. Он приедет, как обещал. И мы
получим портсигар. Обязательно".
     Уже начинало темнеть, когда Светлана собралась ехать домой. Остановка
ее троллейбуса была около гостиницы, и девушка заспешила туда.
     Первое, что она там, около подъезда, увидела, был знакомый "Москвич",
Светлана даже узнала зеркальца по бокам.  Она остановилась невдалеке,  под
деревом, чувствуя, как вдруг забилось сердце.
     И в этот момент из подъезда вышел Иван Иванович.  Он что-то спросил у
швейцара,  тот, подумав, ответил. Иван Иванович снисходительно улыбнулся и
сунул ему что-то в руку. И швейцар почтительно проводил его до машины.
     Светлана не решилась к  нему подойти.  Она только проводила "Москвич"
глазами и с непонятной тревогой на душе поспешила к остановке троллейбуса.
Все-таки что-то она сделала в этот день не так, какую-то совершила ошибку.
И неизвестно почему ей вдруг стало страшно.


     Когда стемнело,  дача была окружена.  За  это  время в  ней  не  было
заметно никаких признаков жизни.
     Но  с  наступлением темноты в  дальней комнате,  окна  которой,  тоже
заколоченные досками,  выходили  в  глубь  участка,  замерцал сквозь  щели
слабый огонек. Разобрать, кто находится в комнате, было невозможно.
     - Что  будем  делать?  -  шепотом  спросил  Откаленко.  -  Ведь  если
постучать, он, пожалуй, не откроет.
     - Ясное дело,  не откроет,  - поддержал его кто-то из сотрудников.  -
Раз прячется от всех.
     Решено было незаметно проникнуть в дачу.  Один из сотрудников,  ловко
карабкаясь по углу сруба,  поднялся на чердак.  Там,  осторожно посвечивая
себе фонарем,  он обследовал пол. Никакого люка или чего-нибудь подобного,
ведущего вниз, не оказалось.
     Откаленко предложил  пролезть  через  окно,  где  доски  слабее всего
приколочены к наличникам. Кое-какой инструмент на всякий случай привезли с
собой из Москвы. Цветков, подумав, согласился.
     Осмотрели окна,  выходящие на улицу.  На одном из них доски держались
довольно слабо.  Откаленко и еще один сотрудник принялись со всевозможными
предосторожностями вытягивать заржавевшие гвозди.
     Внезапно доска  едва  слышно затрещала.  И  мгновенно в  дальнем окне
погас свет.
     Работу немедленно прекратили. Воцарилась тишина.
     Однако прошло не меньше часа, прежде чем снова появился в окне свет.
     - Успокоился,  -  тихо произнес Цветков.  -  Нет, милые мои, тут надо
придумать что-то другое. Он может быть и вооружен.
     - Как же его выкурить? - с досадой спросил Откаленко.
     - О! - Цветков вдруг оживился. - Именно так и сделаем.
     И он объяснил свой план.
     Кто-то из сотрудников с сомнением заметил:
     - Много будет шуму.
     - Чем больше, тем лучше, - ответил Цветков. - Но только с умом. И еще
надо учесть ветер.
     Все бесшумно принялись за работу. Кто-то сбегал к машине и вернулся с
тяжелой канистрой.
     Когда  все  было  готово и  каждый занял отведенное для  него  место.
Цветков подал сигнал.
     И  в  тот же миг с двух сторон от дачи взвились к небу языки пламени.
Ветер погнал к окнам едкие клубы дыма.
     - Пожар!.. - раздался откуда-то издали истошный голос.
     - Пожар!..  Пожар!..  -  ответили ему с  других сторон чьи-то далекие
голоса.
     И в тот же момент с треском распахнулась дверь дачи. Оттуда метнулась
чья-то тень.
     Наперерез ей кинулся Откаленко.
     - Игорь, назад! - не своим голосом крикнул Цветков.
     Но тут грохнул выстрел, и Откаленко навзничь опрокинулся на землю.
     А в кустах уже завязалась отчаянная борьба. Послышались крики, чей-то
стон, звуки ударов.
     На миг все покрыло вдруг громкое шипенье заливаемых водой костров.
     Цветков подбежал к лежавшему на земле Откаленко,  опустился перед ним
на колени. Откаленко тихо стонал.
     В  это время из  кустов выволокли отбивающегося,  хрипящего человека.
При свете догорающего костра и  в скрещенных лучах фонарей все узнали его.
Это был Сердюк.
     С  улицы донесся рокот подъезжающих машин.  Их  было две.  Вторую уже
позже вызвал Цветков.
     Связанного Сердюка кинули  в  одну  из  них.  Вторая  умчала в  город
раненого Откаленко.
     Цветков с сотрудниками приступили к обыску дачи.
     Были обнаружены крупная сумма денег и все вещи,  украденные у артиста
Починского, все, кроме заветного портсигара из музея.
     Там же, в машине, Цветков устроил первый допрос притихшего Сердюка.
     - Где портсигар? - как бы между прочим спросил он. - Тот самый.
     Сердюк злобно ощерился в усмешке.
     - Ищите,  ищите, - хрипло проговорил он. - А найдете, так не посмеете
отнять.
     Больше от него ничего нельзя было добиться.
     Когда вернулась вторая машина,  начинало уже  светать.  Шофер доложил
Цветкову: врачи сказали, что жизнь Откаленко вне опасности.
     В Москву возвращались молча.


     Утром у Цветкова состоялось короткое совещание.
     - Один вопрос и одна просьба,  -  сказал представитель ОБХСС. - Это в
связи с  тем,  что магазином Туликина предстоит заняться вплотную.  Делец,
видно, с размахом и связями. Здесь пахнет крупным хищением.
     - Дело  очень  перспективное,   -  отдуваясь,  произнес  Свиридов.  -
Прозвучит громко. А первая заслуга здесь группы товарища Цветкова.
     И   он  добродушно  подмигнул  Федору  Кузьмичу.   Но  тот  никак  не
прореагировал на этот дружеский комплимент.
     Лосев,  сидя в углу,  с неприязнью подумал: "Ишь ты! Ветер, наверное,
меняется. Не иначе". Он все никак не мог прийти в себя от двух свалившихся
на него в это утро известий:  ранение Игоря Откаленко и непонятная поездка
Туликина со  Светланой на дачу.  Виталий не мог дождаться конца совещания.
Он уже упросил по телефону отца -  профессора Лосева,  крупного хирурга, -
поехать  и  осмотреть  Откаленко.  И  еще  он  хотел  немедленно  повидать
Светлану,  но  без  разрешения Цветкова этого теперь нельзя было  сделать.
Виталий рассеянно слушал,  что говорится вокруг,  и только слова Свиридова
привлекли его внимание к происходившему.
     - Давайте с вопроса, - сказал в этот момент Цветков.
     - Пожалуйста.  В  каком  состоянии вы  оставили дачу?  Туликин  может
приехать туда в любой момент.
     Цветков усмехнулся.
     - Это мы учли. Дача в порядке. Следов обыска нет.
     - А участок?
     - И участок прибрали.
     - Так,  -  заметно успокоился представитель ОБХСС.  - Теперь просьба.
Туликина хорошо бы  пока оставить на  свободе,  и  он ни в  коем случае не
должен знать,  что вы арестовали этого Сердюка.  Он должен быть совершенно
спокоен.
     - Хорошенькая просьба, - покачал головой Цветков. - Но ведь портсигар
теперь у него.  И вы думаете,  что Туликин оставит этот портсигар себе? Да
он его как можно быстрее сплавит куда-нибудь.  Тут немедленно надо хватать
его за руку!
     Представитель ОБХСС собрался было возразить, но Цветков перебил его:
     - Я вас понимаю. Если будет хоть какая-нибудь возможность, мы оставим
Туликина вам.  И  не  будем его  трогать.  Но  пока  отложим этот  вопрос.
Предлагаю вернуться к нему после допроса Сердюка.
     - И разговора со Светланой Гориной, - торопливо вставил Виталий.
     На том совещание и кончилось.
     Когда все стали расходиться, Виталий подошел к Цветкову.
     - Федор Кузьмич, разрешите мне поговорить с Гориной?
     - После допроса.
     Виталий вздохнул, но возразить не решился.
     В кабинете остались он, Цветков и, к их удивлению, Свиридов.
     - Ну,  с удачей тебя,  Федор Кузьмич,  -  сказал Свиридов, улыбаясь и
всем туловищем поворачиваясь к  Цветкову.  -  Опять с удачей.  Знатного ты
судака вытянул!
     Цветков пожал плечами.
     А Виталий не утерпел и ядовито вставил:
     - Еще Суворов говорил: "Удача, удача, надобно когда-нибудь и уменье".
     - Уменье-то есть,  -  махнул рукой Свиридов.  -  Уж чего-чего,  а это
есть, - и, кивнув на Виталия, добавил: - А ученые у тебя ребята собрались.
Ишь, прямо из Суворова шпарит!
     В  это  время и  ввели Сердюка.  Все  трое сразу посуровели,  оборвав
разговор.  Свиридов смотрел на преступника зло и чуть опасливо,  Цветков -
устало,  почти небрежно,  а Виталий -  с нескрываемым любопытством:  такую
человеческую  разновидность  он  видел  впервые,   этот  был  поопаснее  и
покрупнее Косого, покрупнее всех, кого он, Виталий, до сих пор встречал.
     Сердюк при  входе бросил быстрый,  испытующий взгляд на  всех троих и
опустил глаза. Узкое лицо его с покрасневшими веками и тонким, старушечьим
ртом  выглядело невозмутимым,  и  только еле  заметные бисеринки пота  над
рыжеватыми бровями выдавали скрытое волнение.  Это узкое,  нездоровое лицо
странно контрастировало с большим, сильным телом.
     - Садитесь,  Сердюк,  -  сухо сказал Цветков.  -  На вопросы отвечать
будете?
     - По силе возможности,  - скромно ответил Сердюк. - Да ведь и так все
ясно.
     - Что ж,  по-вашему, ясно? - спросил Свиридов так поспешно, словно на
чем-то уже поймал Сердюка.
     Тот покорно вздохнул.
     - Убег из  лагеря -  это раз.  Безделку всякую спер на вокзале -  это
два.  Ну,  и сопротивление власти оказал.  Я,  граждане следователи,  и не
отпираюсь.
     - Это  хорошо,  что  не  отпираешься,  -  строго одобрил Свиридов.  -
Значит, положение свое понимаешь.
     Сердюк опять вздохнул.
     - Конечным делом, понимаю.
     "Уже сообразил,  что  про кражу у  Починского мы  знаем",  -  подумал
Цветков. И спросил:
     - Как познакомились с Туликиным Павлом Ивановичем? Как на дачу к нему
попали?
     - Да ведь как попал...  - неуверенно, словно теряясь, ответил Сердюк.
- Снял,  можно сказать.  Чистый случай.  Где ни на есть,  а  ночевать надо
было. Чистый случай, ей-богу.
     Он смущенно тер корявые,  загрубелые руки и,  не поднимал глаз, потом
униженно попросил:
     - Закурить разрешите?
     - Курите,  - придвинул ему пачку папирос Цветков и снова спросил: - А
Косова давно знаете?
     Сердюк жадно затянулся, поднял глаза к потолку и, мучительно наморщив
большой, с глубокими залысинами лоб, извиняющимся тоном ответил:
     - Чтой-то не припомню такого. Вот если бы взглянуть, тогда да.
     - Взглянете,  - пообещал Цветков и снова спросил: - Раньше в торговле
работали?
     Сердюк охотно кивнул головой,  словно радуясь,  что  может,  наконец,
ответить на что-то утвердительно.
     - Именно. Продавцом... - и он назвал далекий город.
     - При вас там кража была? Ювелирные изделия и прочее.
     Сердюк снова охотно кивнул.
     - Припоминаю.  Когой-то попутало.  Люди говорили,  даже суд был. Всем
крепко дали.
     - Не всем, - усмехнулся Цветков. - До главного тогда не добрались.
     - Ишь ты!..
     Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже
подобострастно рассказывал то,  что  и  так  было  известно,  и  осторожно
обходил скользкие места.  Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так
же  спокойно,  почти  равнодушно выслушивал ответы.  Свиридов пытался было
прикрикнуть на  Сердюка,  но тот каждый раз делал вид,  что теряется и  не
знает, что отвечать от испуга.
     - Ладно,  Сердюк,  - сказал, наконец, Цветков. - У нас еще разговоров
будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.
     Сердюк поспешно согласился.
     - Чувствую,  гражданин следователь.  Очень даже.  И потому размышлять
начинаю.
     - Во-во.   Лучше  поздно,   чем  никогда,  -  согласился  Цветков.  -
Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?
     На лице Сердюка отразилось такое удивление,  что Цветков с  сомнением
подумал:  "Горина не выходила из машины,  так что он может и не знать, что
она приезжала. Но тогда..."
     - Убейте,  не знаю, - горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. -
Чтоб мне свободы не видать!
     - А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?
     - Это да, помню, - Сердюк сокрушенно вздохнул. - По злости сорвалось.
Никакого я портсигара видеть не видел.
     - А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.
     - Ваше право. Чего ж...
     "Ох,  придется с  ним повозиться,  -  подумал молчавший все это время
Виталий. - Пока признается, все нервы по одному вытянет".
     - И деньги,  которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? - спросил
Цветков.
     - Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..
     Цветков вздохнул.
     - Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой
вам совет.
     - Именно!   Очень  вы  точно  сказали:   пока  не  поздно,  -  горячо
откликнулся Сердюк. - Кто его знает, может, чего и вспомню.
     - Ну,  вот и подождем.  С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и
сами понимаете.
     Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:
     - Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на "вы"
с ним!  Эх,  я б его в другое время... Но ты молодец! Об этом еще разговор
будет особый.
     Цветков хмуро сказал:
     - Я вот тогда со справкой так и не успел.
     - И не надо! - поспешно откликнулся Свиридов. - Отпала необходимость.
Я,  брат,  человек прямой.  И  тебе скажу:  поспешили с постановкой твоего
вопроса.  Неправильно это!  Где хочешь скажу:  неправильно!  Какое дело ты
поднял,  шутка?  Нет,  Кузьмич,  такими людьми, как ты, не бросаются! - Он
говорил громко, все больше распаляясь. - Их поддерживать надо! В интересах
общего дела!  Прошу понять меня  правильно!  Я  за  дело болею,  а  не  за
самолюбие,  какое оно ни  есть.  Сколько ты  за  это время,  пока по этому
вашему,  как его...  ну,  ну...  следу лисьему шел,  сколько,  говорю, дел
поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.
     Свиридов,  увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб,
говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:
     - Репетируешь?
     - Чего?.. - не понял Свиридов.
     - К собранию, говорю, готовишься?
     - А-а...  Ты,  Кузьмич,  напрасно так-то.  Я  ведь с открытой душой к
тебе.  Не  таясь.  Вон  прямо при  нем  все говорю,  -  Свиридов кивнул на
Виталия. - Потому что тоже член коллектива.
     Виталий молчал,  еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя
такой выдержки.  Оказывается,  он научился рассуждать и взвешивать прежде,
чем что-то сказать,  даже в своем,  служебном кругу, среди товарищей. И на
этот  раз  Виталий рассудил,  что  вступать в  спор  со  Свиридовым сейчас
бесполезно,  даже невыгодно.  Пусть он  выговорится,  пусть все скажет.  В
данном случае сильнее тот,  кто молчит и слушает. Но все время молчать он,
Виталий, не будет!..
     Вскоре  Свиридов  ушел.  Когда  за  ним  захлопнулась дверь,  Виталий
сказал:
     - Хамелеон, вот он кто.
     - Это почему же хамелеон? - поинтересовался Цветков.
     - Видит, что наша взяла, и перекрашивается.
     - А может, искренне осознал ошибку?
     - Да вы что, Федор Кузьмич, серьезно?
     - Очень    даже.   Попробуй   доказать,   что   он   только   снаружи
перекрашивается!  Он же  на  всех  собраниях,  во  всех  кабинетах  начнет
кричать,  что он наш друг-товарищ,  что он ошибался,  а теперь осознал. Да
мало ли еще что! Попробуй, говорю, доказать.
     - И попробую!
     Цветков досадливо махнул рукой.
     - Дел  много,  понимаешь?  Всем некогда.  А  он  ловкач.  И  кое-кому
приятен. Вот так и держится.
     - Федор Кузьмич, - строго сказал Виталий. - Я по совести сюда пришел,
я увидел,  какие тут должн