,  а какое-нибудь Восстание.
(Наша родня имеет достаточное влияние на турок, да персов, чтоб ты не угодил
на огромную заварушку!)
     Отец твой, зная что ты -- ни разу не воевал, назначит тебя командующим.
Не отказывайся, не выказывай себя трусом. Прими команду и отправься во главе
своих кирасир, да егерских полков.  Никакую прочую армию не бери  за вычетом
новых конных  пушек на рессорном ходу. Твое превосходство именно в скорости,
да  технологическом перевесе  -- командование ж доверь моим  командирам, они
обещали что такую войну они "быстренько провернут".
     Но разбив  военные силы восставших, скажи отцу, что не хочешь исполнять
роль карателя и отец твой  тебя сразу же снимет. Быстрой  победой  ты  и так
завоюешь огромнейший  авторитет в русской  армии и  он  просто обязан станет
тебя -- удалить.
     Карательные ж операции твой отец поручит казакам. Сие -- давние недруги
моих лютеран и "легкой  победою  на простым населением" отец твой попытается
поднять свой престиж. Он вообще не понимает, - как нужно действовать в таких
случаях и войска  его быстро станут "карательными", а сам он -- "европейским
душителем",  да  "вурдалаком". Ты  понял --  почему  тебе  важно, как  можно
быстрее вернуть твои силы в Прибалтику?"
     Крестный мой сидел  с таким видом, будто  его что-то  ударило. Затем он
хрипло сказал:
     -  "Я теперь  понял...  Ты  давно  уже  все  решил и  все рассчитал. Ты
двадцать  лет  уже  пестуешь  в  своих  лагерях  венгерских,  да  хорватских
мятежников! Ты...
     Это  ведь...  Это будет  ведь -- в  Венгрии?! По-иному  не сходится.  В
Хорватии  много  гор, там не пройти моим  кирасирам!  Стало  быть  -- ты лет
двадцать назад уже готовил это "маленькое  восстание" для  меня?!  Для моего
армейского Авторитета?! Да как ты мог?"
     Мне было тяжело на душе. Я отошел от окна, потрепал голову принца и еле
слышно сказал:
     - "Мог... Мог... Отец  твой однажды  чуть не убил твою мать -- лишь  за
то, что не он  был у ней Первым... Он по  сей  день этого  ей не  простил и,
наверное, не простит. Сегодня речь не о твоем  Авторитете или --  черт знает
чем... Сегодня --  речь  о жизни той самой девочки,  кою  я однажды  спас из
французского  плена... И все мы  в  ответе за тех, кому  когда-нибудь Спасли
Жизнь...
     Дни мои сочтены... Ежели ты сегодня не согласишься, ты убьешь и себя, и
свою милую матушку. Ибо спасти ее сможет  лишь человек с огромным влиянием в
русской армии.
     Да, это -- Венгрия. Это случится через  год, или два после Смерти моей.
Тебе понадобится время сие, чтоб "влюбить  в себя" кирасир с егерями. Но  ты
можешь отказываться..."
     Принц осел в мое кресло и  долго сидел спиною к окну, а я стоял рядом с
ним. Юноша сидел, зажмурив глаза и закусив губы до крови... Затем  он поднес
мою  руку  к лицу,  долго смотрел на нее, а потом  с чувством поцеловал ее и
сказал:
     - "Спасибо, отец. Ты Прав --  мы Обязаны  Спасать Честь наших Женщин. Я
сделаю все для моей милой матушки!"

     Но вернусь к Великой Войне.  Возможно, вы помните  фразу моего сына: "Я
сделал так же, как ты -- в твоей молодости!" --  о кастрации  Пушкина точным
выстрелом. Что ж, - о сих выстрелах по сей день  ходит  столько легенд,  что
лучше уж я расскажу о них сам.
     Пока  я занимался в Пруссии  с  пополнением,  да муштровал новобранцев,
выглянуло солнышко и наступила весна. Весна 1813  года... Все вокруг зацвело
и я... чуть не умер. Сильные средства и  препараты,  которыми Боткины лечили
меня, а также последствия гангрены и сепсиса привели к тому, что от цветения
трав меня раздуло, как ребенка при свинке.
     Все тело у меня покраснело, вздулось и чесалось так нестерпимо, что мне
хотелось  содрать с себя кожу и почесать сами кости, кои прямо так и зудели.
Единственное,  что спасало меня: Саша Боткин пропитал мой мундир экстрактами
череды и сшил для меня маску,  полностью закрывавшую  мне лицо,  кроме глаз.
Веки  мои, имевшие  вид "пельменей", Боткин  намазывал цинковой мазью, чтобы
хоть как-то бороться с отеками и это тоже меня не красило.
     Сегодня, в  Галерее Отечественной  войны и музее Боевой Славы в Пруссии
лежат  мои полотняные маски.  Есть люди уверяющие,  что "Тотенкопф"  получил
свое прозвище не от мрачного Патолса, но - сей маски, в коей я щеголял аж до
лета. Есть легенда, что в реальности я погиб  при Бородине, но "жиды оживили
его  колдовством и пока было холодно, "рижский  упырь" выглядел, как живой".
Но "чуть пригрело и Бенкендорф..." якобы "стал... разлагаться".
     Сей миф настолько поразил воображение обывателей, что вскоре некая Мэри
Гастингс - наложница моего кузена Шелли (так стала звучать переиначенная  на
французский манер наша фамилия) написала целую книжку насчет того, как некий
Франкенштейн создал  живое существо  из покойничков.  Вдохновлялась  же  она
созерцанием одной из сих  масок (Боткни сшил их  четыре штуки). После частых
обработок темною чередою полотно потемнело,  местами  истлело  и  как  будто
покрылось гнилью и  разложением. (Шелли  --  как  кузен выпросил у  меня сию
маску при встрече.)
     Как  бы  там ни  было, - в сем состоянии я и разбирал дело "маменькиных
сынков".

     Здесь надобно  расставить точки над  "i". В  русской истории вообще  не
объясняется  то,  что  происходило  в  начале 1813 года.  А  дела  наши были
безрадостны, - противник создал в Польше  чудовищную  "полосу  обеспечения",
использовав для того отдельные элементы нашей же "полосы" бабушкиных времен.
     Повсеместно   были  "засеки"  --  лесные  массивы,   где  деревья  были
надрублены на высоте двух  саженей,  а  после --  завалены  крест-накрест. В
бабушкины  времена  "засеки"  сии  создавались  против  "возможной  угрозы с
запада",  теперь  же  выяснилось,  что  и  с   востока  они  --  практически
непреодолимы.
     Вообразите  себе  бурелом. Природные буреломы  возможны  на глубину  --
пять-десять метров  и  при  том  считаются --  совершенно непроходимыми  для
регулярного  войска,  а  особенно  -- конницы. Бабушкины  же  "засеки"  были
исполинских размеров --  ее рукотворные "буреломы" простирались в глубину на
полсотни верст! Вот  она -- реальная преграда любому врагу на пороге России.
Вот  она -- ужаснейшая стена, кою предстояло "прорвать", чтоб "вырваться  на
просторы Европы"!
     Единственные войска, кои с легкостью "шли по засекам" были мои егерские
части, да (как ни странно!) - башкирская конница. Магометанцы привычны к бою
в зимних условиях и для  прохода они используют лед  "вставших" рек. (Лошади
их не кованы и в движеньи по льду сие не минус, но -- огромнейший плюс!)
     Но в  Польше реки  текут с юга на  север, а мои егеря  "врывались" сюда
чрез  низинную  Померанию.  А уж  от наших  плацдармов  на  юг шли башкиры с
калмыками, кои и  "крошили" все  польские крепости по берегам больших рек. В
итоге  же получилось,  что Польша как бы нарезалась на длинные лоскуты --  с
юга на север,  где оборону держала башкирская конница (с егерской поддержкой
из Пруссии),  а русская армия, как доисторический мамонт, медленно "тащилась
в Европу", сметая и "подъедая" все на своем кровавом пути.
     Поляки никуда  не могли деться, - башкиры полностью разрушали  любой их
"маневр". Но и русская армия "наползала" на них, мягко  говоря, -  не спеша.
Вот и  вышло, что  вместо "военного  подвига" юным дворянам чаще приходилось
держать  в руках топор, да  пилу и -- прогрызаться  через  сии  "рукотворные
буреломы".
     А когда  на место "подвигу"  приходит  "рутина",  мораль  армии  падает
чудовищным образом.

     Я  уже  говорил,  что  зимой  1812 года в армию  шли просто  все --  от
двенадцатилетних "романтических" мальчиков до -- шестидесятилетних ветеранов
"освобождения Крыма"! Теперь...
     Отголоски того, что вышло выявились через  много лет -- в дни Восстания
в Польше. Не секрет, что Польша "поднялась" в  1830 году  не  "вся",  но  --
"частями".  Наиболее  сильно  Восстание  разгорелось  в  южных  и  восточных
областях Царства Польского,  на севере же и западе - население  "бунтовало",
но  --  не  оказывало серьезного противленья Империи. Причины этого  лежат в
событиях Великой Войны.
     Как я уже доложил, в феврале 1813 года "отдельные части Северной армии"
(в  том  числе  и мой  "Тотенкопф",  куда  вошло  и  "московское ополчение")
"помогли пруссакам спасти их Берлин". Помощь сия выглядит -- специфически.
     Во всех прежних войнах Пруссия потеряла свое офицерство и теперь некому
было возглавить "фольксштурм" -- народное ополчение. В сих условиях прусская
королева  просила нашего  Государя:  "уступить  часть  дворян на  офицерские
должности в прусскую армию".
     Пруссия стала важным союзником -- прежде всего с точки зрения провианта
и фуража  и Государь  дал согласие. Огромную роль сыграло  и  то, что тысячи
"мемельских добровольцев" из Пруссии  летом 1812 года дрались в наших рядах.
А долг -- платежом красен!
     В первые дни в прусские офицеры  принимали лишь  немцев,  но дальнейшие
сражения  и потери  весны (Главная  армия застряла  в  Польше  и "северянам"
пришлось  воевать  со  всей  якобинскою  армией!)  привели нас к  тому,  что
прусскими офицерами стали и -- русские.
     Мало того, - большие потери приводили к стремительному служебному росту
вчерашних мальчишек и всем известен тот факт, что к лету 1813 года сразу три
юноши семнадцати лет стали полковниками! Другой, - менее известный всем факт
-- любой  из  офицеров  нашей  Северной армии был в  1813 году  хотя бы  раз
ранен... При сием, - пулевые  ранения для  нас  уже не  считались -- нашивку
давали именно за штыковое, иль сабельное ранение!
     Опять-таки -- no comments.
     В сих условиях нам, как воздух, нужна была новая Кровь. И уже с февраля
1813  года в Главную  армию  приходит Приказ:  "Всех, решившихся добровольно
перейти   на  службу  в  русско-прусскую  армию,   немедленно   передать   в
распоряжение Витгенштейна".
     Доложу,  - Добровольцев  было  чуть-чуть.  Все уже знали  о  скоростных
производствах в Северной армии и причине сего.
     А вы сами, добровольно, согласились бы рискнуть всем и...?
     Из каждой полудюжины офицеров (считая  "ливонцев") один  сегодня  --  в
той, иль иной степени Управляет Империей. Пять остальных -- пали в сражениях
1813 года.
     Повторяю вопрос, - вы пошли бы к нам Добровольцем?!

     Вопрос  сей  не  праздный.  Так уж  вышло потом  исторически,  что  все
участники боев Северной  армии через много лет стали Опорою Трона, а Главная
армия породила множество "декабристов".
     Возникла  странная  вещь,  - все,  кто рвался на  Отечественную  Войну,
весной 1813 года получили сию  возможность. И,  попав  на нее,  вели  себя -
соответственно.
     При  занятьи  польских,  иль - саксонских сел, да  поместий  наши  люди
(конечно же -- куда же  без этого?!) насиловали католических пленниц,  да --
иной раз "мучили" пленных мальчиков.
     Но проходил  день-другой,  ожесточение  битвы сменялось жалостью  и  те
самые  -- Мстители (кои вчера еще шли  убивать якобинцев!) делали все,  чтоб
жизнь покоренного  населения  была:  если можно,  то -- сносной. В  Северной
армии говорилось:
     "Мы -- не звери. Не след поступать по подобью антихристов, - мы спасаем
от них человечество, но -- не обижаем его!"
     Через много лет  в северных и западных областях Польши в  дни Восстания
пленных русских запирали в подвал,  или -- заставляли помогать по хозяйству.
В южных же и восточных -- страшно пытали и убивали медленно и мучительно...
     Как  вы знаете,  именно на  Востоке и  Юге Польши собрали  всех русских
священников и  сожгли  их всех  -- заживо. А  на  Западе с Севером единичные
русские храмы даже -- не прекратили служб!
     Я  понимаю  сие  следствием  разницы в отношениях к Польше двух  разных
армий. Вернее...
     Северная  армия просто не  успевала  карать партизан.  Бои с переменным
успехом шли весну всю и лето -- фронт непрерывно двигался во все  стороны, а
католики со всех сторон окружали наш лютеранский плацдарм.
     Ежели в плен к  нам  попадали хорошенькие полячки, Судьба их была точно
такой же, как  и у благодарных нам прусских женщин.  Я уже доложил,  что все
триста осужденных мною девиц из Москвы вернулись домой -- женами собственных
сторожей. Примерно  -- то же самое происходило со всеми прочими  пленницами.
Термин "насилие" трудно связать с понятьем "по-дружески", но в целом...
     Так и было, как дико оно не звучит...

     В Главной же армии дела обернулись не так.
     Область  "засек", что с одной стороны, что  с --  другой,  -  почти что
безлюдна.   Сие   --  этакая   выжженная  земля   меж  двумя   историческими
противниками.  Ни Россия,  ни  Польша  долгие  годы  ничего не  строили,  ни
выращивали на сей земле и здесь весьма редкое и бедное население.
     Но кормить армию -- все равно надо! Как надобно командирам...
     По сей  день  неизвестны причины того,  - почему возникает "неукротимый
понос".  Ясно,  что  сие связано  с соитием мужеложеским  и  по  неизвестной
причине умирает исключительно бедный "горшок".
     Когда в  Главной пошла эпидемия "поноса мужеложеского", я (как Куратор)
попытался  хоть  что-то  сделать,  но  Государь  сразу  же  отстранил  меня.
Считалось, что он командует Главной армией и "выносить сор из избы"  Царь не
желал. Я стал Куратором Трибуналов Северной армии, в Главной  же на сей пост
взошел  Кочубей.  Он   же  не  дал  никаких  объяснений  повальной  эпидемии
"венерического поноса"...

     Я думаю, что немаловажным толчком во всем этом стало то,  что  наиболее
активные,  дерзкие   и   решительные  из  ребят   к  тому   времени  перешли
Добровольцами  в  Армию  Северную. А  те,  что остались,  грубо говоря, - не
решились перечить  начальству,  когда  то  принималось  спускать штаны  этим
мальчикам...
     Многие  скажут, - а  что  делать в этакой  ситуации? Есть общеизвестный
пример, когда  тринадцатилетний  малыш при угрозе неминуемого  изнасилованья
откусил себе фалангу  мизинца на левой  руке. После  этого он сплюнул  кусок
своего пальца под ноги насильникам и, усмехнувшись, сказал:
     - "А может я сперва - ... это (так сказать -- "по-французски")?"
     Так вот -- ни в эту ночь, ни в последующем его -- пальцем не тронули. А
ему хватило ума подать  Прошение в  армию Северную и  через  неделю  о любой
угрозе для его Чести можно было забыть.
     Я не смею  назвать  его  имени, но... Посмотрите на мое окружение  -- у
одного  из  моих генералов не хватает фаланги  мизинца на левой руке...  Так
что, - даже в положеньи "безвыходном" можно сохранить свою Честь, а можно  -
нагнуть себя и расслабиться!
     Через много лет я спрашивал тех, кого мы отправляли в отставку: "неужто
не  жаль  было  мальчиков,  пошедших  защищать  свою  Родину"?  Знаете,  что
отвечали? "Привычка".
     В  первое время люди держались.  Сексуальная  надобность нашла  выход в
немногочисленных польских пленниках  с  пленницами  -- с коими вытворяли  --
черт знает  что.  Ничего  удивительного -- вообразите тысячи мужиков посреди
бескрайнего леса при полном отсутствии любых развлечений. Что людям делать?
     Разумеется, - гнать самогон. Каждый  день от  безделья тысячи  офицеров
гонят брагу из старой картошки, да несъедобного гнилого  зерна. К вечеру все
--  пьяны.  К  ночи  пьяной компании  выводят  пленниц,  да  пленников.  Что
происходит далее -- не смею описывать.
     Проходит  какой-то срок, люди привыкают к таким развлечениям и  однажды
вместо малолетнего  пленника начинают принуждать  к  тому  ж самому -- юного
офицерика, только что пошедшего на войну. Он своими глазами много раз видел,
что делали  с пленными мальчиками, когда  те  смели  отказывать (а  сплошь и
рядом  --  сам  принимал  во всем этом  участие!),  поэтому он...  Ну,  - вы
понимаете.

     Когда  слишком  многие  умерли  от  сего,  начался  призыв "маменькиных
сынков".  Наверху  многие понимали, что новобранцы,  не имеющие  необходимых
воинских  навыков  -- пушечное  мясо и  сделали  из того  свои выводы.  Иным
казнокрадам в карман шли целые состояния, - лишь бы юные князья Н., или - Л.
не  пошли  в  армию. Но потери в боях в  Северной, да  поносом -- в  Главной
сделали свое дело.
     Опять же -- многие осознали,  что  отсидеться в тылу уже  не удастся, а
Главная армия все равно -- практически не воюет!
     Опять-таки, - у всех простой Выбор: под якобинские пули в Пруссию,  иль
-- карателем в Польше. Как вы думаете, - много  ль  из  тех, кто прятался от
Призыва, полез под пули в горячую Пруссию?
     Зато восточной, да южной Польше -- досталось за все. Офицеры, привыкшие
за сии дни не  просто насиловать, но и --  издеваться при этом над жертвами,
отвели душу. В Главной армии укоренился обычай содержать личную клюкву и все
"маменькины сынки" в первые  ж дни были попросту атакованы жаждущими "клюкв"
офицерами. Не назову сие -- содомскою похотью, - скорей в эти дни содержание
клюквы  стало  знаком отличия  для  людей,  не принявших участия в  реальной
Войне.
     Я  не  хочу сказать,  что все "маменькины сынки" летом года того прошли
через "этакое". Но...
     Я лично думаю,  что ежели юноша боится идти на Войну -- "потому что там
убивают", иль  еще почему, - вероятность того,  что  он станет женщиной  для
старших товарищей, мягко говоря -- велика.
     Так и вышло почти что со всеми будущими "декабристами".
     Ни для  кого не секрет, что цвет  декабрьских  бунтовщиков был из самых
видных и родовитых семей, но в  непристойно низких чинах  для нашей касты. И
что примечательно, - как ни один  из сих трусов не решился добровольно пойти
на  Войну,  - так ни  один  из  сих болтунов  не  смог  возглавить  мятеж  в
решительную минуту.
     Сподличал  один раз  в детстве, - чего ж странного, что  в  зрелые годы
катаешься  в сапогах у жандарма, топя своих же товарищей?! Нам даже пришлось
выдумать байку, - будто сии  мерзавцы "признавались  Царю,  согласно Кодексу
Чести",  ибо  штатские  вообще не  имеют  Чести и  не представляют  себе  Ее
Кодекса...
     Тот  же Грибоедов  после смеялся,  что тут концы не  сходятся. Коль они
выступали, чтоб  не давать Присяги нашему Nicola, -  странно слышать о  том,
как они сдали друг друга, дабы "исполнить свой долг"!

     Человек, свободно  критикующий Власть -- настолько смел, что готов идти
поперек мнения Общества. В  минуту опасности он,  не задумываясь, поведет за
собой солдатскую массу...
     Но  так и происходило в реальности! Люди отважные и отчаянные оказались
в цене и  обласканы -- и Россией, и -- Пруссией! Империя так сильна  сегодня
именно потому, что  все  потенциальные бунтовщики оказались востребованы и в
итоге -- сами стали правящей Партией!
     А  вот - "декабристы" даже в день Мятежа не знали, что делать. А сие --
поведение  не бунтарей,  но  тех,  кто  привык  с  радостью  грызть  подушку
начальника!
     Итак, - либо тебе - сам черт не брат, либо ты -- "клюква  развесистая"!
Третьего-то ведь не дано.
     А теперь  --  сами думайте, - какую же из  Привычек (а в трудную минуту
люди  действуют --  как  Привычней!)  проявили  "декабристы" в  тот  день...
Конечно,  - вы  Правы:  они развернули знамена и под градом пуль бросились к
Зимнему, как и полагается Истинным Бунтарям!
     Или -- наоборот?!

     Все эти  юные  твари (не могу  звать  их  ни офицеры, ни даже  юноши!),
насильно призванные по моему  представлению,  затаили немалое зло на  меня и
сговорились  на  известную  подлость.  За  ними же  стояли люди  опасные,  -
начальник  Особого отдела Главной армии князь  Кочубей и мой  старый  друг -
Константин.
     Однажды  в день прибытия в Ставку, один из юных князей, забритых мною в
штрафные  (А  вы думали --  из князя  не  получится  клюква?!  Полноте, - на
безрыбье  изголодавшиеся мужики  уже не смотрят  на титул и родственников!),
стоило мне  появиться  в офицерской столовой, нервно  вскочил на  ноги и под
одобрительный гул таких же