Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
астий к ним было... странное отношение. На
базарах же считали в допотопных арабских дирхемах и двадцать тысяч гульденов
как раз составляли их - миллион. Возможно, - сие объясняет такую любовь
персидских взяточников к сей цифре.)
Так я занял Шушу, еще не зная, что через это стану Изменником. Я тут же
послал победные реляции Котляревскому в Астраханский корпус и Цицианову - в
действующую армию и стал ждать ответов.
Через неделю пришла эстафета от графа Кнорринга из Тифлиса, что
согласно донесения гонца, князь мой доклад получил, но ответа велел не
давать и... пропал без вести вместе с армией.
Я ничего не понимал. Похоже, что никто ничего не понимал, и оставалось
только ждать князя и выслушать его объяснения.
Наконец, жарким июльским утром мои дозорные обнаружили исполинское
облако пыли, ползущее в мою сторону. Я чуть было не открыл ворота и
самолично не вышел - встречать блудного командира, но какая-то странная
сила, какое-то недоброе предчувствие заставили меня остаться на стене и
получше присмотреться к солдатам на марше. Вообразите мой ужас, когда вместо
зеленых мундиров русских солдат, я обнаружил бледно-серые бурнусы персидской
гвардии!
Вместо Кавказской армии к Шуше шли главные силы персов и я чуть со
стены не упал, вытягивая шею и пытаясь разглядеть хвост сей бесконечной
змеи, которая все ползла и ползла с юга на мою крепость. Любой командир в
моем положении, оказавшись с тысячей штыков против двадцатитысячной армии,
должен был либо вынести ключи от города, либо - очень быстро оттуда уехать.
Увы, я не мог этого.
Дело в том, что Карабах большей частью заселен армянами, но Шуша -
магометанская крепость. Так вот эти армяне, поняв, что на их землю пришла
Креста с Полумесяцем, сразу догадались, что когда придут персы, им всем надо
быть где-нибудь в другом месте. Желательно в Америке, или - Австралии.
Ну, до Австралии они не поехали, а сбежались ко мне, под защиту
Шушинских пушек. Так что помимо тысячного отряда я имел обоз в двадцать
тысяч, большую часть коего составляли старики, женщины и дети. Как бы я
удирал с этим обозом от отборных головорезов Аббас-Мирзы, я слабо себе
представляю. Еще хуже я представлял себе, как я выдам этих людей на
несомненную казнь озверелым магометанцам.
Так что мне не оставалось ничего нового, кроме как раздать древние
ружья и просить армянских попов крепче молиться Богу, - молитва никогда в
таких делах не мешала. Либо Господь помог бы Христову воинству, либо мы все
предстали перед ним уже "без грехов". По счастью - ружей у меня было море, а
попов - еще больше.
Шуша досталась мне с нетронутыми арсеналами аж русских ружей
петровского времени и пороховыми погребами, заложенными в те же славные
годы. Как можно было стрелять из таких древностей - было непостижимо, но на
безрыбье и - рак...
Местный же порох был вообще - нечто. Отсырелый до невозможности и
настолько слежавшийся, что картечь из пушки летела этакой лапшой по полчаса
- с перерывами на обед.
Ну да черт с ним, - картечь и в Африке картечь и если она летела, куда
Богу было угодно, я уже знал по опыту чеченских боев, что персы не знают
команд и без командира сбиваются в стадо. Поэтому бегают они по полю -
этакими живыми муравейниками с англичанином в середине. Ну, а по такой куче
каким порохом ни пальни, картечь все равно - кого-нибудь, да - выкосит, а
желать большего от пушки из колокольной меди вековой давности - свинство.
Да и не хотелось слишком убивать детей природы. Пугануть пару раз, -
для удобрения местных почв. Коль не костями, так хоть...
В общем, изготовились мы к сражению и я все боялся, что персы наваляют
нам от души - с ходу и даже матушка не узнает, где могилка моя. Но... Хоть
персы и узнали от беглых магометанцев про мои столь жидкие силы, -
персидский сопляк был не слишком уверен в себе и просто не знал, с чего
начинать.
Только на рассвете другого дня персы предприняли пару штурмов. Но били
они не все вдруг, а только прощупывали оборону, выискивая в ней слабое
места. Я приказал грузинам и армянам из ополчения палить во все, что
движется, егеря же устроили охоту на английских инструкторов. Ну и со скал -
влепили по особо здоровым кучам брандскугелями...
Воняло после этого до самой осени и так противно, что жрать, особенно -
мясо, никому не хотелось.
В общем, - отбились мы. Правда, потеряли мы где-то треть грузин из
полка и с полтысячи армян-ополченцев. Всего - чуть меньше тысячи человек.
Персы же оставили под Шушой - порядка трех с половиной тысяч трупов. Урожаи
там после этого утра много лет были на зависть.
К вечеру, когда главные развлечения кончились, смотрю - засылают ко мне
парламентеров. А у них обычные персидские песни. "Сдайтесь нашему
солнцеликому, нашему Потрясателю Вселенной и ничего вам за это не будет. А
порежем мы вас за сие совсем не больно. С самого краешку - от уха до уха". В
общем, - милые. Милые...
А я терпел, терпел, да потом и сказал:
- "Горазды вы языком лапти плести. Продолжим наши игры и посмотрим, -
кто кого тут порежет".
Так им почему-то мои слова не понравились, постояли они еще деньков
десять, потоптались под стенами, да - много не выстояли и завернули салазки.
Я удивился, - неужто уж - испугались?
Но не это было самым смешным в сей истории. Через месяц после того, как
магометанцы скрылись из виду, а мои люди наконец-то кончили хоронить всех
покойных, на горизонте появились наши полки.
Вот когда я впервые столкнулся с российскою бестолковщиной. После того
меня уже не удивляли байки про пушкарей, расстрелявших наши ж колонны, или
про фуражиров, кормивших вражеских лошадей.
Судите сами.
Согласно планам Кавказской войны, наша армия должна была нанести серию
концентрических ударов по персидским позициям: Котляревский со стороны
Астрахани, Кнорринг со стороны Тифлиса и Цицианов - общим направлением на
Баку. Но для этого милейшему князю нужно было зайти со стороны Грузии -
такова особенность местных гор.
Цицианов же, восстановив против себя всех грузин, в миг начала войны
располагался в Чечне - с той стороны хребта. Как и почему он там оказался -
тема для отдельного плача. Обратите внимание на то, что Котляревский начал в
марте, Кнорринг ударил в мае, я перешел границу в июне, а Цицианов добрался
до войны - к сентябрю. Это называлось "русским блицкригом" и многие
говорили, что на той войне наши части проявили "чудеса взаимодействия".
Я, по младости лет, был в шоке, но опыт не забылся. Так что на
австрийской кампании, когда все отряды двигались вообще в разные стороны,
постреливая сами в себя, я в сравнении с прочими офицерами - смог сохранить
душевное равновесие.
Я не стал сдерживать моего гнева и удивления, князь огрызнулся в ответ
и я... Князь сказал, что я потерял много грузинских солдат, спасая
"армянскую грязь" и что -- "правду говорят, что у фон Шеллингов -- армянские
корни!"
Вокруг меня были грузины с армянами. Грузины -- кадровые офицеры.
Армяне -- просто так, - ополченцы. В голове у меня помутилось и я отчеканил:
- "Я не мог унизить достоинства моих офицеров. Для Истинной Крови --
женщина, старик, да священник заслуживают защиты какой бы Крови они ни были!
Князь Цицишвили меня б понял и защищал бы несчастных со мною в одном строю.
Но что можно требовать от русского -- Цицианова?!"
Слова были произнесены. Цицишвили схватился за шпагу. Тут один из моих
офицеров -- Александр Чавчавадзе со значением положил руку на эфес князева
полувынутого оружия и по-грузински сказал:
- "Совсем русским стал?! Позоришь нас пред армянами?! Поднял руку на
гостя?? Да князь ли ты после этого?!"
Лицо Цицианова посерело от ненависти. Но прочие все грузины тоже
схватились за шпаги, а нас было больше... На другой день князь оставил Шушу,
а еще через месяц к нам прибыли войска из России. Князь написал ябеду --
якобы я -- Изменник и поднял антирусский мятеж. (Если б я поднял Мятеж -- он
бы точно не выжил...)
Я сам, все мои друзья по Кавказу были немедленно арестованы и помещены
под стражу. Князя же Цицианова с той поры даже в его родных краях кличут не
иначе, как "Цициановым". Нужно пожить в тех краях, чтобы понять - какое это
оскорбление для грузина, если его зовут на русский манер.
Матушка моя тут же придержала очередной кредит для России и Кавказская
война замерла, а персы перешли в контровую. Положение стало критическим и
всех нас выпустили с условием, что мы должны немедля покинуть Кавказ.
Вернуть нас в Ригу матушка не могла -- сие дало б повод пересудам о Мятеже.
Поэтому был найден довольно пикантный выход из ситуации.
Кристофер Бенкендорф перестал пить и наконец-то занялся хозяйством.
Будучи изгнанным из родимой Лифляндии, он поклялся собрать имение равное по
величине оставленным землям и доказать всем, что он тоже может быть хорошим
правителем.
Все что было подарено ему царственной любовницей, все что он получил в
качестве подарков от царедворцев, генерал Бенкендорф выменял на бросовые
земли в глухой провинции - Тамбовской губернии. К 1818 году он владел там
тремя уездами.
Сам Бенкендорф не умел и не хотел жить в таком захолустье и... Помните
про "коптильный заводик" в Тамбовской губернии? Тот самый -- "татарский"?
Так вот этот самый заводик был выстроен на дядиных землях и теперь требовал
руководства.
Матушка предложила Кристоферу "принять на службу пару-другую
изгнанников". Дядя немного подумал, уверился в том, что "средь ссыльных нету
жидов", а потом махнул на все рукой и мой добрый друг - Саша Чавчавадзе пару
лет был его делоправителем в Тамбовской губернии.
Тамбов был местечком не то чтобы диким, но и... Короче мой племяш так
описал красоты сего края:
Тамбов на карте генеральной
Кружком означен не всегда,
Он прежде город был опальный,
Теперь же, право, хоть куда.
Там есть три улицы прямые,
И фонари, и мостовые,
Там два трактира есть, один
Московский, а другой - Берлин.
Там есть еще четыре будки,
При них два будочника есть;
По форме отдают вам честь,
И смена им два раза в сутки;
Там зданье главное - острог...
Короче, - славный городок.
Теперь вообразите себе, что матушка открыла трактиры "Московский" с
"Берлином" и они весьма прославились на всю округу особыми блюдами русской и
немецкой кухни, разорив всех своих конкурентов. Это мы провели освещение и
выправили дороги, замостив их булыжником и щебенкой. Острог там был всегда.
Вообразите, что представляло из себя сие место до того времени.
В Тамбове же я оказался в 1819 году. На похоронах моей матушки
Кристофер отец принялся брюзжать, что, мол, все заслуги ее должны быть
отнесены на счет латышей. Я не стерпел сего отношения к моей матушке и мы
побились об заклад, - я выкупал у Кристофера все его тамбовские владенья с
условием, что через десять лет мужики там будут жить не хуже чем в
Лифляндии. В противном случае сие имение возвращалось ему, или моему брату
Костьке.
Главную усадьбу - деревеньку Антоновку я встретил в мерзости
запустения. Деревня сия имеет свое название оттого, что там все - Антоновы.
Я первым делом собрал этих самых Антоновых потолковать. Налил по чуть-чуть,
закуски, чтоб беседа получше шла и - про природу, про погоду, про виды на
будущий урожай.
Дело было глубокой осенью, а октябрь - мой месяц. В октябре мне удаются
вещи просто мистические. Вот и мужики сперва отмалчивались, а потом задымили
махоркой, пожаловались мне на житье, на недостаток тех же гвоздей и я
предложил им создать гвоздяную артель.
Тут же нашлись вожаки, я послал в Ригу за паровыми станками, а мужики
повели меня под проливным дождем смотреть место для мельницы - чтоб было на
чем работать первое время.
Это только дурак говорит, что русский мужик туп, да ленив. Просто в
любом деле важен подход. А как зажглась искорка в глазах у людей, -
раздувать ее потихоньку, но с умом, чтоб не задуть ненароком... А дальше они
сами - горы своротят.
Главная ошибка всех наших либералов, да умников в том, что они крестьян
хотят разделить - на умных и глупых, на работяг и бездельников. А жизнь у
народа такова, что они все привыкли делать артельно. Да, - промеж себя они
знают, кто дурак, а кто - лоботряс, но нам они это не скажут. Артель - дело
тонкое.
А вот полазили мы под этим дождиком по ручью, замерили все по порядку,
а потом сели в кружок и давай ее родимую из котелка, да по кругу! А как
согрелись - душа песни захотела, достал я свою гармошку и понеслось на всю
ночь...
А наутро я отозвал всех тех мужиков, что мне ночью глянулись (не пейте
иной раз с жандармом и не пойте - если вам есть что скрывать) и поставил их
над Артелью.
Выписал на них бумаги на все имение. Мол, такой-то и такой-то имеет
право представлять такую-то артель в суде и торговых делах, а также от лица
артели - владеет всей той землей, которую обрабатывает (не имея права
продажи артельной собственности).
Вот и все. Когда мужики уразумели, что они теперь хозяева своей же
земли, они встали передо мной в кружок и давай лбами в пол бить, как на
икону. Я даже смутился и предупредил, что все теперь только от них зависит.
Оброку же я теперь не беру, а налог (пока артели на ноги не станут) плачу из
своего же кармана. Свое я возьму, когда придет пора мне кредиты вернуть. Они
хоть и меньше, чем в любом банке, но - все равно душу согреют.
Так что чем лучше, вы - мужики, заживете, тем моим доченькам - слаще
кушать, да - спать. А как вы хотели?!
Кроме того, - вы должны поставлять солдат для егерских полков и
границы. Я ж обязуюсь мужиков больше пяти лет не держать, "погранцы" ж делят
меж собой половину "сысканного". Да еще - любой рекрут в полку получит
ремесло от латыша, да эстонца.
Ну что мужики, - неужто никто из вас не хочет выучиться ковать на
немецкий манер, или тачать сапоги?
Мужики призадумались, а потом и ударили со мной по рукам. А служба на
границе хороша не только тем, что русские лапотники переняли у моих латышей
все их ремесла, но и тем, что каждый стражник сам потянулся к грамоте. (Ведь
не умеешь читать - не допущен к досмотру - не получил своего с арестованной
контрабанды - не с чего начать хозяйства по выходу на гражданку!)
Короче, через десять лет центральная площадь глухой тамбовской
деревеньки Антоновки была вымощена окрестным булыжником, а по углам площади
началось строительство каменных (sic!) Церкви, Школы, Больницы и Артельной
управы. (Не успели мужики сделать всего.) Но я нарочно привез многих из тех,
кто был на матушкиных похоронах и показал им, что уже сделано.
Гвоздяной, да свечной заводики. Три паровых мельницы, две паровых
лесопилки, более ста артельных амбаров, не считая прочего. Непрерывный поток
денег с коптильного завода в Тамбове, куда мужики поставляют мясную
продукцию...
А теперь, малая капля дегтя в большой бочке меда. Ныне моих антоновцев
разные босяки зовут "волками тамбовскими". Неужто проще ругать людей, да
люто завидовать, чем хоть раз в жизни засучить рукава?!
Некий "сухой остаток" из этой истории. Прошло четверть века с той поры,
как я выиграл Антоновку и окрестности. Сегодня три этих уезда приносят в
казну в три раза больше доходу, нежели десять прочих уездов Тамбовской
губернии. Сама же губерния потихоньку, полегоньку выкарабкалась из долгов
казне и занимает почетное девятое место в табели о рангах Российской
Империи. Это еще не Нижний с его ярмаркой и даже не Саратов с немецкими
колонистами, но уже лучше, чем хлебная Полтава и сальный Киев. Из сего мы с
либералами сделали разные выводы.
Либералы кричат, что надобно теперь всю Россию освобождать из крепости,
кивая на тамбовский опыт. Я отвечаю, что сего делать нельзя, ибо я не
отменял крепости для моих мужиков! В сущности, они такие же крепостные за
вычетом того, что ими владеет их же артель.
Сперанский первым уловил суть моей мысли, объяснив это так:
- "Я согласен, что нельзя пока отпускать мужиков, ибо мы тем самым
разрушим основу их бытия -- сельскую общину. Особенность русской культуру
заключается в том, что сознанье здесь больше общественное, нежели
индивидуальное -- как в Европе.
Предложите-ка мужикам самим выбрать из себя старосту: сперва все будут
мяться, а потом -- кто-то из старших укажет, - вон того -- он самый лучший.
В Европе же, где сильно понятие "личности" могут и руку поднять: "Я -- готов
выбраться в старосты!". "Я -- выберите меня в Президенты!" "Я знаю, как это
сделать, слушайте все меня". И так далее... Это и есть примат Личности.
Основы Европейского гуманизма.
Но в России личностей -- нет. Русский мужик гораздо больше пчела, или
же -- муравей, нежели оса-единоличница. И ежели мы раздадим нынешнии ульи,
да муравейники по иголке, иль единой ячеечке сот, - и пчел с муравьями
погубим, и не сделаем ничего.
Крестьян нужно отпускать вместе с землей, прикрепив к ней навечно.
Здесь возникает проблема: подобное освобождение разорит землевладельцев.
Хорошо Бенкендорфу -- он отпустил мужиков вместе с землей и у него осталось
на кусок хлеба с маслом! А как тем, кто беднее, чем Бенкендорф?"
Он сказал это в 1826 году. Теперь либералы могут говорить про меня
всякие пакости, но - не смеют. Ибо я своих мужиков отпустил еще в 1818 году,
а они - мутят воду, сидя на мужицком горбу. А мужика не обманешь - у меня,
"кровопийцы", слова не расходятся с делом, а господа либералы - болтают,
болтают, болтают...
Но вернусь к моему рассказу. Меня лишили старшего чина, из майоров
вернув в капитаны, и приказали паковать вещи. Вместо предполагаемого
назначения в Туркестан, меня (по протекции князя Багратиона) сосватали
военным комендантом острова Корфу - в Ионическом море.
(Как ни странно, - понижение оказало самое благотворное влияние на мой
авторитет. В армии любят "обиженных", к "любимчикам" же самое отвратное
отношение. К тому ж...
Да, я потерял треть полка, защищая "невыгодное население", и "занимаясь
не своим делом", но -- не уронил Чести русского офицера.
Вы никогда не поймете русских, пока не почуете сердцем, что можно звать
"отпетого немца" "русским" за -- "антирусскую выходку". С того самого дня
многие русские последним аргументом в споре со мной принялись говорить: "Да
кончай ты! Ты ж -- русский!")
Глубокой осенью 1804 года я, по согласованию с турками, привел свой
отряд в Трабзон и погрузился на корабли, идущие на Корфу. Турки легко
пропустили нас, - они собирались воевать с Россией, но их якобинские
покровители воевали с друзьями персов - бритонами и рады были досадить
английской Мальте любою ценой.
Я уже рассказывал про головную боль с Корфу и застрявшей на нем нашей
эскадре из католиков на русской службе. Главной проблемой неприступного
Корфу был лорд Нельсон, блокировавший нашу эскадру в сих водах. Так что меня
направляли не столько ради того, чтобы возглавить оборону острова, сколько
договориться с англичанами, ввиду моего родства с их королем и выказанной
мною "ловкостью" в бакинских делах.
Внутри ж Островов шла ужасающая резня меж греками и хорватами. Многие
удивляются, - откуда на Корфу объявились хорваты в таком количе