и шиизма -- Персии.
Потому именно здесь такую силу имеет культ Хусейна и его гибели.
     Все  десять  первых  дней  мухаррам  продолжаются  ритуальные  похороны
Хусейна,  называемые  теазие.  В  эти дни  европейцам лучше сидеть по  домам
(именно в  мухаррам в Тегеране растерзают Грибоедова Сашу), ибо "бичующиеся"
обкуриваются  гашишом до бесчувствия и  секут себя  плетьми до костей.  Если
кому-то из них привидится в толпе тень Язида, или Яхьи - быть беде.
     По сей день не знаю, почему я вдруг  решил подать прошенье имаму в том,
чтобы мне разрешили пойти в сей процессии.
     Даже персы и  те  - были  в ужасе. Они в один голос спрашивали меня,  -
понимаю  ли  я, что увижу на  празднике  и  что со  мной сделают  обкуренные
фанатики, коли я хоть на минуту  выкажу  боль, или страх перед тем, что  мне
предстоит пережить? Понимаю ли я, что  из колонны выйти можно  --  только на
Тот Свет?  ("К Очистительному Огню", как это принято говорить среди персов.)
Смогу ли я выдержать сие шествие?
     (Сегодня, через много лет после дела я могу дать  ответ на вопросы. Я -
хотел умереть. Я хотел "пройти чрез Огонь"...
     Я  не  мог  больше  жить на  Кавказе  и не  смел  вернуться  домой, ибо
боялся...  того, что  было  внутри  меня.  Всякий раз, когда  я  затягивался
гашишом, я воображал,  как возвращаюсь домой. Матушка с  сестрой  на  пороге
встречают меня, вводят в  дом,  а радостная толпа остается снаружи,  не смея
следовать. Наш дом упоительно прохладен и тих - после  бакинского зноя, мама
с сестрой наливают  мне ванну  и кругом ни служанки  и вода чиста, холодна и
прозрачна... Потом мама уходит, благословляя нас и... начинался кошмар.)
     В урочный день я  накурился  так, что меня шатало,  разделся до пояса и
босиком вышел  на улицу, к ожидающим  меня товарищам  по процессии.  Они все
здорово  были  "под  кейфом"  и встречали  меня радостными возгласами, порой
весьма черного толка.  Раскаленные камни мостовой нещадно жгли мои ноги  и я
боялся представить себе, каковы мои ощущения, не притупи я их гашишом.
     Вселенная раскачивалась и пульсировала пред моими глазами. Цвета вокруг
были  необычайно  ярки,  а зрение столь  пронзительно, что  я  мог проникать
взглядом в скрытую сущность...
     Мои товарищи по  шествию были красивы,  легки и светлы душой, но где-то
по  краям моего взора, боковым  зрением я видел зловещие черные тени  - тени
Врагов, убивших Фюрера и Повелителя.  Я все крутил головой,  пытаясь увидать
сих негодников, но они -- ускользали...
     Один из них вдруг подкрался  ко мне совсем  близко и ударил меня  ножом
под лопатку. Сердце мое трепыхнулось, в глазах плеснулись огненные круги  и,
чтоб отогнать Этого, я хлестнул Его плетью.
     Нечистый взвизгнул  и отскочил в сторону. Плеть же с размаху опустилась
на  мою  голую  спину, и  я аж  просел от удара.  Теперь я  был настороже  и
внимательно  следил  за  Врагом.  Стоило  ему еще  раз  показаться  с другой
стороны, я опять  ударил Его. Черт  от боли и  ужаса завертелся  на  месте и
опять бросился наутек. Мне тоже досталось, но теперь я был уверен  в себе --
главное: успевать отгонять Этих!
     Тут  я  увидал имама  Хусейна.  Он восседал на  огневом коне и указывал
куда-то вперед - на Их воинство. И мы все взревели от радости и пошли на Бой
с Врагом.
     На улице нас  выстроили в колонну. Сперва меня хотели поставить в хвост
к  молодым слабакам, но по  рассказам, я заорал что-то вдруг  по-латышски, а
потом вынул из-за пояса нож и с безумной ухмылкой медленно, но  со значением
провел острием  по  своей же  груди!  Кровь  сперва заструилась,  а потом --
брызнула  во  все  стороны... Вместе с  ней брызнули  в  стороны  и старики,
хотевшие меня  отодвинуть. Так я  оказался во  главе  огромной колонны самых
страшных фанатиков,  но  сам  того  --  ни капли  не помню!  (Шрам на груди,
правда, - остался...)
     Стоило нам выйти на улицу, как Эти повалили на нас толпой. Они окружали
нас тесной стеной, толпились на крышах  домов, били  в барабаны  и бубны,  и
кто-то из них пронзительно взвизгнул:
     -  "Шах,  Хусейн!" -  и  с  этим  криком  Они ломанулись  на Приступ. Я
выстроил моих молодцов правильным строем и мы, как заправские рушчики зерна,
разом взмахнули нашими цепами.
     - "Вах, Хусейн!" - Эти ударили нас с другой стороны, но мы встретили их
и отсюда. Ослепительное солнце качнулось  вперед,  стало огромным и  ударило
сотней огненных брызг мне в  лицо. Ноги не  чувствовали  ни  боли,  ни  жара
раскаленных камней,  -  они сами  несли  меня вслед за Белым Воином  на Алом
Коне. Туда, на запад, на заходящее солнце.
     - "Шах, Хусейн! Вах, Хусейн!" - ослепительный огненный круг то сжимался
в  нестерпимую   белую  точку,  то  превращался  в  ревущее  красное  пламя,
затопляющее Вселенную... Я шел чрез древний Огонь.
     Я видел  своими глазами, как возникла фигура  в черном и  ударила ножом
моего Повелителя. Хусейн упал с коня и черные силы сомкнулись над ним. Будто
что-то переломилось внутри меня и я рухнул на колени  и тут же мир взорвался
ослепительным фейерверком и я умер вместе с моим обожаемым Фюрером.

     Очнулся  я   в   райском   саду,   благоухающем   розами  и  восточными
благовониями.  Женские  руки ласкали и растирали мне спину и  нежной губкой,
смоченной  виноградным  и гранатовым соком, промакивали  мои обметанные,  да
прокушенные насквозь губы. Я даже подумал, - не в магометанском раю ли я, не
прекрасные ль пери ублажают мое мертвое тело?
     В следующий  миг пришла боль и я тут же  очутился на грешной земле.  Не
скажу, что мне было плохо, - мне было хреново. Совсем.
     Тут прелестницы  услыхали мои стоны и кликнули  Андриса. Тот  пришел ко
мне и стал втирать в мою спину секретный бальзам, тайна коего  передается из
поколения  в поколение нашей семьи. Воняет он чистым  дерьмом, но раны после
него  затягиваются  на изумление  быстро и без  особых рубцов. Впрочем, - на
этот  раз рубцы остались.  Я умудрился просечь  спину  до  костей  и  тут уж
никакой бальзам был  не в  силах.  Спасла же меня настойка опия.  Только она
давала мне заснуть  по ночам, только  она позволяла провалиться  в блаженное
небытие и забыть о моей боли.
     Я  пробовал опий в Колледже и знал обо всех его  губительных качествах,
но здесь в Баку я  был  слишком слаб, чтобы бороться с сим искушением. Я сам
не заметил, как пристрастился к сему "Непентесу". Соку Забвения...
     Андрис, ухаживая за  мной, рассказал, что мы находимся во дворце самого
бакинского хана и  все ждут Аббас-Мирзу -  наследника  персидского  трона  и
командующего персидской армией. Персы объявили, что Аббас-Мирза едет нарочно
для встречи со мной.
     По сей день даже в России есть люди, верящие в  сказку о том, что в миг
захода солнца и "смерти Хусейна" - на меня "пролился Свет" и окрестные персы
"познали дыхание Аллаха", как они сие поняли.
     Мало того, все на кого брызнули капли крови из  моей рассеченной спины,
на другой  день  встали  здоровы,  а  раны  их затянулись  самым  магическим
образом! (Володя Герцен приписывает сие  -- "сублимации Веры".)  И только  я
один  пролежал без каких-либо признаков  сознания и самой жизни - долгие три
недели...
     Не знаю, как реагировать на сей  рассказ, ибо я в ту минуту "был скорее
мертв, нежели  -- жив", и ни о чем не смею  судить. С точки же  зрения моего
ведомства -  было сие чудо, или  не было, - прибытие Аббас-Мирзы объяснялось
весьма прозаически. В Персии как раз полыхала резня с "неверными".
     Новые персидские шахи - Каджары были тюркской Крови и на основаньи сего
возникла  вражда меж  ними и "персами", сохранившими верность прежним домам.
(Сторонники "кызылбаша"  Надира  происходили  с Кавказа, а сменившего его на
троне Керима - с побережья Залива. Что характерно, и те, и другие были в сто
раз больше персы, чем -- тюрки Каджары.)
     То,  что мы  столь легко  взяли неприступный  Баку в 1806 году, вызвано
тем, что Каджары вели себя в  том  же Баку - хуже лютых завоевателей. Со дня
прибытия  Аббас-Мирзы буквально каждый  день  происходили  массовые казни  и
порки "неверных" (ведь тюрки в массе своей сунниты, но не --  шииты!), город
же стал пустеть у нас на глазах.
     (Котляревского в Баку встречали, как Магомета с Хусейном в едином лице.
Повторилось  та же история, как в  1710 году в  Риге.  Кое-кто  по сей  день
изумлен почитанием Петра в наших краях, но не надо забывать, что мы - немцы.
Ко  шведам  в  наших краях отношение  мягко  сказать...  Балты  -- пример  в
этнографии за Архаичность Культуры,  но и за вытекающую из нее -- редкостную
злопамятность.
     Да, мы не любим русских. Но они не дали повода не любить их столь люто,
как  мы -- ненавидим поляков!  Величие России именно в том, что она собирает
народы не силой, но - кротостью.)

     Встреча же с принцем произошла при таких обстоятельствах. Мы все вместе
купались в Каспии. Даже глубокой  осенью  вода здесь такова, как в Балтике -
посреди лета,  правда -  мутнее.  А латышу  без воды  в  сих  краях - верная
гибель.
     К  тому  же  в  тот день  мы  только  вернулись  с нефтяных  вышек, - я
сдружился  с  английскими  инженерами,  черпавшими  из  моря нефть. Те  были
поклонники  новомодного  альпинизма и привезли  с  собой  на  Кавказ  полные
комплекты  своего  снаряжения:  бухты шпагата,  ботинки  с  шипами,  крючья,
альпенштоки и ледорубы.
     Все это посреди нефте-пятен лежало у них без движения и они были весьма
рады, когда я купил у них все это с рук. Кроме того, я за энную  сумму нанял
этих людей дать уроки лазания по горам.
     Мы  нашли  пару отвесных  скал и теперь круглые дни  скакали по  ним то
вверх, то  вниз,  что горные козлы, иль - бараны.  Магометанцы  от всей души
смеялись над сими забавами.  Британцы  считали денежки, а  латыши матерились
по-страшному. Я же только лишь повторял:
     -  "Терпите. Скоро нам воевать с  католиками, а у них там гор  до черта
наворочено. Научимся  лазать здесь  -  по Кавказу, - Альпы нам, что куличи в
детской песочнице", - вот мы и пыхтели.
     Думаю,  что  одни латыши с  их  природным  упрямством и могли за  столь
краткий срок научиться лазать по здешним горам и ничего не сломать при этом.
Разумеется, мы  уступали в  своем мастерстве грузинам с армянами, - но у нас
были штуцера и мортиры с напалмом.
     Вот налазаешься за  весь день по скале, - руки-ноги сбиты, все саднит и
покрылось соляной  коркой. Далеко от Баку  персы нас  не пускали, - так  что
тренировались мы  на морских  скалах, а прибой  поднимал тучу  соли и -  все
разъедало. После того мы не могли не купаться. В чем мать родила.
     Персы смотрели на нас с легким ужасом.  На дворе стоял  конец октября и
по местным понятиям у них тут свирепствовала зима. Но для латышей, привычным
выходить с  отцами  на промысел,  или с  товаром  -  в декабрьские шторма по
холодной, лютой  с  зимы  Балтике,  местная  октябрьская  вода  была  парным
молоком!
     Купались  мы   так,   купались  и  однажды  к  нам  прибыла  кавалькада
разряженных  всадников, во главе коей был совсем юный сопляк в зеленой чалме
и золоченом халате. Зеленая чалма означала, что у его родни деньги водятся -
раз такой шпендрик уже совершил одно путешествие в Мекку. Жизнь же  у персов
была в те годы не сахар, - спасибо новой династии.
     Что  делать?  Надобно бежать, представляться этакой шишке, а я  стою по
пояс в воде в состоянии,  кое в Риге называется "ganz ohne"! И что  делать в
такой  ситуации,  - одевать  штаны, вылезать к  персам  в костюме Адама, или
остаться  стоять в  воде?  А  на дворе конец октября! И  как-то  само  собой
получилось, что я сказал принцу:
     -  "Присоединяйтесь,  Ваше  Высочество,  водичка  сегодня  --  особенно
хороша!"
     Персы остолбенели и я из воды заметил, как у них от ужаса враз посинели
носы, - они только вообразили себе,  что с ними станется, если их повелитель
полезет в воду.  Им-то  ведь придется  за  ним следовать! А  мальчишку сразу
заело, -  не  пристало  ему, командующему  персидской  всей армией,  бояться
холодной воды.
     И вот он скидывает с  себя халат, сматывает чалму  и, оставшись в одних
золотых подштанниках,  лезет в Каспий. Вернее собирается влезть, - входит по
колено, замирает в задумчивости и тут огромная волна, как на грех, окатывает
его с головы до ног. Немая сцена.
     Бьюсь об  заклад, если  б при том не  было столько зрителей, несчастный
завизжал, как резаный поросенок! Но при таком стечении подданных визжать ему
не пристало, поэтому  он только стоял и разевал рот,  как рыба,  вынутая  из
воды, а  глаза  у него вылезли  из орбит  настолько, насколько это бывает  у
людей при  сильном  запоре. Его шелковая рубашонка вмиг  прилипла к  телу, а
холодный осенний ветер - давай полоскать ее.
     Вижу - замерзает мужик... А персы боятся к нему подойти, - во-первых не
хотят лезть  в холодную воду, а во-вторых - опасаются, что наследник порежет
их ножичком от полноты чувств.
     Тут я подбегаю к мальчишке, вынимаю  его  из  воды,  раздеваю догола  и
начинаю растирать его же халатом, приговаривая:
     - "Да что ж вы, Ваше Высочество!  Надо было догола  раздеваться, а то в
мокрой одежде - во сто крат холоднее. Вот я разделся  и мне ничего, а  вы не
знали и сразу задрогли. Ну, в другой раз - Ваше купание обязательно принесет
Вам  огромное наслаждение", - а принцу приятно, что вроде бы он искупался  и
так как он теперь нагишом, так вроде бы - необидно, что я с ним знакомлюсь в
сем виде.
     А тут и персы опомнились, окружили нас гурьбой, потащили в бани и там -
началось! Набились мы  туда,  что сельди в  бочку, - наследный принц Персии,
весь его "малый двор" и мы -  три офицера и все тридцать нижних чинов. Сидим
- потеем.
     В общем, вышли мы из бани, - друзья -  не разлей вода. А  после нее нас
пригласили  на...,  чуть было не сказал --  "пьянку", но алкоголь  в здешних
краях  необычайно  дешев  и  плох,  - местные  жители  понятия  не  имеют  о
качественной его дистилляции.
     Нет,  богатые  персы  приглашают друзей  на пару кальянов  джефа, хэша,
смали, иль плана, - все равно что у нас гостю предлагают: "Вам анисовой, иль
- на березовых почках?"
     К счастью, в Колледже нас всех готовили к войне с мусульманами, так что
нам сие  -- не в новинку. У  нас в  Риге  не принято идти в гости  без штофа
водки, иль  бочонка рижского темного.  Так  что, - у  нас с собой было.  (Не
пиво, но -- "трава", разумеется.)
     А  так как  я сведущ  в химии, мне не  составило осложнений "закрутить"
пару  таких  "бомб",  что даже привычные ко  всему персы  "улетали" от них с
единой затяжки.  Нет, - "далеко простерла  Химия руки в нутра человеческие".
Или Ломоносов говорил сие о чем-то ином?!
     Кстати,  -  всякий может  сего  добиться -  немного нашатыря,  капельку
извести, пару  гран "серных" опилок и при курении образуется  некая гадость,
от коей народу такие черти  мерещатся, что - извините, подвиньтесь.  (В 1811
году  господин  Дэви  выделил ее и дал  ей  имя -  фосген.) Сам  бы  я такие
"пилюли" курить не стал, да и вам не советую, а злейшим друзьям - хоть целый
пуд. "Для друга - не жалко".
     А магометанцы  в сем  отношении  вообще  - петухи. Хвост перед  "белым"
распустят и ну  давай -  вытанцовывать,  -  "кто  больше  косяков засмолит".
Белые-то, не в пример местным, к гашишу во сто крат  слабже. Только  я к той
поре  уже шибко "втянулся", так что - курил наравне с местными. Разве что, -
насыпал  себе  табачку чуть побольше,  а делал вид, что  скосел, да еще этих
подначивал, - давай еще по-одной!
     Где-то после  третьего косяка стал ко мне принц приставать с известными
намерениями. Ну, в смысле... греческом. Говорит он мне:
     - "Я про  тебя  знаю. Ты  на словах - современный,  а  на деле - любишь
вонючих баб. Нету в тебе - ни шика, ни понимания".
     Я  на него смотрю, - парень  "там", одна только  видимость "тут". И сия
видимость ко мне -- извините за выражение "клеится"!
     А я же -  не содомит, ну  и как  мне выкручиваться? Назвался  груздем -
полезай в кузов. Тут я ему и говорю:
     - "Ваше  Высочество, я не в  силах воспользоваться Вашею  нежностью, не
предоставив  Вам  ответного дара.  Но  я  -  немец и, будучи  офицером, имею
обыкновение содержать юных людей  и помогать им найти место в жизни,  но сам
не желаю исполнить их роль. Так что  - не смею принять от Вас ласки,  кою Вы
готовы мне сейчас подарить... Ибо не смогу ответить Вам -- тем же".
     Перс тут же  обиделся, -  вообще в таких развлечениях нужно  знать, что
все время играешь с огнем, и сказал, надув губки:
     - "Я так  и знал, ты - обманщик. Мне доложили о том, что ты  живешь под
чужим именем,  а на деле бежал из  родных мест не от  любви  к мальчикам, но
стыдной страсти к своей же сестре! Не изумляйся, - у меня везде соглядатаи!
     Все вы  - бледнокожие, точно  змеи, - сдерешь с  вас шкуру, а под ней -
ничего, кроме  яда, лжи,  да  подлой  слабости. Я не хотел  твоих прелестей,
но...
     Ходят  россказни  о  Духе  Огня,  прибывшем   сюда,  дабы  "сжечь  всех
неверных".  А "неверный"  по  местному мнению --  как раз  я!  Стало  быть я
обязан: иль приблизить сего "Духа" к себе -- желательно даже любовником, иль
-- истребить  его  совершенно. Второе  невыгодно,  ибо  вызовет  всенародное
возмущение. Стало быть...
     Я  готов поддержать твою байку о  том, что  ты --  содомит.  Но и ты --
обязан показать  всем,  что мы -- близки. Или я сожгу тебя -- Дух Огня твоим
же Огнем!"
     Я не  знал, что  мне делать... С одной стороны была  Смерть,  с иной --
Бесчестие в  будущем.  Я не  мог считаться любовником Принца,  ибо  это дало
козырную карту в руки  "поляков". Позор самого видного из "ливонцев"  лег бы
черным пятном на всю нашу партию. Честь же моих отца,  матушки и даже сестры
-- разрушилась бы совершенно. А что Смерть в сравненьи с Бесчестьем?!
     Я тогда оттолкнул юного  извращенца, вскочил с подушек и сказал резко -
так, чтоб все слышали:
     -  "Огню невозможно указывать! Его  смысл -- поглотить  самое себя! Так
что -- не  надо  мне  грозить Смертью! Смерть  и есть -- высшая  цель любого
Огня!"
     Я сказал сие по-персидски,  а в  сем  таится  немалая  Игра слов.  Люди
весьма ценят  владение  их  родным языком,  а  особенно  --  таящейся в  нем
многозначностью иных слов! Принц был  тюрком и  не  владел персидским  в той
мере, что Ваш покорный слуга,  местные ж  лидеры  поддержали  меня  военными
кликами.
     (Как ни странно -- второй смысл моей речи был призывом к Войне со всеми
"неверными". Двусмысленность  же  таилась  здесь  в том,  что  для  шиитских
фанатиков, живших в  Баку,  "неверными" были  не  столько  "гяуры",  сколько
правящая династия! Прибавьте  к тому несомненное  почтенье к Огню, живущее в
персах -- зороастризм настолько  ж  сидит  в  Душе сих людей, как поклоненье
"старым богам" в душе русских.)
     Принц  побледнел, как  бумага. Он сразу  же осознал, что  не может идти
против Общества и своих собственных генералов. Я стал для него -- "священной
коровой" и  даже мысль о какой-либо связи меж мною  -- "Духом Огня"  и им --
тюрком  приведет  местных  фанатиков  в  религиозное  исступление. А на  что
способны местные "ассассины", коль затронуть их религиозное чувство, не надо
и объяснять!
     Он деланно рассмеялся и невнятно пробормотал:
     -  "Эти белые не умеют курить! Он сдурел  с третьей трубки!!!  Я  и  не
предлагал   ему  --   недозволенного!"  --  но  персидские  генералы  уже  с
подозрением и сомнением глядели в его сторону.
     Ссориться с негодяем мне было незачем и я произнес:
     -  "Я  необычайно  расстроен  тем,  что  не могу  соответствовать Вашим
желаниям, зато... Я хотел бы подарить Вам моих невольников. Они  нежны,  как
плоды персика, и настолько же - спелы и ароматны. Все они сведущи в оказании
утех людям, знающим в этом толк. Надеюсь, Вы понимаете, что я имею в виду".
     Формальные  извинения были произнесены,  а  ценность  д