Сегодня, в моем тяжелейшем ранении, я вижу - Перст Божий. (До тех пор я
знал себя сильным, -  Сам Господь послал мне сие испытание, что я осознал --
насколько я -- слаб...)

     Так я  "сыграл" Пауля Мюллера - анашиста и содомита. Но что было делать
с Александром фон Бенкендорфом? Мой приезд  в Астрахань был  замечен и  я не
мог "растаять" посреди Ставки!
     Той  порой мимо  Кавказа  ехал  граф  Георг  Магнус  фон Спренгтпортен.
Официальной целью поездки была инспекция  Сибири, но  в какую  пору  генерал
Ордена бил ноги по таким пустякам!
     На самом деле - Учитель направлялся с секретной миссией в Китай. Насчет
границы,  проблемы английского появления  в Гонконге  и возможности поставок
нами оружия ради того, чтоб  британцами  в этом самом  Гонконге  более и  не
пахло.
     Сразу доложу, что миссия  эта кончилась успехом частичным. Граф остерег
узкоглазых  от  авантюр  в  нашем  Приморье,  но  не  смог  добиться  отказа
англичанам в базе на Юге. (За это китаезы раскатывали губу аж -- по Амур!)
     Мы отказали им  в такой наглости,  и чтоб им жизнь медом  не  пахла,  -
заложили  на спорных землях  крепость в  бухте  Петра Великого.  Косоглазые,
науськиваемые бритонами,  конечно,  проверили  крепость новой  постройки,  а
когда дело вышло им боком, думали взять свое  на Гонконге, но и там им был -
полный отлуп.
     К той поре  мы  заключили союз с англичанами  в  Азии и  вопрос  об  их
присутствии на Гонконге (и нашем  в Приморье) более не стоял.  Многие верят,
что если  б я в действительности поехал со Спренгтпортеном на Восток, - сама
география  Китая  сегодня была  бы немного иной.  Им возражают, что тогда бы
иной была история и нынешнего Кавказа, а нефть нужнее чая и шелка.
     Все эти доводы основаны на  моих дальнейших успехах в моем ремесле и не
берут во внимание возраст. А мне  было девятнадцать и  у  меня еще молоко на
губах не обсохло.
     Сам  я никогда осмелился задрать нос выше Спренгтпортена.  В 1810 году,
когда  я завербовал  министра Иностранных  дел Франции  -  князя Талейрана и
министра  внутренних  дел  - графа Фуше,  я  не  решился  дать  гарантий  их
преданности и слезно просил графа прибыть в Париж и составить мнение по сему
поводу.
     Спренгтпортену тогда было без малого семьдесят и ему очень  не хотелось
покидать кресло генерал-губернатора Финляндии  из-за этой безделицы. Но ради
дела он "оторвал от подушек свои дряхлые кости" и самолично прибыл в Париж.
     Там он встретился с Талейраном  и Фуше, нашел мою  работу  выше  всяких
похвал и  за моей  спиной  рекомендовал меня, как своего Наследника на посту
главного Иезуита Российской Империи.
     Старик  отошел  от  дел сразу после  Войны, но вплоть до  его смерти  я
считал своим долгом  держать Учителя  в курсе всех дел и чаяний Ордена, а он
щедро  делился со мной своим опытом.  Лишь  после его  похорон  я  осмелился
"надеть его сапоги". (В Ордене не любят молодых, да -- больно шустрых.)
     Как бы там  ни было, - Спренгтпортен возвращался назад осенью 1803 года
и я хотел кончить дело в Баку до этого срока.
     Для  связи ж с Кислицыным  мне оставили Воронцова - сына "дяди Семена",
нашего  тогдашнего посла  в Англии. Дружба (с известным  осадком) матушки  с
княгиней  Дашковой  была  притчей   во  языцех   и  я  с   новым  поколением
воронцовского  клана вырос  на  самой близкой ноге.  (Как я  уже доложил, на
расстоянии "оптического прицела" -- конечно.)
     Мишу, кстати, нарочно прислали в Астрахань, - именно "страховать" меня.
"Спались"  я  в Баку  -  от кола в мягкое место  меня  мог спасти только сын
нашего посланца в Англии. С иным английские контрразведчики  не стали  бы  и
разговаривать. С другой стороны, - тот же "Мишенька" бдел за тем, чтоб я  не
слишком-то  преуспел. В  интересы  воронцовского клана,  Одессы  и  Киева не
входил захват "нефти".
     "Нефть",  она  же  --  "нафта",  она  ж  --  "земляное  масло"   всегда
производилась  в Баку и использовалась для различного поджигания. Но впервые
она  вошла в моду  и  стала  "объектом  государственных  интересов"  лишь  с
изобретением паровой машины Уатта.
     Первые паровик работали на  дровах.  Их потомство  перешло  на уголь --
первое время  древесный. К началу этого века все поняли, что паровые  машины
надо топить углем каменным  -- у  него выше температура  горения и от  этого
сильнее давленье в котле. Увы, каменный уголь надобно чем-то разжечь...  Вот
тут-то и нужна нефть. Особенно в "безугольной" Ливонии.
     В  наших  краях нет и не может быть залежей природного угля.  Зато, - в
северной части  Эстляндии  обнаружены  залежи сланцев. Они горят  с  меньшей
температурой чем угли и их еще труднее поджечь, но... Так наши фабрики стали
самыми "жаждущими" на нефть. Скорость ее  потребления превысила все разумные
нормы и нам стало нужно завоеванье Баку.
     А Воронцовым -- ровно наоборот.  Экономическая конкуренция,  отсутствие
реальной промышленности в Одессе и Киеве, но  -- большая урожайность местных
земель... Воронцовы всегда были против любой промышленности в России.
     А  Государь Император,  - всегда "За". Хоть  он и страшно не любил моей
матушки.  Но стоило  ему уяснить, что  захват нефти станет решительным шагом
Империи в "индустриальное  общество", он ни капли  не колебался. Через много
лет он скажет мне по секрету:
     - "Я  не верю вам, лютеранам. Вы спите и видите -- как бы развалить мое
Государство. Но, что изумительно -- все эти годы мои цели всегда совпадали с
Вашими. Поэтому... Я попрошу Константина отказаться от трона в пользу Вашего
протеже -- Николая.
     Имею  надежду, что, став хозяевами  сей страны,  вы не  с той скоростью
разделите  ее  пополам, как сегодня божитесь. Вашим фабрикам нужна бакинская
нефть,  уральский чугун, сера и  золото  Туркестана... В  сем смысле  Вы  --
промышленники в сто крат лучше для всей  страны Константина с его текстилем,
да конфетными фабриками.
     Тем нужна только Польша, да  может быть  -- Дон с Украиной... Ведь лен,
да овес не растут ни в тайге, ни в  пустынях... да  и не купят там конфеты с
мануфактурою!
     Стало быть и заботиться о тамошнем населении Константин -- не подумает.
Вам же нужны сибирские, карельские, да -  американские недра, а земли там --
богатейшие...  Но -- без Народа их  не  поднять. Ради тамошнего  народа,  да
подземных богатств все -- Вам оставляю".
     Александр был странным  правителем. Он  был весьма слаб, беден, никогда
не имел поддержки ни в свете, ни в армии, но -- процарствовал четверть века.
И недурно процарствовал!
     Я  думаю, что истинный внук моей бабушки  всегда "нутром чуял" интересы
России и, как мог, пытался их добиваться. А здравый смысл  говорит нам,  что
то,  что  выгодно  Империи,  выгодно  и  тем,  кто  здесь  правит! Это  лишь
временщики с гешефтмахерами будут рвать по живому, а что -- мне, что -- всем
нашим интересно  оставить на  жизнь что-то деткам. А еще  лучше -- внукам. И
правнукам. Поэтому-то Александр -- всегда всех нас устраивал.
     А вот клан Воронцовых меньше других заботился об "общей корове". За это
и -- потерял былую Власть и влияние. Тот же "Мишенька" на Кавказе много всем
пакостил, передавая что  знает своему папочке, а тот -- англичанам. А  уж те
-- обо всем "наставляли" персидского шаха.
     Были вы  когда-нибудь в балагане? Там есть номер  с борьбою  "нанайских
мальчиков".  Так  вот  -- пока на  Кавказе был Воронцов  и  персы  знали все
новости  с первых  рук,  все  что  мы делали  и было --  "борьбою  нанайских
мальчиков".
     (Сию  особенность обнаружил  и "вычислил"  мудрый Кислицын.  Он  же  --
придумал, как снабжать персов чрез сей  канал хитрой дезинформацией. Когда ж
все открылось, мы  "взяли за жабры"  пару интересных людей  в  "Интеллидженс
Сервис", - они "прошляпили" наши подвохи и мы пригрозили...
     Но тут -- умолкаю, ибо сие по сей день -- Тайны Империи...)
     Что  мы могли  с  Воронцовым? У него  "был  большой  блат"  в окружении
Константина и арест означил бы "войну" с "Поляками" и одесской диаспорой.
     Поэтому  его всего  лишь отозвали с Кавказа  и -- все.  Слышали байку о
"неотвратимости наказания"? С одной стороны -- как  же! С другой -- когда мы
"со товарищи" дотла разоряли этих изменников, Государь не повел даже бровью.
А нищета для сих гордецов стала наказанием худшим, нежели "публичная порка".
(Что    толку   во   всех   ваших   крымских    дворцах,   когда   они    --
заложены-перезаложены, а в дверь стучат кредиторы?)
     Всем известна весьма злая пушкинская эпиграмма:

     "Полу-милорд, полу-купец,
     Полу-мудрец, полу-невежда,
     Полу-подлец, но - есть надежда,
     Что будет полным наконец".

     Что тут добавить? Весьма точное описание нашего "Мишеньки".
     Я, извините за выражение, ржал до желудочных колик, впервые услыхав эти
строки, и во всем согласился.  Конечно,  на словах я соблюдал все приличия и
даже как  бы искренне  возмутился пушкинской  выходкой,  а  в  ответ получил
замечательное  во всех  отношениях письмо,  в  котором мой друг  плакался на
"негодного арапчонка", который якобы чем-то обидел "графа от гешефтмахеров".
     Я  долго  напрягал  воображение, пытаясь догадаться - в чем  была  вина
"черномазого щелкопера" (по определению "Мишеньки"), но  так ни до чего и не
додумался.
     Тут  Воронцов обиделся  на  мою  непонятливость  и  написал, что Пушкин
как-то  "нарушил  семейную  гармонию  дома"  (sic!).  После  чего  следовала
ошеломительная по своей сути просьба:
     "Не мог ли  бы ты совратить главную возлюбленную сего негодяя, дабы  он
так же мучился, как и я - твой старый друг".
     Прочтя это письмо, я долго  терзался известными сомнениями. Неужто  наш
Миша крепко запил, или заразился какой  гадостью, получив разжижение мозгов?
По моим понятиям, - написать  такую ересь можно лишь в сильном подпитии, или
-  тяжко  болея рассудком.  Да и где это было  видано,  чтобы  граф  не смог
выпороть на конюшне  какого-то там  рифмоплета,  или  барон отбивал  у  раба
"мочалку", пахнущую солянкой, да кислыми щами!
     Пушкин был моим питомцем по Царскосельскому Лицею. (Я - попечитель сего
заведения и оплачиваю его из своего кармана.) Я отвечаю за лицеистов и никто
не смеет тронуть их без моего дозволения.  Вот мне и пришлось принять меры к
моему протеже. (Я не хотел с Мишей ссоры.)
     Пушкин ходил тренироваться  в тот  самый фехтовальный зал, где  я давал
бесплатные  уроки для юношества.  Однажды я  подстроил дело  так, что в часы
пушкинских тренировок  зал был  закрыт, зато  всем  пострадавшим  предложили
прийти в очень дорогое вечернее время - по утренним ценам.
     Я, будто невзначай, оказался без пары и  предложил Пушкину, который был
"случайно оставлен  товарищем" (такие уж  у него  были товарищи --  тридцать
рублей серебром...) легкий спарринг без ставок.
     Пушкин  выказал  себя  недурным  фехтовальщиком, но  больно книжным.  Я
высказал это, он вспылил и я предложил напасть, как на настоящей дуэли.
     Подначить его было делом несложным. Южане вспыхивают от первой искры, в
то время как моя Кровь дозволяет мне не терять головы на "самом горячем".
     Стоило  моему  визави потерять  душевное  равновесие, атаки  его  стали
сумбурны и убить его не составляло труда. Я был поражен.
     Коль "Мишенька" не нашел в себе сил зарезать на официальной дуэли такую
горячку,  стало  быть одесские дела были настолько  плохи,  что  общество не
допустило бы убийства -- столь откровенного.
     Я немудреным ударом выбил шпагу из руки арапчонка и, приставив клинок к
его горлу, сказал:
     - "Никогда не дерись на дуэлях.  Ты слишком  благороден для сего дела и
вообразил, что дуэль - соревнование в мастерстве. Отнюдь.
     Тут  убивают  без   всяких  правил.  А  ты  -  слишком  шпак  для  сего
развлечения.  Меня  просили  убить  тебя  -  тем,  или  -  иным  способом...
Рассказывай, что там стряслось меж тобой и Воронцовым - в Одессе?"
     Пушкин стоял бледный, как смерть, -  шпага его была отброшена далеко за
барьеры, а моя "Жозефина" уперлась прямо в его кадык.
     Но что удивительно  - именно перед лицом опасности  сей штатский сопляк
мигом  пришел  в себя  и даже  приободрился. Мне  это понравилось,  я  убрал
"Жозефину" в ножны и хлопнул  в ладоши. Нам подали полотенца и холодной воды
и мы разговорились.
     Пушкин,  не  догадываясь  о  размахе  моей  службы,  был  поражен  моей
осведомленностью во всех его  приключениях,  но рассказал все - без малейшей
утайки. Он не солгал  ни в одной мелочи из тех, что мне  были доложены моими
людьми  и я поверил ему во всем прочем. Не  смею воспроизвести сей  истории,
ибо здесь  замешана Честь  Дамы, но на мой  взгляд, в том,  что  случилось -
виновен  был  только  сам Воронцов,  а  Пушкина  я  решился  взять  под  мое
покровительство.
     Что любопытно, я  в  тот раз даже не озаботился прочтением стихов этого
Пушкина, - на носу была смена царствования и у  меня не о том болела голова,
так  что после этой  памятной встречи мы  с  ним  расстались  на  пару  лет.
Воронцову же я послал довольно жесткую отповедь, в которой советовал, - если
так уж задета его честь - вызвать "боярина Пушкина"  на  дуэль, ибо  "он  не
арап,  но  Пушкин  и  вы -  равны по Крови,  -  его арапская равна Вашей  --
еврейской".
     Воронцов  на  меня  страшно обиделся,  утверждая,  что приведенное мной
четверостишие  не о нем, но моей  персоне. Эпиграмма против самого Воронцова
была  якобы мягче и добрее по смыслу. Когда же ему  говорили, что Пушкин сам
подписывает ее "На Воронцова", "Мишенька" намекал:
     "Мы живем в такие  года, что  издать  строки "На  Государя" безопаснее,
нежели озаглавить их "На Б..." - у Государя и руки, и память - короче!"
     В этих словах был легкий смысл,  но... К той поре обострились отношения
с Англией в деле с признанием Свободы для Греции. Нам нужен был друг на Юге,
англичане же пытались нас на Юг не пустить...
     Бритоны отчаянно  интриговали,  а  Воронцовы обеспечили  их  деньгами в
России. На сии деньги была подкуплена чуть ли не половина Сената и при дворе
стали слышны  голоса, что нам  важней дружба Турции, чем  приязнь "греческих
пиратов с разбойниками".
     Может быть -- так, но турки вырезали греков целыми островами и я хорошо
помнил,  как  резали  моих предков польские палачи.  А  мои  предки  и  были
"ливонскими пиратами  и  разбойниками". Вопрос  о Признании Греции не  столь
явен в плоскости политической, но мое  Сердце всегда  знало  -- на  чьей оно
стороне.
     На мои деньги  я  выписал греческих лидеров, чтоб  они рассказали,  что
выделывают  турки  в этой  стране. Я нанял писателей  и художников, чтоб они
словом и видом донесли до России турецкие мерзости. Воронцовы приняли это --
как вызов и начали со мной  "таможенную войну". Сперва было тяжко,  потом --
общественное  мненье  в  России  склонилось  на  мою  сторону  и  я  разорил
Воронцовых до тла...
     Приказал же я "кончать с Пушкиным" совсем за иное...

     Каково мое первое впечатление от Баку?  Когда мы встали у пирса и сошли
на берег, - я увидал шесть  голов, прибитых к огромному деревянному  кресту,
смотрящему  в  море.  На  кресте была табличка  на персидском: "Так будет  с
каждым  гяуром, приблизившимся к  стенам  сего  города!" В моем  животе враз
что-то сжалось и съежилось...
     Ко  мне подошли  мулла  и  толмач, потребовавшие прочесть магометанскую
молитву и  поклясться на Коране  в том, что я не  имел дела с  русскими,  не
люблю русских  и все мои помыслы направлены против  России. А еще они велели
плюнуть на святое распятие.
     В ответ на  это я высмеял их, спросив, как они себе представляют, что я
не  имел  дела  с русскими,  если я проехал через всю  Россию?  Они  тут  же
закивали головами и по их довольным рожам я понял, что удачно миновал первую
западню.  Тогда я показал  на  тевтонский стяг  и  поклялся  на  Коране, что
ливонцы не любят русских. Клятвы  мои были горячи и решительны, а мои люди в
один голос подтвердили мои слова. Что касается плевка на Распятие, я сказал,
что  латыши - лютеране  и не стоит  нарушать  их веру. Или  пусть англиканцы
плюнут первыми. После  недолгого шушуканья, английские офицеры отказались от
сего святотатства и освободили от него латышей. Наступила моя очередь.
     Я облобызал Коран, оставив на нем немало слюны, и воскликнул:
     - "Насколько я почитаю Писание Магомета, настолько ненавижу - распятого
идола!" - и с легким сердцем плюнул на деревяшку. Мулла увидал, что я сделал
это  со спокойной  душой (а  у  мулл  на  сие  глаз наметанный)  и сразу  же
успокоился.  (Был  такой  мужик - Аристотель. Он однажды  сказал: "Из ложной
посылки -- вытечет, что угодно".)
     Только когда  нас отпустили, я ощутил, насколько  меня бьет озноб, а по
спине текут струйки липкого  пота. Лишь утерши испарину, я  поднял голову  и
посмотрел в выклеванные глаза черепов.
     Меня обуяла какая-то неприличная веселость и я, подмигивая и  показывая
язык оскалившимся, прошептал им по-латышски:
     - "Ну что, спалились - олухи лапотные? Учить вас некому... Ну да ладно,
братцы, потерпите еще - теперь недолго  осталось, - сниму я вас.  Ей-Богу --
сниму".

     Хорошо  было  сулить  безгласным  костям всякую ересь, -  жизнь  решала
по-своему. Дело стало клониться к осени, а я еще ни  на шаг не приблизился к
моей цели. (Я не ведал о том, что с подачи милого "Мишеньки" персы знали мое
настоящее  имя  и  то, что  возможно -- моя миссия как-то  связана с русской
разведкой.)
     Тут начался  мухаррам. В этом месяце в незапамятные времена имам Хусейн
- внук самого Магомета  поднял мятеж против султана  Язида и в  сражении при
Кербеле  был  убит неким Яхьей  10 мухаррама 61 года лунной хиджры  (примите
дату, как она есть - у магометанцев собственное исчисление времени).
     Вследствие убийства  магометанский мир раскололся и с тех пор половинки
нещадно враждуют  друг  с  другом. Последователи семейства Магомета  зовутся
"шиитами" и превыше  всего ставят Коран.  Сторонники светской власти,  опора
султана -- "сунниты" и их стиль правления более светский.
     Кроме всего,  -  здесь важна Кровь. Средь магометанцев самые сильные --
персы  и все прочие  боятся  их. Именно потому именно  в Персии  укоренилась
самая  радикальная  и  кровожадная трактовка Корана. Секты  "ассассинов", да
"исмаилитов"  берут начало именно в Персии, а термин "ассассин" вошел во все
европейские языки, как -- "наемный убийца".  Причина этого в том, что именно
в Персии сложилась самая древняя и глубокая культура магометанского мира.
     Да, Персия дала миру их -- ассассинов. Но чтоб понять это явление нужно
проникнуться духом зороастризма, изучить "Поучения Мазды" и прочие -- весьма
мудрые книги, наработанные сей Культурой.
     Я лично  думаю, что  для собственных мироощущений те ж "ассассины" были
-- очень даже приличные люди и любые их действия можно понять и простить. Но
для   этого   нужно   проникнуться  "Идеей   Огня"   --  "очистительного   и
всесжигающего".
     Мне,  уроженцу Ливонских болот, это -- страшно и дико. Равно как тем же
русским  дико  слушать мои  рассуждения о "моем Отце Велсе"  -  Боге Любви и
Смерти.  Иль  радоваться "Играм Змей"  под нетеплым солнцем,  и  плакать  от
счастья под унылым ливонским дождем...
     А  ведь  в  нашей  Культуре  тягучий  осенний дождь  -  милость  нашего
Создателя --  Велса. Ибо "Дождь  топит  потаенные в недрах  снега и отдаляет
Зиму и Тьму -- Мать всех русских..." Вы не знаете этой легенды, ну так что ж
раньше времени честить "ассассинов"?!
     Страны  ж  --  не  столь  Культурные,  а  верней --  с  более  короткой
Культурой,  нежели  Культура  персов, больше переняли от нас -- европейцев и
потому -- нам понятнее.
     Мы, понимая суннитов,  традиционно всячески  их  поддерживали и в итоге
наибольшее сопротивление  нам приняло  формы шиизма. Отсюда  столь  яростное
неприятье Европы  и всего  европейского  именно в цитадел