Страницы: - 
1  - 
2  - 
3  - 
4  - 
5  - 
6  - 
7  - 
8  - 
9  - 
10  - 
11  - 
12  - 
13  - 
14  - 
15  - 
16  - 
17  - 
18  - 
19  - 
20  - 
21  - 
22  - 
23  - 
24  - 
25  - 
26  - 
27  - 
28  - 
29  - 
30  - 
31  - 
32  - 
33  - 
34  - 
35  - 
36  - 
37  - 
38  - 
39  - 
40  - 
41  - 
42  - 
43  - 
44  - 
45  - 
46  - 
47  - 
48  - 
49  - 
50  - 
51  - 
52  - 
53  - 
54  - 
55  - 
56  - 
57  - 
58  - 
59  - 
60  - 
61  - 
62  - 
63  - 
64  - 
65  - 
66  - 
67  - 
68  - 
69  - 
70  - 
71  - 
72  - 
73  - 
74  - 
75  - 
76  - 
77  - 
78  - 
79  - 
80  - 
81  - 
82  - 
83  - 
84  - 
85  - 
86  - 
87  - 
88  - 
89  - 
90  - 
91  - 
92  - 
93  - 
94  - 
95  - 
96  - 
97  - 
98  - 
99  - 
100  - 
101  - 
102  - 
103  - 
104  - 
чтоб раньше времени не  прижало сонную и  "блуждающий
нерв".)
     Но - рано, иль  поздно несчастные принуждены помочиться. Разумеется  --
теплым.  И  казнь  идет  своим чередом.  Вообразите  себе,  - как  интересно
смотреть  на  людей,  осознавших,  что  смерть их  наступит  от переполнения
пузыря. Ведь перед казнью "для храбрости" их всех "досыта" напоили "хмельным
пивом"! А они и радовались, думая, что получают последнее удовольствие... Но
бесплатный сыр -- в мышеловке!
     Весьма поучительно для всех возможных предателей в прошлом и будущем.
     Зима в  том году удалась  лютая, да  холодная. Зрители  не выдержали на
морозе  и  вскоре все разошлись.  Тогда по  моему приказу  троих  из семерки
тайком сняли. А вместо них повесили  трех уголовников  из рижской  тюрьмы --
сходных по виду голых ног и общей комплекции.
     Вам интересно знать -- почему?
     В ходе дознаний "проклюнулся" странный след. Шпионы вывозили похищенное
не  куда-нибудь,  но  --  Санкт-Петербург. А  там их "контактами"  оказались
масоны Ложи "Великий  Восток".  А уж от них ниточка вела  в такие заоблачные
эмпиреи...
     В  какой-то  миг следствия  я  не смог сего  больше  скрывать и  просил
аудиенции у дяди моего -- Аракчеева.
     Он  принял  меня,  выслушал  все   подробности,   просмотрел  протоколы
допросов, увидал  списки  членов якобинского заговора,  ахнул,  схватился за
голову и спросил:
     - "Это -- бомба! Что мы с сием будем делать?!"
     - "Ежели я  проведу  аресты,  все скажут, что  я  взял очередную порцию
патриотов  и -- просто хороших людей. Снова заговорят о "гадком  немце" и  о
том, что я  -- иудей  и немножечко протестант. Было б  лучше далее вести сие
дело  вам   --  русским.   А   еще  лучше  --   татарским  следователям   из
артиллеристского  управления.  Не верю я  Кочубею и всему  его  Министерству
Внутренних дел. Там больно много поляков на мой вкус...
     И потом, - обратите  внимание -- члены заговора сплошь  католики. Вести
дело сие  протестантам  --  неправильно.  Лучше уж --  православные с  долей
магометанцев.  Я  же  ведь  даю вам  только  кончик,  а  клубок еще --  надо
распутать!"
     Дядя мой пожал мою руку и только тут вдруг сообразил:
     - "Погодите, --  но  как нам сделать  сие? Моим следователям хорошо  бы
"пощупать" негодников своими собственными руками, но не -- с чужих слов!
     Ежели  вы  передадите  пленников мне, все  осознают, что нить тянется в
Санкт-Петербург, а  мы не  хотим  спугнуть  масонов до  срока! А  ежели  мои
следователи поедут к вам..."
     - "Я уже все  решил. Ежели вы готовы дать делу ход, я  сделаю так,  что
все вокруг будут уверены, что преступники казнены, а вы уж в ваших застенках
-- можете ни в чем себе не отказывать.
     Мы, согласно обычаю, обязаны вести осужденных к виселице босиком... Сие
идет с поры  войн  с католиками -- те любят пустить в ход "испанский сапог".
Ну,  и...  Перед  казнью  мы  всегда  обязаны  показать  ступни ног  пленных
католиков".
     Теперь вы, наверное, понимаете, -  чем была вызвана такая "жестокость".
Трое осужденных не пили пива, веревки им были сделаны подлинней, да и пытали
их не так, как всех прочих.
     В общем, - дождавшись  четырех предсмертных судорог, толпа заскучала на
сильном  морозе  и потихоньку  разбрелась по  домам.  Но при том, -  все  до
единого знали и не сомневались, что видели казнь всех семерых.
     Теперь я учу моих  "крестников", что чем  бессмысленней, мучительней  и
странней казнь, иль -- убийство, тем менее ищут в нем любых подоплек.
     Застрелите, или  --  заколите какого-то  деятеля и все сразу  же начнут
искать политические мотивы убийства. Вспорите ему живот, изнасилуйте труп, а
кишки разбросайте  в разные  стороны  и  все станут искать  безумца-маньяка.
Ежели его им еще и "подбросить" (предусмотрительно  подстрелив  идиота в миг
задержания), проблема "рассосется" сама собой.
     Сие -- азбука "политических устранений"...
     Как видите, - это сработало и  в контрразведке. Масоны решили, что я --
второй  Калигула, или -- маркиз де  Сад и не придали значения  происшедшему.
Зато офицеры дяди  моего Аракчеева смогли уже  не торопясь, "с расстановкой"
"выдавить" из двух пленников столько, что те и не думали, что они сие знают!
     Потом мы "внедрили" в  масонский круг наших  людей --  присланных якобы
прямо  из  Франции на замену  погибших...  Слово  за  слово.  Дело за  дело.
Постепенно мы "раскрутили" всю их "сеть" здесь -- в Империи...
     К маю 1812  года следствие  завершилось и  результаты его легли на стол
Государю. Самым  главным  из них  стало то,  что в День  Празднования Святой
Пасхи в подвале Немецкой  Церкви в  Санкт-Петербурге должен был быть заложен
заряд...
     Как вы знаете, - Пасхи -- Православная с Европейской отличаются на пару
недель и Государь в Европейскую Пасху шел  в Немецкую Церковь "инкогнито" --
сопровождать свою матушку. Урожденная Принцесса  Вюртембержская  обязательно
посещала именно  Немецкую  Церковь  -- именно в день Европейского  праздника
Пасхи. И Государь, как почтительный сын -- всегда провожал свою мать...
     По плану заговора,  - в миг посещения Церкви должен был грянуть взрыв и
Государь  --  даже  если бы  и  остался жив  от  ударной волны,  погиб бы --
раздавленный обломками Церкви.
     Считалось, что после этого  -- русский народ осознал  бы, что  Государь
"справлял  Пасху  не  на  русский манер"  и не  стал бы  особо  преследовать
заговорщиков. Масоны думали, что убийство не в День  Православного праздника
Пасхи не так уж и всколыхнет шибко религиозный народ...
     Когда Государь узнал о сием...
     Но я хочу соблюсти хронологию и об этом чуть позже.
     Чтоб  все  было немного  понятнее,  -  напомню  еще раз  о  том,  каким
"зверским" способом были повешены мои пленники.
     Я, когда был  у Гумбольдта  во  Франции,  случайно  узнал, что  сие  --
неспроста: у славян, балтов и финнов на сей счет есть сходные мифы.
     Мы верим в  Велса -- покровителя Дождей и Болот, а на Руси в Новгороде,
Пскове и Ладоге  по сей день верят в Мокошь -- хранительницу Озер, да Болот.
Ее  еще зовут  -- "Параскевой Пятницей" и  изображают повешенной женщиной  с
закрытым чем-то лицом  и босыми ногами. По  сей день в русских  церквях этих
мест колокольные языки льют в виде босых женских ног...
     Гумбольдт   мне  говорил,   что  возможно   здесь  причина  спутана  со
следствием:  бунтовавшие латыши с ливами вешали пленников, принося языческую
жертву  Велсу  --  Мокоше, а уж  католики нарочно калечили ноги бунтовщикам,
чтоб "оградить их от скверны". Или -- наоборот. А в итоге сложилась нынешняя
традиция. Кстати...
     В отличие  от иных мест, - в Лифляндии и Эстляндии практикуется "мягкая
петля" с особой  прокладкой, сберегающей сонную  артерию и  блуждающий нерв.
Казнимый должен умереть именно от "нехватки воздуха", а не от чего-то еще. И
в то же самое время -- не применимы удавки с гарротами.
     Гумбольдт на  сей счет даже написал особенную статью, утверждающую, что
здесь мы имеем дело именно с языческим верованьем  о "Повелительнице болот":
жертва должна умереть  от недостатка воздуха, без людской помощи и -- к тому
же от холода.
     Сие  соответствует  страшной смерти в болотной трясине, -  в ней нельзя
утонуть,  не  совершая  движений  -- ежели  вы поместите  мертвый предмет на
поверхность болот,  он пролежит там  до скончания века... Но пока еще  живой
человек  --  обязан дышать и с  каждым вздохом он погружается все  глубже  и
глубже...
     Всякий  народ имеет свои особые казни.  Мы -- дети  Велса, даже казним,
как живем -- медленно, долго  и  безразлично... Так моросит долгий  дождь  в
конце осени. Вы можете  захлебнуться, сойти с  ума,  а  он все так  же будет
сыпать и сыпать... Не быстрей, и не медленней, чем положено.
     Иные думают, что  я должен был бы взбунтовать мой народ, поднять его на
Войну  против  русских, но сие значит,  что они не понимают  Лифляндии.  Это
дикие  горцы  пусть восстают и  захлебнутся  собственной кровью  в  борьбе с
гигантской  Империей.  Я  же  -- лив.  И у  меня  свои --  методы  борьбы  с
Оккупацией.
     Метод  утопления  в  гигантском  болоте.  Метод  бесконечного  осеннего
дождика...
     А  здесь я хотел  бы  обратить  ваше внимание  на то,  что Аракчееву  я
передал двух "казненных", а от казни спас трех.
     Третьим был тот самый "Ученый", кто водил нас за нос уж столько лет...
     Когда  его сняли с виселицы,  он  был  уверен,  что его  ждут совсем уж
адские муки. Он, разумеется  слышал --  как и от  чего умерли четверо из его
товарищей по несчастью и ждал теперь что-то особенно иезуитского.
     Я же приказал его приодеть и  пригласил за  наш стол -- к нам  на ужин.
Нас было трое, - я, он и Маргит.
     Будущая жена чуть не  рухнула в обморок, когда я  представил  ей нашего
сотрапезника. Она в первый миг не могла осознать, - зачем я сделал сие?
     Она даже вскрикнула:
     - "Так это... Это был -- ПРОВОКАТОР?!"
     Несчастный аж  поперхнулся  от таких слов.  Я  же жестом предлагая  ему
приступить к ужину, пояснил:
     - "Вот именно  это и будут теперь про вас  говорить... Нет, Маргит, это
--  не провокатор. Это -- великий Ученый, а еще  вернее -- Учитель. Он умеет
разжевать иным ученым все так, что они сами понимают свои результаты...
     Ежли  бы я казнил Вас, я  б пошел против Господа... Я мечтаю о Развитьи
Культуры в  этой стране и убивать Учителя за его  Убеждения... Нет, - за сие
меня покарал бы Господь!"
     "Ученый" удивился. Поднял бровь, а потом,  чуть махнув  рукой, разломил
хлеб и набросился на еду. По всему было видно, что его сейчас мучит голод, а
обо всем остальном он решил поразмыслить как-нибудь в иной раз.
     Когда он немного насытился, я сказал:
     -  "Я хочу объяснить вам -- вашу позицию. Ваши товарищи умерли страшною
смертью и пред  тем были мучительно пытаны. Я нарочно  приказал перед казнью
раздеть  вас  всех догола, - через  много  лет  кто-нибудь да  припомнит,  -
насколько были заметны  раны с ожогами на  телах прочих, а ваша  кожа --  не
пострадала.
     Возвращенье в Европу для вас  отныне заказано. Сами решайте, как теперь
быть -- но помните: я знаю, что Соловьи не Поют в стальных клетках. Ежели вы
согласитесь  с моим предложением, я предоставлю вам Свободу неограниченную и
даже -- положу известное жалованье.
     За это вы... Будете просто учить.  Учить детей и студентов  всему тому,
что вы Знаете и во что вы Веруете..."
     В этот миг Маргит ахнула, а визави прервал меня, подняв руку и отчаянно
замотав головой:
     - "Я не Верю Вам! Вы знаете -- во что Верю я и я не смогу Учить чему-то
иному... Но Вы же убиваете нас, якобинцев, за то, - во что мы Веруем!"
     Мне тяжко было ответить на сей вопрос, но...:
     -  "Нет. Я убиваю Вас  не  за  это... Я сам  Верю в Свободу, Равенство,
Братство ибо -- Родина моя Несвободна, жители ее Неравны - пока у нас в быту
Рабство, и... я -- Еврей и  не  считаю, что мой народ хоть чем-нибудь лучше,
иль дерьмовее прочих...
     Я -- Верю в Свободу. Когда-нибудь моя страна получит Свободу.  Я Верю в
Равенство. Когда-нибудь  мой народ Изберет  своим Предводителем моего внука,
иль правнука не за то, что он -- Бенкендорф, иль --  Природный Хозяин, но за
то, что он --  просто  лучше других... И  я  Верю в  Братство.  Я Верю,  что
наступит тот день, когда  мои латыши, эстонцы и финны примирятся с литовцами
и поляками и ежели и будут против кого, - так  против Империи, коя всех их в
равной степени угнетает.
     Но в то же время я -- против Гильотины на площади. Я  против  того, что
невинных баб и  детей казнят лишь за  то, что они -- богаче и родовитей, чем
прочие. Я -- против бунтовщика Дантона, упыря Робеспьера и даже  - Наполеона
-- дар полководца не основание  для пресечений десятков династий в крохотных
княжествах... Я -- против  Хама, затеявшего погромы по всей Германии,  якобы
"против жидов", а на деле -- чтобы всласть пограбить, да -- понасиловать...
     И я Хочу, чтобы настал тот День, когда со словом "Свобода" не связывали
бы  слово "Террор",  "Равенство"  не означало  бы  --  "Детоубийство",  а за
"Братством" не стояла бы -- "Гильотина"...
     И пока сей день не  настал, я  готов пытать и убивать того самого Хама,
ибо он не сумеет  ничего понять -- кроме Стали и Пытки. Ибо  даже маленького
ребенка надо Пороть, чтоб он стал нормальным членом нашего Общества.  А  вот
ежели не Пороть, то и вырастают Мараты с Дантонами..."
     "Ученый" долго сидел и смотрел  на  меня.  А еще на  меня  смотрела моя
Маргит и я знал, что  мы будем жить  с  нею  --  долго и  счастливо,  ибо --
Счастье, когда жена тебя понимает...
     Затем  "почти  что  казненный"  медленно  встал из-за  стола  и,  чуток
запинаясь, спросил:
     - "Куда вы пошлете меня? Где я Должен Учить?"
     - "Сначала --  в Тобольск.  Осмотритесь  там,  оглядитесь...  Народ там
простой и хороший.
     Аристократов-помещиков  почти что и нет... Поэтому Ваша Проповедь падет
на добрую почву...
     Осмотритесь,  а  там  -- может быть лучше  начать  и где-нибудь  в ином
городе -- подальше от тамошнего генерал-губернатора. Чтоб не писали доносов,
да всяких кляуз...
     Каждый месяц  к вам приедут мои егеря. Привезут  жалованье,  деньги для
тех,  кого  вы  примете на  работу, учебники,  прочее...  Не  стесняйтесь, -
требуйте у меня, чем смогу -- помогу.
     От  Вас  же   требуется  -  вывести  "паству"   из   политического,  да
экономического младенчества  в  коем она  счастливо  пребывает. Чем  быстрее
"Русь" откроет глаза, тем раньше  получит  Свободу  и моя Родина.  Да,  и --
еще...
     Вас я  нигде не  задерживаю. Но  помните,  - ежели вы заедете  западней
Екатеринбурга  -- вас могут  узнать  и  тогда по  гроб жизни не отмоетесь от
звания "Провокатор"..."
     Прошло  много лет. Мой  "Ученый" изменил свои  имя и внешность  и  стал
одним  из  "Отцов  Основателей"  Горного  Училища  в  Томске. Потом  на него
"повалили"   доносы   и   я   принужден   был   открыто  выказать  ему   мое
покровительство. Недруги мои стали копать и -- вдруг выяснилось...
     Скандал был,  конечно же, страшный. Единственное,  что меня тут спасло,
было  поведение  Николая.  Государь,  как обычно,  не  стал вникать  в науки
"противоестественные", а лишь спросил:
     - "Хорошо ли он учит? Что дельного из того?!"
     Ему отвечали, что от "Ученого" выходят прекраснейшие инженеры и "горных
дел мастера". Государь только хмыкнул и решительно повелел:
     - "Пока сей якобинец несет пользу Империи -- не смейте тронуть его хоть
бы  пальцем! А всяческие новомодные завихрения... Это встречается у молодых.
Навроде триппера. Повзрослеют и само - отойдет!"
     После  этого  он  повернулся  ко  мне и,  полушутливо погрозив пальцем,
предупредил:
     -  "Тебя,  кстати,  сие  тоже  касается.  Спасти  от  казни  вражеского
шпиона... У  меня  нету слов. Скажи спасибо,  что он  -- несет  пользу нашей
Империи!"
     Кто-то из слушателей только охнул от таких слов. Но... Государь думает,
что у молодых инженеров "сие пройдет". Разве я сторож брату моему?
     Но вернусь  к моему рассказу. Самой странной историей из  всех тех, что
приключились этой зимой в Дерптском Университете стал день  рождения Маргит.
Но -- по порядку...
     Все,  что мы  сделали  в Университете  стало продолжением наших  работ.
Оптические  прицелы  --  закономерное  развитие   работ   группы   Гадолина,
тугоплавкие сплавы  -- работа, начатая Вольфрамом,  хлорные пороха  --  тоже
наши методики...
     Самым   же    "неочевидным"    открытием   стало   получение    "сухого
капсюля-детонатора". Объясню.
     Бертолле создал  "гремучую ртуть".  При малейшем  ударе по сей диковине
происходит  маленький  взрыв. Этот взрыв поджигает порцию  пороха  -- гремит
выстрел. Все отлично, кроме одного "но"...
     Гремучая  ртуть  боится воды.  Малейшая  сырость в  воздухе  и  "ртуть"
"плывет", насыщаясь водой, а патрон "сыреет" от этого.
     Не  будь сего  феномена, "унитарный  патрон" возник бы много  раньше во
Франции, но...
     Как  можно  предохранить "гремучую  ртуть"  от воды? На ум приходит два
способа:  "наклепать" металл, иль -- покрасить. Но  "ртуть"  "вытягивает" на
себя влагу из масел и сыреет только от этого! И потом - ртуть боится ударов,
и  любой  металл дает  "основной  окисел" при  взаимодействии с  кислородом.
Окисел вступает в реакцию с ртутью, и та -- химически разлагается...
     Французы долгие годы ломали голову  надо всем этим, ничего не придумали
и  создали "разборный  патрон".  Основу его  составляла  картонная гильза со
вкладывающимся в  нее листком меди с гремучею  ртутью. Во  все  это засыпали
пороховой заряд и зажимали фузейную пулю...
     Возникшая фузея била  на восемьсот шагов и сие стало верхом технической
мысли всего якобинства. Но...
     Использовались такие фузеи только в пустынной, да высокогорной Испании,
где "составной капсюль"  мог  выдержать, не отсырев, чуть ли  не - месяц! Но
вообразите сей капсюль в  болотистой,  да дождливой Ливонии. Опытный образец
сохранял способности  к взрыву  не  более  трех  часов!  Вот  что  такое  --
промозглая слякоть. Такой капсюль был нам не нужен.
     Мы  повторили весь  тот путь  неудачных проб  и  ошибок,  коий  до  нас
проделали якобинцы. Ноль. Ничего. И вот тогда...
     В моем ведении  была секретная  группа. Как я уже доложил, в свое время
выяснилось, что  некие окислы фосфора в условиях малого окисления обращаются
в страшный яд. Дело сие  не "кануло в Лету",  но после долгих проб  и ошибок
пришли  к  выводу,  что  фосфор  --  слишком  летуч  и  не успевает  создать
"летальную концентрацию" отравляющего  вещества. (Не  берем случай  -- узких
ущелий, да -- подземелия крепостей.)
     Поэтому мы перешли к аналогу фосфора -- мышьяку.
     В отличие он  гидрида фосфора, иль -- фосфина,  гидрид мышьяка, иль  --
арсин, медленней окислялся природным воздухом и дольше сохранял "отравляющий
потенциал". В отличие  от  фосфора, коий  при  нормальных  условиях образует
окисел   "пять"   (коий   не  обнаруживает   отравляющих  свойств),   мышьяк
преимущественно дает  окисел  "три",  коий  и поражает жертву. (Потом уже  в
организме происходит "доокисление" мышьяка, кое и приносит летальный эффект,
а   фосфору   некуда   --  "доокисливаться"  он  и  так   уже  целиком  весь
"окисленный"!)
     Но  и  это не все. Дальнейшее изучение  натолкнуло  на мысль, что стоит
заменить  не только фосфор  на его аналог --  мышьяк, но и  кислород на  его
аналог -- серу.  Образующийся сульфид мышьяка, иль верней -- сульфарсенат...
Но здесь я умолкаю, ибо сие -- военная тайна.
     Опыты на кроликах, и на овцах приводили к тому, что несчастные животные
покрывались  ужасными язвами, слепли и разве что не  -- разлагались у нас на
глазах! Из соображений  гуманности,  мы не  решились испробовать  все это на
русских  рабах, а пленные поляки и  остальные  католики появились для опытов
лишь к ноябрю 1812 года.
     Первые  же испытания  "приближенные к  боевым" дали  жуткий эффект и мы
"рекомендовали применение соединений серы и  мышьяка в военных условиях". (С
одной оговоркой, - "войскам не советовалось входить в зону сих поражений".)
     К  счастию,  -  дело до этого не  дошло.  Примененье  подобных  средств
осуществимо лишь  при "позиционной  войне" с противником, но с  начала  1813
года  фронт непрерывно  откатывался  во  Францию  и условий  для  применений
отравляющих газов так и не появилось. К тому же  -- летом 1813 года союзники
заключили  альянс,   одним  из   условий   коего  стала   договоренность   о
"международном суде" над военными преступлениями.
     Примененье "отравляющих средств"  подпало  под статьи договора и работы
над сульфидами мышьяка были свернуты.
     Впоследствии,  немецкие  ученые,  покинувши  Дерпт,  доложили  новым --
прусским  и английским  хозяевам  суть сих  открытий и  ныне  си