ени
затрепетал  отрезок  перепачканной  ленты.  Через  несколько  секунд   лента
превратилась в пепел, но я не дал ему разлететься,  а  прихлопнул  свободной
ладонью. Затем я принялся методично растирать пепел между ладоней, чувствуя,
как они быстро нагреваются. И вдруг тепло из моих рук вырвалось и пропало!
   Я понял, что заклинание  соткано  и  выпущено  в  мир,  но  вот  как  оно
подействует и подействует ли вообще, мне еще предстояло узнать.
   Поход наш продолжался, и то ли мы  понемногу  привыкли  к  терзающей  нас
жаре, то ли она стала постепенно спадать, но шагать стало гораздо  легче.  Я
понял это в первую очередь по тому, что пикировка Фродо и Эльнорды стала  не
в пример живее, богаче образами и тонкими  аллегориями.  Например,  Фродо  в
одном из своих обращений к оппоненту назвал ее ошибкой зоопарка,  поскольку,
как он выразился, в дикой природе ехидна и  кобра  не  спариваются.  На  это
Эльнорда ответила, что у нее скоро будет свой  зоопарк  из  одной  зверушки.
Когда Фродо простодушно поинтересовался, что это за  зверек,  она  ответила,
что это "грязный норушник".
   - Кто-кто? - заинтересованно переспросил хоббит.
   - Грязный норушник, в просторечии  называемый  хоббит-Мохноног!  -  нагло
уточнила Эльнорда. - Живет в грязной норе и питается червяками!
   Фродо от ярости зашелся в трясучке, и нам с Шалаем пришлось истратить  на
него еще одну  фляжку  воды,  чтобы  хоть  немного  привести  в  чувство.  А
языкастая девчонка  уже  топала  рядом  со  своим  защитником  Душегубом  и,
оборачиваясь, показывала хоббиту свой совершенно не раздвоенный язык.
   Именно в этот момент тролль, не замедляя своего размеренного шага,  глухо
проворчал:
   - По-моему, виден край этой Пустыни...
   Все Братство мгновенно оказалось рядом с ним, вопя на разные голоса  одно
слово - "ГДЕ?".
   Тролль удивленно оглядел нас и мотнул головой вперед:
   - Да вон...
   Однако впереди по-прежнему не было ничего  кроме  линии  касания  чистого
черного цвета Пустыни с чисто оранжевым цветом неба. Поняв, что мы ничего не
видим, тролль молча пожал плечами, продолжая размеренно  шагать  вперед.  Но
его  столь  внезапное  замечание  пресекло  все  разговоры.  Теперь  мы  все
внимательно вглядывались в горизонт.
   Однако только через несколько километров мы заметили, что между черным  и
оранжевым появился неясный зеленоватый мазок. Но и этот намек  на  окончание
изнуряющего пути придал нам невиданные силы.  Наши  ноги,  казалось,  вполне
самостоятельно стали переступать гораздо чаще.
   Тефлоновая Пустыня действительно показала свой край!

Глава тринадцатая

   Порой и самый отъявленный негодяй  способен  на  благородный  поступок...
Если этот поступок позволяет удовлетворить ему свой интерес... Но благороден
ли в этом случае поступок?

***

   Еще через четыре часа мы увидели, что этот край возвышается  над  уровнем
Пустыни метров на пять, но почти  прямо  против  нас  имелась  узкая  крутая
тропа, вполне позволявшая, однако, не только нам самим взойти  к  темнеющему
лесу, но и подняться нашим лошадям. Скоро мы взобрались на  такой  же  узкий
лужок, какой покинули двое суток назад. И перед  нами  снова  стоял  дубовый
лес, вернее перелесок, поскольку за достаточно редкими стволами  можно  было
разглядеть открытое пространство.
   Шалай посмотрел в небо и, опустив удивленный взгляд, промолвил:
   - Мы выбрались из Пустыни гораздо раньше, чем я рассчитывал.  Может,  нам
пообедать и попробовать уже сегодня добраться до Ходжера?
   Никаких возражений на это предложение не последовало, и  после  короткого
обеда мы пересекли перелесок.
   Перед нами открылось поросшее густой  травой  и  невысокими  издерганными
кустами пространство, упиравшееся  в  далекие  городские  стены,  казавшиеся
серой пропыленной лентой, поставленной на ребро.
   И тут Шалай резко остановил нашу компанию:
   - А вот об этом я и не подумал!
   - О чем? - переспросил я.
   - Как мы пройдем городские ворота? Нас же сразу узнают! Не  можем  же  мы
пробиваться через весь город с боем?!
   - Почему? - простодушно перебил его Душегуб.
   - Потому что не пробьемся! - так же просто ответил Шалай.  -  Нас  просто
перестреляют из луков.
   - Может, мне сходить на разведку? - как-то неуверенно предложил Фродо.  В
его голосе звучала явная надежда на то, что мы не  позволим  заниматься  ему
таким сумасбродством.
   - Нет, - оправдал его надежды Шалай. - Я думаю,  нам  ни  в  коем  случае
нельзя разделяться. Если ты по какой-то причине не вернешься, мы  просто  не
сможем отыскать тебя в городе. Надо придумать что-то другое...
   И воевода задумался, нервно покусывая сорванную травинку. Душегуб  присел
на  траву  и  принялся  пристально  разглядывать  далекие  городские  стены,
Эльнорда нервно ходила вдоль опушки, а  Фродо  уселся  поближе  к  троллю  и
изредка на него поглядывал  в  надежде,  что  тот  поделится  с  ним  своими
наблюдениями. Гвардеец ходил меж ближних кустиков, собирая какие-то ягоды  и
поедая их с довольно брезгливой миной на физиономии.
   Шалай стоял возле лошади,  держась  за  повод  и  уставившись  глазами  в
пространство. По всему было видно, что размышления у него тяжелые.
   Так мы отдыхали минут двадцать, как вдруг воевода шлепнул себя по лбу,  и
его глаза снова приняли осмысленное выражение. Мы с надеждой  обратили  свои
взоры на старикана.
   - Как я сразу об этом не подумал?!  -  подверг  себя  для  начала  легкой
самокритике Шалай, а уже затем перешел к сути:
   - Мы можем,  как  мне  кажется,  достаточно  успешно,  изобразить  группу
паломников, направляющихся к Утесу Исцеления. Сам  Утес  стоит  несколько  в
стороне от Ходжера, на берегу реки,  но  паломники,  как  правило,  проходят
через город.  Почему-то  считается,  что  благодать  Утеса  распространяется
только на тех, кто приходит к нему из Ходжера.
   - Мы все поняли, - прервал я его, возможно длительные, объяснения. -  Что
нам надо сделать, чтобы превратиться в этих самых паломников?
   - Я думаю, тебе, Гэндальф, вполне подойдет роль имаса группы.
   Увидев, что я не совсем понимаю, о какой роли идет разговор и  кто  такой
имас, Шалай пояснил:
   - Имас - это глава группы,  ее  проводник  и,  как  правило  единственный
здоровый человек в группе.
   - Это он-то единственный здоровый человек?!  -  тут  же  влез  со  своими
сомнениями Фродо, - Он же только что бредил на непонятном языке! А если бред
настигнет его на площадях и улицах Ходжера?!
   - Тогда его примут за гранд-имаса! - удовлетворенно ответил Шалай.
   - За кого? - не понял Фродо.
   - За имаса, наделенного пророческими видениями. А таких очень мало, и они
чрезвычайно популярны... И дороги!
   - Хорошо, - сдался Фродо. - Если даже сбрендивший Гэндальф остается самым
разумным и здоровым из Братства, какие роли ты подобрал для нас?
   - Ну, со мной все ясно - я прибыл лечиться от старости. Мне  надо  только
прикинуться несколько более дряхлым, но это не  проблема.  Тебе,  -  воевода
кивнул хоббиту, - не надо притворяться больным, но ты должен быть более, что
ли, озлобленным...
   - Как?! - воскликнул Фродо. - Еще более?! Да быть еще злее, чем я есть на
самом деле, просто невозможно!
   Шалай усмехнулся, но спорить не стал:
   - Значит, тебе надо ярче выказывать свое озлобление.
   - А на какой почве? - деловито осведомился Фродо.
   - На почве своего маленького роста.
   - Что?! - тут же  фальцетом  заорал  хоббит.  -  Каждая  каланча,  каждая
водонапорная башня будет мне указывать, какого роста должен  быть  достойный
хоббит?! Да это вы все переростки, перемерки!
   - Вот-вот, - одобрил его вспышку  Шалай.  -  Именно  то,  что  требуется.
Потому что ты идешь к Утесу за ростом...
   - Как? - враз осевшим голосом невпопад спросил хоббит.
   - За ростом, - подтвердил Шалай.
   - И что, ваш Утес может мне прибавить росту?
   Шалай пожал плечами:
   - Бывали такие случаи, и довольно часто. Правда, не всегда, - поспешил он
добавить. - Дело в том, что Утес сам решает, стоит ли исправлять погрешности
тела. То есть он их исправляет, если считает,  что  недостатки,  на  которые
указывает просящий, на самом деле погрешности.
   - Эх, Фродо, - вмешалась в разговор Эльнорда. - Ты бы лучше  не  о  росте
своем думал, а о мозгах...
   - А что мне о них думать? - с подозрением повернулся хоббит в ее сторону.
- Мои мозги в полном порядке... в отличие от некоторых других.
   - Отлично! - неожиданно воскликнул Шалай, снова привлекая наше  внимание.
- Я все никак  не  мог  придумать  болезнь  для  нашей  красавицы,  и  Фродо
подсказал замечательную идею!
   - Я представляю всю ее "замечательность", - язвительно заметила эльфийка,
бросив взгляд в сторону хоббита. - Особенно учитывая личность автора.
   - Ты будешь изображать умалишенную!
   Хоббит довольно захихикал.
   - Чего ржешь?! - тут же окрысилась Эльнорда.
   - Да я смеюсь над словами Шалая, - пояснил хихикающий хоббит.
   - И что в них смешного?!
   - Как что? Он же сказал "изображать"...
   - Ну и что?!
   - Да то, что тебе ничего не надо изображать.
   Над  нашей  компанией  сразу  повисло  напряженное  молчание,  в  котором
продолжающееся хихиканье Фродо звучало  резким  диссонансом.  Тролль  угрюмо
засопел и, поднявшись с травы, мгновенно оказался рядом с эльфийкой.
   - Так! - немедленно вмешался я в назревающий конфликт. - Оставим разборки
собственных достоинств до возвращения в  Замок.  Тем  более  что  при  твоей
внешности, Эльнорда, другого повода обратиться  к  Утесу  ты  все  равно  не
отыщешь! Кто у нас будет Душегуб?
   Шалай бросил  короткий  взгляд  в  сторону  чуть  напрягшегося  тролля  и
уверенно произнес:
   - Душегуб и будет Душегубом! Ему ничего не  надо  изображать,  он  и  так
достаточно экзотичен!
   Тролль довольно хмыкнул и ничего к сказанному не прибавил.
   - Крак, -  воевода  повернулся  к  единственному  оставшемуся  невредимым
гвардейцу, - я видел, как ты изображал юродивого. Это вполне годится.
   - Но мне нужна соответствующая одежка, - растерянно  пожал  плечами  тот,
оглядывая свой достаточно потрепанный мундир.
   - Да, - согласился  Шалай,  -  мундирчик  твой  придется  еще  порвать  и
попачкать.
   Физиономия Крака выразила полное несогласие с предложением начальника, но
спорить он не посмел.
   - Теперь о наших спутниках, - с энтузиазмом  продолжил  воевода.  -  Тост
достаточно обожжен, а  то,  что  он  без  сознания,  вообще  отводит  всякие
подозрения. Конечно, хорошо  бы  было,  если  бы  он  еще  бредил,  но...  А
королева...
   Шалай  почтительно  склонил  голову  перед  спящей  Киной  и  на  секунду
задумался.
   - Если кто-то спросит, что с этой прекрасной девушкой, мы можем ответить,
что она страдает текучей немочью. Я думаю, больше вопросов не последует.
   - А что это за немочь такая? - поинтересовался Фродо.
   - Это жуткое заболевание, иногда доползающее к нам с юга, где оно  весьма
распространено. У заболевшего текучей немочью  могут  неожиданно  нарушиться
функции какого-то одного органа. Лечить его  бесполезно,  потому  что  через
некоторое время этот орган также неожиданно приходит в норму,  но  сразу  же
отказывает другой. Болезнь так и переползает с одной части тела  на  другую,
пока заболевший не скончается.
   - И эта болезнь заразная? - с некоторой дрожью спросил  хоббит,  переходя
подальше от Кины.
   - Какая тебе разница?! - вспылил Шалай. - Королева же здорова! Мы  просто
будем говорить, что она больна!
   - Да, конечно, - пробормотал Фродо, опасливо косясь в сторону Кины. -  Но
я все-таки хотел бы знать симптомы столь экзотического заболевания.
   - Вначале слабеет голова и  пациент  начинает  маниакально  заботиться  о
своем здоровье... - ехидно заметила Эльнорда. - А  потом  он  уменьшается  в
росте, покрывается густым мехом и забивается в тесную грязную нору.
   Фродо бросил в ее сторону свирепый взгляд, но, наткнувшись  на  молчаливо
высящегося тролля, промолчал.
   Шалай между тем еще раз оглядел Братство и пробормотал:
   - Жаль, что у нас только две лошади... Надо  бы  безумную  Эльнорду  тоже
устроить верхом.
   - Я и пешком дойду!  -  гордо  бросила  эльфийка,  расслышав  размышления
воеводы.
   - Я думаю совсем не о твоих удобствах, - довольно резко ответил тот, -  а
о правдоподобности нашей легенды!
   - А, - смутилась девчонка, - тогда конечно...
   - По твоей... - начал я и тут же поправился. - По нашей легенде,  и  тебе
лошадь не помешала бы, но придется обойтись тем, что есть. На лошадях поедут
Кина и Тост, а остальным я сейчас займусь.
   - В каком смысле - займусь? - не понял Шалай.
   - Сейчас увидишь, - довольно хвастливо ответил я.
   На самом деле мне пришло в голову, что я вполне могу соорудить подходящий
морок, который скроет от чужих глаз наш истинный облик и представит  каждого
в соответствии с его легендой.
   Очертив своим посохом большой круг, я ввел в  него  лошадей  и  предложил
расположиться рядом с ними своих друзей. Затем,  воткнув  в  середину  круга
посох, сам вышел из него.  Закрыв  глаза  и  полностью  сосредоточившись,  я
принялся ткать пелену морока из  имевшихся  вокруг  меня  в  изобилии  сухих
травинок, пылинок, старой пожелтевшей хвои и тому подобного мусора. Затем  я
скрепил получившееся покрывало воздухом и накинул его на стоявших  в  круге.
Узел морока я поместил на посохе, после  чего  открыл  глаза.  Им  предстало
неподражаемое зрелище! Огромный сгорбившийся  тролль  и  маленький  мохнатый
Фродо  почти  не  изменились.  Только  физиономия  хоббита   потеряла   свое
добродушие, ощерившись злобной ухмылкой. Рядом с ними стоял  дряхлый,  худой
старик с покрытым глубокими морщинами, изможденным лицом, голой,  синеватого
цвета головой  и  трясущимися  руками.  Один  глаз  у  него  горел  какой-то
неистовой надеждой, а другой поблескивал отвратительным бельмом.
   Чуть в стороне  стоял  горбатый  урод  на  костылях,  разодетый  в  самые
невообразимые лохмотья. Одна нога у  него  совершенно  высохла  и  болталась
внутри короткой штанины, как палка. Подпоясаны его  лохмотья  были  довольно
толстой ржавой цепью. Между этими персонажами деловито  прохаживалась  почти
не изменившаяся Эльнорда. Правда, ее чудесные белокурые волосы были грязны и
сбиты в какой-то колтун, а в  огромных  голубых  глазах  тлело  нетерпеливое
безумие.
   Еще в моем круге находились две изможденные клячи, на  одной  из  которых
привычно восседала Кина, а на  другой  был  привязан  обожженный  и  кое-как
забинтованный гвардеец.
   В общем, наше Братство вполне соответствовало образу сборища физических и
моральных уродов, имеющих полное право  называть  себя  группой  паломников,
стремящихся к Утесу Исцеления.
   Я выдернул свой посох из земли и произнес с легкой насмешкой:
   - Ну что, убогие и ущербные, калики перехожие, паломнички, двинули  через
веселый город Ходжер к исцелению!
   Я, пристально всмотревшись,  еще  мог  разглядеть  истинный  облик  своих
друзей, а вот сами они, судя по их несколько  ошарашенному  виду,  наблюдали
только мой морок. Но когда я широким шагом двинулся в  сторону  города,  они
все, кроме древнего старца Шалая тронулись  за  мной.  А  вот  Шалай  что-то
быстро,  но  очень  невнятно  забормотал.  Мне   пришлось   остановиться   и
прислушаться. Оказывается, воевода пытался  мне  объяснить,  что  идти  надо
вдоль опушки леса до дороги и только там, по этой самой дороге,  свернуть  к
городу. Я с трудом разобрал его речь, потому что,  как  оказалось,  морок  у
меня получился не только зрительный, но и слуховой. Поскольку в новом облике
несчастный воевода был напрочь лишен зубов, то и речь у  него  стала  весьма
невнятной.
   Но совет его был совершенно верен. Я свернул направо и двинулся опушкой.
   Шагали мы довольно долго, часа два с лишним, пока наконец  не  показалась
широкая, пыльная дорога. Движение по этой  дороге  было  весьма  оживленным,
однако, когда мы перебрались через придорожную  канаву  и  влились  в  общий
поток путников, никто на нас не обратил особого внимания. Несколько  человек
посмотрели в нашу сторону,  но  увидев  высокую,  остроконечную  тулью  моей
шляпы, они почему-то быстренько отвели глаза.
   С того места, где мы вступили  на  торный  путь,  до  города  было  всего
километров пять, так что уже через час мы оказались у  самых  ворот.  И  тут
Шалай невнятно пробормотал, посмотрев на меня:
   - Ну, сейчас мы узнаем, насколько хороша твоя маскировка.
   Его  фразу  услышали  все  члены  Братства  и   сразу   насторожились   и
подтянулись.
   Ворота города были прикрыты, так что широкий поток пешеходов,  всадников,
повозок сильно сужался. Охранявшему ворота  десятку  стражников  было  очень
хорошо видно всех входивших и въезжавших в  город.  А  господам,  ехавшим  в
закрытых экипажах, приходилось  вылезать  наружу,  и  их  повозки  тщательно
осматривались. Кроме стражников, около ворот высилась неподвижная серебряная
фигура рыцаря Храма, а рядом с ней незаметно притулилась  другая  фигура,  в
темном монашеском облачении. Монах, судя по всему, был к  тому  же  магом  и
ощупывал гостей города магически.
   Когда нам оставалось пройти до ворот  не  больше  двух  десятков  метров,
впереди разгорелся скандал. Какой-то фрукт в высоченной раззолоченной карете
с малопонятными рисунками на дверках, кучером и лакеем на  передке  и  двумя
лакеями позади отказался вылезать  из  своего  экипажа.  Вместо  того  чтобы
подчиниться приказу начальника патруля,  он  принялся  орать,  что  является
членом городского магистрата  и  не  позволит  выволакивать  свою  особу  из
кареты, словно простого горожанина. Он разорялся настолько громко  и  нагло,
что начальник караула пожал плечами и направился к рыцарю.  Рыцарь  молча  и
неподвижно выслушал начальника  стражи,  а  затем  тронул  шпорами  коня  и,
подъехав к карете сбоку, неожиданным ударом  всадил  свое  длинное  копье  в
дверцу. Пробив ее, естественно,  насквозь,  он  начал  медленно  пропихивать
копье в глубь кареты, пока с противоположной стороны на дорогу не  вывалился
толстый,  расфранченный,  орущий  мужик.  Добившись  своего,  рыцарь   Храма
выдернул из кареты  свое  копье  и  молча  отъехал  на  свое  место,  словно
предлагая начальнику стражи продолжать свою работу.
   Что тот и не замедлил сделать.
   Закончив осмотр кареты, начальник стражи  предложил  было  хозяину  снова
занять в ней место, но из-под глухого забрала рыцаря донеслось:
   - Дальше он пойдет пешком, чтобы забыл свою гордыню и  усвоил  покорность
Епископу!
   И толстый франт не посмел возразить. Понурив голову, он двинулся за своей
каретой, на задке которой продолжали стоять его лакеи.
   Эта сцена произвела  довольно  тягостное  впечатление  на  всех  желавших
попасть в город. Гомон, стоявший над толпой до этого, стих, и люди подходили
и подъезжали к приоткрытым воротам испуганные, пришибленные.
   Когда подошла наша очередь, я вышел вперед,  а  мои  друзья  пристроились
следом, стараясь держаться в рамках выбранных образов. Но начальник караула,
окинув нас небрежным взглядом, бросил:
   - Проходи!
   Я, поклонившись, двинулся к воротам и тут же услышал  приглушенный  шепот
одного из стражников:
   - Капитан, посмотри, шляпа и борода!
   Капитан презрительно плюнул в пыль и громко ответил:
   - Сам смотри!  Шляпа  должна  быть  голубая,  борода  белая,  а  у  этого
гранд-имаса шляпа красная и борода рыжая!
   - А  может,  он  их  покрасил?  -  раздался  неуверенный  голос  того  же
стражника.
   Капитан  метнул  взгляд  на  неподвижную  фигуру  рыцаря  и   заорал   на
подчиненного:
   - Я вот тебе рожу-то выкрашу, и мы посмотрим, узнает тебя твоя Мотря  или
за другого примет!
   Капитан  захохотал,  и  сквозь  его  хохот  я  расслышал  слова   другого
стражника:
   - Да тех, кого мы ловим,  должно  быть  не  больше  четырех-пяти,  и  все
конные. А этих вон - семеро и всего две лошади...
   В этот момент я почувствовал, как  по  ткани  моего  маги