гоняй антихристов, аки зверей лютых! - гремел над
площадью  ораторский  голос   Харлампия,   натренированный  на   многочисленных
проповедях.  -  Кто не  враг супостатам земли Русской,  тот враг Господу нашему
Иисусу!  Идите же  и  будьте благословенны во имя Отца и  Сына и  Святаго Духа,
аминь!
     первым делом мятежники решили наведаться в  стольный град  Владимир,  дабы
скликать вече и  там.  Если же  Андрей до сих пор прохлаждается в  Боголюбове -
податься в  Боголюбов.  Пока  суздальцы вооружались и  седлали коней,  угличане
наскоро  перекусили,  напоили  лошадей,  и  не  больше  чем  через  полчаса  по
владимирскому тракту уже  неслось не  менее тр„хсот всадников.  Остальные ехали
или шли следом.
     Однако на полдороге вс„ тот же Яцко сообразил,  что в Суздале могли быть и
сочувствующие  богоотступнику-князю,   и  даже  его  соглядатаи.  За  всеми  не
уследишь,   каждого  не  проверишь,  и  пока  поборники  веры  будут  поднимать
владимирцев,  сторонники великого  князя  успеют  предупредить его  о  грозящей
опасности.  Поэтому головной отряд разделился. Человек сто продолжали следовать
во Владимир,  среди них были и  главные обвинители -  ловчий Никита и послушник
Илья.  Остальные же во главе с Яцком должны были окружить Боголюбовский замок и
перерезать все идущие от него дороги,  "чтоб и мышь не проскочила".  Ну а когда
из  столицы прибудет подкрепление,  князю из  Боголюбова не вырваться.  Если же
Андрей вс„-таки  уехал во  Владимир,  Никита надеялся,  что  в  городе найд„тся
достаточное число недовольных. На том и порешили.
     Князя  в  столице  не  оказалось.  Известие  о  заговоре антихристов мигом
облетело город и  возымело на владимирцев должное действие:  отсюда в Боголюбов
отправилось примерно втрое больше людей,  чем из  Суздали.  Никита поторапливал
их:  скорее!  дело близится к  вечеру,  не ров„н час,  солнце сядет.  Где тогда
искать князя?
     По   прибытии  же  в   Боголюбов  выяснилось,   что  Андрея  действительно
предупредили.  Ворота  замка  были  над„жно  заперты,  а  гридни  приготовились
защищать своего  господина до  последнего вздоха.  И  никакие уговоры,  никакие
угрозы на  них не действовали!  На ч„м свет стоит кляня упрямство этих глупцов,
мятежники принялись разрабатывать план  штурма.  Откладывать взятие крепости до
утра они  не  собирались,  опасаясь,  как бы  Андрей не  выскользнул оттуда под
покровом ночи.
     На  приготовления к  штурму ушло  около часа.  Как  вдруг выяснилось,  что
возмездие уже свершилось! Оказывается, Андрей, в сопровождении всего тр„х слуг,
давно покинул Боголюбовский замок,  чтобы переправившись через Нерль,  бежать в
Кострому или ещ„ дальше на  северо-восток,  во  Владимирский Галич.  Гридням же
велено  было  вести  себя  так,  будто  их  повелитель по-прежнему  находится в
крепости.
     И  он  таки удрал бы  в  Кострому,  если бы  не предусмотрительность Яцка.
Теперь  же  гонец  звал  с  собой  Илью  и  кого-нибудь  из  владимирцев,  дабы
удостовериться,  что  в  ловушку попался именно Андрей.  Ясное дело,  штурм был
отложен.  Вместе с  Иль„й за реку отправился владимирский боярин Глеб,  недавно
осужд„нный Андреем на изгнание из столицы,  ибо князь никак не мог простить ему
памятного разговора в Новгороде.  К месту схватки прибыли уже ночью. Тела троих
погибших лежали на  обочине лесной тропинки,  рядом под  присмотром вооруж„нных
угличан сидел раненый в плечо княжеский слуга.
     - Он,  собака,  -  сказал Глеб,  склоняясь над утыканным стрелами трупом и
поднося факел поближе к лицу мертвеца. - Без сомнения, он.
     Илья не проронил ни слова. Он лишь кивнул, узнав в покойнике человека, над
которым  посланец "святейшего отца"  совершил богомерзкий обряд.  Раненый слуга
застонал от досады.
     К Боголюбову вернулись уже перед первыми петухами.  Разумеется, осада была
снята, поскольку мятежники не имели к княжеским гридням никаких претензий.
     - Выходите,  не бойтесь.  И  если вы оступились вслед за вашим господином,
чистосердечно покайтесь. Господь да простит вас через архиепископа Харлампия! -
крикнули они на прощанье.
     Замок ответил гробовым молчанием.
     Наутро  перед  княжеским  дворцом  во  Владимире  уже  возвышался столб  с
поперечной перекладиной и  здоровенным мясницким  крюком  на  конце.  На  крюке
висело зацепленное под ребро тело богомерзкого сатаниста Андрея Ярославовича, и
каждый прохожий мог  вволю  пялиться на  него,  удивляясь неожиданным поворотам
судьбы,  по  воле  которой люди запросто перемещаются с  княжеского престола на
позорный столб.  Но если князь-отравитель наш„л свой безвременный и  бесславный
конец,  то,  к  сожалению,  посланцы "святейшего отца"  скрылись в  неизвестном
направлении.
     - В воздухе растаяли,  дьявольские отродья,  - шутили русичи, чтобы скрыть
досаду.
     Зато  на  Радоницу  были  пойманы  дьяконы  церквей  Покрова  на  Нерли  и
Богородицкой,  а  также  протоиерей Калистрат.  Всех  троих священнослужителей,
продавшихся сатане  вместе  с  нечестивым  князем,  опознал  Илья,  и  все  три
отступника как  лица  духовного звания  были  отданы в  распоряжение Харлампия,
который  намеревался  учинить  над   ними  церковный  суд.   Они  не   отрицали
причастность к планам Андрея, хотя и виновными себя не считали.
     И  кстати,   протоиерей  Калистрат  начисто  отрицал  участие  в  заговоре
углицкого князя!  Это  известие,  упрямо подтвержд„нное несколько раз  подряд и
другими  священнослужителями,   поставило  взбунтовавшихся  угличан  в   тупик.
Выходит,  они в  самом деле ошиблись и  утопили Владимира Константиновича ни за
что. Слава Богу, хоть княгиню с детками-сиротами не тронули!
     Наибольшее впечатление эта новость произвела на послушника Илью.  Всего за
несколько часов он побледнел, осунулся и сгорбился, ходил как в воду опущенный,
а  затем  наскоро  простившись  с  ловчим  Никитой  и  остальными  мятежниками,
радовавшимися успеху богоугодного дела, отправился в Антониев монастырь.
     - Да не переживай ты так,  -  пытался утешить послушника Никита. - В конце
концов,  ты-то и пальцем князя не тронул.  Наоборот, нел„гкая д„рнула Владимира
Константиныча бросить тебя в  поруб,  так  что  это  князь тебя обидел!  Вот  и
поделом ему.
     - Это мы князю и прочим камни на шеи навязали да в Волгу кинули,  а не ты,
- поддакивали углицкие гридни.  -  Нам ответ держать, а и то мы радуемся победе
над нечистым.
     - Не-ет, загубили мы невинные души, - вздыхал послушник.
     Так и уш„л,  не утешившись. По возвращении в монастырь, куда о случившемся
доходили лишь  самые  смутные слухи,  он  исповедал грехи  перед всей  братией.
Антоний был  рад  запоздалому появлению Ильи,  поскольку уже начал опасаться за
жизнь невесть где запропастившегося послушника. Но в то же время игумен страшно
опечалился.  Его  монастырь пострадал в  этой  кутерьме самым  непосредственным
образом:  ясно же,  что труд грамотея Феодула по переписыванию Октоиха не будет
оплачен,  и  новых ряс отшельникам не видать,  как своих ушей.  Но рясы -  дело
наживное,  тем более вот-вот начн„тся лето, будет жарко, и до наступления осени
монахи  как-нибудь заработают на  ткань.  А  вот  невинно загубленных жизней не
вернуть, как не вернуть малолетним княжичам отца.
     Рассудив так,  игумен наложил на  Илью суровую епитимью.  Кроме того,  что
срок его послушничества был продл„н на три года,  в  течение всех этих лет Илья
обязан был  молчать четыре дня  в  неделю (чтобы впредь болтал поменьше),  а  в
остальные три  дня  читать  во  время  утрени,  обедни  и  вечерни двадцать раз
"Богородицу" и  десять раз "Отче наш",  отбивая земные поклоны.  Ну и поскольку
князя и  остальных утопили в Светлую субботу,  по субботам послушник должен был
"сидеть на воде",  то есть вообще не принимать пищи, выпивая утром и вечером по
одной чаше воды из Колокши. Вот так.

     Между тем положение в северных землях ухудшалось день ото дня.
     Вдова  Владимира  Константиновича обратилась  за  защитой  и  поддержкой к
племяннику Ярославу Святославовичу.  Тот  явился в  осиротевший Углич во  главе
тр„х тысяч воинов и принялся требовать выдачи виновных в убийстве князя.  Вслед
за  Ярославом сюда прибыл ростовский князь Борис Василькович,  также племянник,
но не вдовы,  а  невинно убиенного Владимира Константиновича.  И  этот прив„л с
собой  тысячи  две  с  половиной войска  и  в  свою  очередь  занялся  поисками
смутьянов.
     Впрочем,   очень  скоро  выяснилось,  что  оба  князя  пекутся  не  так  о
восстановлении попранной  справедливости,  как  о  собственной  выгоде.  Каждый
рассчитывал  посадить  на   опустевший  углицкий  стол   своего   сына   вместо
несовершеннолетнего Андрея Владимировича.  Очень скоро и Ярослав Святославович,
и  Борис Василькович забыли о  поисках убийц и сцепились друг с другом в борьбе
за власть в княжестве.
     Им не помешало даже то обстоятельство,  что Борис Василькович был женат на
дочери Ярослава Святославовича. Объятые жаждой власти, зять и тесть стоили друг
друга.  Ну  а  Мария  Ярославна приняла  в  их  борьбе  сторону мужа,  стремясь
обеспечить будущее своих детей.  К  тому же  она  зорко следила,  чтобы Евдокия
Ингваровна не обратилась за помощью к кому-нибудь ещ„.
     Хотя  к   кому  обратишься,   ежели  остальных  северных  владык  занимает
одно-единственное дело:  война за освободившийся со смертью Андрея Ярославовича
великокняжеский престол.  Вот  где бушевали истинные страсти!  Временно покинув
родные  уделы,  во  Владимир  съехались  все  многочисленные потомки  Всеволода
Большое Гнездо,  все оставшиеся в живых дети,  внуки и подросшие правнуки. Даже
самый младший сын основателя династии,  Иван Всеволодович,  примчался из своего
Стародуба,  расположенного больше чем за тысячу в„рст от центра событий,  чтобы
предъявить очередные законные претензии на великокняжеское наследство.
     Если бы хищные птицы,  появившиеся на свет в одном гнезде, вдруг слетелись
вместе и принялись драться,  эта драка выглядела бы небольшим недоразумением по
сравнению с безобразной свалкой, которую устроили люди. Междоусобица постепенно
охватывала  весь  север  Руси,   грозя  затопить  кровью  великое  княжество  с
прилегающими уделами.
     Да  и  Борис Василькович в  конце концов не  утерпел,  оставил окрестности
Углича и  также ввязался в  войну за  великокняжеский престол.  Вс„-таки он был
правнуком  Всеволода Большое  Гнездо,  а  его  дед  Константин Всеволодович был
старше того же Ивана Стародубского. Отчего в таком случае не попытать счастья!
     Вдобавок ко  всему во  Владимире с  новой силой вспыхнули ссоры по  поводу
спорных участков.  Приутихшие было бояре как с цепи сорвались.  Да ещ„ к старым
спорщикам  добавились  теперь   бывшие   фавориты  бесславно  погибшего  Андрея
Ярославовича, которым он раздавал земельные участки. Отголоски непрекращающихся
перепалок расходились эхом по всей Владимиро-Суздальской земле,  оставшейся без
верховного правителя.
     Положение  усугублялось тем,  что  расходившиеся монахи  никак  не  желали
утихомириться.  Может быть,  архиепископу Харлампию и не следовало призывать их
браться за дреколье, однако сделанного не исправишь. Толпы вооруж„нных кольями,
топорами,  вилами  и  косами  людей  под  предводительством монахов шатались по
большим дорогам,  особенно в окрестностях Владимира и Боголюбова, и нападали на
всех,  кого  подозревали  в  причастности  к  сатанинскому  заговору.  Особенно
усердствовали в деле "Божьей ревности" монахи Рождественского монастыря, что во
Владимире.
     Перепуганный Харлампий  неоднократно обращался  к  обезумевшим  ревнителям
веры  с  увещеваниями,  пытаясь разъяснить,  что  в  провалившейся аф„ре Андрея
Ярославовича участвовало всего несколько человек. Тщетно! Монахи ему не верили,
а кое-кто даже начал подозревать,  что сатанисты "ублажили" и его,  чтоб спасти
свои никчемные жизни.  И  Харлампий вынужден был замолчать,  дабы не навлечь на
себя беду.
     Может  быть,  беспорядки  давно  улеглись  бы,  да  только  сцепившиеся  в
междоусобице князья  исподволь раздували страсти.  Князьям это  было  выгодно в
первую  очередь,   так  как  конкурентов  легче  всего  уничтожать  с   помощью
разъяр„нных толп  фанатиков,  якобы  творящих праведный суд.  Например,  "божьи
ревнители"  периодически  осаждали  чудом  уцелевшую  после  пожара  пристройку
княжеского дворца в  Угличе,  где ютилась Евдокия Ингваровна с  детьми.  Убитая
горем  вдова  никак  не  могла  понять,  почему у  людей до  сих  пор  остаются
подозрения насч„т осиротевшей семьи  Владимира Константиновича.  И  невдом„к ей
было, что это "заботливая" Мария Ярославна старается устранить конкурентов...
     Однако любая палка имеет,  как известно,  два конца, и разгоравшаяся смута
не  могла  не  повлиять  на  дела  любителей  сеять  смуту.  Народ  выходил  из
повиновения.   Из-за  любого  пустякового  происшествия  в   любой  захолустной
деревеньке или  в  любом  городишке  взаимные  обвинения  в  христопродавстве и
дьяволопоклонстве начинали сыпаться, как осенние листья на дорогу. И часто дело
заканчивалось кровавыми побоищами.
     А  ловчий Никита вообще сколотил из углицких гридней,  утопивших Владимира
Константиновича,  нечто среднее между небольшой дружиной и  шайкой разбойников.
Конечно,  у бывших княжеских слуг не было иного выхода, ибо они оказались между
Борисом Васильковичем и Ярославом Святославовичем,  как меж двух огней. Пытаясь
оправдать себя,  эти лихие молодцы обвиняли в христопродавстве и ростовского, и
муромского князей. Ловчий Никита отрезал голову той самой борзой, которая нашла
впавшего в беспамятство послушника,  приторочил к своему седлу и поклялся,  что
как  собака будет рыскать по  всей Руси,  пока не  перегрыз„т горло всем врагам
Христовой веры. После чего бунтари стали гордо именовать себя "собакоголовыми".
В общем, угличане были настроены крайне решительно
     Но  пока князья дрались за власть,  северные княжества приходили в  упадок
прямо на глазах.  Мало кто пахал, сеял и задумывался о будущем урожае. А что же
людям есть зимой,  если они не запасутся хлебом с осени?  Неужели Всемилостивый
Господь пошл„т ревнителям истинной веры манну небесную?..
     Наконец весть обо  вс„м случившемся достигла Киева.  Король Данила не  мог
безучастно  следить   за   разворачивающейся  бойней.   Формальный  повод   для
вмешательства у  него был:  поскольку удельное Стародубское княжество входило в
состав  Новгород-Сиверской  земли,  получалось,  что  в  безобразной  драке  за
великокняжеский стол участвует подданный русского короля.
     Данила Романович был  заинтересован в  скорейшем разрешении спора северян,
поскольку конфликты,  возникшие на родственной почве, имеют свойство затягивать
в  себя  вс„  новых  участников.  Кроме того,  можно было  ожидать нападения на
оставленные без  присмотра земли ордынцев с  востока или  рыцарей какого-нибудь
воинственного ордена с запада.  За свои границы Данила Романович был спокоен. С
одной  стороны,  последний примчавшийся от  воеводы Давида гонец  сообщил,  что
посланное к  Тангкут-Сараю  войско успешно переправилось через  Дон.  С  другой
стороны, западные рубежи Руси стерегли королевские тысячи.
     Так  что  король  Данила  имел  все  основания ввязаться в  склоку,  чтобы
защитить  интересы  удельного  князя  Ивана  Всеволодовича.   Поэтому  приказав
стоявшим в  северных городах королевства тысячам срочно собраться неподал„ку от
столицы, он выехал во Владимир в канун Троицына дня. На время отсутствия Данилы
Романовича власть в королевстве перешла к его сыну и соправителю Льву.

     Глава XVIII
     ОБЪЯСНЕНИЕ

     С усеянной благоухающими цветами лесной поляны не хотелось уходить. Зачем?
Что ещ„, кроме человеческого презрения, жд„т на одиноком хуторе сироту? Была бы
жива матушка, а так...
     Тем не менее, пора уходить. Кто-то уж очень настойчиво зов„т его...
     Читрадрива с  трудом разлепил веки и  тупо уставился на странное пурпурное
кипение,  которое колыхалось перед глазами. Что это такое, ч„рт возьми? Неужели
кровь... Но откуда тогда дивное благоухание цветочной поляны?
     Он крепко зажмурился,  потом заморгал.  Пурпурное кипение не исчезло, зато
перестало  быть  таинственным.   На   поверку  это  оказалась  багровая  ткань,
колыхавшаяся от дуновений нежного ветерка. Читрадрива был раздет, укрыт одеялом
и  лежал на  мягкой перине.  Чувствовал он себя не лучше,  чем виноградина,  из
которой выдавили весь сок.  А может,  и хуже. Но вс„-таки он наш„л в себе силы,
чтобы перекатиться на левый бок.
     Читрадрива обнаружил,  что  лежит  на  роскошной кровати  под  огромнейшим
пурпурным балдахином, расшитым золотой канителью. Комната была не та, в которую
его прив„л вчера Лоренцо Гаэтани. И кровать не та, и запах... Это не был аромат
благовонного дыма, от которого кружилась и наливалась свинцом голова, в котором
увязаешь по  макушку  и  захл„бываешься.  Ноздри  ласкали и  дразнили тончайшие
цветочные и острые фруктовые запахи. Любопытно...
     За спиной раздался едва уловимый шорох. Читрадрива повернул голову - и его
взору открылась такая картина,  что он не удержался от изумл„нного возгласа. По
правую  сторону кровати находилось громадное зеркало в  богатой золоч„ной раме.
Это было не обычное бронзовое зеркало,  а какое-то другое, кажется, хрустальное
или стеклянное.  Около него стоял массивный столик из ч„рного дерева, с ножками
в   виде  львиных  лап;   на  столике  были  расставлены  баночки  и  коробочки
всевозможных форм,  цветов и  размеров,  источавшие тот самый смешанный аромат,
который Читрадрива уловил ещ„ во сне.
     Однако дело было не в зеркале и не в столике. Здесь же находилось какое-то
подобие низенькой табуретки,  обитой алой тканью, а на ней восседала совершенно
голая  Катарина собственной персоной.  Тело  принцессы отливало перламутром,  а
стройные изящные  формы  приводили Читрадриву в  неописуемый восторг.  Катарина
сидела неподвижно,  слегка склонив к левому плечу прелестную головку, приподняв
обеими руками копну пышных ч„рных волос и пристально разглядывая сво„ отражение
в огромном зеркале.
     Услышав  восклицание пробудившегося ото  сна  Читрадривы,  Катарина  резко
обернулась,  вскочила и  охнула  от  досады.  Е„  хорошенькое личико  мгновенно
покрылось  пунцовым  румянцем.  Следующим  побуждением принцессы было  прикрыть
наготу,  так  как  Читрадрива не  мог  отвести  от  не„  зачарованного взгляда.
Катарина схватила со стола крохотную подушечку,  с  которой посыпалась обильная
белая пыль,  и прислонила е„ к низу живота,  а другой рукой попыталась прикрыть
холмики упругих грудей.  Но  такая "защита",  видимо,  не  удовлетворила е„,  и
Катарина  тут  же  переменила  руки,  заслонив  подушечкой одну  из  грудей,  а
растопыренной пятерн„й прикрыв лоно.
     Читрадрива ухмыльнулся,  с  удивлением отметив про себя,  что у  принцессы
почему-то не растут волосы в том месте,  где по идее должны расти.  Катарина же
возмущ„нно вскрикнула, повернулась к нему боком, попыталась прикрыть подушечкой
округлые ягодицы.  И  наконец под  смех Читрадривы догадалась сделать несколько
л„гких шажков к балдахину и закутаться в пурпурно-золотистую занавеску. Правда,
полупрозрачная ткань,  напоминавшая л„гкую алую дымку,  не могла скрыть всех е„
прелестей, но Катарина, за неимением лучшей, удовлетворилась и такой защитой, с
облегчением вздохнула и произнесла:
     - Господи,  Андреа, как ты меня напугал! - но тут же добавила с упр„ком: -
Должна тебе заметить,  ты довольно нескромен... и даже слишком нескромен! Сразу
видно - дикарь.
     Читрадривой  завладела  невероятная  лень.   Даже   пальцем  трудно   было
шевельнуть.  Кажется,  век  бы  смотрел  на  эту  грациозную  женщину,  которая
закуталась в  воздушную ткань и  не понимает,  что этим не укроешься от острого
мужского взора.
     ...Эй, что с тобой?! Очнись! Разве ты забыл...
     То  ли  мысль,   то