едь так
оно и было, согласись.
     - Подумаешь,  эка невидаль!  -  фыркнул сотник. - Вор украл у вора, что же
здесь странного?  Шапку только жаль.  Не думал я, не гадал, что Ярослав наденет
е„...
     Дальше Карсидар не слушал,  так как на ум ему пришла одна забавная идейка,
которой он  был настолько поглощ„н весь остаток дня,  что даже не  поужинал как
следует.   Михайло  с  Микулой  долго  и  бесплодно  спорили,  куда  им  теперь
направиться -  на север в Суздаль,  на юго-восток в Муром или на запад в Тверь.
Карсидар в  споре не  участвовал и  не  высказал на  сей  сч„т никакого мнения.
Поэтому вопрос отложили до утра и заночевали в открытом поле в шести верстах от
Боголюбова.
     Это Карсидара вполне устраивало,  и,  встав ни свет ни заря,  он проверил,
нет  ли  кого около шатра,  тщательно закрыл полог над  входом,  а  всего через
несколько минут вновь выглянул наружу и,  довольный собственной находчивостью и
возросшим умением, с чистой совестью л„г спать дальше...
     - А ну-ка,  поднимайся!  -  будил его Михайло тремя часами позже. - Хватит
разл„живаться,  солнце уже  вон  как  поднялось.  Надо решать,  куда мы  поедем
дальше.
     - Что ты впился в  меня как клещ?  -  с притворным недовольством проворчал
Карсидар. - Я устал после честно выполненной работы, дай отдохнуть.
     - Ты не выспался?  -  удивился сотник.  -  Ну,  и горазд ты храпеть, как я
погляжу! Ленивый больно.
     - А  думаешь легко  шесть  в„рст туда  и  обратно за  минуту пробежать?  -
спросил Карсидар, переворачиваясь на другой бок.
     - Какие шесть в„рст? За какую минуту? - опешил Михайло. - Такой быстроты и
на свете-то не бывает...
     - А  если не бывает,  тогда как я  это достал?  -  Карсидар взял и передал
Михайлу  матерчатый св„рток,  валявшийся в  головах  подстилки,  на  которой он
лежал.
     Ничего  не  подозревающий Михайло  принялся  разворачивать полотно...  как
вдруг  под  сводом  небольшого походного шатра  засверкала россыпь  самоцветных
каменьев, вплетенных в золотую филигрань.
     - Шапка Мономаха?!  -  от неожиданности сотник даже сел на землю,  выронив
бесценную реликвию.
     - Да осторожней,  ты, медведь! - Карсидар взял шапку за крестик из алмазов
и  принялся любовно  отряхивать соболью  опушку.  -  Запачкаешь ещ„,  или  даже
повредишь. Как тогда перед Данилой Романовичем оправдываться будем?
     С  минуту Михайло не  мог вымолвить ни слова,  только,  хлопая выпученными
глазами, смотрел на Карсидара. Потом спросил:
     - Как же ты сподобился? И когда?
     - Под утро,  -  Карсидар расстелил полотно,  водрузил на  него шапку,  сел
рядом.  -  Вчера князь кричал,  что  истинный государь он,  потому как  у  него
Мономахова шапка.  Потом ты признался,  что тебе жалко вещицу, очутившуюся не в
тех руках,  в каких надо.  Да и мне показалось... - и Карсидар сравнил Ярослава
Всеволодовича с  Ростиславом Мстиславовичем,  у которого венец тоже болтался на
челе.
     - В  общем,  забрать  шапочку надо,  решил  я.  Поднялся сегодня пораньше,
сбегал в Боголюбов. И вот, шапка здесь.
     Конечно,  он не стал особо распространяться насч„т мгновенных перемещений,
а  также рассказывать про  всякие изощр„нные шуточки,  за  которые его  так  не
любили орфетанские дворяне.
     "Колдун забавляется",  -  подумал Михайло,  поднялся и,  ничего не сказав,
выбежал из шатра.
     Вскоре Карсидар уже объяснялся с  боярином и со всей сотней.  Микула,  как
увидел шапку,  сразу же завопил, что Ярослав Всеволодович немедля вышлет погоню
- если  уже  не  выслал.  Мысленно же  представлял себя  изрубленным на  мелкие
кусочки, а свою голову видел надетой на копь„, воткнутое в землю перед воротами
Боголюбова рядом с головами остальных.
     - Не  бойся,  боярин,  князь  пока  не  хватился пропажи,  -  заверил  его
Карсидар. - Я сделал это только сегодня на рассвете, не более часа назад.
     К  тому же  Карсидар и  Михайло знали то,  о  ч„м предпочитали не говорить
вслух:  никто не захочет связываться с могучим колдуном, и Ярослав Всеволодович
- первый.
     Зато воинам "милая проделка" пришлась по  душе.  Из  уст  в  уста полетели
прибаутки насч„т "ограбленного вора".  В конце концов, Михайло отстранил плечом
испуганного и  расстроенного боярина,  шагнул впер„д и во всеуслышанье объявил,
что  направятся они в  Муром,  поскольку объезжать уделы Владимиро-Суздальского
княжества после случившегося не стоит, толку от этого все равно не будет.
     - А  может,  к Александру Ярославовичу заглянуть?  -  подал идею Карсидар,
которому очень импонировала победа новгородского князя над шведами. - Я слышал,
с отцом он не больно ладит, и думаю...
     - Это хорошо,  что ты думаешь,  - ворчливо перебил его Михайло. - Но ты бы
лучше думал перед тем,  как что-то делать,  и, вместо шапки, икону Богородицы в
Киев вернул.
     После этого короткого выговора сотник принялся отдавать приказы, связанные
с началом длительного перехода.
     Выступили они  через  полчаса  и,  выслав  впер„д  разведчиков,  ехали  не
останавливаясь весь день -  как знать, вдруг гнев возьм„т верх над рассудком, и
Ярослав Всеволодович вышлет погоню? Особенно волновался по этому поводу Микула.
Но опасения боярина, к счастью, не оправдались.
     Уже  вечерело,  когда вдруг вернулись двое  разведчиков и,  перебивая друг
друга,  рассказали,  что  наткнулись на  довольно внушительный лагерь  татар  в
полутора верстах отсюда.
     - Их там сотен шесть. По всему видать, на привал стали недавно, но до утра
трогаться в  путь уже не будут.  Мы Нерядца доглядать за ними оставили,  а сами
сюда, совет держать.
     Услышав  про  татар,  боярин  страшно  перепугался и,  заикаясь,  произн„с
длинную  сбивчивую  речь,  смысл  которой  сводился  к  тому,  что  не  годится
подвергать  риску  жизнь  посла  государева,   тем   более,   если  посол  этот
волей-неволей вынужден везти святыню земли Русской - шапку Мономаха.
     Но у  Карсидара было иное мнение.  В  перерывах между поездками по дальним
уделам Руси,  имевшими целью собрать войска под  знам„на Данилы Романовича,  он
пробовал силы  в  мелких стычках с  татарами.  Самое непосредственное участие в
этих развлечениях принимал Михайло со своими молодцами.
     Карсидару необходимо было  научиться хоть  немного  спокойнее воспринимать
ненавистных татар,  а заодно сдерживать порывы к немедленному применению против
них явного колдовства.  "А  то  весь мир,  чего доброго,  станет говорить,  что
государь Русский колдуна нанял.  Так ты уж помягче,  будь любезен",  - объяснял
Данила Романович.  И  пока Читрадрива изучал на досуге свойства перстня и с его
помощью пробовал лечить людей, чтобы поднять популярность "чужеземных колдунов"
в народе, Карсидар придумал следующее. Он, Михайло и ещ„ несколько десятков его
воинов  переправлялись на  левый  берег  Днепра,  ехали  в  сторону  Чернигова,
разведчики находили татар,  которых здесь  рыскало превеликое множество.  Тогда
Карсидар начинал  подавлять бдительность вражеских воинов,  русичи  проникали в
самый  центр  их   отряда,   после  чего   происходило  неожиданное  нападение,
заканчивающееся неизменной победой русичей.
     Татары  страшно  боялись  "невидимок",  тем  более  что  ничего  не  могли
предпринять в  ответ.  Зато молва о  хитром колдуне-на„мнике росла и  ширилась,
заставляя, с одной стороны, татарского хана Бату стягивать к Чернигову огромные
силы  (говорят,  он  даже послал гонцов далеко на  восток,  где  гнездились эти
дикари),  с  другой же  -  значительно ободряя население покор„нных территорий.
Даже от Чернигова и Переяслава еженедельно пробирались к Киеву десятки человек,
несмотря на то, что татары устраивали на перебежчиков настоящую охоту.
     Но вс„ это происходило в окрестностях Киева. Карсидар же задумал повторить
"нал„т невидимок" прямо здесь,  чтобы плосколицые не  чувствовали себя спокойно
даже  далеко на  севере.  Микула усиленно возражал против такой наглой вылазки.
Михайло сказал лишь одно:
     - А сдюжим ли? Татарвы вс„ же целых шесть сотен супротив нашей одной.
     Карсидар заверил,  что им нечего бояться,  когда есть он.  Ведь,  в случае
острой необходимости,  всегда можно сжечь неприятеля. И, оставив боярина Микулу
на попечение двух разведчиков (чтобы не путался под ногами),  все пустили коней
галопом.
     Действовали  по   не   раз  уже  проверенному  плану.   Карсидар  принялся
"колдовать",  и русичи пробрались в самый центр лагеря. Шли они молча, медленно
и  аккуратно,  стараясь не зацепить никого из татар.  Как ни странно,  татары и
сами обходили "невидимок",  а  не  сталкивались с  ними лоб в  лоб.  То и  дело
смотрели на них -  и  не видели!  Это было самое трудное:  понять,  что тебя не
видят,  не испугаться,  не запаниковать.  Ведь вокруг - враги, живые, здоровые,
вооруж„нные.  Часовые сидят  на  земле,  скрестив ноги,  рядом лежат их  копья.
Другие жарят мясо,  переговариваются,  поют.  В центре лагеря -  большой шат„р.
Почти как тот, в который угодил загоревшийся Менке...
     В этом тоже состояли опасность и великое искушение, правда, уже для одного
Карсидара - не сбиться, не поддаться воспоминаниям и не испепелить всех подряд.
Но  ничего,  недаром он  тренировался всю  зиму  и  весну!  И  сейчас  Карсидар
терпеливо ждал,  пока конные русичи рассредоточатся по  лагерю,  изготовятся...
Лишь тогда с глаз татар упала незримая завеса.
     Как  обычно,  первые мгновения боя  напоминали грандиозное резание свиней.
Многие погибли,  так ничего и не успев сообразить.  Остальные,  даже не пытаясь
сопротивляться, бросились наут„к, объятые ужасом, а всадники долго преследовали
их и нещадно рубили. Вс„ было кончено в течение получаса.
     Когда   на   месте   разгромленного  лагеря   появился  бледный  Микула  в
сопровождении двух  всадников,  Михайловы  вои  уже  успели  пересчитать убитых
татар,  которых оказалось аж  шестьсот тридцать семь человек.  И  это не считая
разбежавшихся!
     - А твои люди недооценили числа этих дикарей,  -  сказал Карсидар сотнику,
который  стоял  над  развороченным центральным шатром  и  задумчиво  глядел  на
пожилого богато одетого татарина, перерубленного пополам.
     - Твоя работа? - спросил он.
     - Моя,  -  ответил Карсидар,  довольный тем,  что  ему  сравнительно легко
удалось вложить силу своей ненависти в  удар меча,  а  не в  действие неведомых
огненных сил.
     - Плохой удар, - задумчиво протянул Михайло. - Зря ты так.
     - Плохой?! - изумился Карсидар. - Михайло, да ты что...
     - Погоди,  -  сотник поднял палец.  - Ты не понял. Я о том, что лучше было
этого татарина в живых оставить да как следует допросить.
     - А зачем? - Карсидар пожал плечами. - Решили ведь порубать всех, вот и...
     - Нет, Давид, не говори так. Странно он выглядит.
     - Странно? - Карсидар присмотрелся к убитому. - И что же в н„м странного?
     Михайло вздохнул и медленно проговорил:
     - Ты,  Давид,  хороший воин, просто замечательный, но твой приятель Андрей
не в пример лучше соображает.  Ведь это посол, как и наш Микула, - он кивнул на
приободрившегося боярина, свысока оглядывающего укрытый трупами луг. - Разве не
видишь?  Теперь подумай:  мы собираем войска, татары и себе скликают - это раз.
Ярослав Всеволодович нам в помощи отказал - два. Ставшее на привал посольство в
дне перехода от Владимира - три. Что бы это значило, а, Давид?
     Михайло стоял,  подняв правую руку с тремя загнутыми пальцами,  а Карсидар
потряс„нно глядел  на  него  и,  переваривая услышанное,  начинал  склоняться к
мысли, что явно поторопился убивать этого нарядного татарина.

     Глава XX
     ЗАБОТЫ КАРСИДАРА

     Карсидар вместе с  Михайлом наблюдал,  как,  придерживая под  уздцы коней,
воины сгружались с больших плоскодонок. А в утреннем небе за Днепром расцветали
сразу две зари:  одна,  как и положено, на востоке, зато другая - в непривычном
месте, на севере. Это они постарались. Ради праздника!
     Сегодня татарам досталось основательно.  Пожалуй, эта вылазка превосходила
даже  наглый  наскок  на  ханское  посольство,  который  они  предприняли после
посещения Боголюбова.  Для  теперешней ночной экспедиции Карсидар лично отобрал
сто пятьдесят человек,  особо отличившихся в  предыдущих операциях,  и  с этими
отчаянными сорвиголовами напал на тысячный вражеский лагерь.  В виде исключения
он  позволил  себе  немножечко  (ну  самую  малость!)  "порезвиться".  Началось
нападение с  того,  что  сразу  четыре  кострища  в  разных  концах  стоянки  с
оглушительным грохотом взорвались вертикальными снопами ослепительного огня,  и
дальнейшая резня была видна, как на ладони. Татары мигом сообразили, кто учинил
этот фейерверк, и перепугались до полусмерти, зная, что ждать пощады от колдуна
с его "невидимками" нечего.  И кстати,  правильно думали!  Лишь немногие из них
спасли свою шкуру...
     Теперь в  бывшем татарском стане за  Днепром догорало то,  что  ещ„  могло
гореть. Зарево приличное, видно издалека. Ничего, пусть узкоглазые видят! Пусть
знают,  кто разгромил их лагерь.  Правду сказать,  если бы не Карсидар,  татары
давно разрушили бы Киев.  Так и должно было случиться -  после взятия приступом
Переяслава и  Чернигова дикари намеревались совершить бросок на столицу.  Отряд
под предводительством хана Менке был послан для разведки подходов к Минкерфану,
как называли они город. Ждали лишь наступления морозов, которые сковывали Днепр
ледяным панцирем.
     Гибель  разведывательного отряда  от  "колдовского огня"  заставила  татар
приостановить победоносное  шествие  на  запад,  временно  затаиться  и  начать
накапливать грандиозные силы  для  решающего удара.  Русичи вовсю  готовились к
обороне. Намечалась схватка, каких ещ„ не видывали в здешних краях. А возможно,
и нигде в мире.  Битва под Киевом грозила превзойти даже знаменитое сражение на
Озере  Десяти Дев  в  Орфетане!  Хорошо что  здесь  некому стрелять Карсидару в
спину.  То есть,  люди митрополита Иосифа, конечно, могли бы выстрелить, однако
жрецы традиционно не участвовали в сражениях. К счастью...
     - Эй, коновалы, живее там!
     Это  Ипатий  подгоняет  замешкавшихся  воинов  с   последней  плоскодонки.
"Коновалы"... Подходящее прозвище! Надо признать, в самую точку. Ведь каждая их
вылазка  -   самая  настоящая  резня.   И  всякий  раз  они  одерживают  победы
исключительно благодаря внезапности наскоков и быстроте действий.
     Впрочем,  и такое подразделение может пригодиться в предстоящей битве. Все
воины, как на подбор, рубаки отменные. Из ста пятидесяти человек, отправившихся
за Днепр вчерашним вечером,  осталось сто тридцать девять,  восемь ранено, трое
убиты.  Раненых следует поскорей отправить к Читрадриве,  пусть подлечит их вне
очереди.  Убитых заменить...  Может,  добрать ещ„ человек пятьдесят сверх того,
чтобы стало две сотни. Как это будет звучать? "Коновальская двусотня"?
     Карсидар поделился своими соображениями со  стоявшим рядом  Михайлом.  Тот
усмехнулся, пригладил бороду, сказал:
     - Да пусть будет как угодно,  лишь бы ребятушки делали сво„ дело.  Вот как
сегодня,  -  и кивнул на северную зарю,  таявшую по мере того,  как разгоралась
заря настоящая.  -  То-то Данила Романович порадуется! Ты, Давид, надо сказать,
неплохой подарочек ему  сделал.  Не  считая разбежавшихся,  татар  побито почти
девять сотен. И это супротив наших одиннадцати!
     - А ты пойд„шь командовать одной из моих сотен?
     - К тебе под начало, что ли? - Михайло хитро прищурился, и в голове у него
пронеслось:  "Ишь прыткий зят„к!  Уже и тестя подчинить захотел! Такому палец в
рот не клади".  А вслух сказал: - Нет, шалишь! Сейчас я сам себе господин, а ты
на меня,  чего доброго,  путы накинешь -  ты не Остромир.  Но ежели с  тобою за
Днепр  съездить да  татарву пошерстить -  так  я  всегда с  дорогой душой,  сам
знаешь.  А коли тебе впрямь сотники нужны,  бери Ипатия, а вторым Гната. Из них
сотники что надо,  а Ипатий,  вдобавок,  тебя от самого начала знает.  Не забыл
ещ„,  как он башку твою подолом рубашки обматывал?  Но тогда мы все думали, что
ты на одно колдовство горазд, зато теперь каждый знает, как славно ты рубишься.
     Да,   в   течение  весны  и   лета  Карсидар  имел  немало  шансов  сполна
продемонстрировать сво„  мастерство!  И,  утомившись  от  зимней  скуки,  когда
волей-неволей  приходилось изнывать  от  вынужденного безделья,  он  сражался с
огромным удовольствием,  с  каким-то заразительным упоением.  Его меч был легче
применявшихся татарами, а в сравнении с мечами русичей и вовсе выглядел едва ли
не игрушечным,  не говоря уж о двуручных мечах тяжеловооруж„нных воинов. К тому
же Карсидар никогда не пользовался щитом и  не надевал никаких доспехов,  кроме
разве что шлема и тонкой кольчуги.  Тем не менее,  оставаясь во время боя вроде
бы легко уязвимым,  он ухитрялся проделывать своей "игрушкой" настоящие чудеса.
От  стрел  и  дротиков  Карсидар  попросту  уворачивался (помогала чрезвычайная
чувствительность,  появившаяся после снятия серьги),  даже более того - успевал
отбивать их  налету  мечом.  В  случае необходимости мог  воспользоваться также
тяж„лой боевой  секирой,  копь„м  или  булавой,  хотя  последний вид  оружия он
недолюбливал.  А способность внезапно выпустить из рукава три арбалетных стрелы
повергала в трепет и врагов,  и союзников.  Уже к концу березоля, как именовали
русичи  первый  весенний месяц,  ни  один  татарин  не  отваживался добровольно
вступить  в   поединок  с   "колдуном-урусом",   возглавлявшим  летучие  отряды
"невидимок".
     Надо ли особо говорить,  что он снискал себе уважение и  в  среде простого
народа,  и  у  знати!  Разумеется,  Карсидара побаивались из-за его "колдовских
штучек",  однако, последовав совету Данилы Романовича, он показал, что способен
на многое и без непонятных никому фокусов.  Конечно же,  были недоброжелатели и
завистники, но где их не бывает...
     Вс„  это  отлично просматривалось в  отношениях с  Михайлом и  его детьми.
Милка была влюблена в Карсидара без памяти, прямо сохла по нему. Когда в разгар
лета  княжеское посольство вернулось из  успешной  поездки  в  Рязань,  девушка
встретила его совершенно непонятными словами:  "Ой,  Давид, как жалко, что тебя
на Купайла не было!" При этом взгляд е„ затуманился, а щ„ки зарделись.
     Михайло по привычке строго прикрикнул: "Пошла в дом!" - и Милка удалилась,
по  дороге  наткнувшись  на  косяк  двери.  В  ответ  на  настойчивые расспросы
Карсидара,  что значит "Купайла",  сотник ответил,  что вообще-то Купайло - это
Иоанн Креститель,  окрестивший самого Господа Иисуса, но у русичей в день этого
святого принято женихаться.  Описывать в  подробностях обычаи праздника Михайло
не  стал,  лишь обронил мимоходом пару фраз про  "непотребные игрища",  которые
"поганцу,  посланному Хорсом" должны быть по нраву.  Впрочем,  тон его речи был
скорее  добродушно-ворчливым,  нежели  брезгливым  или  осуждающим,  а  в  душе
шевельнусь приятные воспоминания. Карсидар принялся было расспрашивать Михайла,
но сотник тут же оставил его, сославшись на неотложные дела.
     А через день Данила Романович неожиданно сказал ему:  "Слушай, Давид, а не
хочешь ли на нашей земле укорениться? Ясное дело, ты правильно поступил, приняв
христианскую веру.  С  меня довольно и того,  что вы с Андреем не рассыпались в
прах,  когда взяли в руки Святое Писание, и не утратили силу от святой воды. Да
вдобавок ты привселюдно искупался в проруби на Водокреще.  Значит, сила ваша от
Бога, а не от сатаны. Хотя митрополит думал по-другому, после вашего крещения и
он угомонился. Но как бы там ни было, а ты оста„шься среди нас чужаком. Если же
имеешь намерение обосноваться здесь всерь„з,  породнись с  кем-нибудь из наших.
Другого не дано".
     Понятно было,  откуда ветер дует.  Тем  более,  что Михайло,  выказывавший
Карсидару расположение, с тех пор зачастую мысленно называл его "зятьком". Зато
сыновья сотника старались всячески досадить ему, особен