ого хана. А
когда Гаэтани вышел из парадного зала,  к нему приблизился слуга и передал, что
е„  высочество  желает  видеть  синьора  Гаэтани  после  ужина,  чтобы  наедине
поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.
     Лоренцо терялся в  догадках.  Он никак не мог понять,  зачем е„ высочеству
понадобилось беседовать с  ним  с  глазу на  глаз.  Вообще,  в  словах молодого
человека чувствовалась какая-то  недосказанность,  он  отчаянно покраснел,  что
было  заметно  даже  в  предрассветных  сумерках.   Ну  а  Читрадрива,  который
по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.
     В  общем,  принцесса Катарина приняла Лоренцо без  свидетелей в  небольшой
комнатке.  Она  попросила барона  присесть в  кресло,  поставленное напротив е„
кресла,  и  для начала заставила повторить слышанный дн„м рассказ.  (Читрадрива
отметил  про  себя  вставленный  мимоходом  оборот  "для  начала",   но   вновь
промолчал.) После чего сказала:  "Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с
вами случилось? Может, вы больны?" Пришлось поведать также о ночном нападении в
портовой гостинице и  вообще о возвращении домой со всеми подробностями.  И тут
словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не
на  кого,   что  уж  если  принцесса  или  е„  венценосный  брат  не  придумают
чего-нибудь,  даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более,
если не упоминать о  спутнике,  в его рассказе оставалось слишком много неясных
мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.
     Е„  высочество приняла  услышанное неожиданно близко  к  сердцу,  особенно
узнав,  что  сеньор Андреас непосредственно участвовал в  обороне Киева  и  был
приставлен самим корол„м Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась,
что наконец воскликнула:  "Ах,  синьор Лоренцо!  Судьба этого чужеземца тронула
меня до глубины души,  и я постараюсь помочь ему в меру возможностей". Это было
именно то,  на  что  втайне надеялся Гаэтани,  а  потому молодой барон поспешил
выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрыл„нный надеждой.
     Результат превзош„л все ожидания.  Спустя неделю с небольшим через того же
слугу  принцесса назначила новую тайную встречу.  Согласно собранным сведениям,
похищенный  русич  действительно содержался в  загородном доме  в  окрестностях
Рима.  В  распоряжение Лоренцо Гаэтани е„ высочество намерена была предоставить
пару десятков отчаянных рубак,  три повозки и  несколько смен лошадей,  лишь бы
узник  был  освобожд„н.  Она  также дала  барону брошь,  служившую своеобразным
пропуском на территории королевства.  Но в то же время сочла необходимым честно
предупредить Лоренцо,  что  его  случайного попутчика похитил  сам  Гартман фон
Г„те.
     - Да  кто он такой,  этот ваш...  -  начал Читрадрива,  но тут же прикусил
язык.
     Гартман фон Г„те! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей
он  столько слышал,  путешествуя Европе,  а  в  Германии это имя вообще боялись
произнести вслух,  потому что  даже  тамошний император был  жалкой букашкой по
сравнению с могущественным гроссмейстером.
     Между тем Лоренцо тоже решил поведать Читрадриве об этом человеке. Отпрыск
одного из  древнейших,  благороднейших родов,  который когда-либо существовал в
германских  землях,  он  тем  не  менее  не  мог  похвастаться большой  семь„й,
поскольку все его родные скоропостижно скончались.  Злые языки утверждали даже,
что  слишком скоропостижно.  Молва  приписывала обрушившуюся на  род  фон  Г„те
напасть тем обстоятельством,  что в уплату за невиданное могущество Гартман фон
Г„те продал дьяволу не только свою душу, но также души всей своей родни.
     Может быть именно поэтому Гартман фон  Г„те сам  себе создал некое подобие
семьи,  основав  орден  воинов  Христовых,  который  беспрерывно пополнялся вс„
новыми членами,  разрастался прямо на глазах.  Кроме того, он слыл правой рукой
святейшего отца и  давно уже сделался своим человеком при паском дворе.  Был он
также  мастаком  на  всевозможные  гнусности  и  особенно  сильно  враждовал  с
неаполитанским корол„м.  Правда,  его величество Федериго в долгу не оставался,
но  в  данном случае важно было то,  что попытка освободить сеньора Андреаса из
рук  Гартмана фон  Г„те  могла закончиться чем  угодно -  и  удачей,  и  полным
поражением.   В   последнем  случае  участь  молодого  барона  была  бы  весьма
незавидной.
     И  вс„  же  Гаэтани не  колебался ни  минуты.  Он  был  исполнен решимости
освободить пленника и...
     - И  вот,  мой дорогой сеньор Андреас,  я с огромным удовольствием говорю,
что выполнил как сво„ намерение, так и поручение е„ высочества.
     После  этого  Лоренцо углубился в  описание подробностей штурма  "тюрьмы",
поведав  Читрадриве,   как  несколько  воинов,  вооруж„нных  одними  кинжалами,
перебрались через  первую  стену,  сняли  расставленных там  часовых и  открыли
внешние ворота, как затем выломали ворота внутренние, ворвались в садик...
     Однако Читрадрива уже  погрузился в  свои  мысли и  лишь изредка рассеянно
кивал,  дабы  создать  видимость внимательного отношения к  монологу барона.  В
рассказе Гаэтани было несколько подозрительных моментов. Прежде всего бросалось
в  глаза то  обстоятельство,  что принцесса Катарина с  поразительной точностью
угадала  неполноту  официальной  версии  путешествия  Лоренцо  Гаэтани.   Также
настораживало слишком горячее участие в судьбе пленника, которого она никогда в
глаза  не  видела.  Потом,  как  понимать  "внутреннее побуждение" рассказать о
судьбе Читрадривы,  овладевшее молодым человеком во время тайной аудиенции?  Да
ещ„ изящная брошь,  без сомнения обладающая магическими свойствами... И это при
всеобщем недоверчивом, скорее даже враждебном отношении к колдовству!
     А кроме того,  Читрадрива никак не мог понять, почему сеньор Лоренцо столь
рьяно  взялся  за  его  дело.  Неужели  из  простого  дружеского расположения к
чужаку-русичу Гаэтани был способен рискнуть головой,  вступив в борьбу со столь
могучим   соперником?!    Это   противоречило   здравому   смыслу.   Оставалось
предположить,  что у  барона были какие-то свои сч„ты с Гартманом фон Г„те.  Но
тогда почему он прямо не сказал об этом? Подозрительно, очень подозрительно...

     Глава XIV
     ПОКОРЕНИЕ ТАНГКУТ-САРАЯ

     Татарская кобыла, названная на орфетанский манер Желмой, неплохо слушалась
повода,  и тем не менее Карсидар вс„ равно грустил о верном Ристо. Рана на ноге
затянулась.   Правда,   шрамики  так  и  остались,  словно  напоминая,  что  со
сверхъестественными способностями у  Карсидара отныне  не  вс„  в  порядке.  Но
хорошо уж и то,  что теперь он почти не хромал,  а когда бывал занят каким-либо
важным делом, то и вовсе забывал о ране.
     С остальными талантами дело обстояло по-разному.  В один из дней, пока шла
переправа,  Карсидар  осторожно  попробовал "созвать" облака.  Через  некоторое
время немного ниже по  течению "небесные овечки" действительно сбились в  кучу,
затем  из  них  вышла  приличная  свинцово-серая  туча,  и  разразилась  гроза.
Почему-то Карсидару казалось,  что и  с вызовом "земного огня",  как это было в
татарском лагере,  проблем не должно возникнуть. На полное притупление интуиции
он также не мог пожаловаться,  хотя понимал,  что обладал этим качеством ещ„ до
пробуждения скрытого дара. Мастеру без этого никак не обойтись.
     Если пустить в  ход  голубой камешек,  он  попробовал бы  заморозить воду,
думать о нескольких вещах сразу или контролировать несколько дел. Однако кольцо
с  вделанной в  него  капелькой лазури пришлось снять и  спрятать на  самое дно
седельной сумки,  поскольку Карсидар совершенно не мог носить украшение. Стоило
ему  подумать о  камешке,  как суставы руки начинало выкручивать,  а  сам палец
словно превращался в сплошную сосульку.
     Хуже всего было с чтением чужих мыслей. Всякий раз, как Карсидар приступал
к этому занятию, казавшемуся прежде таким л„гким, у него дико кружилась голова,
в  глазах  двоилось.  А  если  Карсидар пробовал установить мысленный контакт с
тестем,  перед ним точно разверзалась мрачная ледяная бездна,  в  которую готов
был  сорваться весь  мир.  Кроме того,  в  следующий же  миг  на  незадачливого
экспериментатора накатывала столь мощная волна панического ужаса,  что он  едва
сдерживал желание сорваться с  места и  бежать куда глаза глядят,  хоть бы и на
край  света.  В  довершение несчастья жуткая  головная  боль  мучила  Карсидара
несколько часов кряду.
     Также ничего не получалось с  "прятками":  он пробовал удаляться в  степь,
подходить к  лагерю и  при  этом пытался "заставить" воинов не  видеть его.  Но
ратники неизменно замечали своего  воеводу.  Значит,  с  придуманной им  хитрой
тактикой,  некогда приводившей татар в  ужас,  прид„тся распрощаться.  Как и  с
хайен-эрец, поскольку это искусство было сродни чтению мыслей.
     А  уж  подлетать над земл„й и  рвать без усилия вер„вки Карсидар вообще не
пытался:  для этого нужен был шок, а не кольцо, а он и так пережил за последнее
время слишком много, чтобы подвергать себя дополнительным испытаниям.
     Наконец,  из рук вон плохо было с защитой от стрел.  Однажды утром,  когда
воины  готовились к  очередному переходу,  Карсидар кликнул тестя,  вдво„м  они
отъехали подальше в  степь,  и  там Михайло выпустил в зятя несколько стрел без
наконечников.  Надо ли говорить,  что несмотря на все усилия Карсидара, ни одна
из них не отклонилась в сторону ни на пядь!
     После этой неудачи, окончательно доконавшей беднягу, состоялся откровенный
разговор с тестем.  Отводя глаза,  бледнея и запинаясь, Карсидар признался, что
растерял часть своих способностей. Ответ Михайла был несколько неожиданным:
     - А  по  мне,  зят„к,  было бы  замечательно,  коли б  ты  вообще перестал
колдовать!
     Карсидар  недовольно засопел,  посмотрел на  тестя  почти  с  ненавистью и
прошептал:
     - Тебя,  как я  погляжу,  одно только и  заботит:  как бы муж твоей дочери
взялся за ум, исправился и стал, как все.
     Михайло не обиделся. Он добродушно рассмеялся, но заговорил серь„зно:
     - А  представь,   заботит.   Оно,  конечно,  иногда  неплохо,  ежели  есть
возможность пробраться во вражеский стан и  выведать,  что супостаты замышляют,
аль от стрел прикрыться. Да ведь другие без этого как-то обходятся! И ты прежде
обходился. А может, ты неправду о своей прежней жизни рассказывал?
     Карсидар закусил губу. Конечно, он был первым среди орфетанских мастеров и
до  пробуждения дара.  Да  теперь  успел  уже  привыкнуть ко  всяким  необычным
хитростям.  Привык настолько,  что  даже  рукавный арбалет,  которым прежде так
гордился, перестал брать в поездки, вполне довольствуясь двухзарядным арбалетом
мастера. А сколько раз тайное оружие спасало его!..
     - А потому не тужи,  Давидушка, - продолжал Михайло почти ласково. - Ежели
так случилось,  так может,  оно и  к  лучшему?  Может,  так тому и быть?  И без
всякого колдовства ты рубака знатный, сам видал. Ну, так и будешь отныне таким,
каким был прежде!  Делов-то...  Да  ты  посмотри,  как вои тебя слушаются,  как
переживают за тебя! Ты-то, может, о том и не ведаешь, а я вс„ знаю.
     - Это...  в  самом  деле  так?  -  Карсидар очень надеялся,  что  тесть не
обманывает его.  Даже  если  он  лгал  с  намерением успокоить  зятя,  это  был
опрометчивый поступок!
     - В самом деле,  в самом деле,  -  передразнил его Михайло.  -  Нешто я не
понимаю,  нешто стал бы  выдумывать?!  А  Милка тебя,  что  ль,  за  колдовство
полюбила? А меня ты тоже к себе приворожил, дурья твоя башка?!
     Карсидар вновь  потупился.  Очень хотелось поверить Михайлу,  в  дружеском
совете которого он так нуждался...  хотя в то же время верилось с трудом. Может
потому,  что о том же говорил полоумный Зерахия. Предупреждал ведь Карсидара, в
то  время  безоговорочно уверенного в  своих  силах:  подумай,  что  станешь ты
делать,  если вдруг лишишься своих способностей?  Разница была лишь в том,  что
тесть говорил это после происшествия на переправе,  а иудеянин -  до. А суть их
слов одна.
     - В общем, не мог ты бросить сво„ колдовство добровольно, так татарва тебя
заставила.  Значит,  и Бог с ним,  с непотребством этим.  И хватит кручиниться,
зят„к,  давай делом займ„мся.  Путь твой лежит на Тангкут-Сарай, войско русское
под  рукой твоей,  а  дело наше общее -  наподдать нечестивцам так,  чтоб и  не
думали они  больше идти  войной супротив нас.  И  мысли такой чтоб не  держали,
поганцы,  нехристи!  И  ежели милость Всевышнего и  дальше пребудет с нами,  мы
наголову разобь„м татарву к  Вознесению али  даже раньше,  после Переполовения.
Так-то, Давидушка.
     Как ни верти,  а  Михайло был прав.  В  любом случае,  сейчас не время для
колебаний. Решающая битва с татарами на носу. Если имевшиеся сведения верны, до
Тангкут-Сарая идти не  больше недели.  А  степь между тем становилась вс„ суше,
воздух -  горячее.  Пока от  жажды никто не  страдал,  но неизвестно,  что жд„т
русичей впереди. И со сверхъестественными способностями или без них, а Карсидар
обязан  был  командовать армией,  привести своих  воинов  к  победе  и  разбить
ордынцев, которые иначе неминуемо набросятся на Русь.
     На  следующее же утро разведчики наткнулись на довольно внушительный отряд
конных татар и  едва  сумев уйти  от  преследования,  сообщили о  том  воеводе.
Продвигаться стали с удвоенной осторожностью.
     Ближе к вечеру произошло столкновение с теми самыми конниками,  от которых
утром  еле   ускакали  разведчики.   Татары,   как   водится,   осыпали  срочно
перестроившихся в  боевой порядок русичей градом стрел,  стараясь не подпустить
их  близко.  Однако,  понеся  незначительные потери,  русские  всадники  сумели
подъехать вплотную к татарам.  Теперь в ход пошли копья, мечи, топоры, булавы и
обушки. Через час ордынцы дрогнули и начали потихоньку отступать, а вскоре все,
кто остался в живых,  удирали без оглядки,  преследуемые по пятам русичами.  От
полного истребления татарских всадников спасла лишь быстро спустившаяся тьма.
     Русичи ликовали.  Если не считать мелких стычек в  степи и попытки сорвать
переправу,  это  была первая серь„зная схватка с  татарами,  и  закончилась она
поражением ордынцев. Во время преследования "коновалы" Ипатия отрезали четверых
вражеских  всадников,   поотставших  от  остальных.  Двоих  подняли  на  копья,
третьего,  который  вздумал  выхватить кривой  меч,  "угостили" дротиком,  зато
четв„ртого захватили живь„м и  приволокли к воеводе.  К счастью,  после ранения
Карсидар не  мог использовать хайен-эрец,  не  то  татарин был бы уже м„ртв.  В
чужие мысли он также разучился проникать, поэтому полностью полагался на тестя,
который порекомендовал двух опытных в подобного рода делах воинов и толмача.
     Результаты допроса поставили всех в тупик.  Разумеется,  пленника пришлось
немного попотчевать плетью,  чтобы развязать язык,  однако раз  начав говорить,
татарин почти не умолкал.  Мешая угрозы с  руганью и оскорбительными выкриками,
дикарь пророчил урусам скорую погибель от  татарского войска,  число которому -
"сотня сотен", то есть десять тысяч и идти до которого - всего один день. Когда
же  истязатели попытались выяснить,  сколько  в  татарском войске  конников,  а
сколько пеших,  пленник сузил и  без того узкие глазки,  злорадно ухмыльнулся и
прокричал буквально следующее (если верить толмачу):
     - Это  не  надо знать собакам-урусам!  Их  Харса-колдун сдох,  и  все  они
подохнут, даже не дойдя до Итиль-реки!
     Итиль-рекой   татары  называли  Волгу,   в   нижнем  течении  которой  они
безраздельно господствовали.  В  дельте  Итиль-реки  казн„нный  ныне  хан  Бату
построил Бату-Сарай. Тангкут-Сарай, бывший целью теперешнего похода, лежал выше
по течению на правом берегу. Выходит, пленник не сомневался, что все до единого
русичи сложат головы в здешней степи, даже не дойдя до Итиль-реки.
     Странность заключалась в  том,  что пленник почему-то был уверен в  гибели
Карсидара,  которого ордынцы прозвали Харса-колдуном,  сократив "поганское" имя
Хорсадар и  прибавив к  нему "профессиональный" титул.  Вот что невозможно было
объяснить!  Откуда  эта  уверенность?  Разве  напавшие на  переправу татары  не
убедились в том,  что воевода не погиб под градом стрел?  Или они рассчитывали,
что колдун непременно умр„т от раны, вернее, от красного камешка...
     Убедившись,  что татарин уверен в его гибели, Карсидар для ясности хлопнул
себя ладонью в грудь и громко молвил:
     - Я Хорсадар, Харса-колдун.
     Услышав  грозное  имя,  татарин  выпучил  глаза,  пронзительно  завопил  и
принялся изо всех сил вырываться, словно увидел перед собой привидение. Буйство
продолжалось минут пять, и только с помощью плети удалось утихомирить дикаря.
     Теперь пленник уже  ничего не  скрывал.  Повизгивая почти  по-собачьи,  он
подтвердил,  что войска у  татар в  самом деле десять тысяч.  Но из этих десяти
только восемь тысяч  конников под  предводительством Тангкута стали лагерем как
раз  в  дне перехода отсюда,  готовясь отбить нападение урусов.  Ещ„ две тысячи
вместе со  всяким сбродом,  вооруж„нным чем  попало,  засели в  Тангкут-Сарае и
готовы в  случае чего прийти на  подмогу своим.  Также есть другие десять тысяч
всадников.  Эти находятся довольно далеко,  в Бату-Сарае, потому что Тангкут не
знал,  куда ударят урусы,  и  на всякий случай разделил сво„ войско пополам.  И
наконец третья группа конников,  всего-навсего четыре тысячи человек во главе с
младшим братом Тангкута Берке, засела выше по течению в Берке-Сарае.
     - Ишь ты,  поди ж ты!  -  фыркнул Ипатий.  - Каждый паскудный татарин свой
Сарай строит!
     А Михайло с облегчением вздохнул:
     - Ну, это не страшно, с десятью-то тысячами мы легко управимся.
     - А если он вр„т?  - спросил Карсидар, кивнув на пленника, который смотрел
на него преданными глазами.
     - Ну-у... не знаю, - Михайло неуверенно пожал плечами.
     - Кроме того, в нашем войске много пеших, а конников у нас десять тысяч, и
у  них столько же,  -  напомнил Карсидар.  -  Да ещ„ если подмога откуда-нибудь
подойд„т,  то ли из Бату-Сарая,  то ли Берке этот самый заявится...  Нет,  пока
татары разделены,  а  наши  силы  превосходят их  разрозненные отряды,  следует
разбить  ордынцев поодиночке.  Я  думаю,  это  у  нас  получится,  если  мы  не
замешкаемся.
     - Дело  говоришь,  -  согласился Михайло и  едва слышно шепнул:  "Вот это,
дорогой зят„к, другой разговор, не то, что давеча в степи".
     Остальные  присутствовавшие  при   допросе  русичи  также   выразили  сво„
одобрение.  Но у Карсидара была припасена, как он считал, ещ„ одна ценная идея.
Подойдя  вплотную к  пленнику,  который задрожал и  сжался  в  комок,  Карсидар
подхватил его под мышки,  поставил на ноги,  сжал в  кулаке жиденькую бород„нку
татарина, заставив смотреть себе в глаза, и сказал:
     - Я  тебя отпускаю.  Отправляйся к  своим и  передай,  что в вашу степь во
главе русского войска приш„л сам Харса-колдун. Понял?
     - Но...  -  Михайло сделал знак толмачу, чтобы тот молчал, однако Карсидар
строго приказал:
     - Переводи,  -  и пояснил:  -  Ордынцы уже знают,  что мы близко и готовят
встречу.  Когда они  попробовали по-змеиному ужалить нас  на  берегах Дона,  то
справедливо полагали,  что войско веду я.  Тогда они пытались не только сорвать
переправу,  но  и  убить меня.  Взгляните на  этот  куль  муки  (он  хорошенько
встряхнул  смертельно бледного  татарина)  и  представьте,  как  дикари  боятся
колдуна Хорсадара! Поэтому я хочу, чтобы вслед за этим татарином затрепетало от
ужаса вс„ их войско вплоть до самого Тангкута!
     Хуже от этого не будет. Наоборот, татарва либо разбежится перед нами, либо
собь„тся в  кучу,  чтобы дружно противостоять колдуну.  Тогда мы  либо раздавим
мелкие отряды, либо разом накроем вс„ вражье войск