ьор Андреа, отказывая даме в ответе, вы поступаете невежливо. Неужели
вы рискн„те предстать передо мной в невыгодном свете?
     Принцесса встала со своего места,  медленно обошла стол и  остановилась за
спиной Читрадривы.  Жд„т. Но в самом деле, не рассказывать же ей историю своего
появления на  свет!  Ч„рт,  до  чего неловко вышло.  Если бы  не  густой аромат
благовоний, он бы сообразил, о ч„м говорить, как оправдаться... Аромат волновал
кровь и словно бы стеснял горло.  Теперь Читрадрива дышал с трудом, прерывисто.
Время  от  времени мелкая  дрожь  пробегала по  обмякшему телу,  кровь  мерными
толчками ударяла в  голову,  перед  глазами вспыхивали и  гасли  яркие искорки,
сознание мутилось.
     - Я  жду,   -   донеслось  сзади.   В  голосе  Катарины  появилось  л„гкое
раздражение.
     Читрадрива совсем не хотел злить принцессу,  вернувшую ему свободу.  Чтобы
замять неприятный инцидент,  он попытался выразиться в том смысле,  что покорно
благодарит  е„  высочество за  проявленное сочувствие к  чужеземцу.  Как  вдруг
сказал совсем не то, что хотел:
     - А вы не боитесь оставаться со мной наедине в столь поздний час?
     Это ещ„ что за бестактность?! И как такое с языка сорвалось!..
     Звонкий смех  показал,  что  принцесса по  достоинству оценила ловушку,  в
которую гость загнал себя  с  поразительной неловкостью,  и  намерена сейчас же
воспользоваться его  просч„том.  У  Читрадривы осталось единственное желание  -
покинуть эту ненавистную душную комнату,  но и  оно утонуло в недрах угасающего
рассудка,  сгорело  вместе  с  телом,  которое  было  объято  невидимым  огн„м.
Читрадрива чувствовал на  себе ласкающий,  но  в  то  же  время властный взгляд
необычных,  до  боли  знакомых глаз  Катарины.  Никогда он  не  испытывал столь
упорной борьбы рассудка и роковой силы женского колдовства, ломавшего его волю.
Отчаявшись,  Читрадрива в  последний раз  попытался вырваться из  липкого плена
густого как м„д аромата, давившего на мозг свинцовой тяжестью, и залепетал:
     - Пощади...
     Две огненно-горячие змеи поползли по  плечам.  Читрадрива вжался в  спинку
стула и тут понял, что это всего лишь руки принцессы.
     - Не увиливайте, синьор Андреа. Не надо.
     Он со страхом следил за змеями, подбирающимися к горлу.
     - А бояться?  - продолжала она. - К чему! Это вы должны меня бояться. Ведь
я колдунья, не правда ли?
     Катарина заглянула сверху  вниз  в  его  голубые глаза.  Е„  пронзительный
взгляд ж„г Читрадриву,  но в  то же время привлекал его,  манил.  Он постепенно
растворился в  голубизне этих  пьянящих глаз.  А  змеиные головы расщепились на
части,  и  десять обжигающих головешек стали  подниматься по  щекам и  вискам к
макушке, перебирая и ероша волосы.
     - Главное,  мой милый Андреа,  не бойся.  Страх -  плохой советчик. А я не
такая уж страшная. Верно?
     Васильковые глаза горят,  как...  как  камень перстня!  Боже,  как  он  не
догадался сразу!
     Внезапно волна  отчаяния сменилась удивительным покоем.  Просто  не  может
быть... Губы... Рядом...
     Читрадрива слегка подался впер„д - и их дыхание смешалось.
     - А ведь ты дикарь! Настоящий дикарь, - ворвалось в сознание Читрадривы. И
он  уже  не  мог  сказать,  был это восторженный голос принцессы или е„  мысли,
напоминающие остро отточенный нож.  Расслабляющий аромат вновь подхватил его  и
швырнул в пучину страстей.

     Глава XVII
     ВЕЛИКАЯ СМУТА

     Ещ„  в  ушах  бунтовщиков  отдавались  предсмертные крики  их  жертв,  ещ„
волновалась под крутым обрывом Волга,  шли по воде круги, а толпа уже отхлынула
от берега,  потекла вспять, мимо догорающих хоромов, вылилась на большую дорогу
и  т„мно-серой  массой заструилась на  юго-восток.  По  пути  она  вс„  росла и
множилась,   гудела,   точно  пчелиный  рой,   ощетинивалась  кольями,  вилами,
рогатинами, косами и цепами, как „ж иглами.
     Но  если толпа двигалась довольно медленно,  покрывая версту не меньше чем
за  четверть  часа,  то  всадники не  мешкали.  Оседлав  коней,  бывшие  гридни
покойного  углицкого  князя  с  копьями  наперевес  вихрем  неслись  в  том  же
направлении.   Предводительствовал  здесь  ловчий  Никита,  за  которым  мчался
послушник,  уверовавший наконец,  что  есть  ещ„  последний шанс спасти родимую
землю от власти нечестивцев.
     Следом за головным отрядом скакали другие всадники, вооруж„нные чем попало
и  каждый на  такой лошади,  какую успел раздобыть.  Они могли и  поотстать,  а
поотстав,  порассказать в попадавшихся по пути селениях такие страсти, что всяк
выд„ргивал  из  плетня  кол  или  хватался  за  любой  подвернувшийся под  руку
инструмент и вливался в общий людской поток.
     Ах,  как  ошибся Владимир Константинович,  как ошибся!..  И  случилось вс„
из-за  чистого пустяка.  Ничтожный слуга вообразил невесть что насч„т князя,  и
хитроумный,  тщательно взвешенный план пош„л прахом,  мало того - обернулся для
него катастрофой.
     В те роковые минуты,  когда небольшая кучка подстрекаемых Никитой бунтарей
спешила от поруба ко дворцу,  князь был занят составлением посланий влиятельным
родичам,  на  поддержку  которых  рассчитывал,  и  старался  не  отвлекаться на
посторонние дела.  Поэтому  он  сначала  не  обратил внимания на  странный шум,
который поднялся под  окнами  дворца.  Однако шум  нарастал и  наконец сделался
таким громким,  что  стал  мешать работе.  И  не  успел Владимир Константинович
послать кого-нибудь из  слуг  для  выяснения причины шума,  как  двери гридницы
сорвались с петель,  грохнулись на пол, и в помещение вломились вооруж„нные чем
попало люди с искаж„нными яростной злобой лицами.
     Находившиеся при князе гридни не сплоховали: в их руках сверкнули мечи. На
один-единственный миг толпа замерла.  Возможно, если бы Владимир Константинович
знал,  в  ч„м  дело,  он  бы  попытался исправить положение.  Да  только  князь
растерялся.  И  тогда  из  раздавшейся людской массы  вынырнул проклятый болван
Никита  в  окружении  тюремных  стражников,  вращая  налитыми  кровью  глазами,
выбросил впер„д руку с оттопыренным указательным пальцем и рявкнул прямо в лицо
князю:
     - Продался!!! Он продался сатане и нас продал со всеми потрохами!!!
     Гридни  в  ужасе  отпрянули от  своего  господина.  Да  что  ж  это  такое
творится?!  Следовало действовать решительно и немедленно показать,  кто хозяин
положения.  Владимир Константинович вырвал из  рук  ближайшего стражника меч  и
бросился на безумца.  Но из толпы уже выступили гридни, находившиеся до того во
дворе.   Эти  олухи,  заранее  просвещ„нные  прибывшими  смутьянами,  не  желая
"покориться дьяволу",  поспешили примкнуть к мятежникам, а теперь накинулись на
своего  господина  и  тех,  кто  попытался защитить  его  несмотря  на  ужасное
обвинение.  Завязалась драка, в которой гораздо более многочисленные бунтовщики
быстро одержали верх.
     Князь устремился к  окну,  надеясь выпрыгнуть во двор.  Может быть,  ему и
удалось бы спастись. Однако вооруж„нные смутьяны перерезали путь к отступлению.
"Обложили,  охотнички",  -  успел с ненавистью подумать князь,  когда меч в его
руках  сломался.  Отшвырнув бесполезный обломок,  он  начал отчаянно отбиваться
огромными кулачищами,  более  всего напоминая окруж„нного сворой собак медведя,
на которого так любил охотиться.  И как это всегда бывает на охоте, "дичь" была
побеждена менее сильными,  зато  многочисленными противниками.  Князя повалили,
скрутили и с радостными воплями поволокли вниз по лестнице.
     Пленника привели на берег Волги,  на то место, где есть нависший над водой
обрывистый  уступ.   Тут  и   состоялось  скорое  и,   по  мнению  бунтовщиков,
справедливое судилище.  Несмотря  на  несмелые  протесты  служителей  княжеской
надворной  церкви,  которые  во  главе  с  дьяконом  Никифором шли  за  толпой,
Владимиру Константиновичу привязали на шею огромный камень и  сбросили в реку с
крутого уступа.  Потом Илья  вкратце рассказал о  том,  чему  стал свидетелем в
церкви Покрова на Нерли.  А  затем уже от себя добавил вывод ловчего Никиты,  с
которым послушник был  полностью согласен:  земли Северной Руси в  самом скором
времени будут отданы под  власть восседающего на  римском троне богоотступника,
подручные которого с  помощью обосновавшихся в  Киеве  колдунов обратят всех  в
свою нечестивую веру и учинят повальную резню.
     Пока  юноша  говорил,   люди  слушали  его  затаив  дыхание,  стараясь  не
пропустить ни слова. Лишь при известии о предстоящем насильственном обращении в
западную веру по  толпе пробежал взволнованный ропот.  Когда же  Илья закончил,
кто-то из слушателей поинтересовался:
     - Так  эт' чего ж  выходит-то,  эт' наш Владимир Константиныч тут при ч„м?
Эт' же Андрей Ярославич...
     - А почто ж этот сатана меня да Ильюху в поруб кинул?! - рявкнул Никита.
     Все  так  и   замерли,   а   перехвативший  инициативу  ловчий  поведал  о
подозрительном поведении Владимира Константиновича.
     - Ну  так  что,  люди  добрые,  чего вам  ещ„  надобно,  чтобы убедиться в
предательстве   князя?    Владимир   Константиныч   заодно   с   боголюбовскими
отступниками!!!  А этот дьявол заодно с ним,  раз пытался защитить его! - вопил
ловчий, брызгая слюной и тыча пальцем в оторопевшего дьякона Никифора.
     Что тут началось...  Разгневанные смутьяны набросились на  заподозренных в
причастности к сатанинскому сговору священнослужителей, которые ничем не смогли
помочь князю,  и принялись терзать и избивать их.  Несчастные страдальцы вопили
благим матом,  пытались убедить истязателей, что они не предавали святую веру и
вообще только что обо вс„м узнали...  Тщетно!  Их никто не слушал,  им никто не
верил.
     Когда страсти бушевали вовсю,  кому-то неожиданно пришло в  голову,  что и
княгиня Евдокия вместе с  детьми наверняка продалась дьяволу!  Но к счастью для
семьи  убитого князя,  бунтовщики не  проявили должной последовательности и  не
стали  доискиваться,   куда  именно  уехала  княгиня  Евдокия  с  юным  Андреем
Владимировичем и  малолетним Романом,  хотя  насмерть перепуганные слуги готовы
были  дать  самые подробные разъяснения.  Смутьяны решили,  что  гораздо важнее
расправиться с  "главными антихристами",  а добраться до женщины с детьми можно
как-нибудь потом, при случае.
     - Неча  с  этой мелкой рыб„шкой возиться,  когда в  Боголюбове преспокойно
сидит главный антихрист Андрей Ярославич с ублюдками!  - гаркнул Никита. - Пока
мы  тут возимся,  Андрей Ярославич прода„т всех нас приспешникам сатаны!  Нешто
позволим ему сотворить такое бесчестье?!
     В ответ толпа дружно взревела:
     - В Боголюбов! В Боголюбов!
     И  пока  ловчий Никита,  послушник Илья  и  гридни не  дожидаясь окончания
расправы бросились седлать коней,  Никифору и  прочим привязали на шеи огромные
камни и одного за другим сбросили с крутого уступа в реку.  А после устремились
вслед за конным авангардом, попутно подпалив княжеский дворец.
     Ну а  возглавляемые ловчим всадники мчались к  Боголюбову весь день и даже
всю ночь, выбирая кратчайший путь. Добившись осуждения своего господина, Никита
наконец-то  осознал  себя  важной  персоной да  к  тому  же  удовлетворил жажду
справедливости. Оттого настроение у ловчего было просто превосходное. Теперь бы
покарать ещ„ других нечестивцев...
     Зато скакавшего позади него Илью несколько смущало то обстоятельство,  что
вместе с  несомненным вероотступником Владимиром Константиновичем были схвачены
и,  по всей видимости,  казнены лица духовного звания... С другой стороны, Илья
своими   глазами  видел   в   церкви   Покрова  на   Нерли   таких   же   точно
выкрестов-священников.  Не  мог углицкий князь продаться сатане в  одиночку,  в
этом  богомерзком деянии  обязательно должны были  участвовать и  другие.  И  в
первую голову подозрение падало на  служителей его надворной церкви во  главе с
дьяконом Никифором.  Оно  понятно:  Андрей  Ярославович также  действовал через
настоятеля Покровской церкви... Значит, поделом негодяям!
     И  не привыкший к быстрой езде послушник вдруг переставал бояться бешеного
темпа скачки, ударял пятками в лошадиные бока и задорно покрикивал:
     - Н-но-о!.. Н-но-о!..
     Остальные подзадоривали Илью и  друг друга,  перекликались на скаку.  Всех
занимала единственная мысль:  сумеют ли  они одолеть Андрея Ярославовича?  Если
великий князь затевает такое непростое и  опасное дело,  как распространение на
Руси  власти сатаны,  он  должен опереться прежде всего на  мечи и  копья своей
дружины.  Значит,  в Боголюбове вполне может быть собрано приличное войско. Что
же тогда делать?  В Угличе вс„ оказалось довольно просто, но там бунтари были у
себя дома,  а  здесь...  Вряд ли  приближ„нные великого князя захотят верить на
слово каким-то  чужакам.  Или  того хуже -  слуги наверняка последовали примеру
своего  господина  и   продались  антихристу.   Но  тогда  вообще  бессмысленно
рассчитывать, что их удастся склонить на свою сторону!
     В конце концов Яцко,  один из гридней,  придумал довольно рискованный ход:
ехать не прямиком в  Боголюбов,  а сначала завернуть во Владимир и рассказать о
случившемся местным  жителям.  Все  знали,  что  многие  владимирцы  недовольны
правлением Андрея  Ярославовича,  особенно те,  кого  великий  князь  согнал  с
насиженных мест.  Независимо от того, поверят ли владимирцы рассказу послушника
или не поверят,  многие из них захотят расквитаться с  Андреем Ярославовичем за
нанес„нные обиды, утверждал Яцко.
     Пожалуй,  это был неплохой выход.  Однако тут в  спор вмешался послушник и
перекрикивая стук копыт и свист ветра в ушах,  вн„с ещ„ одно предложение: перед
столицей завернуть в  Суздаль  к  архиепископу Харлампию и  попытать счастья  у
него.  Отступничество от  веры  Христовой  необходимо осудить  праведным  судом
Божьим, это не мирское дело. Лишь архиепископ способен поднять против проклятых
выкрестов всех честных христиан.  А уж супротив всего народа христопродавцам ни
за  что не выстоять!  Народ во главе с  Божьей церковью -  это и  есть та сила,
которая способна противостать даже великому князю со всем его войском.
     - Ай да Ильюха! Ай да голова! - обрадовались всадники. И поворотив немного
к востоку, понеслись в Суздаль, которого достигли к полудню Фомина воскресенья.

     Не считая мелких хлопот, у архиепископа Харлампия было два серь„зных дела.
Во-первых,  он  готовил для  вечерней службы  обстоятельную проповедь на  тему:
"Блаженны не видевшие и уверовавшие", - созвучную с темой сегодняшней Литургии.
Во-вторых,  обдумывал действия в  связи  с  неумолимо приближающимся Рождеством
Иоанна  Предтечи.  После  нескольких тяж„лых лет  разрухи и  голода,  вызванных
татарским нашествием,  нравственность паствы заметно упала.  Митрополит не  без
оснований опасался,  что в  этом году,  как и  в прошлые,  простолюдины устроят
невиданного размаха купальские игрища.  Это позорное явление до сих пор не было
изжито.  Но  если до  нашествия люди хоть как-то таились,  то теперь они вконец
обнаглели. Харлампию донесли, что народ с нетерпением ожидает Иванова дня, дабы
учинить ночной шабаш. Более того, ходили упорные слухи, что в этом непотребстве
готова принять участие не  только всякая беднота,  но  и  молод„жь из знати,  а
этого уж и вовсе нельзя допустить!
     Харлампий задался  целью  раз  и  навсегда покончить с  позорным поганским
обычаем, который сопровождался всевозможными непотребствами и заслонял истинный
смысл  великого христианского праздника.  За  полтора  месяца,  остававшиеся до
Рождества Иоанна  Предтечи,  предстояло выведать,  что,  кем,  где  готовится и
принять необходимые меры.
     Итак,  дел  было  по  горло.  Услышав,  что  к  нему  явилась целая  толпа
вооруж„нных угличан,  архиепископ поначалу решил  не  выходить к  ним,  передав
через  послушника,  который исполнял при  н„м  обязанности секретаря,  примерно
следующее:  к  духовному владыке приходят со смирением в  сердце и  кротостью в
душе,  а  не с  оружием;  подите же вон.  Однако гридни подняли такой шум,  что
митрополиту поневоле пришлось выйти к незваным гостям,  которые,  как известно,
хуже татарина.
     И  Харлампий не  пожалел об  этом.  Выслушав Илью,  он  мигом позабыл и  о
подготовке проповеди,  и о купальских страстях. По его просьбе послушник дважды
повторил рассказ,  а затем поклялся на Святом Писании спасением своей души, что
вс„ рассказанное -  чистая правда.  И  в подтверждение клятвы поцеловал крест и
образ  Пречистой  Богородицы.  Услышав  о  расправе,  учин„нной над  Владимиром
Константиновичем и другими, Харлампий нахмурился: он был лучшего мнения об этих
людях.  Тем  более,  что  перед  смертью дьякон  Никифор клятвенно отрицал свою
причастность к заговору против веры...  Нет ли здесь ошибки?  С другой стороны,
поведение Владимира Константиновича было в высшей степени подозрительным.
     Впрочем,  раздумывать некогда!  Если князья во главе с  подлым отравителем
Андреем и  вправду вступили в  сговор с  врагами Руси и Божьей веры,  если язва
сатанизма уже перекинулась из Владимира и Боголюбова аж на Углич, оста„тся одно
- действовать без промедления.
     Через четверть часа во всех храмах города загудели набатные колокола. Люди
выскакивали из домов,  испуганно спрашивая друг у друга,  что случилось:  то ли
потоп, то ли пожар, то ли вновь татарва налетела, не приведи Господи.
     - На  вече,  на  вече,  на  центральную  площадь!  -  кричали  всадники  в
пропыл„нных одеждах,  которые сновали по улицам взад-впер„д, рискуя сбить с ног
и растоптать прохожих.
     Люди прижимались к  стенам домов,  пропуская вестовых,  а  затем спешили к
вновь   отстроенному  княжьему  дворцу,   в   котором  прежде   жил   Святослав
Всеволодович, а теперь останавливался во время нечастых наездов в Суздаль князь
Андрей.
     Вече!.. Здешние князья не позволяли народу "вольничать" и зорко следили за
тем,  чтобы горожане невзначай не  последовал примеру новгородцев и  псковитян.
Значит,  если кто-то решил скликать вече, произошло нечто действительно из ряда
вон выходящее.
     Когда толпа заполнила площадь и  прилегающие ко  дворцу улицы,  на крыльцо
взош„л архиепископ и  рассказал о  том,  что  узнал  от  послушника и  углицких
гридней.  Речь  Харлампия  вызвала  настоящий  взрыв  возмущения.  Суздальцы не
слишком доверяли Андрею с  тех  пор,  как Святослав Всеволодович,  которого они
считали законным князем и  истинным героем битвы под  Киевом,  не  доехал домой
живым. Возможно, люди смирились бы с таким положением дел и постепенно привыкли
к  новому правителю,  однако он,  не  в  пример покойному дяде,  гораздо больше
заботился  о  пополнении  собственной казны,  чем  о  восстановлении сожж„нного
татарами города.  Ясное дело, по мере роста поборов росло всеобщее недовольство
его правлением.  И словно мало было князю Андрею этих "подвигов", надо было ещ„
замахнуться на святую веру?! Не бывать тому!..
     В  общем,  в  отличие  от  апостола Фомы  суздальцы сразу  же  уверовали в
отступничество великого князя.  Харлампию едва удалось удержать разбушевавшуюся
толпу  от  немедленного разгрома  княжьего дворца  с  тем,  чтобы  направить е„
энергию в нужное русло.
     - Не  камням надлежит держать ответ,  но злонравному негодному владыке!  -
провозгласил он,  от  волнения мешая  церковный язык  с  нормальным русским.  -
Одумайтесь,  люде,  исполните суд праведный над аспидом Андреем и иже с ним! Не
расточайте  сил  попусту,  люде-е-е!..  Покарайте  слуг  диаволовых!..  Анафема
христопродавцам!
     Увещевания Харлампия наконец возымели действие.  Вече  дружно постановило:
надлежит отстоять Божью веру  и  свободу земли Русской всем миром!  Архиепископ
одобрил решение народа и  немедленно благословил всех на борьбу с  супостатами.
Более того,  призвал ополчиться на  христопродавцев не  только мирян,  но также
монахов, поставив им в пример послушника Илью.
     - Всяк бери дреколье и за